ГЛАВА 6. ВСЕ ПРИХОДИТ С ОПЫТОМ.
В центре комнаты горит костер. Огонь медленно пожирает обломки сломанной мебели, слизывает буквы с вырванных страниц, превращая историю в пепел. Никто не узнает, что было в прошлом, какими знаниями обладало человечество. Скоро не станет и будущего.
Вокруг костра несколько человек. Некоторые сидят на каких-то ящиках, другие – прямо на полу. Я стою поодаль, облокотившись о стену. Все присутствующие в защитных костюмах, но капюшоны сняты, противогазов нет, только небольшие респираторы на лицах, да и то не у всех. Кто-то курит, с шумом выдыхая облачка серого дыма.
Откуда-то сзади доносятся еле различимые голоса. Слышны стоны, потом ругань, несколько выстрелов, и тишина…
Вокруг костра никто не смеет говорить, все безмолвно и безвольно наблюдают за игрой языков пламени. Создавая причудливые переплетения, огонь тянется к потолку, наверх, к поверхности.
Я смотрю по сторонам. В темноте угадываются очертания двухъярусных кроватей, беспорядочно расставленных вдоль стен, из некоторых сооружены примитивные баррикады. Ближе к костру на полу становятся видны размазанные пятна крови. Тут и там валяются пустые гильзы.
Беру в руки механический фонарик, резкими сжимательными движениями руки привожу его в действие. Загорается слабый огонек, выхватывая из темноты дверь.
Коридоры пусты, безжизненны. Я иду медленно. Каждый мой шаг отдается гулким эхом. На душе гадко. Все мои ожидания, надежды, мечты превратились в одно мгновение в пепел. Кто-то в очередной раз совершил ошибку, кому-то снова не хватило выдержки. Сегодня я окончательно понял, что люди не учатся на своих ошибках, с ними нельзя по-хорошему, нужно как с провинившейся псиной, мордой мокнуть в лужу на полу и отвесить легкий подзатыльник, чтобы запомнилось на всю жизнь. Мы не понимаем слов, мы уважаем только силу, которая не всегда приводит к светлому будущему. Нужно искать компромисс, но уже поздно, слишком поздно…
Сзади раздается голос Андрея, он зовет меня. Чья-то рука ложится на плечо. Я вздрагиваю...
- Антон, да проснись же ты!
Андрей тряс меня за плечо, а я упорно не желал поворачиваться к нему лицом. Не открывая глаз и по-прежнему обнимая, крепко прижав к себе, скомканное одеяло, я выдавил из себя еле слышное невнятное бормотание, то ли ругань, то ли очередное какое-то обещание. Но товарищ так просто это не оставил. Через несколько минут сначала резко опустели мои объятия, а еще через мгновение на лицо полилась холодная вода.
- Ну и скотина же ты, - процедил сквозь зубы я, вытираясь рукавом рубахи. Я сидел на кровати, свесив ноги вниз, и смотрел на Андрея. От такого способа пробуждения я не вскочил резко, не подлетел в воздух с безумными криками, ударившись головой о верхнюю полку (чего, конечно же, ожидал мой товарищ), но и лежать на мокрой постели дальше не хотелось, удовольствие было весьма сомнительным. Поэтому пришлось вставать. Засунув ноги в тапочки, я автоматически направился в умывальник, не забыв при этом прихватить зубную пасту с щеткой, полотенце и мыло.
- Эй, ты чего? Куда собрался? – голос Андрея звучал весьма удивленным.
- Как куда? Умываться! – невозмутимо ответил я. - Скоро построение, завтрак и все такое.
- Какое построение? Какой завтрак? – Товарищ на меня смотрел широко открытыми глазами. – Ты оглянись, еще спать никто не ложился! Еще только ВЕЧЕР!!!
- Да ладно? – теперь пришла моя очередь удивляться.
Вокруг, и вправду, все выглядело так, словно сейчас был действительно конец дня, а не его начало. Кровати заправлены, в отсеке практически никого. У входа сидел дежурный, читая какую-то книгу, на что-то выменянную у гражданских, суетился дневальный, подметая под кроватями пол, периодически разбрызгивая воду из пластиковой бутылки, чтобы не поднималась пыл. Еще два парня что-то негромко, но эмоционально обсуждали, расположившись недалеко от нас на табуретках, периодически посматривали в нашу сторону, кивали, рисовали непонятные фигуры в воздухе руками.
