«Незалеченные раны неоконченной войны…»
Часть 2
Глава вторая
1
Как и обещала, Валентина стала в своих коротеньких письмах сообщать новости о супругах Куприяновых. Виталий боролся за жизнь. А она в своих официальных проявлениях мытарила, как могла, не только его, но и людей, которые спасали его от депрессии и ловушек одиночества.
В одном из писем Валя возмущённо писала:
«Не могу умолчать об истории с орденом. В начале сентября Виталику сказали, что переводят на лечение снова в Военно-Медицинскую Академию. Мы с Зинулей тепло попрощались с ним, его мамой и Надюшей, помогли на каталке вывезти на улицу. От каждого толчка – дикая боль в ногах, через которые пропущены металлические спицы. Но Виталий мужественно терпел. Потом выяснилось, что они больше часа прождали машину. Вдруг смотрим, Виталия снова завозят в наше отделение. А там, как говорится, в торжественной обстановке зачитали выписку из Указа, вручили орден Красной Звезды. И сразу в машину.
Мы с Зиной были страшно возмущены, всё пытались выяснить в госпитале, почему так вышло. Секретарь парткома вроде как и причины назвал объективные. Я слушала его и думала о Виталии, который вряд ли их поймёт, эти причины. Его душу долго ещё разъедала обида: кто-то забыл его орден в сейфе, а спохватился лишь в последний момент…»
Куприяновых девушки навещали теперь в отделении военной травматологии в Академии, правда, это удавалось не так часто – раз в три-четыре недели. Не забыл о Виталии и Антон Ноздрачёв. В какие только двери не стучался он с Галиной Павловной. Кругом отказы. Оставалась последняя надежда - Москва. Должны же хоть там понять, что их семья не претендует на какие-то особые привилегии. Что речь идёт о человечности, только и всего. Посоветовавшись с Антоном, мама Виталия написала письмо Министру обороны.
В одночасье, как говорится, камня на камне не осталось от прежних запретов, на которые всюду кивали Галине Павловне.
К Куприянову приехала ВТЭК, установили ему I группу инвалидности, пенсию назначили, выплатили компенсацию за все месяцы лечения. Выдали единовременную помощь. Галину Павловну временно прописали, определили санитаркой здесь же, в клинике ВТО (военной травматологии и ортопедии). Надю тоже прописали временно. Возместили все расходы на дорогу, за проживание в гостинице.
Надежда, как и Галина Павловна, устроилась работать младшей медсестрой, проще говоря, нянечкой. Живут в общежитии, дежурят посменно сутками, но всё равно каждый день все вместе в госпитале, который пока ещё будет их домом.
Читая новости о Куприяновых из писем Валентины, Невский радовался переменам. Очень хотелось верить, что чёрная полоса в их жизни уступит место белой полосе, очень хотелось, чтобы в жизни Виталия и Нади был мир и лад. Припомнилась статья о судьбе лесника из города Волхова Петра Антипова, которого так же безжалостно опалила Великая Отечественная, о его жене Анне Тимофеевне. Вместе они построили свою жизнь, воспитали двоих детей, став примером для многих волховчан.
Поделилась Валя и заветной мечтой молодой семьи: хочется Виталию и Надежде посидеть на кухне дома, в Волгограде, чайку попить тихо, по-семейному. Устали они от пережитого.
Конечно, случай с Виталием Куприяновым – исключительный, но, увы, не единственный. Эта история стянула в тугой узел самые болевые точки нашей жизни. Бюрократическое пренебрежение к человеку. Дефицит чуткости. Стылость наших чувств. В стране расшаталась не только экономика, в стране обеднели, охладились наши души, что само по себе безнравственнее и хуже всего прочего.
Кажется, в том же Ленинграде когда-то была улица Милосердия. Название сменили, наверное, как устаревшее. Но давно настала пора нам возвращать не только те названия, от которых мы так легко и бездумно отказались, но и заключённую в них суть.
Милосердие принято считать профессиональным качеством медиков. Но это же вовсе не продукт медицины. Милосердие – продукт самого общества. Дефицит его в обществе – дефицит и в медицине. Милосердными должны быть все – и врачи, и академики, и рабочие, и писатели, и работники ЗАГСа. Этот «кричащий» случай с Куприяновым тому пример…
В начале июня Александр получил приглашение – в Ленинграде была запланирована встреча сослуживцев по медицинской роте в Кандагаре. Кто же откажется от возможности встретиться со своими боевыми товарищами! Со всех концов необъятной страны дали согласие приехать многие врачи и медсёстры. Просматривая список, Невский даже немного поволновался – мало с кем удалось встречаться после Афгана.
И вот уже скорый поезд мчит его в Ленинград на долгожданную встречу. А если удастся, то и о Куприяновых сможет узнать новости.
2
В Ленинград приехал ранним утром. Сразу отправился в знакомый дом на Суворовском проспекте. Валентина, квартира которой была определена, как «штаб» встречи медротовцев, дверь открыла сразу, словно ждала на пороге.
