Вечная синкопа

               
               
   - Лёнька, что такое синкопа? – озорно спросила девчонка с длинными ресницами и глазами-солнышками.
   - Музыкальный термин. – Долговязый парнишка с копной светлых непослушных волос был в своих думах.
   -  Объясни, – не отставала та.
   - Ну, это музыкальный акцент, взятый раньше, чем обычно ожидается, - втолковывал со знанием дела он. – Поняла?
   - Не поняла.
   - Это знак нетерпения! Опережение событий! Избытка энергии…
   - Я поняла! Лёнька, это - любовь!
   - Любовь… - это вечная синкопа! – вздохнул тот  и покосился  на Киру очень заинтересованно.

   «Надо скорее уйти, пока он спит, - думала Кира, - проснётся,  ни за что не отпустит». Долго искала косметичку, нашла в своей же любимой красной сумке, которая больше была похожа на склад мелких, но необходимых дамских вещей.
   Мужчина пошевелился на кровати,  она замерла и, казалось, перестала дышать, но Мартин перевернулся и снова засопел.
   Она  на цыпочках  вышла в коридор, открыла шкаф и остановилась.  Из комнаты послышался лёгкий храп.
   Машинально накинула на плечи чёрную кожаную куртку,  натянула красные сапоги, посмотрелась в зеркало, положила кольцо на тумбочку  и вышла на улицу.
   Было начало ноября. Её встретили утренние заморозки, озорные и  упрямые. Сердце сжимала боль измены и предательства.  В одно мгновение она потеряла единственную подругу и любимого человека. Душили слёзы. Как ей хотелось выплакаться, поделиться с кем-то своею бедою, облегчить душу. Много раз слышала подобное, но не ожидала, что самой придётся столкнуться. Как банально: она любит его, а он -  другую. Но как больно, если это случилось с тобой.
   Душа сжалась, съёжилась и превратилась в комок колючей проволоки.
   Кира была  похожа на птицу со сломанными крыльями, которая бьётся об лёд, и не знает, когда  снова встанет на крыло. Но она уверена, что взлетит, как только утихнет душевная боль, когда снова в потухших глазах появится блеск.
   Ей хотелось отмыться, оправдаться перед собой. Другим она  не подсудна, сама вершит свою судьбу и  не ждёт помощи. Теперь же, когда осталась одна в большом городе, где миллионы людей живут, веселятся, работают, ложатся ночью спать, а утром просыпаются, чтобы  прожить очередной день, ей стало страшно. Почему Мартин поступил с ней так?
   «Какая же я идиотка, - подумала Кира,- хотела найти родственную душу, а снова нашла боль разочарований. Знаю, что время лечит. Но - не меня.  Душа долго будет стараться понять, почему люди вынули её из груди и испачкали?      Я сильная! Я смогу все пережить! Слабые способны на отчаяние, а  сильные и умные делают выводы.
   А я – умная дура.  Для меня главное - человек, которого я приняла, думала, что поняла…».
   Пошёл снег. Кира накинула на голову капюшон, обнаружила, что забыла взять зонтик, деньги, перчатки и ещё много нужных вещей. Сейчас это было не так важно. Её как будто живую пилили на части. Сколько теперь времени понадобится, чтобы собрать все куски воедино? В лабиринтах памяти она искала угол,  где можно спрятаться и, страдая, зализывать раны, которые кровоточат.
   Снова оступилась, снова поверила. А кому верить в этой жизни? Неужели подчиниться тюремному правилу: не верь, не бойся, не проси?   Не верь! А как без веры жить? Можно потерять любовь, но не веру.
   «Почему она не разгадала Мартина? Почему не разглядела в нём фальши?»  Кира искала с ним духовной близости, он – физической.  Она позволила это ему только потому, что не могла обидеть, думала, что близость поможет ещё лучше узнать  мужчину, которому она открылась, доверилась.  Опять её не поняли, не приняли, не удержали. Ей одиноко. Нет не без мужчины, а в мире…
    А как  хотелось любить! Ждать! Разговаривать с ним, глядя в глаза, которые уже становились родными,  дарить ему незабываемые мгновения жизни с рассветами, с буйством красок, со снегом и росой, с любовью и нежностью. Она ничего не  хотела взять у него, она отдавала  – себя. 
   Бросила на растерзание честь, изменила принципам. Да, в общем-то, все получилось так, как получилось, – это ей урок! Но надо жить! Надо жить, потому что смысл жизни - в жизни! Она-то  знает, что такое смерть. Видела!  Как ей хотелось быть слабой женщиной у сильного плеча.
    Сильному человеку трудно быть слабым. Но предел прочности есть даже у металла.
   Она села на заснеженную скамейку и разрыдалась. Никто не успокаивал её. Было утро, и все спешили прожить ещё один день.
   Мы часто проходим мимо чужого горя, ничего не делаем для попавшего в беду человека. Разве трудно подать руку упавшему, подставить плечо нуждающемуся, поделиться с голодным, пожалеть обиженного.   Стремление к власти задушило совесть. Жажда наживы затмила  разум. Утоление страсти убило любовь. Что ждёт нас? Мы ведь не бессмертны. Всё в жизни тленно! И к нам придёт старость, и к нам может постучаться беда. Тогда и  мы будем искать помощи, сострадания, поддержки и сочувствия. А кто поможет нам, если мы сами никому не помогли? А ещё страшнее, если подтолкнули, чтобы человек не поднялся,  продали, предали, убили. Пусть убили не  человека, а чувства, растоптали душу, опустошили сердце.