- Хм… - задумался я. – А чего ты тогда меня разбудил? Нам же разрешили отдыхать.
- Тебя комендант зовет.
- Ах, вот оно в чем дело. Точно! – я машинально легонько ударил ладонью по лбу. – Совсем забыл.
- Что забыл?
- Да какую-ту бумажку надо было в гражданский сектор отнести, а я заснул.
Андрей подозрительно на меня посмотрел, но ничего не сказал. Видимо, не убедительно я сыграл. Но лучше так, чем правду, обещал же.
Через пять минут я уже стоял перед дверью коменданта. Постучав, открыл дверь и вошел внутрь.
- Разрешите?
- Заходи. И дверь закрой на замок, чтобы нам никто не мешал.
Петр Иванович сидел за столом и что-то записывал в свой блокнот. В комнате было тихо и мрачно. Света от старой керосиновой лампы хватало только, чтобы вырвать из темноты рабочее место коменданта да его посетителя. Все остальное скрывалось за широкой и плотной ширмой мрака. Казалось, что кроме этого небольшого светлого пятна, разлитого вокруг стола, ничего не существует, будто кусок комнаты оторван от реальности и находится в другом мире, волшебном и загадочном. Комендант мне сейчас представлялся каким-то старым, уставшим старцем, который в книге жизни вершит чью-то судьбу.
- Я специально не включаю верхний свет, - предугадав мой вопрос, ответил Петр Иванович голосом вкрадчивым, спокойным, с легким и приятным оттенком хрипоты. – Что у нас осталось от прошлой жизни? В основном воспоминания, у кого-то меньше, у кого-то больше. Печальные или веселые, приятные или те, о которых ни при каких обстоятельствах не хочется думать. Но в любом случае, они есть, и сейчас, благодаря им, мы еще держимся, остаемся теми, кто мы есть. Впитав в себя только страх, ужас и отчаянье мы канем в небытие, исчезнем с лица земли, потому что нам не за чем будет жить. А лампа… - комендант на мгновение замолчал. Снял с носа очки и положил их на стол. Потер глаза. Печально вздохнул. - Это тоже воспоминание, из детства, когда еще жили мои бабушка и дедушка. Под этот неяркий, спокойный, умиротворяющий свет я засыпал, слушая добрые сказки о путешествиях, волшебных государствах и сказочных героях. Еще тогда я верил, что жизнь именно такая, как описывают ее авторы детских книг.
Я тихо стоял и боялся пошевелиться. Такого Петра Ивановича я видел впервые. Он всю жизнь боролся, к чему-то стремился, верил, что, выйдя на пенсию, получит долгожданный отдых, попадет в окружение тепла и заботы. Но порою Великий Случай вносит определенные коррективы в судьбы людей, разрушая любые надежды и мечты. Вместо спокойной, тихой старости Петр Иванович получил разрушенный до основания, безумный мир, на который, быть может, и стоило бы махнуть рукой, но комендант не мог, не такой он человек.
Минута слабости. Мгновения безволия. Тонкая материя души выставлена случайно напоказ. Ранимая, нежная, человечная… У всех она есть, наверное. Только мы боимся показывать ее, обнажать перед всеми. Прячем этот маленький, несмелый огонек глубоко-глубоко в себе, закрыв на тысячи замков и выстроив вокруг сотни стен. Мы создаем прочный панцирь из жестокости, ненависти, лицемерия… Любая грязь сойдет, любой зловонный запах будет впору, лишь бы люди сторонились и не трогали нас, не задули, не растоптали огонек своими тяжелыми сапогами. Мы хотим сохранить человечность любой ценой, но не замечаем, как теряем ее под слоем непробиваемой маски. Мы начинаем играть и со временем забываем, что это всего лишь игра. Правила вымышлены, а приза за победу нет. Потому что нет конца, нет финала, так же как и победителей, есть только смерть. Но она не оценит наши старания, не похвалит и не пожмет руку, ей вообще все равно. Важна только наша жизнь, ценны мгновения под названием «здесь и сейчас». Но из-за страха быть отвергнутыми, раненными в самое сердце, обиженными или оскорбленными, мы все глубже прячемся в свою раковину, все толще строим стены. От недостатка кислорода огонек тухнет, погибает. Душа превращается в ледяную глыбу, а маска навсегда прирастает к лицу. Мы забыли, кто мы есть на самом деле. Мы помним только свои роли, наизусть зазубренную речь и боимся импровизации. Мы давно все умерли… почти.