- Привет-привет, Саша. Молодец, что приехал! - Она чмокнула Невского в щеку и махнула в сторону большой комнаты. – Проходи, надеюсь, не забыл за год, где у меня что расположено. Таня и Света ещё вчера приехали, сейчас уехали на вокзал встречать Ванечку с женой. Звонила Тоня, тоже скоро приедет. До назначенного времени ещё далеко, надеюсь, остальные тоже подтянутся. Тебя покормить или подождём остальных?
- Спасибо, Валюша. Я не голоден. Слушай, мне надо заехать по делам в клинику травматологии. Еще год назад я встретил Владимира Михайловича, он оперировал меня в Кандагаре. Говорили «на бегу»: он торопился, да и мне надо было ехать в аэропорт. Очень он просил зайти к нему при первой возможности. Хочет посмотреть на отдалённые результаты моего лечения, сделать фотоснимки. Как-никак, а собирали меня тогда «по частям», он даже статью написал о той операции. Я ему ещё с вокзала позвонил, будет ждать. Так может, я и съезжу до сбора всей компании? Хотел ещё и о Куприянове узнать. Он по-прежнему в травме лежит?
- Виталик-то? Да, он после очередной операции. Конечно, надо бы и мне его проведать. А давай я с тобой поеду? Недели две не видела. Я сейчас позвоню Зине, пусть и она с Антоном подъезжает, все вместе и проведаем парня, охота мне и с Надюшей повидаться. Да, ты ведь не в курсе ещё? Зина и Антон поженились, две недели, как я у них на свадьбе погуляла. А сейчас у них медовый месяц. Ничего, полезно иногда и на божий свет выбираться.
Валентина скрылась в соседней комнате, вскоре раздался её приглушенный разговор по телефону.
-Порядок. Встретимся у входа в травму через час. Сегодня суббота, так что пропустят всех без разговоров. Туда ведь не всякий день и не каждого пропускают. Режим-с.
-А как же мы уедем, а девчата как попадут в квартиру?
- Не боись. У них есть ключ. Не будем терять время. Поехали!
До клиники ВТО добрались без проволочек. Зина и Антон уже ждали их у входа в здание. Зина еще больше похорошела и расцвела. Антон счастливо улыбался, пожимая руку Александра. Он бережно поддерживал под руку свою молодую жену, словно опасаясь её разбить, как драгоценную вазу.
Коротко обменявшись новостями, зашли в лечебный корпус клиники. Антон с девчатами сразу направились на второй этаж в палату Куприянова, а Александр, пообещав присоединиться к ним позднее, прямиком направился в кабинет полковника Шаповалова на первом этаже.
Владимир Михайлович практически не изменился, только некогда черные с проседью волосы стали почти седыми. Невского он узнал не сразу. А узнав, кто стоит перед ним, обнял по-отечески.
- Рад тебя видеть, Саша. Хорошо выглядишь! Давай, садись в кресло, рассказывай. Сейчас напою тебя чаем с лимоном.
Полковник тут же налил в чашки густой дымящийся чай, пододвинул к Невскому его чашку, нарезанный ломтиками лимон на тарелочке, сахарницу, тарелку с печеньем.
-Мне всё о тебе интересно знать. До сих пор при встрече с Борисом Владимировичем вспоминаем тебя. Ох, и видок у тебя был! Уж не чаяли, что снимем тебя с операционного стола. Жаль, полковника Беспалко сейчас нет в городе, он уехал в Ригу в командировку. Но я ему расскажу о нашей встрече. Сколько мы с тобой не виделись? Я не считаю мимолётной встречи год назад.
- Сначала вы оперировали меня в Кандагаре в январе 84-го, потом лечили меня уже в Кабуле в феврале-марте. А к вам в клинику я был переведен из Свердловска уже в ноябре того же года, тогда и вы вернулись из этой командировки. Наконец, в январе 85-го мы с вами распрощались. Меня снова вернули в Окружной госпиталь в Свердловск. Так что, как не крути, более трёх лет прошло.
-Подожди, я всё это запишу для памяти. Я ведь докладывал о твоём ранении на семинаре травматологов. О, твои рентгеновские снимки произвели настоящий фурор. Шутка ли сказать – вытащили тебя буквально с того света после такого чудовищного ранения. Кое-кто из моих коллег до сих пор не верит, что это было прямое попадание из гранатомёта. Но ты выжил на зло всем врагам. А это главное. Храню твои фотоснимки трехлетней давности. Это главное доказательство правильности нашей выбранной методики лечения. Сейчас ещё сниму твои оставшиеся последствия после ранения. Думаю, наберу ещё материал на новую статью в журнал. Как говорится, следует показать свою работу «лицом», мне есть чем гордиться.
Напившись чаю, приступили к «фотосессии». Владимир Михайлович снял с разных ракурсов последствия ранения руки, ноги, спины и живота. Александр только успевал поворачиваться перед объективом.
- Саша, ты не тушуйся. Я понимаю, что было бы лучше, если вместо этих шрамов и костных деформаций было всё чисто и гладко. Но врачи сделали всё возможное и невозможное, удалось чудесным образом сохранить тебе и руку и ногу. А это главное. А шрамы. Ну, что же, и с ними можно жить. К тому же, говорят, что шрамы украшают мужчину. Так что выше голову!
- Хотел у вас спросить, Владимир Михайлович, о раненом пареньке по фамилии Куприянов. Вы его не знаете?