   Мягкие снежинки опускались на ресницы и скатывались ручейками по щекам, подбородку, шее и находили пристанище на груди, где начинала застывать и черстветь душа.
   В памяти всплыл мальчишка с глазами цвета табака и копной непослушных волос. С ним было связано что-то потаённое, недосягаемое и сладкое. Это он подарил ей  первое чувство. Сколько потом она влюблялась, любила, страдала, но чистое необъяснимое чувство к тому пареньку жило внутри  и ждало своего часа.
   Где он сейчас, с кем?  Тогда она не смогла разобраться в себе, а Лёнька был молчаливым и робким.  Стоило ему протянуть руку, сделать шаг, и её  жизнь бы сложилась по-другому. Никогда не знаешь, что там за поворотом...  Как сложилась бы жизнь, если бы  в прошлом не наломали дров. В молодости не знаешь, что творишь. Рубишь лес направо и налево. Не думаешь о невозвратности дней.   
   Отец Лёньки был из казаков, мать  - типичная горожанка, с детства прививала детям любовь к литературе, музыке и  живописи.
   Лёнька тонко чувствовал музыку, но навлёк гнев отца тем, что  предпочёл гитару. Тогда отец поставил условие: гитара будет вторым инструментом после фортепиано. 
   В музыкальной школе его тяготили занятия сольфеджио, тем более что сидел с девчонкой, которая постоянно фальшивила. Однажды, когда она в очередной раз взяла не ту ноту, он толкнул её в уже набухавшую детскую  грудь.  Кира скривилась от боли и со всего маху треснула его по лицу. После этого Лёнька обратил на неё внимание,  как на красивую девчонку. Его душа стала приоткрываться и заполняться ещё неведомым чувством. В тайне он стал писать музыку, посвящая её «даме сердца». А Кира не замечала его, причиняя нестерпимую боль  нежной и ранимой душе.
   После выпускных экзаменов был бал, и он осмелился пригласить её на танец. Потом был второй танец. Затем гуляли по ночному городу. Он был счастлив...