Я смотрел на коменданта, преобразившегося в мгновение ока в доброго старичка, и улыбался. Не смогла многолетняя служба превратить его в черствый сухарь, выбить все человеческое, сделать бездушную машину, исполняющую любой приказ.
Но радость моя длилась недолго.
- Антон, включи, пожалуйста, свет. И присаживайся, - Петр Иванович рукой указал на стул перед собой.
Волшебство закончилось. Огонь в лампе задут. Маска надета. Привет, невзрачный и безжизненный кабинет. Здравствуйте, суровый комендант.
- Ну, рассказывай, что у вас там приключилось.
И я рассказал. Все как было, не умолчав ни единой детали. Про коридор, полный трупов спасавшихся людей. Про разрушенный город, испачканный кляксами пожарищ. Про собак, бойню и загадочного человека, проводившего нас воплем отчаяния и ненависти. Про воинскую часть, опустевшую и мрачную, практически нетронутою взрывами.
Погибшую группу мы так и не нашли. Только горсть раздавленных гильз да размазанные следы крови на асфальте. Тела ребят кто-то утащил, а вместе с ними все оружие и защиту. Оставаться дальше в части в такой туман было опасно, поэтому старший лейтенант принял решение уйти. Гибель внешней группы для нас навсегда осталась загадкой.
Еще один вход в убежище находился недалеко от Института РХБЗ. Петр Иванович удивленно приподнял левую бровь.
- Хм… как странно. Можешь показать на карте? – комендант развернул и положил на стол план города.
- Да, наверное… - минуту я напряженно вглядывался в схематические силуэты зданий, парков, причудливые переплетения дорог, но разобраться так и не смог, где что находится. – А где въезд в жилой городок НИИ? Центральные ворота.
- Вот тут, - Петр Иванович уверенно ткнул в карту пальцем.
- Командир группы нам ничего не говорил, просто молча выполнял определенную последовательность действий, известных только ему одному. Если я не ошибся при подсчетах, то нужно от ворот вдоль левого края дороги, ведущей к институту, пройти пятьдесят шагов вперед, потом строго под девяносто градусов повернуть налево и сделать еще тридцать.
Комендант взглянул на масштаб карты, что-то подсчитал в уме, взял линейку, отмерил расстояние и пометил небольшим крестиком предполагаемое место входа.
Наша группа стояла на выжженном пустыре, вокруг только пепел и остатки почерневшей травы. Где-то совсем недалеко проглядывали из тумана трехэтажные жилые дома. Мы встали небольшим кольцом вокруг командира группы, задача оставалась прежней – следить за местностью и быть готовыми к любым неожиданностям. Старший лейтенант снял с плеча автомат и взял его обеими руками так, чтобы штык-нож смотрел на землю. Расставив ноги по ширине плеч, он с силой опустил оружие вниз. Лезвие ножа ушло полностью в землю, не встретив никакой преграды. Пусто. Сделав шаг вперед, командир группы повторил все сначала. Но снова ничего. На пятый или шестой раз раздался глухой звон.
- Мы на месте, - сказал старший лейтенант. – Второй и третий, сходите к тележкам за лопатами. Только мухой! Не известно, что нас ждет там, внизу.
Пожалуй, в тот день удача явно была на нашей стороне. Если не считать той стычки с голодными псами, все шло, как задумывалось. Даже несколько саперных лопат мы взяли с собой так, про запас, из чувства жадности (такое добро и лежит бесхозно). Как говорится, на всякий случай, вдруг пригодится. Ведь что-то щелкнуло в голове, сработало какое-то шестое чувство. Интуиция, чтоб ее. Иначе бы толкать нам сейчас тяжеленные тележки обратно до госпиталя. И не известно, удалось бы тогда группе вернуться в целостности и сохранности в убежище или нет.
- Ну а дальше все пошло вообще как по маслу, - заканчивал я свой рассказ. – Откопав люк и отодвинув крышку, мы обнаружили глубокий лаз и лестницу. Сначала спустился командир группы. Через какое-то время он сообщил нам, что все в порядке, можно идти следом. Мы вернулись к тележкам, оставленным на дороге, и забрали все имущество. После чего я и Андрей откатили их под огромное поваленное дерево. Подальше от люка.
