3.
Спиридонов давно потерял чувство времени и, сколько пребывал в полуподвальной квартире
Федота Анатольевича, не мог ответить даже приблизительно. Иногда ему казалось, что он
там целую вечность, а порой – всего один, но очень длинный, бесконечный день. Конечно
же, ни первое, ни второе утверждение не соответствовало действительности.
За мутным окном полуподвала вовсю резвилось и отплясывало беззаботное лето. Если
внимательный читатель помнит, излагаемые события начались в апреле, следовательно,
прошли всего два-три месяца, а этот временной отрезок никоим образом не тождественен
вечности или одному дню. Правда, это утверждение справедливо, если говорить о жизни
обыденной, обыкновенной. Жизнь же в квартире Федота Анатольевича если и была обыденной,
то не для всего социума, а только для маргинальной его части. Поэтому нормой, конечно
же, быть не могла, и время там текло иначе.
Сам Федот Анатольевич Шлыков был человек без будущего, и, как он заявлял, и без
прошлого. Это высказывание, несомненно, было ложным – прошлое есть у всех, но Федот
Анатольевич или не хотел его помнить, или действительно подзабыл. С учетом возраста и
каждодневных употреблений низкопробного алкоголя в больших количествах память у него
вполне могла давать сбои или выдавала сильно искаженную информацию. Работал он в
котельной, сутки через двое. Шлыков был самый обыкновенный кочегар, никакой не философ-
неудачник, диссидент или рок-музыкант вроде Виктора Цоя, а типичный мудила и алкаш. И
тем не менее, вести полностью бесшабашную жизнь не мог – на его попечении находился
парнишка лет пяти, сын той ветреной девицы, которая и привела, собственно, Спиридонова в
эту квартиру. Девица приходилась Федоту Анатольевичу вроде как внучкой. Она то
заявлялась каждый день, иногда с деликатесами и пьяными упакованными ухажерами, а то
пропадала недели на две-три. То есть вела образ жизни не совсем подобающий члену
социалистического общежития, что первое время несколько удивляло добропорядочного
Спиридонова. Чем она занималась, можно было только догадываться.
Другие посетители квартиры менялись как актеры в массовке – сегодня одни лица, завтра
иные. Люди были самые разные, одно их объединяло – пристрастие к зеленому змию.
Пропуском в квартиру поэтому, конечно же, служила выпивка.
Ранее непьющий бухгалтер тоже стал топить в водке страх, засевший глубоко внутри и
завязывающий ему кишки морскими узлами. Результат получался двоякий.
В процессе приема спиртного страх потихоньку уменьшался и после употребления около пол-
литра водки улетучивался, словно джин из кувшина, предоставляя обмякшее от алкоголя тело
и рассудок Спиридонова ему во временное пользование. Но, к сожалению совсем ненадолго,
только до утра. Мало того, что утром удав-страх непременно возвращался, причем
возвращался более габаритным и кровожадным, чем вчера, так еще, подлое пресмыкающееся,
приводил с собой червей сомнений, очень охочих до печени и совести клиента. Да и смешно
это и глупо до безобразия бороться с удавом-страхом с помощью его ближайшего
родственничка зеленого змея. Все это знают, и только неопытный бухгалтер был не в курсе.
Поэтому на утро после пьянок состояние у Спиридонова было значительно хуже вчерашнего,
и он опять, как загипнотизированный, лез в объятия к зеленому аспиду. Поведение, прямо
скажем, неумное!
Первое время пили на деньги убиенного Витька, и потому присутствие спонсора Спиридонова
в полуподвале хозяином приветствовалось. Так как у завсегдатаев квартиры популярностью
пользовались совсем не марочные коньяки, то денег сварщика хватило довольно надолго.
Точный временной отрезок, конечно же, никто назвать не мог. Как указывалось выше, время
в полуподвале текло по своим законам. Здесь было важно совсем другое. Важно то, что за
это время к Спиридонову привыкли и стали считать своим человеком. И хоть Федот
Анатольевич к порядку в квартире относился с прохладцей, вынужден был признать, что
благодаря каждодневным уборкам аккуратиста-бухгалтера жилище преобразилось в лучшую
сторону. Хозяин полуподвала незлобно на это поругивался – «Полный п...ц! Плюнуть теперь
некуда! Чисто как в лазарете!» Но уборкам не препятствовал. А главное, кочегар теперь
мог передать заботу за правнуком Минькой педантичному Спиридонову. Тут следует сказать,
что детей с Эльвирой Петровной бухгалтер не нажил, о чем всегда сожалел. Поэтому нет
ничего удивительного, что он сильно привязался к сыну беспутной Аньки. Парнишка оказался
на удивление смышленым, толковым. Однажды, когда Спиридонов читал Миньке книжку про
деревянного хулигана Буратино, он неожиданно поймал себя на мысли, что склизкий удав-
страх, постоянно держащий его в своих объятиях, пусть ненадолго, но уполз. А он в тот
момент не выпил ни капли! Маленький Минька, не избалованный любовью гулены-мамаши и
вечно пьяного прадеда-кочегара, тоже привязался к доброму бухгалтеру.
