ЗАПИСКИ ИНФОЧЕЛОВЕКА
или
СЧАСТЬЕ ХАМА
ранняя проза
Священник- музыкант (начало)
От Нижнего Тагила до посёлка В. – ехать сорок минут на машине. Для городского жителя это пустяки. Для деревенского – целая вечность. Поэтому горожане приезжают в посёлок чаще, чем жители посёлка выезжают в город. Впрочем, это никак не сказывается на гостеприимстве местных жителей.
Люди здесь спокойные и в своих эмоциях и в жизни. Единственный кто спокойствие иногда нарушает священник местной церкви. Этот широкоплечий, бородатый, кареглазый мужик в рясе. Он любит начать день со стопочки и закончить его бутылочкой. Причём и то и другое обязательно присутствуют на его непосредственном месте работы – в Храме. То, что отец К. человек необычный лично я понял в первую же минуту знакомства.
- О, хорошо, что вы приехали, я вам покажу, что я сочинил. Потом, если вы не против, домой ко мне заедим. Вы кстати на машине? Хорошо, подбросите меня до дома. А ещё мне на почту надо будет заехать – посылка пришла.
- Да мы собственно здесь, потому что люди говорят, там, у церкви, где сейчас капают, человеческие кости находят. Что Вы скажите, по этому поводу?
- А чего я скажу, вполне, может быть, и находят, но я ничего не находил?
- А на камеру можете это сказать?
- Могу.
Отец К. тяжело вздохнул, посмотрел на оператора с камерой, нахмурился, улыбнулся, опять нахмурился. Снова улыбнулся:
- Да поёдёмте лучше чаю выпьем с колбаской!
Первый раз я шёл в Храм не чтобы помолиться, а чтобы попить чай с колбаской. Конечно, можно было бы отказать, но любопытство! Я понимал - этот священник останется в памяти не только как человек, у которого я как-то когда-то взял интервью.
В церкви своего батюшку недолюбливали. Одна сотрудница – не стесняясь нас, корчила ему в спину рожу. Ещё одна женщина, постарше, шепнула, что мол - да батюшка у нас не подарок, но грех, так в Церкви себя везти.
Отец сходил за алтарь, вынес фляжку, хлеб, яйца, колбасу. Положил это всё за дубовый стол у иконостаса.
- Присаживайтесь, в ногах правды нет.
- Спасибо, как-то неудобно, в Церкви вот так сидеть, есть, пить, ну Вы понимаете.
Священник прищурился.
- Вооот! – затянул он, мы с оператором переглянулись, неужели это была проверка? Тут батюшка остановил своё вотание, хлебнул из фляжки и продолжил, - вот, вот, вот, не хотел вдаваться в историю, но видимо придётся.
Вообще, когда мы приехали в посёлок, глава местной администрации предупредила нас - если будете разговаривать с нашим батюшкой, не позволяйте ему ударяться в бутылку и историю, иначе не уедите отсюда до третьего пришествия.
Но мы позволили.
Начинающий и дерзкий (начало)
Я – инфочеловек. Звучит как Франкенштейн или Калигула?! Но я хороший. Мои ассоциации с этим словом – Робин Гуд, но или на худой конец – а, да ладно - не будем играть в ассоциации - в нашей стране и без нас хватает любителе этой игры!
Ну, с чего начать, - это так трудно самому давать интервью, рассказывать о себе, привычней самому задавать вопросы. Слушать чьи-то истории, ответы кого-то – для меня это так же естественно как останавливаться на красный свет светофора.
Давайте и начнём со светофора. В светофоре моей судьбы не было жёлтого цвета – я никогда не готовился перед тем, как пойти. Просто не было такой возможности. Я просто шёл. Останавливался. И снова шёл. Окружающее неудачники завидовали моему движению и всем вокруг, показывая на меня пальцем, твердили: «Вот наглец, куда прёт, надо бы его спустить с небес на землю». А мне было глубоко наплевать, что про меня говорят неудачники (сколько бы им ни было лет и кем бы они не являлись). Старому и типа опытному главному редактору я мог прямо сказать – что газета его говно. И он очень пожалеет, если не возьмёт мою бесспорно талантливую статью. С учителями и преподавателями я всегда общался, как со своими, хоть и на вы. Многих это бесило, но я ей богу, до сих пор не понимаю – почему я должен заискивать перед людьми, почему я должен молча слушать их бред, и почему я не имею права на своё мнение в разговоре хоть с чиновником, хоть с главредом. ГОСПОДА, КОТОРЫХ Я РАДРАЖАЮ, ПОЗВОЛЬТЕ ЕЩЁ РАЗ ВАМ ПРОГОВОРИТЬ - МНЕ ПОХЕР КАКИХ ЗВАНИЙ ВЫ ДОБИЛИСЬ И КАК ВЫСОКО ВЗЛЕТЕЛИ. Я УВАЖАЮ В ЧЕЛОВЕКЕ ТОЛЬКО ЧЕЛОВЕКА, А НЕ МУДАКА, на кабинете которого весит табличка с его именем. Самое противное - что эти мудаки, взрослые и состоятельные дядьки и тётьки, после разговора со мной, начинали обзванивать всех своих знакомых из городских СМИ, и, словно деревенские шлюхи перед участковым, ябедничать им на мой тон, на моё поведение.
«Да он же хам!»
«Вы ему, пожалуйста, откажите в работе, а то сами же плакать будите».
«Он к вам наверняка скоро придёт, на порог его не пускайте».
