Куда не гляди в лобовые окна-иллюминаторы – только седой от пены океан, да редкие буревестники, мечущиеся над волнами. Виденная за много лет картина штормового моря не удивляла и вообще – не трогала. Ну, море…ну, пена… ну, штивает слегка… Так это нормально, привычная погода, что еще желать в конце лета в Юго-Восточной Атлантике.
Николай Михайлович Воротников капитан рыболовного траулера North Star -14 стоял в ходовой рубке, уткнувшись лбом в прохладное стекло окна, по которому ползли редкие капли дождя и смотрел на палубу, где матросы разбирали наваленные на крышку трюма кранцы, готовили судно к предстоящей швартовке.
«Какая ты там "Северная звезда", да еще с четырнадцатым номером…Как была "Слава труду", так и осталась. Разве что матросы сплошь и рядом из местных жителей, африканцев, а комсостав - наши, из России да Украины, кто еще из нормальных моряков согласится работать на этих развалюхах, - подумал он, потирая грудь, где сбивалось с ритма так некстати напомнившее о себе сердце. – Скупили «новые русские» по дешевке бывший советский флот и погнали его рыбу ловить, а вот вложить хоть копейку в модернизацию…Хорошо хоть нет тут родного Морского регистра, который хрен бы выпустил такое старое судно в море…»
Вспомнил, улыбнувшись, присланного крюинговым агентством тралмастера из Швеции. Тот поднялся на борт, походил возле траловых лебедок и, даже не зайдя в отведенную ему каюту, поинтересовался, сколько он должен за расторжение контракта. А через два часа улетел из Намибии в свою уютную, но такую пресную Швецию. Это у нас тут сплошной экстрим и адреналин.
- Олегович, сколько до точки встречи? – не оборачиваясь, спросил он вахтенного штурмана. Достал из нагрудного кармана радиограмму, полученную утром от судовладельца и, на всякий случай, перечитал ее. – «Прошу следовать квадрат 15 дробь 3 сдачи рыбопродукции в количестве 200 тонн борт рыболовного траулера Пегас следующего порт Валвис Бэй внепланового ремонта тчк Германсон».
Его очень даже устраивало, что владелец судна не стал звонить, как обычно, по спутниковому телефону, а выслал радиограмму. Все же документ, бумажка, «указивка», как говорят на родине.
- Николай Михайлович! Я их вроде на локаторе вижу. Попробую вызвать по радио.
- ДобрО, и попроси потом их капитана выйти на связь.
... Pegas, Pegas, this is trawler North Star, calling you, over.
- Trawler Noth Star , trawler North Star ! Тhis is Pegas, please channel eight, over.
Штурман переключил связь с дежурного шестнадцатого на восьмой канал и стал запрашивать у «Пегаса» их координаты:
... Pegas, Pegas, this is Noth Star. What is your position? Оver.
В ответ, сквозь потрескивание атмосферных помех, в тишине рубки из динамика донеслось:
- North Star , North Star ! Тhis is Pegas. My position is latitude two six degrees four nine point… БЛИН….five minutes south; LONGITUDE zero ….
Штурман защелкал тангентой передатчика:
- Земеля! Не мучайся – говори на русском!
В ответ раздался «пегасовский» голос:
- На связи старпом «Пегаса», как слышите? Прием.
- Слышу на «четверочку», здесь старпом «Норд Стар». Видите меня на радаре? Есть вопросы по швартовке и выгрузке. И имя вашего «мастера» сообщите. Прием.
- «Звезда», это вы от меня по пеленгу 030? Прием.
- Точно так «Пегас», значит это вас «бьет» на радаре. Как будем сходится? Прием.
- Ветер убивается, думаю, к рассвету начнем швартовку. Прошу подготовить ваш левый борт, я уже кранцы вывалил по правому своему. А капитана зовут Вадим Палыч. Никольский. Но пригласить не могу, кэп отдыхает и просил разбудить только на швартовку. Прием.
Воротников перестал вслушиваться в беседу старпомов, к тому же он был из тех капитанов, которые считали что каждый «чиф» уже завтра может стать капитаном, поэтому не стоит вмешиваться. Пусть сам принимает решение. Он уже развернулся было в сторону трапа, чтоб спуститься к себе в каюту и прилечь на часок до встречи, но внезапно остановился и переспросил «чифа»:
- Как там фамилия их капитана?!
- Никольский, Николай Михайлович! Не тот Никольский, что на «Малаховом кургане» капитаном был? Из Севастополя?