Лаз вывел нас прямиком к туннелю, ведущему к входу в убежище со стороны НИИ. Командир группы уверенно шел впереди, освещая дорогу светом от фонарика на автомате. Мы плелись следом. Пыхтя и обливаясь потом. Катастрофически не хватало воздуха, дышалось тяжело, ноги гудели от усталости. У каждого за спиной несколько автоматов, в руках три, а то и четыре, вещевых мешка. Наконец, луч света уперся в какую-то преграду, огромную круглую дверь. Старший лейтенант снял с автомата штык-нож и стал его рукояткой простукивать плитку справа от входа. Найдя подходящую, он поддел ее ножом и вытащил. За плиткой обнаружилось электронное устройство с кнопками. Командир группы попросил Андрея посветить ему на левую руку. На перчатке синей пастой был написан достаточно длинный ряд чисел. Введя искомую комбинацию, старший лейтенант вернул плитку на место и стал ждать. Казалось, прошла целая вечность, пока не раздалось едва различимое шипение, и дверь не поползла плавно в сторону, открывая нам небольшое слабоосвещенное помещение.
Нас ждали. За небольшим узким стеклом суетились люди в белых халатах. Откуда-то сверху раздался незнакомый мужской голос. Он попросил, чтобы мы не волновались. Прежде чем нас впустят в убежище, необходимо полностью очиститься от радиоактивной пыли и грязи. Все имущество, принесенное с поверхности, мы сложили в специальный ящик, выдвинутый из стены. Оно должно пройти дезактивацию, чтобы в дальнейшем люди могли им пользоваться без причинения вреда своему здоровью. Все тот же голос сверху велел членам группы разойтись на одинаковое расстояние друг от друга, после чего со всех сторон полилась вода вперемешку с каким-то раствором. Затем мы прошли в другое помещение, где нам разрешили снять защитные костюмы. Появление двух человек, облаченных в необъятные белые скафандры с дозиметрами в руках, никого не удивило, скорее развеселило – уж очень нелепо они передвигались, словно пингвины, на негнущихся ногах, при ходьбе раскачивались из стороны в сторону. Проверка показала, что все в порядке. Мы последовали к выходу.
В третьем помещении нам на головы надели мешки, посадили куда-то и спустя какое-то время мы оказались тут, дома. Дальше вы видели все сами.
- Интересный рассказ, познавательный… - Петр Иванович на мгновение задумался. – А я то думал, что все тут знаю. Спасибо, Антон, спустил старика на землю грешную. Век живи – век учись. Будет мне хорошим уроком.
- Каким уроком? – не удержался я.
- Самым важным! Никому не доверяй, всегда все проверяй сам лично.
- Ага… - согласился я, хотя и не до конца понял, о чем говорит комендант.
- А теперь иди спать, уже поздно.
- Петр Иванович, разрешите последний вопрос?
- Какой? – устало произнес комендант.
- А что все-таки случилось? Почему началась война?
- Да какая теперь уже разница… - Петр Иванович откинулся на спинку стула и уставился отсутствующим взглядом куда-то в потолок. – Все, кто ее начал, скорее всего мертвы. Первое время связь еще работала, но в эфире творился какой-то хаос, была настоящая паника. Всё, чему нас учили, казалось, все забыли. Наперебой сотни голосов твердили о многочисленных бомбежках, жертвах, потерях важных объектов. Никто не хотел слушать друг друга. Крики, мат, рыдания… До тех пор, пока равномерное шипение не поглотило все звуки. Мы задавались тем же вопросом, что и ты: а что же все-таки произошло, ведь не было никаких предпосылок к войне, во всяком случае, к такой. Да, случались конфликты разные, серьезные и не очень, но они носили чисто локальный характер, не мировой. В какой-то момент мы зашли в тупик, устали от предположений и догадок, оставили все как есть.
- Но ведь у вас есть же какие-то мысли на этот счет?