- Виталика? Как же не знаю. Очень хорошо знаю. Оперировал его не раз. Тяжелейший случай в моей практике. Если не ошибаюсь, его ранило в конце декабря 85-го. Как и в твоём случае, он попал под выстрел из гранатомёта. Руки ему ампутировали ещё в Баграме, потом лечили в Кабуле, затем в Ташкенте. Боролись за сохранение ног и смогли это! Больше сорока операций ему провели. Лечили его в Окружном госпитале в Ростове-на-Дону. А уже оттуда к нам перевели. Много времени было упущено. Эх, если бы его прямиком к нам из Кабула переправили. Главное, это вполне решаемый вопрос, ведь на санитарных самолётах ИЛ-76МД «Скальпель» к нам в клинику привозили раненых. Правда, речь шла о старших офицерах. А тут всего лишь простой русский солдат, младший сержант. Их десятками теряли на операционных столах. Чудо, что Виталий тогда выжил. Видать, так на роду у него было написано.
Много было сделано с ним тактических ошибок, ведь специалистов нашего уровня (говорю без ложной скромности) нет в окружных госпиталях. Так что, Саша, считай, тебе крупно повезло, что ещё в Кандагаре ты попал в наши с Борей руки. А уж мы не подкачали, ведь мы знали, что ранен наш коллега-хирург. А ты откуда про Куприянова знаешь? Вроде никто не писал о нём статей. Кстати, на счёт статей. Подброшу парторгу эту идею – пусть пригласит толковых журналистов, чтобы рассказали об этом парне. Он достоин такого внимания. Может быть, это поможет ему решить накопившиеся проблемы.
- Спасибо вам, Владимир Михайлович! До конца жизни буду вас с Борисом Владимировичем вспоминать. Не каждому так повезло, как мне. Тут и говорить нечего. А с Куприяновым я познакомился год назад в день его свадьбы с Надей. Меня на неё привела Валя из 442-го Окружного госпиталя, была у нас в Кандагаре медсестрой, я к ней забежал проездом в гости, вот и нежданно-негаданно оказался причастным к событию этих ребят. Таким женщинам, как Надя, я уверен, памятники при жизни надо ставить!
-Это ты правильно сказал. Я сам порой поражаюсь мужеству и самоотверженности этой молоденькой, даже совсем юной женщины. А сколько ей пришлось услышать кривотолков за спиной! Знаю, всё знаю. Помню, мы сидели с ней в небольшом учебном классе клиники. Она теребила поясок на халате и рассказывала, как они жили всё это время, сколько горького досталось Виталию, его маме. О своих обидах ни слова. А в усталых глазах – настороженность. Будто ждала, неужели и я спрошу: зачем вышла замуж за такого израненного парня?
Вот и сейчас, как вспомню лицо Виталия, хочется крикнуть: да что же происходит с людьми? Почему человеческий поступок сегодня стал в глазах многих чем-то ненормальным? Почему не любовь, а предательство иные считают нормой? Для многих поведение Нади необъяснимо, а если и объяснимо, то только с позиции прагматизма. Да велики ли они, эти льготы, по сравнению с той пыткой – изо дня в день, из года в год видеть измученное болью лицо близкого человека?!
Сходил бы ты, Саша, сейчас к нему да проведал. Он рад каждому вниманию к себе.
-Мы как раз и приехали вчетвером к Виталию. Трое уже у него, я а я сначала к вам зашёл.
-Ай, молодцы! Сознаюсь к своему стыду, что у наших врачей порой просто не хватает времени на простое человеческое общение с пациентом. Да, в клинике травматологии делают порой чудеса. Пришивают отсечённые руки, удлиняют конечности, пересаживают большие участки тканей. Здесь работают ведущие военные травматологи.
Но, когда с изнанки, отстранённым взглядом, увидишь тяжелейший труд моих коллег, невольно думаешь о том, что их как будто сознательно заставляют не видеть ничего кроме инъекций, капельниц, рентгеновских снимков. После напряжённых операций, которые здесь длятся иногда до 12 часов, после сложных перевязок, наложений аппаратов, дежурств на «скорой», лекций для слушателей им просто негде нормально поесть, негде спокойно отдохнуть. На одного врача в этом самом тяжёлом в клинике отделении, где в четырёхместной палате (за неимением других) лежит, например, Куприянов, приходится иногда 22 больных. Медику и словом некогда обмолвиться с ними, не то, что поговорить по душам. О каком полноценном врачевании души молодых людей может идти речь? Вижу, что не на том мы экономим. Ты извини, Саша, что я тут так «разошёлся». Тоже, знаешь ли, болит на душе. Сколько молодых жизней покалечила эта афганская война! Сердце кровью обливается. Вот облегчил перед тобой душу и самому легче стало. Ладно, иди к своим товарищам. Пусть и Виталик видит, что есть люди, которым он не безразличен. Даст Бог, еще мы с тобой свидимся.
Полковник обнял Невского, слегка подтолкнул к выходу:
- Бывай здоров. Постараюсь и я попозже заглянуть к Куприянову.
