Мы меняемся, не изменяясь. Мы набираемся мудрости, но подвержены ошибкам. Сколько бы мы ни существовали, мы остаемся людьми — в этом и наше чудо, и наше проклятие.
Энн Райс. Царица Проклятых
Память не горит. Время не лечит. Прошлое с завидным постоянством снова и снова возвращается в мою жизнь,… но это не просто прошлое. Это отрезок жизни длиною в вечность.
Я никогда не забуду той войны. Она оставила во мне чудовищную леденящую пустоту, пронизывающую каждую клеточку моего тела. Сколько крови и слез было пролито на моих глазах. Очень быстро я разочаровалась в этом мире. Мире, который так любила когда-то.
Я прошла сотни километров, видела жуткие зарисовки Смерти, которые она шлейфом тянула за собой, страх и отчаяние людей, которые теряли своих любимых и дорогих. А вы ведь не знаете и никогда не поймете, что такое мать, на чьих глазах сжигают ее дитя – самое любимое и единственное? Что такое хоронить друга, с которым ты еще полчаса назад бегал к хорошеньким медсестрам в медпункт за маленькой стопочкой спирту? Что такое держать на руках смертельно раненного, но еще живого человека, и осознавать свое бессилие?
Каждый день как последний. Я не представляла своего будущего…, казалось, что его и не было. Если мы отступим, опустим руки – всему придет конец.…Но все же верила, что это не может продолжаться вечно, и мы обязательно победим. Победим, чего бы нам это не стоило. Ради наших детей, ради мира на земле. Ибо с нами Бог…
Я закрывала глаза и мечтала снова увидеть глубокое синее небо над головой. Такое, как в детстве. Но свист пуль и стоны раненных возвращали в ненавистную реальность. Хотелось кричать, хотелось очнуться от этого жуткого сна, что рисовало мне больное сознание…. Но сон продолжался…долгие четыре года.
Это была и моя война тоже. Война за жизнь против смерти. Поэтому я стала медсестрой. И каждое утро, глядя в зеркало, я давала себе обещание делать все, что в моих силах и даже сверх того, для того чтобы дети снова увидели своих отцов, женщины – любимых, братьев, сыновей. А с зеркала на меня смотрела юная особа с глазами, полными отчаяния и надежды, и черными, как ночь, волосами, на которых серебрилась седина… Мне шел двадцатый год.
Я не ждала подарков от судьбы. Как можно надеяться на милосердие, когда с ее попустительства творится зло на этой земле?! Однако в тот день моя жизнь разделилась на «до» и «после»…
…Тяжелые грозовые тучи затянули небо, раскаты грома сливались со свистом пуль и взрывами снарядов. Хлынул ливень. Большие тяжелые капли ринулись с небес на грешную землю. Я промокла до нитки. Перебежками, передвигаясь по полю, падала, мешала грязь с кровью, подбираясь к раненным. Но тут на моих глазах произошел поступок: молодой солдат, закрывая собой своего старшего товарища, свалился на землю как подкошенный. Товарищ кричал, его лицо было полно ужаса, он корил друга за безрассудство, а себя за то, что не уберег. Он плюхнулся на колени перед телом парня, умолк и тихо заплакал, вытирая грязным рукавом лицо. Я шла на помощь, следуя своему долгу. Слава богу, раненный был еще жив. Мы совместными усилиями перевернули его на спину, чтобы осмотреть рану. Парень открыл глаза, расплылся в улыбке, и я поняла, что пропала… Взгляд этих голубых глаз, словно тысячи вольт пронзили мое сердце и мою душу. Он словно ангел во плоти, лицо его светилось добротой и нежностью, а глаза болью и тревогой. Этого человека смерти я ни за что не отдам! Ни за что…
Пуля осталась в теле. Вроде крупные сосуды не задеты, однако организм начинает бороться с инородным телом. Он весь горит, бредить вот-вот начнет.
Вдвоем мы взяли парня под руки и потащили в сторону полевого госпиталя. Я молила всех святых о помощи. Лишь бы дошли. Лишь бы успели. Только не умирай…
Во время операции произошло что-то непредвиденное, он потерял много крови. Был необходим донор. Я умоляла врача взять мою кровь. Я так хотела, чтобы он жил… Врач почему-то усмехнулся, потрепал меня за волосы и дал добро.
…Я лежала, смотрела на него, спящего, и понимала, что жить теперь мне будет сложно. Встретимся ли мы снова? Я не знала. Но в любом случае буду уверена, что отныне с ним останется частичка меня…
Днем и ночью, при любой попавшейся свободной минутке я было подле него. Парень все еще не приходил в себя. Мне было страшно. Страшно оттого, что я могла больше и не увидеть света этих глаз…
По ночам, бывало, плакала возле него, жаловалась на то, что мне тяжело видеть людские страдания, на то, что мне надоела эта война и на то, что пора уже требовать новый халат и резиновые сапоги.
Но в одну из таких ночей сердце мое ёкнуло…, поймала себя на ощущении, будто чья-то рука гладит мои волосы. Я подняла глаза и увидела его сияющую, но усталую улыбку, его печальные голубые глаза… ты стал для меня лучом света во тьме глухой осенней ночи, в которой под звуки канонады вершатся человеческие судьбы. И я благодарна, что хоть мгновение, но была счастливой…
Крики…
Яркая вспышка…
Все стихло…