- А что толку от моих мыслей… Они абстрактны, субъективны и, возможно, никак не относятся к произошедшему. Я считаю, что все наши беды от некомпетентности людей, стоящих у тех или иных рычагов власти. Каждый начальник должен соответствовать своему месту. Ведь высокая должность – это не только безграничная власть, это еще и огромная ответственность. Каждый поступок должен быть взвешен, продуман, вымерен, тысячу раз проигран в голове, прежде чем показан общественности. Но на деле все совсем не так, далеко не так. Когда я еще был курсантом, таким же как ты, начальником училища назначили какого-то полковника. Через несколько месяцев ему дали генерала. А спустя два года снова повышение. Скажешь, отличный начальник? Ничего подобного! Просто у него были нужные связи. Но дело не только в них. До училища этот генерал занимал должность начальника вещевой службы в каком-то полку. Уже и не вспомнить всех подробностей, давно это было, но дело тут не в тонкостях, а в тенденции. Служба у него, мягко говоря, там не ладилась. Все это видели, понимали, но уволить не могли, так как за спиной полковника стояли серьезные люди. Решение родилось неожиданно и показалось в какой-то степени нелепым, но спасительным. Полковника повысили, а командование вздохнуло с облегчением. Спустя несколько лет с уже генералом распрощались подобным образов, тактично выдворив его из училища, которое стало запущенным. К чему это я, спросишь? А к тому. Иногда чтобы избавиться от дурака, нужно его повысить. И вот может наступить такой момент, когда на вершине власти соберутся не профессионалы, абсолютно некомпетентные в своих областях люди, привыкшие, что все им сходит с рук.
- А причем тут война?
- Да все притом. В день, когда началась повсеместная бомбежка, должны были происходить очередные испытания нашей «Булавы». Надеюсь, слышал о такой?
- Ага.
- С девяносто восьмого года мы пытаемся создать это чудо, но все испытания оказываются провальными. А все потому, что изначально выбрали неверный курс. Но не нам судить решение правящей верхушки, значит, тогда это было выгодно кому-то. Но так получилось, что сейчас именно нам расхлебывать последствия былых решений. Между Россией и США всегда было противостояние, в наших территориальных водах постоянно дежурили американские подводные лодки, и не один раз возникали конфликты, которые разрешались только на самом высоком уровне. В последнее время отношения между двумя странами несколько похолодели. А тут очередные испытания новой ракеты. Боюсь, мои предположения будут весьма смелыми и неаргументированными, но я вижу следующий сценарий начала войны. Испытания провалились, как обычно. Но пущенная ракета каким-то образом могла спровоцировать ответную реакцию. Может, попали туда, куда не должны были попасть. Или вкралась ошибка в координаты, и мировое сообщество решило, что Россия под видом учений атаковала другое государство. Большая политика ведь очень нервная работа. Один опрометчивый шаг и все. Всему конец. И вместо одной неверно пущенной ракеты небо разрезали тысячи специально направленных.
В комнате воцарилась тишина. Петр Иванович по-прежнему смотрел куда-то в потолок и, казалось, даже не дышал. Не стоило мне, наверное, задавать ему столь сильно мучавший меня вопрос. Ведь для коменданта, посвятившего всю свою жизнь служению Родине, это была своего рода личная трагедия.
- Разрешите идти? – наконец произнес я, стараясь не глядеть на Петра Ивановича.
- Иди.
И я ушел, тихо закрыв за собой дверь.
На часах одиннадцать. Отбой уже прошел, коридоры опустели. Дневальный лениво водил мокрой тряпкой, намотанной на швабру, от стены до стены, размазывая грязь. Где-то недалеко бродил дежурный, слегка покашливая. Я медленно шел в направлении своего жилого отсека, на ходу расстегивая куртку камуфлированного костюма. Шаги глухим эхом разносились по спящему убежищу.
В комнате горело дежурное освещение. Тусклая лампочка выхватывала из темноты только входную дверь. Этого было вполне достаточно, чтобы найти свою кровать. Взяв из тумбочки мыльные принадлежности, я направился в умывальник.
Андрей был там.
- Ну что, отнес свою бумажку гражданским, - язвительно произнес товарищ, сплевывая зубную пасту в раковину.
- Ага, - спокойно, без зазрения совести соврал я, раскладывая свои мыльные принадлежности на полочке перед зеркалом.
- Что-то долго очень.
- Ну, вот так получилось, - я рассматривал свое отражение в зеркале, делая вид, будто меня интересуют заросшие щетиной щеки.