3
В отделении Александр был приятно удивлён: он нашёл Виталия и его гостей не в тесной палате, где трудно было протиснуться между поставленными впритык кроватями, а в «закутке» коридора у большого раскрытого окна и большого фикуса в кадке. Виталик сидел в коляске, заботливо укрытый до пояса пледом. Он «гулял» у окна, наслаждаясь чистым воздухом. Антон рассказывал очередной анекдот, а вся компания, включая Куприянова, весело отзывались на шутку.
Со стороны могло показаться, что вокруг темноволосого парня в тёмных очках, присевшего на минутку на кресло-каталку, собралась группа старых друзей. Вот сейчас они все вместе, насмеявшись вдоволь, сорвутся с места и побегут гулять по городу, наслаждаясь солнечной летней погодой.
Невский подошёл к ребятам, когда Антон заканчивал очередной анекдот:
«Вчера с родителями своей девушки познакомился!
-Ну и как?
-Приняли как родного сына. Отец даже ремня дал!»
Отсмеявшись вместе со всеми, Антон первым заметил капитана:
-А вот и доктор появился. С вас «штрафной» анекдот, а-то долго сюда добирались. Познакомьтесь, ребята, с Александром.
-А чего знакомиться? Он же был вместе со мной на свадьбе Нади и Виталика ещё год назад. Так что встречайте старого знакомого.
-Ой, Валя, я и забыл. Я ведь сам тогда опоздал на начало торжества, совсем память «прохудилась».
-Привет, ребята. Рад вас видеть,- Невский осторожно пожал плечо Виталию, приветливо кивнул Надежде.
Она как будто и не изменилась за прошедший год. Может быть, только углубились скорбные морщинки у переносицы. Виталий выглядел бодрее, даже немного округлилось его лицо.
-Да, Александр, я вас вспомнила. Спасибо, что не забыли нас с Виталиком, - она бросила быстрый взгляд на капитана.- Давайте, где же ваш анекдот, ждем!
- Хорошо. Выдаю:
« Подруга рассказывает другой:
-Знаешь, мужу при выпуске из детского садика в школу давали характеристику: «Общительный, хорошо кушает и играет». И за 30 лет ничего не изменилось».
Не дожидаясь, пока все отсмеются, причем громче всех хохотал Ноздрачёв (он непрерывно повторял: «Ну, Зинуля, это про меня ты будешь рассказывать через несколько лет нашей семейной жизни!»), Невский начал новый:
«Скажите, пожалуйста, а почему у генерала на этом памятнике такая странная поза?
- Ну, понимаете, была задумана конная статуя, но потом на коня денег не хватило».
С удовольствием взглянув на смеющегося Виталия, Александр официальным тоном произнёс: «Прослушайте прогноз погоды для ленинградцев: Лето в этом году будет жаркое! Но короткое. Но главное – не пропустить этот день!»
Долго ещё все старались поддерживать своими анекдотами «градус веселья» в Куприянове и его супруге. Ведь смех, как известно, хороший лекарь. А этим ребятам, ох, как нужна была такая поддержка.
К сожалению, пришла пора прощаться. Виталия пригласили в палату на обед. Антон помог Наде перекатить каталку до кровати.
Уходили из отделения в полном молчании. Каждый вновь и вновь пропускал через своё сердце трагическую судьбу этой молодой семьи.
Только на обратном пути Валентина стала негромко рассказывать.
«Понимаешь, Саша, тяжело всё это видеть. Не первый раз посещаю я Куприяновых. Сколько пришлось вынести этим людям! Например, по совету врачей время от времени Галина Павловна сажала сына. Но сколько усилий это требует. Она садится на кровати сзади него, обхватывает за плечи и поддерживает собой. Помню, я однажды даже спросила, мол, неужели нет никаких приспособлений у кровати? Его мама лишь устало покачала головой.
Я даже выяснила у врачей, что кровать у Куприянова югославская. Говорят, лучше и не бывает. Но это европейское чудо, купленное на валюту, не приспособлено для таких больных, как Виталик. Больно, неудобно ногам, на которые наложены аппарата со спицами.
Месяца два назад, Галина Павловна, насмотревшись на мучения сына, пошла к гостиничному столяру. Тот соорудил деревянную панель с прорезями для аппаратов. Конечно, Виталию стало полегче. Я вот всё думаю, неужели и сегодня в конце 80-х, на излёте ХХ века, надо всякий раз идти на поклон к кустарю?!
Большую ясность лично для меня внёс лечащий врач Виталика полковник медслужбы Артемьев. Конечно, ты знаешь его тоже хорошо. Он два с лишним года проработал ведущим травматологом Кабульского госпиталя. Увидев первый раз самодельное устройство, он сказал: «В Афганистане такие панели мы делали сами. Отправляли чертежи в Москву, но выпуск их так и не был налажен». Помню, он ещё похвалил того столяра, спросил у мамы Виталия, как найти умельца».
Они уже подходили к дому, когда Валя вновь заговорила:
«Саша, ты сам врач, да и на своей шкуре многое испытал, поэтому хорошо знаешь: пережитое неизбежно накладывает рубцы на нервы, психику, мироощущение раненых. Уже не первый раз я слышу разговоры и по радио, и читаю в газетах, что, не впадая в слащавость и патетику, необходимо психологически готовить этих людей, чтобы они не чувствовали себя потерянными, неполноценными. Чтобы никто из них не лежал на койке сутками лицом к стене наедине со своими переживаниями. Госпиталь для этих ребят, будь тот, в котором были только что, или наш, в котором я работаю, или любой другой, - это переходный период из боевого окопа к мирной жизни. Потому так нужна им эта помощь специалистов-психологов, о которых пока приходится лишь мечтать.