    А снег засыпал прохожих, скамейки, деревья, дома, дворы, улицы.   Накрывал купола церквей и крыши высоток, побелил дворцы и киоски… Люди не ждали гостя так скоро и отмахивались от него, закрывались, кутались. А снег шёл, падал, сыпал, делая всё вокруг одинаково белым и чистым.
    Погода была созвучна состоянию Киры,  сердце покрывалось инеем. Сможет ли оно отогреться, забыть о предательстве? Слышала, что чаще всего друзья и предают, но она не верила,  не хотела верить, что так может быть. А теперь спешила в отчий дом  под спасительную воду, спешила выстирать душу, отмыть её от грязных пятен, оставленных близкими. 
    Она ступала по снегу, оставляя чёрные следы на белой аллее, снег снова засыпал их.
   Перед домом у сигаретного киоска Кира увидела человека, лежавшего на земле. Толкнула его ногой, тот шевельнулся. Два бомжа тоже заметили  его и ждали, когда же женщина отойдёт, чтобы обшарить.
   - Вы слышите меня? - она боязливо потрепала мужчину за ворот. – Поднимайтесь, замёрзнете.
   Видно было, что он оказался здесь недавно: снег не успел замести даже его следы.
   -  Помог-и-и-и-те…, - простонал мужчина.
   - Эй, вы! – обратилась к бомжам. – Идите сюда!
Те даже не шелохнулись. Подъехала милицейская машина, из которой вышли бравые ребята.
   - Ваш?
   - Мой,  – уверенно сказала Кира.
Два крепких милиционера подхватили мужчину под руки.
   - Командуй, красавица, – подмигнув, улыбнулся розовощёкий парень.
   - Показывай дорогу, куда доставить, – добавил здоровяк.

   Дома она рассмотрела свою находку. Это был мужчина тридцати семи – сорока лет. Передняя прядь волос, выхваченная сединой, была испачкана кровью. Она пыталась привести его в чувство: била по щекам, поливала водой, тормошила, но незнакомец не реагировал.
   Решив оставить его в покое, пока  не протрезвеет, пошла под душ. Сильные струи воды барабанили по голове, воспалённой воспоминаниями.
 
   Бывает ли предел человеческой подлости? К сожалению, мы теряем духовность, превращаясь в стаю животных, живущих инстинктами и всегда готовы пообедать друг другом. Жестокий мир! Жестокие люди! Как  жить? Кому доверять? Можно ли простить подлость?
   Подлость коварна и болезненна, она меняет отношение к человеку и никакие извинения, конечно, не смогут вернуть тепла и доброты. Но способность забывать плохое  помогает нам выживать и переживать неприятности, беды, предательство. Слабому для этого требуется больше времени, сильному – меньше.

   Приняв душ, Кира прилегла на кровать, укрылась пледом, и сон сковал её. Почему-то приснился Мартин, он плыл по волнам памяти, отдаляясь за горизонт. За ним тянулся тёмный след воспоминаний,  волны накатывались, стирая что-то тяжёлое, необъяснимое. Следы  то появлялись, то исчезали в потаённых уголках  сознания. А там далеко, в солнечных лучах, рождалось что-то большое  светлое и чистое. Оно разрасталось надеждой, завораживало, манило… Так весна будоражит всё живое, заставляя проснуться самое тайное, самое желаемое, самое запретное… Но до весны было ещё далеко. Только что выпал первый осенний снег.
   Звон разбитого стекла выхватил из цепких рук сна. Она не сразу поняла -  раннее утро или сумерки спустились на город?
   Замешательство длилось несколько секунд, этого времени хватило, чтобы вспомнить всё произошедшее с ней накануне: дача, ночь, измена…
   Вдруг перед ней возникла фигура незнакомца, он стоял, навалившись на косяк, смотрел на неё непонимающими глазами, бормотал:
   - Ты кто? Я где?
   - Очнулся, алкаш!
   - Кто алкаш? Я - алкаш? – он покачнулся, переступил порог, но зацепился и рухнул всем телом, увлекая её за собой. Они долго барахтались на полу, пытаясь встать.
   - Прекрати хвататься за меня, - освобождаясь, возмущалась Кира.
   - А на «ты» мы не переходили, - бурчал он, стоя на четвереньках.
   - Ах! Ещё издеваешься? – она ногой подтолкнула его, тот снова рухнул на пол.
   - Сдаюсь! Ну помоги же подняться! 
   Прохладный душ, зелёный чай и вид очаровательной хозяйки привели  незнакомца в чувства.
   - Борис, – представился он, потягивая ароматный чай из чашечки на ножке.
   - Кира.
   - Ты красивая.
   - А на «ты» мы ещё не переходили, – передразнила она его.
Он улыбнулся и попросил телефон.
 
