Великие ученые в большинстве своем капризные, как оперные певицы, и ранимые, как непризнанные поэты, всегда требовали к себе особого подхода, не посягающего на их научный авторитет и те закоулки жизни, где бережно хранились устоявшиеся взгляды и старые привычки.
С брезгливостью воспринимая любую фамильярность, они в то же время охотно подчинялись напору едва знакомых людей, выполнявших при общении с ними свои служебные или творческие обязанности. Целый букет из благоухающих роз с острыми шипами насобирал я за годы работы на телевидении, встречаясь с Келдышем, Зельдовичем, Амбарцумяном, Блохиным, Бураковским.
Перебирая недавно стопки старых фотографий, отложил в сторону несколько снимков, по которым хочу восстановить события, имевшие место почти три десятка лет назад.
Внешний вид Анатолия Петровича Александрова полностью соответствовал главной административной должности в советской науке, несметному количеству наград, которых он удостоился за свои труды, и образу смелого экспериментатора, умеющего внедрять в практику любые теоретические разработки, притом с большой пользой для народного хозяйства.
Его мощная фигура и повелительный баритон заполняли пространство. Возвышаясь над письменным столом, кафедрой или ораторской трибуной, он завораживал подчиненных, коллег-товарищей, любую нейтральную аудиторию, убеждая всех в полном благополучии и собственной персоны, и руководимого им "государства в государстве" с миллионами исполнителей и миллиардными ассигнованиями в бюджете.
Широкая грудь Александрова свободно умещала на себе три звезды Героя Социалистического Труда и несколько десятков орденов и медалей, который у тщедушного носителя обязательно ушли бы в подмышки или звякали бы на спине.
Голова президента, крупная, красивой яйцевидной формы, явно предназначалась для ума, значительно превосходящего по объему среднестатистическую массу серого вещества, отпускаемого природой простым смертным. Полностью лишенная растительности, она каким-то чудом удерживала на макушке три длинных волосинки медного отлива, словно символизировавших трехфазную электрическую энергию, вырабатываемую созданными Анатолием Петровичем атомными реакторами серии "Токомаг".
Первая наша встреча была мимолетной. В институте математики имени Стеклова проходил научный симпозиум, и я договорился с Татьяной Комаровой, курировавшей в программе "Время" науку, что поеду с ней на съемку. Мне необходимо было прорваться к Александрову. В Президиуме Академии рассчитывать на удачу было бесполезно, следовало перехватить его где-то на выезде. Таня предположила, что он появится на конференции, и оказалась права. В кулуарах зала заседаний она представила нас друг другу. Я в двух словах изложил свою просьбу:
- Грузинское телевидение делает фильм о нашем земляке, директоре Института востоковедения Евгении Максимовиче Примакове. И нам хотелось бы снять эпизод, в котором вы рассказали бы о его деятельности на этом посту.
Александров развел руками:
- Во-первых, такие поручения не выполняются с наскока. Необходимо все обдумать, обговорить, чтобы не упустить главного. Во-вторых, о востоковеде лучше скажет гуманитарий, которому по профессии ближе специфика этого предмета. Ищите достойного кандидата и обращайтесь к нему от моего имени. Отказа не будет. Что касается меня, то я, как руководитель Академии наук, могу подтвердить, что Примаков очень талантливый и перспективный ученый, прекрасный организатор, честный и принципиальный коммунист и, если его не утянут в серьезную политику, он добьется значительных результатов. Это мое личное мнение, как говорится, не для прессы.
Прошло больше года. Отмечалась круглая дата Грузинской Академии наук. В Тбилиси прибыли многочисленные гости, в том числе делегация из Москвы, возглавляемая Александровым. В программе "Время" просили не снимать торжественных мероприятий, а показать участников при посещении научных центров и предприятий, во время обсуждения конкретных проблем, имевшихся на производстве. Интересная дискуссия должна была состояться на Руставском металлургическом комбинате, полностью работавшем на привозном сырье и из-за постоянного срыва графика поставок угля и руды не выползавшего из кризиса.
В правительстве был поставлен вопрос о его полной переориентации на новую технологию - порошковую металлургию, использующую метод напыления различных сплавов на уже готовые детали.
Утром к заводоуправлению подъехали Шеварднадзе и тогдашний премьер-министр Зураб Патаридзе. Следующий кортеж доставил высокого гостя, и все нестройными рядами пешком направились в ближайший цех. Я подошел к Анатолию Петровичу и, поздоровавшись, напомнил о нашей беседе в Москве. Академик очень обрадовался, поинтересовался, каким получился фильм. Выслушав ответ, тут же добавил:
- Я ваш должник, можете рассчитывать на меня. Тем более, что Эдуард Амвросиевич просил публично высказаться по обсуждаемой здесь проблеме. Думаю, мысль интересная, но для ее реализации потребуются солидные капиталовложения. Что ж, будем проталкивать.
На телевидении во время съемок, кроме благих намерений, постоянно должен присутствовать элемент везения, чтобы в ответственный момент не отказала техника, не оборвалась пленка или, споткнувшись на ровном месте, не ушиб себе голову оператор. На этот раз подвох обнаружился при монтаже сюжета. Из-за спины уверенно вещавшего Анатолия Петровича, почти полностью заполнившего собой кадр, вдруг высунулась маленькая собачка и, нахально уставившись в объектив, весело замахала длинным хвостом в такт бархатистым руладам предводителя всех советских ученых. Комичность ситуации была схожа с чаплинской. Но за такой юмор в эфире меня могли повесить на Останкинской телебашне.
Понятно, каких трудов стоило уговорить Александрова на следующий день повторить все заново. Но и этот материал запорола проявочная лаборатория. На третьей попытке с браком оказалась сама пленка, загубленная еще на фабрике в Шостке - наш розовощекий президент вдруг получился оранжево-сизым, как будто выдул натощак целое ведро химикатов.
Снова увидев мое виноватое лицо и кинокамеру, вылезший было из машины академик ловко нырнул обратно в салон и громко захлопнул дверцу. Прижавший лбом к стойке автомобиля и жалобно скуля, я просил его дать нам самый что ни на есть последний шанс.
Опустив стекло и еле сдерживая гнев, один из авторов ядерных бомб с расстановкой прорычал:
- Знаете ли, милый человек, как называется безобразие, которое вы творите со мной уже четвертый день? Дохлый номер! Да, да! Дохлый номер! И мне его никто не подсовывал целых тысячу лет. Так что объект для своих издевательств поищите в другом месте. А меня оставьте в покое! - И снова задраил окно.
Помирились мы накануне отъезда, когда вместе с грузинскими коллегами в специальной телепередаче Александров подводил итоги проделанной работы. Увидев меня в освещенном павильоне, да еще с микрофоном в руке, он опять нервно заерзал. Но спустя минуту, улыбнувшись, добродушно изрек:
- Ладно, забудем неприятности. Главное, что все обошлось без человеческих жертв.