«Вадька! Точно – Вадька! – Воротников почувствовал что мрачное, гнетущее настроение, которое давило его последнюю неделю, улетучивается, как дым из фальштрубы, подхваченный порывом ветра – Вадька Никольский! Это ж сколько мы не виделись с ним?! Лет десять?! Или все пятнадцать?! А ведь друзья были - не разлей вода! С «мореходки», почти всегда рядом ходили! Вадька, неужели ты это, старый черт!!!»
Шагнул к радиопередатчику и, кашлянув, произнес в микрофон «капитанским» голосом:
- «Пегас», я «Норд Стар». Прием.
- Слушаю вас, «Норд Стар». Прием.
- «Пегас», здесь капитан. Воротников Николай Михайлович. Прошу передать вашему капитану, что я буду рад видеть его у себя на борту! Прием.
- ОК, «Норд Стар». Я доложу капитану о Вашем приглашении. Прием.
- Всего доброго «Пегас». До связи.
- До связи.
Воротников пристроил трубку передатчика на растопыренные рога держателя и, бросив на ходу старшему помощнику: - «Я - у себя, позвоните, когда начнете заходить на швартовку» - шагнул в темноту внутренней части рубки, к трапу.
В каюте он сел на диван и закурил - свои любимые, юаровские Benson & Hedges. Сизый ароматный дым поплыл по каюте, в сторону открытого иллюминатора.
«И правда, ветер под-убился…Значит у Олега не будет проблем со швартовкой к «Пегасу», парень он старательный, повезло мне с «чифом»…, - но мысли крутились вокруг другого - « Вадька! Вот здорово-то, встретить здесь, черт знает где, у пыльных берегов Намибии, своего старого дружка! Ведь страшно сказать, сколько лет знакомы…»
Воспоминания налетели, как налетает внезапный шквал посреди спокойного океана, подхватили, закружились яркими «поляроидными» снимками, будто вся жизнь состояла только из этих картинок. Вот они с Вадькой курсанты «мореходки», теплый, пахнущий сиренью майский вечер, самоволка, дискотека и вечная «Шизгара»…Вот их первый пароход – «лайба», по народному, на практике - матросами «без класса» и тонны шпрота, которые перелопатили своими руками, в прямом смысле перелопатили – стоя по колено в рыбе, лопатой перебрасывая в трюм…Его, Николая, свадьба и Вадька - свидетелем, оба в синих форменных куртках с золотыми погончиками, захотелось пофорсить третьим штурманцам… А вот на Вадькину свадьбу он не успел, застрял его СЧС под островом Змеиным и успел Николай только на второй день свадьбы, зато грохнул на стол десятилитровую бутыль молодого вина из Вилкова, маленького городка на Дунае, который моряки прозвали «Северной Виницией». Пока работали на Черном море – иногда встречались семьями, дружили, а потом разошлись пути-дорожки, ушли работать в океан, рейсы по полгода и редкие встречи на берегу, когда совпадали отпуска. Пару раз пересеклись в океане, один раз в ЮВТО, Юго-восточной части Тихого, где десятки советских судов - из Владика, МурмАнска, Керчи и Севастополя, денно и нощно добывали рыбу стране. Второй раз – на ремонте в Пальмасе, то есть Лас-Пальмасе, лучшем городе Канарских островов. (Была такая привычка – давать уменьшительные, зачастую ласковые прозвища портам – Монтевидео – Монтик, Буэнос-Айресу - Байрес (хотя так называют столицу и сами аргентинцы), Мапуту и Луанде – Мапутовка и Луандовка соответственно). Вот в Пальмасе, любимом порту советских моряков, будучи уже капитанами, случайно встретились в одном из хитрых магазинчиков на Альбореда – то ли в «Natasha», то ли в «Marshal Жуков». Эх, как славно посидели они с Вадькой тогда в ресторанчике под пальмами на аллее Кантерас, сколько доброго вина было выпито, сколько переговорено, да и закончили тот чудный вечерок не в опостылевших за полгода каютах, а в уютных номерах отеля «Кантур», да помнится не одни, а с парой веселых туристок из Италии. А потом…Вадька перебрался в Севастополь, капитанить на транспортных рефрижераторах, что было вроде карьерного роста, а Николай остался на «рыбаках», ловил криля в Антарктиде, ставриду в Атлантике, промышлял клыкача под Южной Георгией. Вначале перестали звонить друг другу, когда попадали на берег, потом иссяк и редкий поток радиограмм, да и что это было за общение – просто поздравления с майскими, октябрьскими и Новым годом. Воспоминания, воспоминания…
Чутким ухом уловил смену ритма работы двигателя – значит, подходим к «Пегасу». И в подтверждение - звонок телефона:
- Николай Михалыч! Подходим к «Пегасу», их «кэп» спрашивал о вас.