- Кстати, что это было? – неожиданно повернувшись ко мне, спросил Андрей.
- Ты про что? - скосив взгляд на отражение товарища, вопросом на вопрос ответил я.
- Про странный инцидент в бытовке. Что за бред ты нес?
- Да так, ничего особенного, - неуверенно и невнятно пробормотал я. Сердце бешено заколотилось.
- Ну-ну, - усмехнулся товарищ. – Ты это коменданту скажи. Посмотрим, как он отреагирует.
- Хорошо, я тебе все расскажу, только пообещай, что никто больше не узнает.
- Договорились, - нехотя согласился Андрей.
Я включил воду, а сам направился во второе помещение, проверить туалетные кабинки. Никого.
- Со мной что-то происходит. Что-то странное и необъяснимое. Я вижу какие-то видения. Но не могу объяснить их природу. Все очень реалистично. Будто это происходит со мной наяву. Я вижу разрушенный город, тот самый, в котором мы были сегодня. Я вижу себя… - каждое слово подбирается, точно взвешивается.
- И?
- Я выгляжу… несколько странно. Мои глаза… они ярко желтого цвета и полностью изъедены красными тонкими прожилками, словно полопались все кровяные сосуды. А кожа…
- Да это просто кошмары, - перебил меня Андрей. – Нашел из чего делать тайну. Неокрепшая психика решила с тобой позабавиться.
Товарищ негромко рассмеялся.
- Может быть, ты и прав. Но все равно, никому не говори, хорошо?
- Обещал же.
Андрей выключил воду, повесил на шею полотенце, похлопал меня по плечу и вышел.
Не поверил ни единому слову.
Вот и отлично.
Этой ночью мне ничего не снилось. Во всяком случае, я ничего не запомнил. Последнее, что всплывает в памяти, как доковылял до кровати, рухнул на жесткие скрипучие пружины и, заворачиваясь в одеяло, словно в кокон, отвернулся к стене. Закрывая глаза, с облегчением вздохнул. Долгожданный отдых. А спустя мгновение в сознание яркой вспышкой ворвался голос дежурного. Подъем.
В такие моменты думаешь, что жизнь (или что там отвечает за подобные фокусы) над людьми просто смеется, громким, резким, противным гоготом. И можно было бы смириться с таким мгновенным течением времени, если бы организм так же моментально восстанавливался, возвращались силы, проходила боль. Но нет же! Это что-то из мира фантастики. А в действительности за все надо платить, потому что есть куча законов, которым плевать на наши мнения и желания, они и без этого живут и правят вселенной уже многие миллионы лет.
Одним словом, я был разбит. Чувствовал себя старой клячей, которую на старости лет решили вконец загубить, нагрузив десятком тяжеленных мешков, скажем, с мукой. Или нет! Если быть точнее, то ощущения примерно такие, как после встречи в переулке с несколькими парнями, для которых не нашлось прикурить. Каждое движение вызывало дикую боль. Даже глубоко дышать было невыносимо. А всему виной молочная кислота. Но ничего, и с ней справиться можно. Как говорится, семь бед – один ответ. Утренняя зарядка.
И снова выход на поверхность. Уже второй. Страшно, тяжело, как в первый раз. Предстоит опять окунуться в липкий ужас умирающего города, слушать свое дыхание, считать удары сердца и надеяться, что ничто не нарушит их спокойный, размеренный ритм. Мне казалось, что невозможно привыкнуть к вечно сопровождающей меня тени Смерти. Она рядом всегда, следит за каждым движением, ждет любую ошибку, чтобы закрыть мои глаза своей костлявой рукой… навсегда.
Воинская часть оказалась очень большой. Целых пять дней мы потратили, чтобы обследовать все постройки бригады, открыть каждую дверь, проверить помещения лучше любой профессиональной ищейки, тщательно, придирчиво, с недоверием и огромным сомнением. В административных зданиях кроме всякой канцелярской мелочи мы ничего не нашли. Зато по-настоящему нас порадовали склады части. Из арсенала мы вынесли несколько десятков ящиков с патронами. Общее количество автоматов Калашникова перевалило за сотню, кроме того, к ним отыскалось несколько подствольных гранатометов. Не брезгали мы и гранатами, правда, было их совсем немного. С вещевого склада взяли камуфлированную форму, армейские ботинки, мыло, нательное и постельное белье. Все остальное оставили на потом. А вот с продовольственного склада многое забрать не получилось, только консервы.