Знаешь, я чувствую, что могла бы работать по такой специальности. Только вот начали бы готовить таких специалистов. Обязательно буду туда поступать! Все эти люди, у которых перевернулась жизнь, не хотят сдаваться. Виталик Куприянов в их числе. Он уже сейчас думает о том, чем мог бы заняться в его положении. Долг нашего общества – помочь этим людям. Многие, по своему госпиталю знаю, страшатся выписки: чем заняться, когда без рук, ног, чем заполнить досуг? Кем работать? Им, как никому, нужна цель. «Человек без цели – потенциально больной»,- это я вычитала у Юрия Власова. Этот человек сам был на грани катастрофы, но нашёл силы выйти победителем. Знаешь, Саша, ведь его? »
Невский, молча, кивнул. Он с восхищением смотрел на Валентину – пока есть такие молодые женщины, страна наша выдержит все испытания!
Открывая ключом дверь в квартиру, Валя вдруг озорно улыбнулась:
-А сейчас все грустные мысли отбрасываем прочь! Нам предстоит радостная встреча с боевыми друзьями. Нам есть, что вспомнить! Виват, Кандагар!
…А встреча и, правда, была замечательная.
Через два дня поезд уносил Невского из Ленинграда.
Глава третья
1
Статья о Виталии Куприянове появилась уже в конце июня. Даже не одна. Сначала в газете «Красная звезда», чуть позже – в «Правде». Очень хотелось надеяться, что труд журналистов не пропадёт напрасно, что публикации помогут решить массу накопившихся проблем не только Виталия, но и всех других ребят, искалеченных в Афганистане.
Очень понравилась большая и обстоятельная статья Елены Агаповой в «Звездочке». Сразу стало понятно, что судьба раненого солдата и его родных очень обеспокоила журналистку, она приняла их боль, как своих близких.
Конечно, права, тысячу раз права Агапова Е., которая считала, что:
«Госпитальную судьбу «афганцев» ни в коем случае нельзя считать делом чисто медицинским, специальным. Оно – общегосударственное и общенародное. Мы в долгу перед людьми, вернувшимися из Афганистана. И с милосердием, и с современными протезами, и с удобными колясками, койками, и со справедливым решением их многих жизненных проблем – как сильно мы задолжали!»
Не забывала сообщать новости в письмах о Виталике Валентина Растегаева. И каждый раз Невский радовался, узнавая что-то новое: вот Виталий уже может сидеть сам, без чьей-то помощи. А недавно он пел с соседом по палате. Надя всё чаще стала улыбаться. Выяснилось, что на статью в «Красной звезде» был широкий резонанс: были написаны сотни писем. Некоторые из них были напечатаны в июльской статье. Это был настоящий шквал человеческих чувств. Первая реакция была подобна взрыву. Неужели такое возможно? Что происходит с нами – начитанными, умными, образованными? Многие признавались: о Куприянове нельзя читать без слёз. И спать спокойно тоже нельзя.
Впрочем, призналась Елена Агапова, «такая реакция довольно типична: стоит написать о человеке в беде – тут же сотни протянутых рук, сочувствие. Материальная помощь. Но проходит месяц-другой, и отлив эмоций. Жизнь, понятно, захлёстывает. Но не говорит ли это и о другом, о тревожном симптоме – некоей моде на милосердие? Еще открыты раны Армении (землетрясение 7.12.88г.). Эта трагедия всколыхнула нас, вызвала самые горячие чувства сострадания и отклик поистине всенародного милосердия. Но Армения – это чрезвычайная ситуация. Гораздо чаще милосердие требуется в обычной, повседневной жизни. И это, как показал случай с Виталием Куприяновым, гораздо труднее».
На исходе лета Виталий и Надежда побывали в «раю». Только так, а не иначе вспоминали они время, проведённое в Саках (Крым), в Центральном военном санатории МО, где вот уже несколько лет создан реабилитационный центр для «афганцев». С радостью сообщала об этом в письме Невскому Валентина, ибо с Виталиком там случилось чудо. Затянулись на ногах незаживающие раны, он окреп, воспрянул духом. Известная сакская грязь, рапа, массаж. По словам самой Нади, она не ходила – летала. Однажды инструктор ЛФК (лечебная физкультура) сказал: сегодня попробуем встать… Они ждали с Виталием этой минуты почти три года. Но когда он впервые за эти три года встал на израненные, исколотые спицами от аппаратов ноги – она не сдержала слёз. Теперь требовалось заново научиться ходить. Но главное произошло – Виталик стоит на своих ногах.
В последний осенний месяц полковник медицинской службы Артемьев, лечащий врач Виталия в клинике травматологии Военно-Медицинской Академии сделал Куприянову очередную, 43-ю операцию. Будут, вероятно, и ещё. Но главное, о чём уверенно сказал этот замечательный доктор, - Виталий сможет ходить! В это, наверняка, не верил никто, кроме Надежды.