- ДобрО, сейчас поднимусь на «мост», – ответил он старпому и, сунув в карман сигареты и зажигалку, вышел из каюты. Пока поднимался по, вроде бы, невысокому трапу, снова неприятно закололо в груди, отдавая под левую лопатку. Остановился на последней ступени, постоял - не хотелось появляться перед подчиненными в таком «разобранном виде», с одышкой. Когда шагнул осторожно из темной задней части рубки в носовую часть, освещенную лампочками приборов и разгорающимся серым рассветом, швартовка уже началась. Старпом одновременно говорил по УКВ со старпомом «Пегаса», следил за курсом, отдавал команды по судовой трансляции на корму и на бак, где стояли матросы наготове со швартовыми концами, и держал руку на пульсе судна – на рукояти машинного телеграфа.
Николай решил не мешать «чифу» и вышел из рубки на крыло мостика, в холодок атлантического утра. Ночная темень истончалась на глазах, уступая место над водой прозрачному туману, который своей влажной тяжестью будто придавил волны, сгладил пенные барашки на них. С левого борта уже виднелась громада «Пегаса», брата-близнеца «Северной звезды», некогда светлые борта были исчерканы иероглифами ржавчины, тут и там виднелись вмятины от лихих швартовок. У борта на длинных цепях колыхались на волне черные надувные кранцы, похожие на огромные трехметровые батоны колбасы.
Только не брат-близнец, побитый временем и ветрами, а скорее – сестра, подумал Николай, если учитывать, что во всем мире принято считать, что корабли, яхты, даже лодки – женского рода.
На правом крыле мостика он разглядел долговязую фигуру Вадима, который прижимал ко рту «уоки-токи», переносную рацию, и, бросая быстрые взгляды то на бак, то на корму, командовал швартовкой.
Когда траулеры были накрепко «привязаны» друг к другу и, подрабатывая винтами, двинулись носом на волну, Николай поспешил спуститься на палубу, прямо перед надстройкой. Здесь кипела работа – боцман налаживал грузовые стрелы, матросы суетились возле приоткрытой крышки носового трюма, перекрикивались с соплеменниками с «Пегаса». Забавно было видеть чернокожих овамба и катанга в ватных штанах, куртках на меху и шапках-ушанках, под уже разогнавшим утренний туман жарким африканским солнцем. А как иначе, ведь им лезть сейчас в трюм, где при минус двадцати таскать паки с мороженой рыбой.
Заработали лебедки и над палубой «Пегаса», на талях поехала вверх, к грузовой стреле, похожая на птичью клетку, корзина, в которой стояли двое – капитан «Пегаса», похожий на Паганеля в исполнении Черкасова, нелепо долговязый в белых тропических шортах и рубашке с погонами, только в руках вместо сачка – черный пузатый дипломат, и из кармана торчит карандаш антенны, рядом матрос-счетчик, который должен будет следить за отгрузкой. Корзина, раскачиваясь, медленно плыла в воздухе от одного судна к другому и Николай вспомнил, что самое неприятное в таких цирковых номерах - когда «едешь» над двадцатиметровой пропастью между судами, а внизу вскипает вода и со скрипом трутся о борта кранцы. Если лопнут тали – то корзина моментально будет размолота жерновами кранцев, а пассажиров ее швырнет под винты. Но боцман, который управлял лебедкой, аккуратно «смайнал» корзину на палубу и через секунду капитаны деловито пожали друг другу руки и только в коридоре надстройки, где их уже не могли видеть подчиненные – крепко обнялись.
- Пошли ко мне в каюту! Дорогу – то найдешь? – ехидно осведомился Николай Михайлович, похлопывая приятеля по плечу.
- Все шутишь?! – усмехнулся в ответ Вадим. - Разве наши ржавые «корыта» не с одной верфи гэдээровского Штральзунда?! Так что дорогу в твои апартаменты найду с закрытыми глазами!