Действия двух других групп были не менее успешными. Из госпиталя перетащили все лекарства, которые были закрыты в металлических ящиках и сейфах. Пополнился запас медицинских принадлежностей. Врачам принесли их инструменты, справочники и энциклопедии. Сергей Геннадьевич наконец-то смог прописывать больным более действенные препараты, чем аспирин и снотворное.
Но радоваться было рано. Каждодневные вылазки не решали основной вопрос. Точнее проблему. Продуктов по-прежнему не хватало. Даже если бы мы перевернули весь город, обыскали все магазины, киоски, квартиры и подвалы, забили свободные помещения в убежище консервами, а холодильники незараженными полуфабрикатами, еды, при умеренном и экономическом питании, хватило бы максимум на год. А дальше… только голодная смерть. Не помогла нам и Лаборатория. Начальство только разводило руками и молчало, но продукты у нас не просило. Что тоже наводило на определенные мысли. Так что вопрос остался открытым и пока не решаемым.
Убежище же несколько преобразилось. Из нашей зоны наконец-то исчезли больничные пижамы. Каждый военнослужащий получил новый камуфлированный костюм, ботинки с высокими берцами и зеленую футболку. Выдали мыло и стиральный порошок. Врачей порадовали белыми халатами. В гражданский сектор передали только средства личной гигиены.
Военное командование установило свои порядки в убежище, провело несколько серьезных мероприятий, которые не все жители восприняли с энтузиазмом. Во-первых, всех мужчин побрили наголо, а женщин коротко постригли. Установили раз в неделю банный день с проведением телесного осмотра. Некоторых возмутили такие меры, но ропот быстро стих, когда при первой же проверке обнаружили несколько человек, больных педикулезом. Во-вторых, установили жесткий распорядок дня, за соблюдение которого отвечала дежурная служба военных. Детей тоже обязали выполнять определенные инструкции. Например, спать в строго определенное время, даже если нет никакого желания. В-третьих, авторитет военных было приказано считать неоспоримым, требования и указания – к исполнению всеми безоговорочно. За короткое время в убежище образовалось маленькое государство с диктатором во главе власти. Недовольство было, но поднять руку на вооруженных людей никто не посмел. Бастовать тоже не получилось. Военные сразу же прекращали снабжать гражданский сектор продовольствием. Возможно, режим правления изначально был выбран неверно. Некоторые приближенные генерала Волкова тактично критиковали проводимые мероприятия, но в тоже время прекрасно понимали, что без жесткой хватки, пинков и подзатыльников не обойтись – некоторые жители до сих пор пребывали в некоторой прострации после Катастрофы, другие по своей природе ленивы, что просто недопустимо в условиях нехватки лишних рабочих рук.
Особняком стояли бойцы внешних групп. Мы подчинялись только приказам генерала Волкова и коменданта. Для нас не существовало распорядка. Свободное от вылазок время мы проводили в оборудованных для тренировок помещениях гражданского сектора. Каждый день совершенствовали свою физическую форму, оттачивали приемы рукопашного боя, изучали характеристики нового оружия. Из нас делали настоящих бойцов, расчетливых, бесстрашных, выдержанных. Потому что для всех остальных мы были одним из последних шансов на выживание.
Город менялся. С каждым днем он становился другим, более заброшенным, разрушенным, чужим. Не узнавали его и местные, приходилось все время носить с собой карту, помечая любые изменения на месте. Туман отступил, обнажив ужасающую картину. Наконец-то мы увидели все, в полной мере представили последствия катастрофы, ее необратимость. Былой жизни не будет, никогда.
Закончив обследование воинской части, наша группа вернулась в город. С квартирами решили повременить, для начала необходимо было отыскать все магазины, которые не посетили мародеры. Задача была сложной и в какой-то степени невыполнимой, так как времени с момента Катастрофы прошло достаточно много, и людей, оставшихся в живых, чувство голода давно выгнало из подвалов и собственных квартир.
Мы шли медленно, внимательно рассматривая расположенные вдоль дороги дома, постоянно сверяясь с картой.