Вот уже практически три года мир госпитальных палат и операционных – мир Виталия Куприянова. Многих военных медиков он вспоминает с благодарностью. Они делали и делают своё дело исключительно хорошо и милосердно. Очень повезло с врачами – так же считает и Надежда. Александр Анатольевич Артемьев, Геннадий Иванович Юшманов, Михаил Иванович Бабич. Они сделали невозможное…
Сколько воды утекло с тех пор. Длинные месяцы в госпиталях: в Ташкенте, Ростове-на-Дону, потом в Ленинграде. Инвалидность первой группы – в девятнадцать лет.
Когда, обколотый лекарствами, он выходил из забытья, то видел глаза мамы, Галины Павловны. Получив телеграмму, она примчалась из Волгограда в Ташкент, в чём была. И с тех пор, как бросила дом, работу, третий год неотлучно при сыне.
Однажды, находясь уже в Ростове-на-Дону, Виталий почувствовал лёгкое прикосновение. Над ним склонилась Надя. То был не сон. Он узнал её по запаху любимых духов, которыми Надюша и раньше пользовалась специально для него. В её глазах, наверняка, застыли боль и нежность. Но он сказал тогда: «Не надо больше приезжать…» и повернул лицо к стене. Виталий твёрдо считал, что невеста – не жена, тут нет никаких обязательств. Он даже попросил маму назвать этот день, чтобы запомнить. 16 мая 1986года.
Через неделю Надежда приехала снова. Он её не замечал. Девушка садилась рядом с Галиной Павловной и молчала. Потом её долго не было. И – резкое ухудшение. Ту физическую боль, которая редко его отпускала, Виталий уже умел прятать от мамы. Против другой боли, не физической, оказывались бессильны самые сильные лекарства.
Она приехала неожиданно. Он сказал: «Здравствуй, Солнышко (он всегда звал её так в минуты нежности)». И это прозвучало так: «Как я ждал тебя».
С тех пор Надя работала без выходных, копила отгулы и летела, хоть на несколько дней, к нему, которому, знала, она уже нужнее даже самых лучших лекарств и врачей.
Теперь их было трое: он, мама и Надежда. Впрочем, были ещё и отец Виталия и старший брат Виктор, и родители Нади. И врачи.
2
К декабрю месяцу в редакции «Красной звезды» накопилась целая пачка писем от неравнодушных читателей. Многие спрашивали, мол, не забыла ли газета о Куприяновых, как чувствует себя Виталий, какая нужна помощь, не страдают ли опять Куприяновы от чиновничьего равнодушия? И каждый просил поздравить через газету Виталия, его жену и маму с наступающим Новым 1989 годом. С новыми надеждами…
Опираясь на эти просьбы, Елена Агапова решила вновь встретиться с Куприяновыми. Оказалось, что это не так просто: Виталий, Надя и его мама вновь были отправлены в Сакский военный санаторий.
Просматривая в который уже раз письма от читателей, Елена внимательно перечитала одно из них. «Кланяюсь Наде за преданность, верность и бескорыстную любовь,- написала в редакцию Мамонтова А. из Николаева. – Я взрослый человек. Замуж вышла по любви, но теперь спрашиваю: а хватило бы моей любви, если бы жизнь уготовила мне такое испытание?..» Решение было принято: последняя командировка этого года непременно к ним, Куприяновым.
«Часть писем в редакцию я захватила с собой в эту декабрьскую командировку. Взяла и кассету со звуковым письмом от военнослужащих из Петропавловска-Камчатского. Знала, теперь у Виталия есть магнитофон, японский – подарок клуба воинов-интернационалистов волгоградского завода «Красный Октябрь», где работал до армии Виталий.
И вот я уже в Саках, в военном санатории. Мы сидим в их уютной небольшой палате. Они по очереди рассказывают о своей жизни. Надя кутает его ноги в теплый плед. «Это наша первая совместная покупка», - улыбается она. На столике вижу – Эпикур, Булгаков, Бек. Эти книги подарили ребята из Крымского обкома комсомола. Спрашиваю про самоучитель английского языка, лежащий на подоконнике. Тут уж улыбаются оба. «Моя затея, - говорит Виталик, - хочу выучить английский. Надя читает, я запоминаю. Хотя забот у неё прибавилось. Надо ещё ответить, поблагодарить всех, кто нам написал, поддержал».
Больше ста писем я привезла тогда ребятам. Многие советовали обратиться к известному офтальмологу Фёдорову. Виталий по-прежнему живёт надеждой, что когда-нибудь сможет видеть.
Позже состоялся разговор и с мамой Виталия. В заключение Галина Павловна произнесла: «Мы готовы дать Виталику свой глаз, только, говорят, такие пересадки пока не делают нигде…»
Они готовы на всё пойти ради близкого человека.
Как-то, через пару дней, заглянула в их палату в «тихий час». Виталий спал, а Надя сидела рядом на стуле и неотрывно смотрела на него. Потом видела её глаза уже в другой ситуации. Это когда Виталия увезли в перевязочную. Она сидела какая-то отрешённая. Будто с неё снимали в тот момент припекшиеся бинты. Вспомнила, что говорили когда-то про Надю: ненормальная. Дескать, за то, что жертвует собой, медали не дадут… А она ведь самая что ни есть нормальная, потому что сначала любовь, а потом все остальные соображения.