В капитанской каюте Вадим автоматически прошел было к капитанскому креслу у стола, но вовремя затормозил, хохотнул над собой и уселся на диванчик, выставив худые, поросшие рыжим волосом, коленки. Положил кейс на стол и извлек из него пачку документов и литровую бутылку виски. Николай достал из холодильника бутылочки с минеральной водой, тарелки с сырной и колбасной нарезкой, с колечками консервированных ананасов и нарезанным аккуратными дольками лимоном. Из креплений в шкафчике достал небольшие рюмки, потом посмотрел на бутылку и заменил на стаканы толстого стекла.
- Ого, буржуйствуешь, Николаша! – улыбнулся Вадим, окинув взглядом импровизированную «поляну». - Неужто меня встречать готовился?!
- А кого же еще?! Вот судьба коленца выкидывает… Сколько лет не виделись,- Николай щедро плеснул в стаканы. – Давай - за встречу!
Выпили, тут же налили еще по одной, но вторую уже цедили потихоньку, как предполагает этикет и сам процесс пития «вискарика». Разглядывали друг на друга.
- Все вширь растешь, Николай Михалыч…
- А ты, Вадя, еще больше похудел…И волосы…Где твоя, знаменитая на всю «мореходку», шевелюра? Помнишь как ты от помполита прятался, который грозился самолично остричь ее?
- Да и у тебя - одна седина… Тоже не красавец…
- Точно так… Ладно, рассказывай – как ты? – Николай Михайлович закурил, потом, спохватившись, протянул сигаретную пачку Вадиму.
- Нет, Коля, я уже пять лет в «завязке». Как «мотор» прихватил, врач знакомый сказал - выбирай, мол, Вадим Павлович – или бросаешь дымить или готовишь «деревянный бушлат», - он достал из кармана портативную «Моторолу», похожую на мыльницу с антенной, положил на пластик стола – Как дела, говоришь? По всякому… если ты о настоящем – капитаню вот на «дядю» из Москвы. В девяностые, когда флот стал никому не нужен, рефрижератор наш арестовали за долги. Стояли в Мавритании почти год, питались подачками с других судов, стармех слег с язвой, да так и не выкарабкался, даже не было денег тело домой отправить, лежит теперь в африканской земле…Эх…После этого я бросил моря, кантовался на берегу, даже пенсию по выслуге оформил, а после двухтысячного, сам знаешь, снова стали мы востребованы. На танкера мне поздно переучиваться – вот и снова рыбалю. Уже пять лет.
Вадим снова налил стаканы, пригубил без всяких тостов:
- А ты как тут оказался? Я думал что на этой калоше по прежнему Гарик Думбадзе капитаном, я с ним был знаком еще когда он в «Грузрыбпроме» работал.
- Так я у него пароход и принял два месяца назад. Лучше расскажи, как рыбалка тут, чего в порт «намылились». Да и вообще…как тут, Вадь?
- Как тебе сказать, хорошо там, где нас нет? Вот нас ТАМ и нет…в Союзе в смысле, Видишь, страны нет, а мы тут по-прежнему дом – Союзом называем. Хотя - никому мы там не нужны. Насчет рыбалки….У берега работать сам видишь – не то, как мы раньше - за пределами двухсотмильной зоны. Пятнадцать – двадцать тонн за траление, почти норма. Только вот пароходы наши…еще те – «наши»… Износились, между нами говоря, давно пора «на иголки» их резать. Вот полетела траловая лебедка – приходится в порт идти, не получилось своими силами отремонтировать…
- Может тебе моего «деда» командировать? Мужик грамотный и руки золотые.
- Спасибо, Коль. Только там пол-лебедки менять надо, все развалилось…Ничего, в порт придем, мои умельцы скрутят что надо со «Звезды Приморья», она у причала ржавеет, брошенная.
Налили еще, выпили. Неспешна закусили, прислушиваясь к шуму на палубе.
- Слушай, Вадим Палыч… До меня только сейчас дошло – это ты пять лет здесь? Без Союза? Тьфу – без дома? А как же семья, девчонки твои?
- Вот так, Коля – жизнь повернулась, - Вадим встал с дивана, подошел к открытому иллюминатору - Ты же помнишь, как мы при Союзе жили….«Рыбу стране, деньги жене, а сам - носом на волну…». В лихие времена Надежда моя «бизнесом» занялась, торговала чем-то, прогорела, все мои заработки на кредиты пошли…А потом, как на берегу оказался – стал вообще не нужен. Девчонки выросли, выскочили замуж и рванули в большие города. Так что - развелись, квартиру оставил жене, а сам – сюда подался.
