Была моей однажды одна итальянка...
Я мысленно произношу эти слова, и мне самому не верится в это. Мне даже трудно согласиться с упомянутым понятием «была моей», и в тоже время, положа руку на сердце, я признаю этот феномен. Понятие это - настолько затертое, так часто произносимое в отношении женщины, что я не берусь заново давать его значение. Все дело в том, что я ни разу с ней не спал, не венчался, не встречался, и даже до сих пор не уверен, как правильно произносится ее имя. Я даже ни разу не видел ее в жизни, но все-таки она у меня была, и, более того, думаю, что она согласится, если скажу, что мы оба однажды обрели друг друга, не в смысле физически – в том качестве, как это принято сейчас понимать, а духовно.
Случайно встретившись в сети, обменявшись электронными адресами, мы просто общались. Регулярной перепиской назвать это сложно. Поначалу мы общались на английском языке, затем я стал запоминать простые фразы по-итальянски, а она – некоторые слова по-русски. Время от времени мы обменивались впечатлениями о том или ином событии в нашей жизни. Из таких вот: то коротких, то длинных записочек и состояло наше общение. Я рассказывал о себе, о своей жизни, а она – соответственно, о своей. Так продолжалось довольно долго.
Сама она родом из маленького городка (я намеренно опускаю его название, которое все равно вам ничего не скажет) горного, холмистого, покрытого лесами Пьемонте северо-запада Италии. Именно эта провинция дала жизнь многим итальянским писателям, повлияла на их мироощущение, внесла романтику и философское осмысление жизни. Склоны и холмы Пьемонте, богатые виноградниками, образуют приятный взору горный ландшафт, потому выпивая бокал итальянского Бароло или Барбареско, неминуемо представляешь себе солнечные холмистые пейзажи, парки Гран Парадизо, Вал Гранде, озера Мергоццо и, в особенности, Маджоре, на берегу которого писал свой знаменитый роман Хемингуэй.
Жизнь итальянки протекала сразу в нескольких городах. В Турине жила ее мама, брат и другие родственники; в Милане она училась и встречалась со своим парнем. Кроме того, она колесила по всей Италии. Итальянка разводила породистых кошек. Путешествия, разговоры на эту тему – это первое, что нас объединило. Она вынужденно переезжала, и мне по работе приходилось часто ездить по стране, пропадать неделями вдали от дома. Общение в такие моменты нас особенно сближало. Я читал ее письма, и время проходило быстрее. Вот тогда-то, впервые сравнив ее жизнь со своей, я понял, что мы в чем-то похожи. И еще понял, что меня терзало в последнее время: несмотря на старания Лиды, я не могу привыкнуть жить на одном месте. По крайней мере с ней.
Но вернемся к итальянке. Осталось рассказать совсем немного. В последнее время у нас сложилось легкое, оживленное общение. Я приятно удивился, что у нее та же привычка описывать события пространно, хотя и с трудом понимал ее текст (ведь я не переводчик), понимал настолько, насколько мне позволял электронный словарь. Иногда у нас получались смешные, каламбурные диалоги вперемежку сразу на трех языках. Однако теперь, когда мы потеряны друг для друга, скорее всего навсегда, мне легче признать недавно возникшее во мне сомнение: была ли та итальянка на самом деле, или это просто плод моего воображения.
Открывая и читая строчки электронных писем, выискивая глазами несколько ее приметных фраз, я вновь и вновь убеждаюсь, что она действительно была, и мы с интересом общались. Так она писала в одном письме: «Я ищу радости в простом, добром, что меня окружает, чтобы легче пережить потом любые проблемы. Простое и понятное всегда проще вспомнить, представить». Рассказывала, что ей нравится гулять по ночному городу. Где она только успела побывать и пожить! Да и чему мне удивляться? ведь она итальянка. Милан, Турин, Венеция, Рим – и везде бульвары, ее любимые мощеные улочки. Почти в каждом городе, куда бы она ни приезжала, поздно вечером она наслаждалась «уютом тихих мест», «окружающим весельем», «игрой ночного света на мостовых и каналах».