Мы много говорим сегодня о кризисе семьи, повальных разводах, падении нравов. Мы с лёгкостью осыпаем друг друга упрёками, погрязли в мелких дрязгах. А здесь – иные ценности.
Счастье Надежды – в борьбе за жизнь близкого человека. Не на этом ли держится их вера, надежда, любовь. И оптимизм.
Не забуду последний разговор с Виталием Куприяновым. Только тогда и рискнула спросить у него, что он думает о Наде, какая она и что в ней главное.
Он ответил сразу: «Надя справедливая…»
Говорят, каждый стоит то, о чём он хлопочет. Знаю, о чём хлопочет Надежда, эта удивительная молодая женщина. Знаю, как она верит, что придёт день, пусть не завтра, но придёт. Как верит она в то, что они выйдут с Виталием на залитую солнцем улицу. Как он увидит мир, его яркие краски и скажет: «Неужели всё кончилось? Неужели всё позади?»
Он верит и надеется. А надежда, говорят в народе, умирает последней. Только бы верил Виталий…»
3
В течение нескольких лет Куприянов отказывался вспоминать свою службу в Афганистане и чем это всё обернулось. Мозг словно защитным экраном старательно гасил малейшие воспоминания. В начале января, когда они вернулись обратно в клинику травматологии в Ленинграде из санатория в Саках, где встретили новый 1989 год, Виталий всё чаще стал вспоминать былую службу. Он смирился со своим положением, теперь легче было погружаться в свой прошлый армейский мир. Страна готовилась к окончательному выводу советских войск из Афганистана. По небольшому радиоприёмничку, который подарила ему жена на Новый год, Виталий слушал репортажи о ходе вывода наших частей. Подводились итоги девятилетней войны. Неожиданно появилось острое желание рассказать и о своей войне.
Вскоре представился подходящий случай: его пришли проведать верные друзья. Виталий всегда радовался визитам Валентины и супругов Ноздрачёвых. Зине уже было трудно ходить – они с Антоном ждали своего первенца, но будущая мама всё-таки приехала проведать Виталия.
Как и в прежние посещения вывезли Виталия на коляске к их «месту встречи и общения». Фикус в кадке ещё более вырос, напоминал деревце из далёкой экзотической страны.
Надя повязала тёплый шарф на шею мужа, чтобы его не продуло из открытой форточки. Мороз разрисовал все окна причудливыми узорами. Жаль, что такую красоту не видит Виталик. По-прежнему его мир был погружён в темноту. Антон начал рассуждать о выводе наших войск из Афгана. Его неожиданно прервал Виталий:
- А хотите, а расскажу о своей службе.
Ребята, молча, переглянулись.
-Милый, может быть, не стоит ворошить прошлое?
-Ничего, Надюша, я уже готов к таким воспоминаниям. Я хочу, чтобы и ты послушала. Будешь лучше знать своего мужа.
-Вит, говори. Мы слушаем тебя. Потом, может быть, и я расскажу о своей службе.
Виталий надолго замолчал, собираясь с мыслями. Наконец, он сделал глубокий вдох, словно собираясь броситься под воду.
-Сейчас вот подумал, что и рассказывать особенно нечего. Сразу по призыву попал в учебку. Стал младшим сержантом. Потом – Афган.
-Ты когда-нибудь думал, что попадёшь в Афганистан?- подала голос Валентина.
-Я не просто думал, а был почти уверен в этом. Ещё в школе увлекался самбо. Ростом вышел, и потому на всех медицинских комиссиях мне говорили, что смогу служить в десантных войсках. Зря что ли имел несколько прыжков с парашютом? Так и вышло. Правда, форму носил десантника, но был разведчиком.
В Афгане я вначале попал в Кабул. Там было кино, театры, телевидение. У людей там есть элементарная возможность получать информацию. Но ничего этого не было и нет в провинции. Нас там встречали, как чудовищ, и убегали от нас и наших пушек. Потом уже с оружием они возвращались, чтобы прогнать нас, незваных гостей. И убивали нас, как только могли и где только могли. Что оставалось делать нам? Отвечали тем же. И мы стреляли и убивали. И добивали, потому что, даже раненые, эти фанатики не бросали оружия, стараясь увести с собой к аллаху побольше неверных. Конечно, была афганская армия и мирные жители, которые помогали нам. Но их было мало. К тому же, если они попадали к душманам, их ждало одно – смерть. Ну, а солдаты афганской армии… Не знаю. Там, где мне довелось побывать, воевали в основном наши парни.
Хорошо помню, что во мне была злость и ненависть к религиозным фанатикам. И ещё была боль за матерей, которые в мирное время получали похоронки.
-Виталий, а ты сам убил кого-нибудь? – осторожно вклинилась в разговор Зина.
-Было и это… Я знаю, что приятного тут мало, но если бы я им объяснил, что просто пришёл, чтобы освободить их и помочь построить социализм в их стране, то не сидел бы здесь с вами в коляске даже слепой и безрукий. Сколько я убил? Вначале не считал. Потом пропал мой друг Володька. Через пару дней его нашли. Когда я увидел тот обрубок, я поклялся, что за жизнь Володьки они заплатят пятью жизнями... Потом я опять перестал считать. Сейчас ты, Зина, задаёшь вопросы, от которых трудно удержаться гражданскому человеку. Но уж такой я теперь есть. Наверное, тебе хочется ещё спросить, помню ли я кого-нибудь из убитых?