- Ну, ты даешь, дружище…, - развел руками Николай. – Неужели все это время в море болтаешься?!
Вадим улыбнулся, скорее даже скривил усмешкой тонкие губы:
- Коль, я ж не Ален Бомбар какой-нибудь! Рейс - максимум два месяца, больше эти «баклажаны» не выдерживают. Как придем в порт, они бегом с парохода - в свои «бидонвили», под бочок к своим черным красавицам, а я - в отель. И недели две – валяюсь на диване, читаю, смотрю телевизор. Когда – никогда, вызову отельную «прихихешку», они там для приличия массажистками числятся. Недорого и никаких тебе наутро рассказов про любовь. А потом снова в рейс. Так и живу, Николай Михалыч…Извини. Проверю - как там грузятся.
Он взял со стола рацию и начал выяснять на беглом английском у своего вахтенного штурмана, сколько принято рыбы.
Николай тем временем рассматривал гостя. Хоть и старается бодриться Вадим – не пощадили годы старого дружка. Мешки под глазами, результат постоянного недосыпа - увы, как и положено капитану, бледная кожа – видимо нечасто выходит под безжалостное африканское солнышко, какая-то нервность в движениях.
Капитан «Пегаса» закончил говорить, вернул рацию на стол. Николай снова наполнил стаканы:
- Так ты со своими поддерживаешь связь хоть? Еще дедом тебя не сделали девицы твои?
- А как же…Как приходим в порт, включаю мобильник. Там полно СМСок от них.
- О здоровье твоем волнуются?
- Нет – «когда деньги вышлю». – Вадим хватил виски одним глотком и со стуком поставил стакан на стол. - Что мы все обо мне…Как ты поживаешь?
- А что рассказывать…истории наши одна на другую похожи… После развала Союза так и работал на «рыбаках». Лет пять назад – прихватило меня, на медкомиссии – дробь морям, пришлось на берегу работу искать.
- Как же ты снова в моря попал? И как семья? Помню – Сашка твой головастый парень, наверное, в ученые подался?
- Сашка…Он в порядке, живет сейчас в Штатах, жена, два сына. Только вот я внуков никогда не увижу…разошлись пути-дорожки… Знаешь, Вадь, когда он уезжал – сказал мне напоследок – «Не хочу быть таким отцом, как ты…». Я ему: «Сань, чем я тебе плохим отцом был?!Сколько тебе всего привозил – жвачки, самые крутые джинсы в классе, и «видик» и магнитофоны…» А в ответ – «Знаешь, батя, а я пацаном мечтал в зоопарк с тобой сходить…» И уехал. Внуки уже там родились. А мы остались с Валентиной одни в четырех стенах и поняли – только Санька нас вместе и держал. Сейчас она замужем за учителем, вместе в одной школе работают. Вот такие, понимаешь, брат Вадька, пироги с котятами…
- Ясно, чего уж там… А как ты снова в морях оказался, если врачи тебе «визу» закрыли?
- Сложная история, Вадь… Когда уже один жил – познакомился с одной женщиной. Решил, что судьба мне на финише жизненном такой подарок преподнести решила. И – хоть замужем, сын растет, но влюбился в нее, как пацан пятнадцатилетний. Письма, звонки, редкие встречи. А потом она сказала, что устала, что думала - все будет по другому. И ушла. Вот тут, дружище, такая тоска меня взяла…Достал заначку и пошел в нашу портовую больничку.
- Операцию сделал?
- Отстал ты от жизни – на операцию десять таких заначек надо было…Дал на «лапу» и «прошел» медкомиссию. Работу эту нашел быстро – благо, что много нашего брата осело в крюинговых конторах, помогли по старой дружбе.
Вадим подошел к окну-иллюминатору:
- Вроде заканчивают…Пора мне домой, на свою посудину. – неожиданно зло, бросил в никуда – Все они - суки….
- Ты о женщинах или о врачах?
- И о тех и о других…Кому это нужно, чтоб ты загнулся тут – посреди океана, со своими болячками? Кому это нужно?!
Николай подошел к Вадиму, положил ему руку на плечо:
- Давай на посошок, Палыч… , - посмотрел Вадиму прямо в глаза. – Мне это нужно, Вадик, мне. Лучше я здесь загнусь – чем на берегу прозябать.
Отданы швартовы, все шире полоса воды между бортами с потеками ржавчины, а на мостиках судов стояли два капитана и смотрели друг на друга. Наверное, знали, что видятся в последний раз.