I
И первая моя любовь, и дальнейшая взрослая жизнь начались с этих Жигулей вишневого цвета. Я подняла руку, чтобы поймать машину и доехать до дома, и тут же, рядом с тротуаром, остановились вишневые Жигули.
- В Царицыно подвезете?
- Садитесь.
Я села рядом с водителем и тогда еще не поняла, что поехала не к дому, а навстречу своему счастью и несчастью, любви и новой жизни.
Ехать было недалеко, но за короткое время он успел со мной познакомиться, рассказать о себе и расспросить о моей жизни. Про себя мне говорить было особенно нечего. «Зовут Люба. Живу с родителями. Учусь в институте на втором курсе». Его голос был мягким и обволакивающим. «Игорь. После института три года проработал в Африке. Живу один. Работаю в управлении международных отношений Госкино. Давайте встретимся снова». Как-то легко и непринужденно выстроился разговор: он смотрел на дорогу, и в то же время я постоянно чувствовала на себе его взгляд. Парни, с которыми я до этого знакомилась, или молчали, как истуканы, или сразу лезли ко мне целоваться. Мне не нравились ни одни, ни другие. Игорь начал разговор так, будто мы уже были когда-то знакомы, не виделись много лет, и теперь ему было интересно узнать, как я живу. Я чувствовала этот интерес с его стороны не только к себе, но и к тому, чем я живу. Он слушал меня с неподдельным вниманием. Любая девушка распознает это внимание к себе с полуслова. Он не делал мне комплиментов, не говорил, что я красивая, не пытался меня обнять, когда мы остановились возле моего подъезда, он просто смотрел на меня, рассказывал и слушал. Мне было девятнадцать, ему, как я узнала, двадцать шесть. Он записал мой номер телефона, обещал позвонить, и мы расстались. Почему-то в первую же ночь после нашего знакомства он приснился мне. Снилось, что мы вдвоем у меня дома. Мы сидим на диване в моей комнате, он прижимает меня к себе, целует, и его руки нежно скользят по моему телу, и меня охватывает дрожь, желание и любовь.
На следующий вечер он позвонил.
- Привет. Не хотелось, чтобы ты меня забыла, поэтому решил не откладывать со звонком. Я хочу тебя пригласить в театр. Вчера не успел спросить, что тебе больше нравится.
Я хотела ответить, что мне понравится все, что он захочет.
- Пойдем в театр Сатиры? – предложил он.
Я кивнула телефонной трубке и сказала еле слышно: «Да».
Я уже не помню, что это был за спектакль. Я смотрела на сцену, а чувствовала только его. Я ощущала его локоть, его колено, и каждое прикосновение вызывало разряд тока в моем теле. Я хлопала в ладоши, когда актеры вышли поклониться на сцену, но больше всего мне хотелось, в продолжение моего сна, остаться с ним вдвоем. Он что-то говорил об актерах, смеялся, и я улыбалась в ответ, но с этого вечера я больше не представляла себя без него и его без себя.
После спектакля я мечтала лишь об одном: поехать к нему, но он даже не спросил об этом и повез меня домой.
Последующий месяц перемешался для меня в один изнурительный и счастливый день: день любви, день без продолжения любви. Когда после концерта или спектакля мы садились в его машину, он меня целовал и обнимал и ни разу не сказал того, что я ждала больше всего на свете: что он любит меня. Он будто издевался надо мной. Стоило ему сказать: «Поехали ко мне. Останешься у меня на ночь?» - я бы тут же ответила: «Да», - с радостью, с вожделением. Я ждала этих слов, а он их не говорил. Когда мы обнимались в машине перед расставанием, я чувствовала его желание, но он, то ли мучил меня и себя, то ли ждал, когда я сама брошусь ему на шею и попрошу любить меня. Он никогда не был холоден со мной. Нет. Он никогда не был равнодушен со мной. Нет. Он никогда не притворялся со мной, я бы это почувствовала. Я понимала, что не безразлична ему, но он всегда останавливался перед чертой, за которую могли бы зайти наши отношения. Может быть, это глупо и странно, но я сама влекла его за эту черту, а он уходил от меня в последний момент.
