Любовница

 

      Обычно зимой мы катаемся на горных лыжах. И в этом году поехали в Альпы, как только оба стали свободны от дел. Альпы, причем любые – австрийские или французские, всегда завораживали, и кроме того еще питали нашу бескрайнюю любовь к горам. Мы были всеядны. Особенно любили участвовать в «СкиФесте», где царит праздник, всеобщая радость и любовь к лыжам. Мы обожали начинать вечер в шумной компании, а затем незаметно уединяться, теряться от всех и вся и заниматься...впрочем, заниматься не самое удачное слово, покрайней мере звучит слегка коряво, лучше скажу: и продолжали радовать наедине друг-друга.
      Все мне нравилось в этой «белочке»: и пышный длинный хвостик и остренькое выражение лица и удлиненной формы зеленые смеющиеся глаза еще больше дополняющие образ шустрой зверюшки. Аня каталась превосходно, легко и свободно, виляя своей попкой, будто стараясь, замести за собой следы. А следы ее лыж были четкие, резкие на этом раскатанном ратраком склоне Альп, по которому я следовал за ней.
      Свой отпуск мы, как правило, старались провести вместе. Мы хорошо зарабатывали и уже летом, в июне полетели в Египет. Каждый день погружались с бота местного дайв-центра. Поскольку в прошлом году мы обныряли почти все побережье  Шарм-эль-Шейха, нас брали теперь либо на остров «Тиран», либо в национальный парк «Рас Махамед». 
       Аню в Египте я не узнал. Она коротко подстриглась и осветлила волосы, голова ее стала похожа на шарик. Непривычно было чувствовать у  моей "белочки" короткие волосы. Впрочем, новая прическа ей шла. Лицо приобрело свежее, солнечное настроение. Выделился прежде закрытый лоб, над котором теперь торчала кверху зачесанная светлая челка. Казалось, что и лицо ее округлилось, наверное, из-за открытых  щек и лба, а носик и подбородок все так же остались заостренными. В ее зеленых глазах отражалось море, и во всем новом образе чувствовалась степенность и уравновешенность, некая медлительность движений, как будто она все еще плывет под водой поодаль среди кораллов. Как ей удавалось все время быть разной, для меня оставалось загадкой.
     Словом, со мной была все та жа любовница и... одновременно другая женщина, ничего похожего на ту шуструю зверюшку с пышной прической и крупными сережками, в каких я привык ее видеть. Днем она надевала короткий модный топик, белые шорты, а по вечерам старые, потертые с заплатками  вельветовые джинсы. В этих расклешенных коричневых джинсах она выглядела жутко старомодной, но при этом вызывающе очаровательной; как я уже заметил в ее движениях появилась какая-то ранее несвойственная ей плавность. Она говорила мне, что бывает разная, и действительно, она и была разной. И для меня и для других, кто знал ее. Уже который раз я смог воотчую убедиться в этом. Но в одном она оставалась неизменной и отличной от других женщин. Она была женственной и чуткой. Во всем: и в улыбке, черте лица, и в словах и мелочах.
– Как я тебе? – спросила она довольная произведенным на меня впечатлением, опуская свою руку мне на плечо.
– Супер, – только и произнес я. – Ты стала блондинкой.
– И подстриглась для лета. Так хорошо нырять, чтобы не путались волосы.
– Может быть даже слишком коротко.
– Ничего, привыкнешь.
– И привыкну…
– Тогда придумаю что-нибудь новенькое.
     Бриллиантовой россыпью переливалось на море солнце. Цвет моря у рифа сиял бирюзовыми оттенками. Наш бот стал с подветренной стороны острова «Тиран» - кораллового рифа не более километра в длину. С правой его стороны находился маяк, а прямо перед нами на другой стороне остатки каркаса корабля «Лаура», наскочившего на этот риф в 1981 году. Сквозь остатки корабля широко проглядывалось небо. Слева тонкой полосой виднелся застроенный отелями Шарм-эль-Шейх, за ним горные хребты, дальние из которых почти неразличимы из-за пустынной дымки. Постоянно дул ветер, охлаждая кожу, и это помогало перенести летнюю египетскую жару. От далекой полоски морского горизонта до абриса пустынных гор все небо сплошь было стянуто высокими узкими  рядами облаков, будто ремнями. В неге воздуха замерло блаженство и нагота покоя.  Как можно не любить это море, это солнце, порывы теплого  сильного ветра! Я спросил себя, не создавало ли контраст само название рифа тому великолепию, которое нас окружало. Моя холостяцкая жизнь тоже была контрастна.

