На отдыхающего в кресле папу, моя напольная дурашливость производила пасторальные впечатления. Простуда чего-то «там всего», о которой твердила мама (позже я вычислил, что имелся ввиду простатит), казалась отцу порождением бабьей мнительности. Играющий мужчина не должен думать о члене и уж тем более, о его инфраструктуре. Член самостоятельный орган и сам подумает о себе, когда потребуется. Не нужно его укутывать и укладывать. От лишнего внимания он только греется и пухнет, и в таком состоянии даже сильнее подвержен простуде. Если же оставить член в покое, он станет совсем маленьким и практически исчезнет, прилипнув к внутренней стороне бедра, как лёгкое перышко. Член в состоянии покоя – это кортик на боку моряка. Маленькое и гордое оружие не мешает смелому мичману чайкой взлетать на капитанский мостик. Иными словами папа верил в адаптивные способности организма и считал, что мамина концепция здоровья полезна лишь для заквашивания теста и рождения детей.
- Но это же холод линолеума! - уточняла мама с интонацией, уместной для фразы: «Но это же яд гюрзы!».
- Люда, перестань! – закруглял беседу отец. Он был в семье главным и мог позволить себе простые ответы.
Благодаря высокому патронату отца, моё хождение в пол не подвергалось жёсткой цензуре. Я умело прикрывался лозунгом «здоровый ребёнок должен быть активным» и, приклеив к бедру своё пёрышко, предавался невиданной свободе телесных и психических движений. Но однажды отец почуял неладное.