- Где-то тут должен быть магазин. На торце того дома, если я не ошибаюсь, - Мышь показал пальцем на трехэтажное здание по правой стороне от нас. В любом сугубо мужском коллективе для упрощения общения, придания образу индивидуальности или закрепления какой-либо черты внешности или характера за обладателем придумываются клички, которые со временем заменяют настоящие имя и фамилию. Первым прозвище получил тот самый Федор, которого чуть было не растерзали голодные и обозленные псы. За свою, кстати, внешнюю схожесть с маленьким грызуном, а также чрезмерную любовь к сыру.
- Хорошо, значит идем туда, - скомандовал командир группы.
Магазин располагался в подвале. Прежде чем войти внутрь мы включили фонарики (надо заметить, что мы до сих пор пользовались этим чудо изобретением, одна из групп натолкнулась на неразграбленный фото-салон, из которого принесла целый мешок батареек, включая аккумуляторы и зарядные устройства к ним). Дверь плавно открылась, зазвенел колокольчик. Внутри царил беспорядок. Полки были перевернуты, на полу валялись порванные пачки с чипсами, растоптанное печенье, хрустело под ногами стекло от разбитых бутылок.
- Ищем подсобное помещение, может быть, туда никто не добрался. Андрей, следи за входом, остальные – распределились по залу. Просмотреть все полки, вдруг забрали не все, - старший лейтенант говорил шепотом, делая небольшие паузы между словами.
Андрей подошел к двери, плотно прикрыл ее и щелкнул замком, после чего уселся на подобранный ящик справа от входа (чтобы видеть лестницу на улицу) и выключил фонарик. Остальные начали просматривать стеллажи. Но, к сожалению, поиски ни к чему не привели. Складское помещение было вскрыто, а содержимое подчистую вынесено.
- Уже третий магазин за сегодня, и снова пусто, - стараясь скрыть раздражение, сказал я.
- С каждым днем будет все труднее и труднее найти провизию. Как закончим с магазинами, пойдем по квартирам, - ответил командир группы. – Ладно, уходим.
Все направились к выходу. Андрей встал с ящика, открыл замок и вышел на улицу. За ним потянулись остальные. Я замыкал группу.
В какой-то момент мне показалось, что я что-то услышал, какой-то посторонний звук, шорох. Отпустив дверь, я развернулся. Свет от фонарика забегал по торговому залу, выхватывая из темноты сломанные стеллажи и различный мусор. Сердце предательски громко забилось, руки тронула едва заметная дрожь. Я вскинул автомат, стал рассматривать магазин через прицел.
Слева хрустнуло стекло. Резко повернувшись, я увидел женщину. Практически лысая, с впалыми щеками, болезненным оттенком кожи, в рваной, выпачканной кровью одежде, казалось, только одними губами она говорила: «Не стреляй». Я посмотрел в ее глаза, полные боли и отчаяния, сделал шаг назад и снова повернулся к выходу. В тот момент, когда я опустил автомат и схватился рукой за ручку двери, кто-то схватил меня за вещевой мешок и с силой отбросил назад, в зал.
Я со всей силы ударился головой об бетонный пол, в районе поясницы что-то неприятно кольнуло. На несколько секунд сознание меня покинуло, а когда я вновь очнулся, на мне уже сидел здоровенный мужик и молотил кулаками по лицу. Все мои попытки отбиться не увенчались успехом, не та весовая категория, невыгодное положение. Мужчина, поймав мои руки и просунув их под себя, переместился мне на грудь. Больше ему ничто не мешало.
В глазах помутнело. Сознание окончательно покинуло меня.
Ударив два раз в лицо, он потянулся к противогазу. Не хватало воздуха, не было сил сбросить столь массивную тушу с себя. Паника прокралась в каждую клеточку моего мозга, не давая выдавить из себя ни единого слова, только едва различимый хрип. Я слышал, как там, наверху, обнаружили мое отсутствие, но не мог поторопить своих товарищей. Еще два удара. По лицу заструился теплый ручеек крови. Кажется, мужчина разбил мне нос. Граем глаза я заметил, как незнакомец правой рукой что-то ищет на полу. Звякнуло стекло. На лице мужчины появилась угрожающе-довольная ухмылка.
Неожиданно звуки борьбы прервал выстрел. Мужчина как-то странно дернулся, выгнулся, что-то невнятно промычал и плашмя упал, придавив меня всем своим весом.