Каждую ночь мне снились сны: он раздевает меня, он прижимается ко мне, и каждое прикосновение его пальцев, как огонь, как импульс. Он обнимает и целует меня, и каждый его поцелуй – как единственный, как последний. Он гладит мою грудь, и его рука опускается ниже, и я безумно хочу его.
Любил ли он меня? Не знаю. Я не хотела спрашивать, боялась, что он ответит: «Нет». Но мы встречались почти каждый день. Он ни разу не пригласил меня к себе. Мы сидели вдвоем на заднем сидении его машины, в темных аллеях парка, и я не могла понять: то ли он говорил со мной, как друг, то ли относился ко мне, как к возлюбленной.
Однажды, перед тем как меня проводить, он привычно заглушил двигатель и пересел со мной на заднее сидение. За деревьями темнел еще неотреставрированный царицынский дворец. Он обнял меня, и я не выдержала.
- Игоречек, я хочу тебя, я хочу быть твоей. Милый, пожалуйста, возьми меня прямо сейчас. Я больше не могу.
После моих слов он словно перестал сомневаться. Он целовал и ласкал меня, и вошел в меня нежно, страстно и трепетно, так, как я ждала, так, как я этого хотела.
Он стал моим первым мужчиной, и я никогда не забуду, чтобы ни произошло в моей жизни, это заднее сидение в машине, его руки, его тело, его любовь и нежность. Я не помню, что он шептал мне на ухо в это мгновение, я растворилась в нем. «Ты – счастье мое», - сказала я.
Он так ни разу не пригласил меня к себе. С той нашей первой ночи мы занимались любовью у меня дома, когда не было родителей, или в машине, или летом на даче. Я никогда не спрашивала, почему он не зовет меня к себе. Мне было довольно того, что он со мной. Я чувствовала его любовь, хотя он никогда не говорил этих слов. Он всегда был очень ласковым и нежным. Он каждый вечер посвящал мне, но я уже понимала: он что-то не договаривает. С моей стороны это было безумство: будто бросилась с разбега, с обрыва, в холодную воду, а она теплеет, и сладкая нега обволакивает и несет по течению, неизвестно куда. А с его стороны? Я часто об этом думала, но боялась спросить. Расчет? Конечно, нет. Только спать со мной? Нет, нет, нет. Я ведь уже понимала его. Он разбудил, наконец, во мне женщину, и я была ему благодарна за это. Он слишком долго ждал нашей близости. Я знала, что ему хорошо со мной, но наша постель не главное для него. Так почему же он молчит о нашем будущем? Хотя и это теперь было не так важно для меня. Лишь бы он оставался со мной. Сколько это может продлиться? Месяц? Год? Подольше бы.
- Хочешь, я тебя познакомлю со своими родителями? – спросила я как-то.
- Извини, Любаша моя, не торопись.
Сейчас я взрослая женщина. Но, оглядываясь назад, понимаю: он, действительно, любил меня. Как бы вернее сказать: он был трепетен по отношению ко мне, даже в словах, он искал со мной встреч не для того, чтобы соблазнить меня в очередной раз, скорее, я его всегда соблазняла, а чтобы быть рядом со мной. Я уже понимала тогда: что-то он носит в себе, то, о чем не хочет мне говорить, что-то гложет его, то, что нас разъединяет.
Через год после наших встреч я поняла, что беременна. К этому времени я уже знала о нем все: где он работает, когда уходит с работы, чем живет, что любит, все, кроме того, где он живет.
Я пришла к нему на работу, сотрудники вышли, понимающе ухмыляясь, мы остались вдвоем, а я уже не могла сдерживать себя:
- Игорь, милый, у нас будет ребенок. Ты женишься на мне?
Он как-то очень странно посмотрел на меня, не зло, не отталкивающе, а мягко и виновато, будто уже ждал этих слов.
Он меня обнял, прижал к себе, поцеловал и усадил рядом.
