Тем временем, несмотря на непростую международную обстановку, соловей латвийский, странный птах, сегодня пытался разбудить солдат, хотя,, как известно, пока солдаты спят - служба идёт. Заслышав знакомые до боли ноты, задрав привычно голову, стал вертеть оной в поисках певца. Не видать что-то никого-то. Прислушался повнимательней. Ба, с земли верещит, однако! Подкрался тихой сапой - рукой можно достать, гляжу - скачет, распевает песенки на куче веток.
- Ну что, жопа с крылышками? - обратился я по-свойски к птице. - Допрыгался? Прилетел, а на деревьях ещё лист не раскрылся, вот и прыгаешь теперь дурной трясогузкой по завалам бобровым вместо того, чтобы сидеть, как человек - на суке!
А соловей посмотрел на меня, склонив голову, подмигнул задорно, дескать, не бзди, не пропаду, и дальше продолжал выводить рулады, забавно мелко потряхивая крылышками во время каждой трели.
Продрался сквозь кусты к тихой заводи, и только-только успел поймать первого окунька, превзнемогая ураганный ветер, который так и норовил вырвать удочку из рук, как тут же позади меня на деревце уселась ворона и начала, нецензурно каркая, требовать рыбы.
- Сучка, - ласково обратился я к вещей и мудрой птице, - сучка ты летучая! Даже менты первое и последнее не отбирают. Совесть поимей!
Устыдилась ворона и улетела, нелепо размахивая крыльями, домой - в родной воронятник.