   Машина увезла его в ночь, и в комнате стало пусто, грустно и одиноко. Боль снова стала разъедать душу. Кира исключила всех своих подруг, оставив одну – самую лучшую, самую близкую, но судьбу не обманешь.Послышался звонок. Она подняла трубку.
   - Алло…
Мартин. Он пытался извиняться, ссылался на то, что много выпил. Говорить с ним не хотелось.
   - Мне плохо без тебя! Я люблю тебя! Ну прости! – голос раскалял трубку.
Кира молчала, эти слова уже не трогали её сердце. 
   - Подлость можно забыть! Простить – никогда! – сказала она, ставя жирную точку в их отношения.
   Память снова вернула в прошлое, где она была влюблена в  парнишку с глазами цвета табака и копна светлых непослушных волос. Они гуляли по городу, забредали на окраину, потом выбирались, не замечая ни людей, ни времени. Он не осмеливался даже взять её за руку, а когда она сама поцеловала его при встрече, Лёнька покраснел  и растерялся.
   Они снова гуляли. Только он уже держал её за руку, и от счастья кружилась голова.
   - Лёнька, Лёня, Лео-нид… Нет, я буду звать тебя Лео!
   - Лео? Так красиво! – сказал парнишка.
   - Почему ты такой грустный, Лео?
   - Я скоро уезжаю. Отца переводят.
   - Ты уезжаешь? – удивилась она.   
   - Я буду писать...
   - Мы расстанемся…
   - Я приеду за тобой.
   Кира молча пошла в сторону станции. Он шёл за ней. Ехали долго, электричку раскачивало, Леонид всё прижимался и, наконец, обнял её.
   Вышли на незнакомой ему остановке. Затем переулочками, просёлками дошагали до бревенчатого дома.
   - Здесь жила моя бабушка.
   Лёнька сразу всё понял:
   - Кира, ты не боишься?
   - Это тебе надо бояться – я несовершеннолетняя.
   Они проснулись в объятиях друг друга, готовые умереть сию же секунду от счастья …