     У меня была и подруга, и любовница в одном лице – Анюта Ильина. Летом напарница для погружений, зимой –  для катания на горных лыжах. Каждый из нас не был связан узами Гименея и со своей стороны был свободен в своем выборе; а называл ее про себя любовница, потому что  мы встречались лишь иногда, как любовники. Так мы ценили свою независимость и так мы не уставали друг от друга и спасались от обыденности. Мы встречались уже два года, и хотя не жили вместе, успели узнать друг друга достаточно хорошо. О наших отношениях и вообще о любви, я стараюсь не думать, потому что, однажды подумав, наши отношения могли развалиться. Нам хорошо вместе, когда мы время от времени видимся и это главное, а большего и не нужно. Но в последнее время Аня приставала ко мне с одним вопросом, который как любого мужчину если не пугал, то настораживал. Все чаще она говорила мне о том самом  страшном, что могло бы случиться в близких отношениях мужчины и женщины - о ребенке.
– Что тебя пугает? Ведь не тебе же рожать, - пыталась убежденно говорить она. – Не опасайся за свою независимую жизнь, я на нее не претендую.
     Все эти разговоры меня так напрягали и морально угнетали, что хотелось бежать прочь.  И тогда я изымал из сознания набор стандартных, но эффективных фраз, прикрывался и прятался за ними, как за стеной, каждый раз произнося: «Надо подождать, я не готов» или «Еще рано».  Но чем чаще я повторял эти фразы, тем стремительно падала их эффективность.
    На боте мы сидели под навесом и разговаривали, не опасаясь что нас услышат.
– Чего же ты собираешься ждать?- спросила Аня после моего очередного типичного ответа, -  пока я не превращусь в старуху? Сам же тогда первый уйдешь…
      Я смотрел на небо: солнце медленно клонилось к горизонту, но до захода оставалось еще долго, а жаль, вечерами небо приобретает лиловый окрас. Было бы красиво увидеть закат на море.
– Не понимаю, что тебя сдерживает. На мой взгляд, одни плюсы...Будешь жить, как и жил один, по желанию участвовать в воспитании… Останешься все также независимый, свободный.
Я сделал озадаченный или почти расстроенный вид, затем обратился к ней отвлеченной фразой, тем самым давая понять, что устал обсуждать одну и ту же тему.
– Было бы красиво увидеть закат на море.
– Почему бы и нет, - отозвалась она со вздохом, - если хочешь, мы можем поехать на мини сафари.
     В наших отношениях  уже сформировался пусть небольшой, но ощутимый и весомый центр: "мы" и "наше".  Эта небольшое ядро взаимоотношений очень важно для нас. В период размолвки, депрессии, которую испытывает каждый человек, оно оказалось спасительным. К нему, к этому ядру мысленно возвращаешься, чувствуешь потребность, а это уже немало, это уже говорило о том, что мы нужны друг другу, а большего я,  как мужчина, не мог представить. Не хотел даже задумываться о том, что могло бы стать причиной, чтобы мы поженились или о том, есть ли что-нибудь иное на свете, что указало бы на следующий виток наших взаимоотношений. Для меня не было, а вот для Ани  - совсем другое. Она женщина, она мыслит иначе. Возможно, видит мир шире. «Есть вещи, которые ее, как женщину, волновали, а значит, существуют вещи, которые для нее, безусловно, важны. И если я думаю о ней так, разделяя ее стремления и волнения – это означает, что во мне самом что-то изменилось с того раза, как мы стали просто любовниками, и мои взгляды на мир изменились, стали проницательнее. Если родится ребенок, она будет с ним года три, а  лет через пять – шесть уже интересно научить его чему-нибудь, что знаешь сам. Время идет быстро».
   Я посмотрел на ее и поймал удрученный, печальный взгляд.
– Как бы я хотела, чтобы ты знал, что я сейчас чувствую… Думаешь, мне легко все это тебе говорить…
    Ей уже 33 года, для женщины это многое значит. Аня ни разу не была замужем, могла уйти от меня когда угодно, но она все еще со мной и не уходит. Мне не хотелось бы ее потерять, ведь мы так с нею похожи, дополняем друг друга, вносим в свою жизнь и жизнь другого частицу разнообразия, ставшего для нас обоих уже потребностью.  Кто знает, встречу ли я лучше или хотя бы  такую же женщину, как она – одну на тысячу, может быть даже одну на миллион. Я всматривался в ее светлое, солнечное лицо и обреченная и убийственная грусть, сквозящая в глазах ее, сменялась пропастью равнодушия. Мне было трудно собственноручно лишать себя прежней свободы, своей привычной холостяцкой жизни.
      Я подошел к Ане, присел, обнял ее за колени, заглянул в смертельную холодную пропасть глаз и поцеловал в круглую жаркую щеку. Исчезла убийственная грусть и равнодушие, она взглянула на меня прежним взглядом полным нежности. Мы научились понимать друг друга без слов.
       Да, да, удивительно и странно для себя это маленькое открытие: теперь я готов решиться на большее, чем когда бы то ни было для нее.

 

Август 2009