- Прости, но ты угадал.
- Тут и угадывать нечего. Некоторые, наверняка, смотрят на нас, «афганцев», как на потенциальных убийц. Люди гражданские забывают об одном: на войне люди здорово меняются. До армии я был самым мирным человеком. Вот и Надюша, моё Солнышко, не даст мне соврать.- Виталий осторожно погладил подбородком руку жены, положенную на его плечо. Надя кивнула, сглотнув слюну. - Афган изменил меня не только физически, он что-то сломал у меня в душе. Ты, Зинуля, спрашиваешь, помню ли я кого-нибудь. Хорошо помню лишь самого первого. В том бою душманы, как всегда, начали стрелять нам в спины. Мы попрыгали с «бэтээров» и бросились к домам. Я думаю, тот парень был не намного старше меня. Вся разница в бороде, которую там носят практически все. Меня спасло то, что я держал палец на спусковом крючке. Я с ним столкнулся нос к носу и сразу выстрелил. Я смотрел, как на глазах ломается пополам его тело. Я видел, как автомат выстреливает ему в живот, в грудь, в голову пулю за пулей, и не мог остановиться. Наверное, я не смог бы даже разогнуть палец, если бы захотел. Но я не думал об этом. Я смотрел, как на глазах гибнет человек, а автомат, будто бы и не в моих руках, продолжал стрелять…
Потом патроны кончились, и мне стало плохо. Я сел на землю. Виктор из моего отделения резко приподнял меня и дважды перехлёстом ударил по лицу: «Очнись, салага. Командир недоношенный. На тебя же твои бойцы смотрят». Его слова я помню до сих пор. А ведь мы были одного призыва. И в Афган попали примерно в одно и то же время. Разница в том, что меня отправили на месяц в Кабул, а его сразу в эту провинцию.
Если не считать месяцев, проведённых в афганских госпиталях, то «в строю» я пробыл только три месяца. Но и за этот срок мне показалось, что мы оказались на чужой войне. Да, мы оказывали интернациональную помощь, но оказывали её афганскому правительству, а не народу, который в основном был против нас. Конечно, некоторые иначе считают, но это моё мнение после общения с местным населением. Я ещё раз повторяю, что, может быть, многого не знаю и по каким-то причинам мы сделали что-то неправильно. Но случилось то, что случилось.
Народ Афганистана принял нас не за тех, кто мы есть на самом деле. Мне кажется, когда в Афган бросили первые дивизии, никто не учитывал разницу в идеологии, культуре, и религии. Нас там не ждали и не были нам рады. Я могу ошибаться, но, думаю, причина именно в этом. Крестьяне не взялись бы за оружие, если бы им не вбили в голову, что они воюют против врагов. Ну, скажите, о каком братском чувстве может идти речь, если из-за угла в тебя стреляет десятилетний ребёнок, когда вроде бы мирный с виду дехканин встречает советского солдата хлебом-солью, а когда тот поворачивается спиной, убивает его на глазах своей семьи? Нас не жалели, потому что для них мы были неверные.
В начале декабря наш взвод выполнял задание – не пропустить душманов через перевал. Половина ребят остались там только убитыми.
-Тебя ранило в том бою?
-Нет, Антон. Тогда я отделался лишь царапиной на лбу. Из тех, кто выжил на перевале, не ранило только меня и ещё двух парней. Покалечило меня в другой раз. 27 декабря, ровно через неделю после моего девятнадцатилетия. Мы возвращались с задания. За километр от части наш БТР обстреляли. Граната прошила броневой борт, а я оказался у неё на пути. Кто нападает, всегда, по крайней мере, поначалу, имеет преимущество. А БТР пылал уже спереди и сзади, посредине в нём лежал я. Самое удивительное, что я не сразу потерял сознание, до сих пор помню всё в мельчайших подробностях. Но не от осколков я должен был умереть, а от дымного огня с двух сторон.
Душманы, почуяв превосходство за счёт внезапности, наседали. Когда огонь горящего БТРа, подступив вплотную, и вот-вот должен был меня поглотить, я собрал последние силы и подполз к боковому люку. Мои глаза были залиты кровью, я ничего не видел, но понял, откуда идёт свежий воздух. Самому выбраться уже не осталось сил. Судя по грохоту выстрелов, душманы патронов не экономили, но приблизиться к горевшему «бэтээру» им не удавалось. Меня спас наш командир взвода, лейтенант Сергей Лисица, я узнал его по голосу. До сих пор удивляюсь, как это он смог вытащить меня из пламени, а потом ещё протащить на себе до кювета, там уложить на спину, попытаться перевязать раны, но это было невозможно, потому, что всё моё тело было одной сплошной раной. Но он сделал всё, что смог.
Снова очнулся я только спустя много суток, уже в Кабуле.
Потрясённые слушатели, молча, смотрели на Виталия. Надежда осторожно положила голову на плечо мужа. По лицу её непрерывно текли слёзы…
= Окончание следует =
***