Мне тоже приходила мысль прогуляться одному по городу: вот так – без определенной цели, но, признаюсь, после прогулки мне сложно выразить возникшие чувства словами, а у нее это получалось легко, само собой. Я часто бывал в городе на Неве, мне понятно было ее настроение, и близок был тот «особый дух города, внезапно возникающий среди каналов, каменных оград и мостов», о котором она мне писала, «где всегда все просто и понятно».
Вставляя каждый в свои письма фразы другого, мы лучше понимали мысли друг друга. В своих письмах она удивлялась, что в России хорошо знают итальянских писателей. Дино Буццати, Луиджи Малерба, Итало Кальвино, Чезаре Павезе – вот далеко не полный перечень авторов, что мы с ней обсуждали.
Но рано или поздно – все заканчивается. Вот и письма от нее перестали приходить. По какой-то, только ей самой известной причине, она сама резко оборвала переписку. Уж не знаю, может быть, она вернулась к своему rogasso в Милане, а может быть, у нее появился кто-то другой. Для меня в обоих случаях – никакой разницы. Скорее всего, она знала что-то, чего не хотела мне говорить; знала, наверное, что мы никогда не увидимся и не будем вместе. От сознания того, что мы не встретимся, становится грустно, но светло и отрадно на душе: мы не обманем в чувствах себя и уж точно – никогда не слукавим в отношении чувств к другому.
С того времени, как я стал с ней общаться, во мне что-то изменилось. Гуляя по лесу, я обращаю внимание на листопад, слышу, как внезапно срывается с ветки и падает сухой осенний лист. Проходя тенистыми аллеями парка, я замечаю переходы света и тени, которых раньше не замечал.
Недавно я вернулся домой, прилетев из Сибири. На следующий день с друзьями посидел в баре, как обычно попил с ними пива. На неделе отвез свой автомобиль в сервис; в ресторане с Лидой отметил ее день рождения и той же весной мы уехали с ней отдыхать в Италию. Мы гуляли в Риме. Прошлись к фонтану Треви, покидали в него монетки. Мы смеялись. Нам было весело. Между походами по бутикам распродаж мы часто сидели в кафе Грэко, что на улице Кондотти. Моя женщина осталась довольна поездкой и экскурсиями. А для меня все эти церкви, памятники, знаменитые фрески дворцов и двориков наводили скуку и опустошение. Я чувствовал в себе отчуждение ко всей этой роскоши, фетишу богатства.
Кажется, еще тогда в те вечера в Риме мы продолжали с Лидой любить друг друга, но самое важное уже растеряли. Когда-то мы страстно желали быть вместе, а теперь это стало невольным повторением прожитых дней. Чтобы избежать однообразия мы пытаемся сами себя обмануть, придумываем каждый раз для обоих новое развлечение, как эту совместную поездку в Италию. Но с некоторых пор я уже не мог привыкнуть к мысли, что наша совместная жизнь превращает порывы души в заурядное слияние плоти, а мечты облетают как осенняя листва. Рано или поздно наш обман раскроется, я только хотел бы для себя уяснить, что не так во мне, что мне самому нужно.
Бедная Лида, она не подозревает, что между нами начался разлад и, похоже, все еще меня любит.
По ночам я выходил покурить на улицу перед отелем. Мне хотелось побыть одному, походить по мостовой, обойти вокруг отель, зайти в ближайший узкий переулок, в котором гулким эхом терялись мои шаги. Во мне возникали новые чувства, очень схожие с теми, о которых говорила итальянка. Ради их наступления, в их ожидании я бродил по мощеным улочкам и переулкам, будто в этих темных улочках и переулках я мог обрести спокойствие и умиротворение, будто в них скрыта та духовная гармония с другим человеком, которой мне сейчас не хватает. Кто знает, может, итальянка была для меня той, что называют L’anima gemella, и в жизни действительно существует, как говорят, Dolce meta’, но как теперь это проверить и стоит ли продолжать в это верить?
* Примечание от автора:
Rogasso – парень (ит.)
L'anima gemella - родственная душа (ит.)
Dolce meta' - моя половинка (ит.)
******
Сентябрь 2008
Любимому писателю Чезаре Павезе.