Но чем дольше находился Спиридонов в полуподвале, тем чаще звучали попреки в его адрес.
И сколько бухгалтер ни твердил, что ему опасно появляться на улицах города, это мало
кого волновало.
– Слушай, счетовод! Хоть ты хаваешь одну перловку с макаронами, но и эта жрачка тоже
капусты стоит! Да и от выпивки тоже не отказываешься, дармоед! Мне домработницу
содержать не по карману! Я не принц Уэльский, а кочегар! – резонно орал подвыпивший
Федот Анатольевич. – Иди, работай, ничего не хочу слушать!
– Но, уважаемый Федот Анатольевич, ведь вы прекрасно осведомлены, что для меня
показаться на людях смерти подобно! Подождите еще немного, я что-либо придумаю! – слезно
молил, трясущийся от страха, бухгалтер.
– Это почему ты на людях показаться не можешь? Что темнишь? Небось, казенную деньгу
стибрил!? Что молчишь, проходимец! Знаю я счетоводов, все ворюги, из государственного
кармана тянете! Народ обманываете! А я, между прочим, народ и есть, – ударил себя в
грудь кочегар. – Получается, что ты меня вперед обворовал, а теперь я тебя задаром
кормить должён! Ну, ты счетовод и ловкач!
Такие разговоры велись теперь почти каждый вечер. Однажды Федота Анатольевича стала
бурно поддерживать трезвая и потому злая и раздраженная Анька.
– Гнать надо этого тузика! Прижился лысый тунеядец на наших харчах! Вали отсюда, крыса
канцелярская! Понял?! Вали сей момент, надоел! – и запустила в Спиридонова пустой
бутылкой в лоб. И попала. Реакция у бухгалтера была не ахти какая, и потому увернуться
он не сумел. От неожиданности, обиды и боли у впечатлительного бухгалтера навернулись
слезы.
– Не обижай его! Он хороший! А ты, ты злая, злая! – прибежал на помощь своему другу
маленький Минька.
– Вот подлец! Такое на родную мать говорит! Это тоже твои штучки, калькулятор долбаный!
Сына против матери настраивает! Глобус лопоухий! – бросилась на Спиридонова с кулаками
вконец взбесившаяся Анька.
Обзывательства его бывшей пассии, особенно с указанием его физиономического изъяна
(этот дефект свой внешности Спиридонов с детства воспринимал очень болезненно) обидели
бухгалтера даже больше удара бутылкой.
– Что за шум, а драки нету! – с усмешкой произнес неизвестно откуда взявшийся молодой
человек в плаще. – Привет честной компании, давно не виделись! – галантно приподнял он
черную шляпу.
– Вадим!? Ты откуда? Вот не ожидала! – вмиг сбросила обороты Анька.
– Откуда, откуда!? От верблюда! Что разоралась?
– А что он, клякса, на дармовщину катится! У нас с дедом лишних денег нет, не
миллионеры! – опять завелась недовольная жизнью Анька.
– Значит, говоришь, денег тебе, сучка, не хватает? – процедил сквозь зубы Вадим
Петрович. – А зачем тебе деньги, падаль!?
– Ты меня, Вадик, не сучь! А деньги зачем? Глупый вопрос! Чтоб жить кра-си-во!
– А ты умеешь жить кра-си-во!? Что-то я очень сомневаюсь! Тебе, шалава, вообще, жить-то
незачем! – назидательным голосом заявил Вадим и достал капроновую удавку.
– Незачем тебе землю попусту топтать, дрянь! – спокойно закончил он, и, окинув осевшую
от страха Аньку презрительным взглядом, ловко накинул ей веревку на шею и резко
затянул.
Анька выпучила глаза, стала хрипеть и конвульсивно дергаться в сильных мужских руках,
вцепившись изо всех сил в удавку ногтями. Но ничего не помогало, силы были явно не
равны. Шансов у Аньки не было. Обалдевший от происходящего Федот Анатольевич попытался
прийти внучке на помощь, но Вадим грозно приказал: «Сидеть на месте, старая сволочь!»
Сказано это было так властно и безапелляционно, что кочегар безвольно осел на стуле и
беспомощно замигал пьяными глазами. Удав-страх переполз от бухгалтера к Федоту
Анатольевичу.
Когда Анька, высунув язык, обмякла, молодой человек ослабил удавку, и ее тело поломанной
куклой упало к его ногам. Переступив через него, он подошел к дрожащему от страха
кочегару.
– Так что ты там насчет харчей говорил? – с ухмылкой спросил Вадим.
– Да я ничего, все нормалек... – начал хозяин полуподвала, но договорить не сумел.
Молодой человек в плаще достал нож с блестящим широким лезвием и с удовольствием
посмотрелся в него как в зеркало.
– Кра-со-та! – любуясь своим отражением в лезвии, нараспев произнес молодой человек.
– Красота... – дрожащими губами повторил кочегар, обреченно глядя на Вадима, как кролик
на удава. Тот нежно обнял старика за плечи и с силой всадил нож ему под ребро.