- Любашенька, любимая, я давно знал, что ты это скажешь когда-нибудь. Ты даже не представляешь, как я хочу тебе ответить: «Да». Я тебя очень люблю, правда, люблю. Может быть, сейчас я предам нас и нашу любовь. Может быть, теперь мы расстанемся после моих слов. Я никогда тебе не говорил об этом, и больно об этом говорить. Тогда, в первую нашу встречу, я не хотел, не мог тебе сказать, но у меня есть жена и сын. Прости, что я тебя обманул. Я тебя очень люблю, но ничего не могу изменить. Я не могу бросить своего сына. Прости меня.
Я с самого начала нашей любви знала, что не бывает так хорошо, не может быть, чтобы такая любовь была безоблачной.
Я прикусила язык и чувства и выплеснула только слова:
- Я все понимаю. Ты мог бы дать мне денег на аборт?
- Да, конечно, дам. Прости.
С Игорем мы встречались еще только один раз, когда он передал мне деньги. После аборта он мне не позвонил. А мне было плохо.
Много лет прошло. У меня муж, дети, но своего первого мужчину я люблю до сих пор и давно простила его.
II
Много лет я живу один. Мне скоро шестьдесят, и я все чаще думаю о прожитой жизни и о близкой смерти.
Когда я смотрю по телевизору, как засиял отреставрированный дворец в Царицыно, я вспоминаю Любашу и наши темные аллеи в царицынском парке. Я никогда не езжу туда, это было бы слишком больно. Я помню эти вечера, ее и нашу машину. С тех давних пор я ей не звонил и никогда больше не позвоню. Хотя иногда хочется взять трубку, набрать номер, который, я уверен, с тех пор не изменился, и сказать: «Привет. Это Игорь. Ты как?» И больше ничего, ни о том, как я люблю ее до сих пор, ни о том, как мне плохо и одиноко без нее. Это только мечты или сны. Я, конечно, никогда не наберу этот номер, хотя знаю, что мне бы ответили. Поздно возвращаться в прошлое, хотя, кроме него, у меня ничего не осталось в жизни. Хочется вернуться туда, но это невозможно. Как хотелось бы возвратиться на тридцать лет назад и поменять свою жизнь. Нельзя, так не бывает. А если бы было можно? Если бы мы умели каждый раз возвращаться во времени и переписывать свою жизнь по-новому? Мы бы приобрели опыт и знания и уже не совершали бы старых ошибок. Но сейчас я думаю: не нужно, не надо ничего исправлять. Бог все давно решил про каждого из нас и дал нам прожить только одну жизнь, так пусть прошлое останется только воспоминанием.
Двадцать лет назад я окончательно расстался со своей женой, тихо и спокойно. Мне сейчас кажется, что мы никогда не любили друг друга. Наш сын вырос, у него дети – мои внуки, но мы редко видимся. Я скучаю по внукам, но мне уже тяжело выбираться из дома. Иногда я перезваниваюсь с ними, мне приятно слышать:
- Дедуля, здравствуй.
Сейчас я понимаю, что было главным в жизни – любовь. Мало кому я подарил свою любовь: жене ненадолго, сыну – в детстве, внукам – совсем немного. Мне все чаще вспоминается моя настоящая, единственная любовь – Любаша. Знаю, что мне недолго осталось жить. Мне не страшно. Я сожалею лишь об одном. Почему тогда, тридцать лет назад, я не ответил ей: «Я разведусь с женой. Я женюсь на тебе. Не делай аборт». Очень надеюсь, верю, чувствую, что она жива, и все у нее хорошо. Я до сих пор помню, и только теперь понимаю, что это главное воспоминание в моей жизни, - то заднее сидение в Жигулях, то, как мы любили друг друга.
Я знаю уже: никогда, никого у меня больше не будет. Наверное, только она одна осталась у меня – Любаша, она и эти воспоминания.
Я сижу один в своей пустой квартире, пью водку и думаю: «А если бы?»
И слышу, как она отвечает мне:
- Ты что, дурачком стал на старости лет? Не думай о смерти. Думай о жизни и о любви. Успокойся, родной. Я тебя, по-прежнему, люблю.