   Женщина поставила сумки на пол, сняла обувь и по привычке посмотрелась в зеркало. На неё глядели потухшие глаза, вокруг которых лучами расходились глубокие морщинки, уголки губ опустились. Кира хотела улыбнуться, но подбородок задрожал, и по бороздкам на щеках покатились  слёзы. Она подошла к окну.
   Там тяжело дышало уходящее лето, а осень начинала украдкой переписывать картину. Вот она опалила берёзы, зажгла красным пламенем клёны, обожгла кустарники.  Небрежно бросила горсть золота в траву. Но буйство осенних красок недолго, они скоро выцветут, поблёкнут, померкнут, погаснут. Польют дожди, принесут сырость, грязь и ненастье.
   Она вышла на улицу и медленно пошла в сторону пруда. В душу  вползала печаль и грусть. Жизнь прожита… Что дальше? А дальше…  дальше надо продолжать жить!  На любом отрезке жизни надо уметь это делать.
   Заметив одиноко сидящего мужчину в глубине парка, она подошла и присела рядом.
   - Не помешаю?
   Мужчина вздрогнул, его музыкальный слух уловил знакомые нотки. Он обернулся, чтобы увидеть женщину, которая говорила этим волшебным голосом. На Киру посмотрели глаза цвета табака.
   - Ты… Это ты. – Мужчина задохнулся, закашлялся.
   - Леонид! Мой Лео! – она вглядывалась в знакомые черты.
   Он погладил её морщинистую руку, поднёс к дрожащим губам, прильнул и замер. Кира почувствовала тепло и догадалась, что он плачет.
   У любви нет возраста, она не спрашивает разрешения, а приходит, налетает, сметая всё на своём пути. Кто сказал, что их время прошло?
   - Я тебе писал, - не выпуская её руки, заговорил он.
   -  Твои письма всегда со мной.
   - Правда? Я чувствовал, что ты помнишь меня.
   - Потом ты перестал их присылать. Почему?
   -  Отец погиб. Мне пришлось вытягивать семью. Было не до писем.
   Он вспомнил то далёкое время, когда бросил институт, сел за руль «Копейки» и стал зарабатывать извозом. Его обманывали, не платили, били. Но он  не сломался – его спасала музыка. Леонид брал свою гитару и погружался в волшебный мир звуков. Реальность переставала существовать. Он улетал туда, где не было людей, где бушевала весна, и он чувствовал себя победителем. Весна,  как любимая женщина: всегда красива и всегда желанна.
   - Я ждала тебя. Потом встретила иностранца Мартина. Он хотел увезти меня в Вену. Но   увёз  мою подругу. А мужа себе  я нашла на улице.
   - Как на улице?
   - Подобрала пьяного, чтобы бомжи не обчистили. Он оказался бизнесменом, но водка его сгубила.
   - А я долго не женился. Всё искал такую, как ты.
   - Лео, как мне хочется вернуться в то далёкое время. Там мы были молоды, беспечны, ничего не боялись. Вся жизнь была ещё впереди, - женщина поправила шарф на его шее.
   - Просто там, Кира, нам было хорошо, уютно и комфортно.
   - Лео, ещё сегодня утром я думала, что жизнь для меня кончилась.
Она положила свою голову ему на грудь. Мужчина прижался. Они долго сидели, перетекая друг в друга мыслями, чувствами и любовью.
   - Малыш, - дрожащим голосом шептал Леонид,- я буду заботиться о тебе, жалеть  и любить до конца жизни.
   - Мой Лео, мы теперь вместе навсегда.
   - До конца жизни! - поглаживая её седые волосы, говорил мужчина.
   - Я буду скрашивать твоё одиночество.
   - Я никогда не был одинок. Ты была со мной.
   - Почему же  не искал меня?
   - Я приезжал за тобой.
   Он рассказал ей, как взял только картину, которую написал и подарил друг, подсвечник, свою гитару и ушёл из семьи. Семьи, в общем-то, и не было. Была только жена. Она плакала, не пускала, кричала, что не отдаст его никому. Жена не понимала, что он уходил ни к другой женщине. Он уходил от неё. Затем были четыре стены, звенящая пустота и  голый пол. 
   - Лео, ты сказал, что приезжал за мной.
   - Когда я стал свободным, решил найти тебя. Поехал в Новосибирск к твоей сестре, чтобы всё разузнать. На перроне увидел тебя, видимо, мы ехали в одном поезде. Поспешил  навстречу, но меня опередил мужчина с букетом твоих любимых белых хризантем. Он поцеловал тебя. Ты взяла его под руку, и вы прошли мимо меня. Ты через несколько шагов оглянулась.
   - Так это был ты?
   - Кира, ты прошла мимо. Не узнала меня.
   - Скорее не увидела, а почувствовала. Лео, почему не окликнул, не подошёл?
   - Ты была с мужчиной. И я уехал этим же поездом.
   - Это был  мой двоюродный брат. Я тогда сбежала от мужа-алкоголика. Того самого, которого подобрала…
   - Тебе тоже не повезло с мужьями.
   - Мы сами строим свою жизнь: выбираем себе половинку, работу, место жительства... - Она вздохнула и продолжала. -  Потом оглядываемся, одумываемся и рвём, ломаем, исправляем то, что сами выбрали. Хорошо, если это в середине жизни, когда есть силы, желания и вера...
   - Кира, сколько у нас общего! Жаль, что не пишу стихи, что-то хочет выплеснуться из меня... Давно такого состояния я не испытывал. Что-то светлое, невесомое, сладкое, а что боюсь даже подумать. Считал, до этих пор, что так бывает только в юности.
   Он целовал её руки, каждый пальчик. Сердце женщины учащённо билось, мужское сердце тоже колоколом отвечало. Их сердца узнали друг друга.  Им было хорошо вместе.
   - Знаешь, мне нагадали, что я умру счастливой.
   - Не говори о смерти. Кира, мне так хочется жить! - Леонид взял её лицо в ладони. - А глаза остались прежними. Сколько раз я видел их во сне!
   Склонившись, поцеловал  в лоб, щёки. Она закрыла глаза, и он коснулся её  губ своими губами.
   - Лео, ты плачешь?
   - От счастья.