Вот почему я не лелеял надежду утроиться работать в престижное городское СМИ. Подрабатывал дворником, грузчиком, вёл кружок в гимназии, играл в КВН, вёл концерты, промо-акции. Поступил в университет. Стоп. Здесь, опять же, не могу не сказать: НУ ЧТО МУДАКИ, ДУМАЛИ, ЕСЛИ ВАШИ ДЕТКИ НЕ ПОСТУПИЛИ В УНИВЕРСИТЕТ НА БЮДЖЕТ, ЗНАЧИТ И Я - ПРОЛЕЧУ. ОБЛОМИТЕСЬ! СКУШАЙТЕ БАНАНКУ!
После поступления в престижный ВУЗ я чувствовал себя ещё увереннее. С постоянством осеннего дождя ходил в редакции газет, целый год, но везде слышал одно и то же: «Мы не можем вас взять».
- Почему!
- Ну, понимаете, - и тут начинались пересказы снов дебилов, в ход шли истории о советских космонавтах, об огурцах на даче соседа, о таракане Василии …. причём, в конце каждой такой «истории» была какая-то мораль. Я не Фрейд и потому «мудрости» шизофреников мне представлялись просто как «мудрости» шизофреников – о чём опять же я им говорил открыто. (Это потом я узнал, - главные люди в СМИ часто одиноки, а значит сны по Фрейду для них – дело обычное).
Мои встречи с «недолюдьми» закончились, когда я попал в одну городскую телекомпанию. Ну, как попал? Ну, так попал! По блату. Одна моя хорошая знакомая порекомендовала мою персону главреду телекомпании. Главный редактор, конечно, начала собирать про меня справки, звонить в редакции и, конечно, ей там говорили обо мне «всю правду». И главред телекомпании, конечно, взяла меня на работу. Потому что в нашем омуте не только черти водятся.
Так я и стал тележурналистам. Чего хотел гораздо больше, чем работать в газете – ведь, находясь в телевизоре, быстрее можно стать, если небогатым, то знаменитым точно. А для меня это задача первостепенной важности. Так-то, господа!
Священник-музыкант (окончание)
После второй выпитой рюмки разговор зашёл о сексе. Неплохо начали.
Перед этим священник нам уже рассказал свою историю становления Русской Церкви. Он говорил:
«Церковь на Руси всегда была самым откровенным местом. Туда приходили очищаться. Никто не стеснялся Бога. В Церквях ели, спали, пели, а почему нет – ведь и сон, и еду, и речь послал Бог. Так значит стеснение всего этого – есть стеснение Бога!»
Батюшка говорит:
«Все трахаются. В церкви стоят и ниже пояса друг другу смотрят. Изменяют. Все друг другу изменяют. Только в путь. Ещё один миф народный – будто Церковь против разводов. Церковь может и против, но не Бог».
Батюшка снова потянулся к рюмке, посмотрел на меня, - я как всегда сделал гримасу большого вопроса.
- Бог не может быть за грех. Если люди разлюбили друг друга – то пусть расходятся сразу. Врать другу другу, обижать друг друга – ещё большей грех, чем развод. Самое страшное, когда в нелюбви воспитываются дети. Я вам больше скажу - церковь должна принять противозачаточные средства. Хм, сказал тоже! Признать противозачаточные средства.
Отец К. откусил от палки колбасы немаленький кусочек, пережевал быстро, перекрестился.
- У меня вон у самого пятеро, так мы с женой от них без ума. А у соседей наших алкоголиков тоже пятеро – это бедные дети. Хорошо, что Господь пожалел их – послал им нас с женой, мы их и кормим и одеваем. А другие такие семьи – они же никому не нужны. И Богу, поверьте, не угодно, чтоб такие семьи были.
В церковь зашли прихожане – две бабки в цветастых платочках – посмотрели на нас, на батюшку, развернулись и пошли к выходу.
- А хотите в колокола позвонить?
- Хотим.
Сходили. Позвонили.
- Ну вот, теперь поехали ко мне, ребята! Я вам покажу кое-чего. Вы мне своё мнение скажите. Тока честно скажите. Не врите. Это грех. Вы ребята никогда не врите. Можете изменять, чего уж там, предохраняться, аборты делать, но не врите.
Это самое страшное. Самое страшное.
Батюшку на своей машине мы довезли сначала до почты, потом до дома. Дом маленький одноэтажный с одним окном. Пластиковым. Внутри две комнаты. Одна большая, другая кухня с печкой – там жались к полной женщине пятеро маленьких ребятишек.
- Аня, мы с гостями к тебе! Чаю нам сделай!
- Здравствуйте!
- Здравствуйте!
Священник широкими шагами дошёл до дивана. Встал на колени. Перекрестился. Засунул руки под диван и через секунды вытащил из под него сентизатор.
- Вот! – отец облизнулся, прищурился, оглянулся на нас, стало понятно – у него есть опыт в удивлении гостей, - Сяс я вам сыграю, из последнего своего.
- Вы играете на этом?
- Да! И песни пишу. На стихи Есенина, – снова облизнул нижнюю губу, прищурил правый глаз.
Оператор включил камеру.
- Не снимайте, – рявкнул батюшка.
… Играл он плохо. И мы не стали врать – сказали всё, что думаем о его музыке.
- Спасибо. Будем работать, – словно, обидевшейся школьник, промямлил нам священник-музыкант.
- До свиданья.
- Бог вам в помощь.
На следующий день в эфир вышел сюжет о сомнительных раскопках на территории Храма в посёлке В.
Продолжение обязательно будет…