   Они ещё долго сидели, говорили, вспоминали, плакали и целовали друг дружку…

   Встав раньше обычного, Леонид особенно тщательно побрился, долго возился с галстуком, надел новый пуловер и поспешил за цветами для своей любимой. Он даже подтянулся, выпрямился, помолодел. В глазах появился озорной  блеск.
   Мужчина не замечал надвигающейся непогоды, пронизывающего холода: в душе у него была весна. Он даже не обратил внимания на катафалк, выехавший из ворот дома престарелых, где теперь они вместе будут доживать свои дни. Привычная картина для этих мест. Постучал в комнату своей единственной и желанной. Никто не ответил. Он ещё раз постучал, дверь приоткрылась… На полу стояли не распакованные вещи, на стуле сиротливо висела жёлтая кофта, в которой она была вечером, у кровати одиноко стояли туфли на маленьком каблучке. «Куда она вышла без одежды и обуви?»,  - мелькнуло у него в голове.
   Вдруг он  понял, что Кира ушла от него навсегда, что катафалк увёз именно её…  Мужчина сразу сгорбился, осунулся, даже стал меньше ростом, состарился, сморщился, поник, глаза потухли.  На столе лежало её фото, а рядом Леонид заметил свою маленькую фотографию, вырезанную из общего снимка. Он перевернул фотографию и увидел надпись "Вечная синкопа".
   Медленно выйдя на улицу, он побрёл к скамейке, на которой они  ещё вчера сидели вместе и мечтали о жизни. «Знаешь, мне нагадали, что я умру счастливой», - вспомнил её слова. Он сел на скамейку. Время и жизнь для него остановились, и душа полетела к ней. Теперь они вместе навсегда!
   Ветер вырвал из рук Леонида фотографию, поднял вверх, поиграл, закружил, затем плавно опустил на землю. Стало тихо, так тихо, что можно было расслышать, как из неведомой высоты доносится разговор, или это ветер шелестел: 
   - Лео, смотри, девочка подняла фото, которое ты обронил.
   - Вижу. Сейчас будет приставать вон к тому мальчишке.
   - Почему?
   - Кира, вспомни нас с тобой.
   

     Девочка с длинными ресницами и глазами-солнышками перевернула снимок и прочитала надпись «Вечная синкопа». Подбежав, к парнишке с копной светлых непослушных волос и глазами цвета табака, спросила:
   - Сергей, что такое синкопа?
   - Танька, всё равно не поймёшь.
   - А, может быть, пойму.
   - Это музыкальный термин.
   - Объясни,- не отставала она.
   - Это акцент, взятый раньше, чем обычно ожидается. Поняла?
   - Не поняла.
   - Это знак нетерпения! Опережения событий, избытка энергии…
   - Я поняла! Серёжка! Это любовь! – она игриво улыбнулась и побежала.
   - Любовь… – это вечная синкопа! – он догнал её и поцеловал.
   - Отстань! Смотри, вон два облака, похожие на нас с тобой, - она плюхнулась на скамейку и посмотрела в небо.
   - Вечно ты выдумываешь, Танюха! – парнишка присел близко, близко и обнял её, она положила голову ему на грудь.

   И вдруг ветер донёс обрывки слов, или это был шорох листьев: «Будьте… счастливее… нас…».