Алёнушка

Александра Клюкина

      Осень. Лениво моросит мелкий холодный дождь. На улице грязь, слякоть, холод. Алена
не любит осень, не всю, конечно, а то осеннее время, когда Кащей Бесцветный воровал у
осени все краски, и все вокруг становилось серым. Даже люди казались Алене серыми, и
всегда в это время приходила к ней в гости Грусть. Аленка ее не боялась и не гнала, она
знала, что Грусть никогда не придет к равнодушным, нестоящим людям. Грусти было жаль доверчивую и открытую Алену, и она лилась в ее душе теплым весенним дождиком.
Перед Аленой лежит стопка школьных тетрадей с сочинениями ее учеников. Да она уже давно не Алена, а Елена Николаевна, учительница русского языка и литературы. Большие очки в голубой оправе придают ей строгий вид. Ох, как не любила Елена Николаевна, особенно в старших классах, когда ее называли Алёнушкой. «Ну, совсем как в сказке или на детской шоколадке!» - возмущалась она. Шли годы. Повзрослела Елена Николаевна, но куда бы она ни приезжала, где бы она ни была, «Алёнушка» следовала за ней повсюду. «Елена Николаевна или Лена», - говорила она при знакомстве, не улыбаясь, но через какое-то время ее снова называли Аленушкой. Колокольчиком  звенел смех Алены, изумрудным сиянием больших глаз слепила она собеседников и становилась прежней Аленушкой, хохотушкой и болтушкой, с озорными чертиками в глазах. У Алены уже две дочки: Настя и Саша. Старшая тоже писала сочинение о родном крае. Тема трудная, обширная: Родина. Как много значит это слово для человека! Каждый уголок России красив по-своему, но нам милее всего тот край, где мы родились. «Представьте, что станет с человеком, утрать он чувство отчей земли, маленькой родинки в большой Родине?» - писал московский журналист Олег Ларин.
Первые сочинения огорчили Алену. «Ну, разве можно так бездушно писать о нашем чудесном северном крае! Не сочинения, а набор общих фраз. Неужели родители  не поделились своими знаниями об истории родного края, не рассказали о знаменитых земляках, их трудовых делах и подвигах!» - с горечью думала Алена. У дочери в черновике сочинение тоже было «сухое», и Алене хотелось все перечеркнуть в нем. «При царе такой цензуры не было», - выразила недовольство Настенька, уставив на маму большие серо-зеленые глаза.
На столе лежала огромная стопка книг северных писателей и поэтов: Ф. Абрамова, Н. Жернакова, В. Личутина, Б. Шергина, С. Писахова, О. Фокиной, Н. Рубцова, Е.Богданова и других.
- Посмотри, Настенька, - сказала Алена, - какое духовное богатство перед тобой. Каких замечательных писателей и поэтов породила наша родная северная земля! Александр Романов писал, что «у нас на Севере – клады словесного золота». Читала, как воспели в стихах свою маленькую родину северные поэты? Они не жалели красок, чтобы описать красоту родной природы.
- Да, мне очень понравились стихи Николая Рубцова и Николая Журавлева, - сказала Настя.
- Послушай, как нежно написал Журавлёв о Северной Двине:
«Как хороша ты, красавица,
Наша Двина Северяновна!
   Рядом с тобою, безбрежною,
      Люди становятся нежными»…
А каким здоровьем дышат наши родные леса, наша природа! «Я снегу Севера обязан закалкой тела и души», - писал В.Беднов.
Или
«Войду в лесок сквозной,
                В березовое царство,
Где чистый дух лесной
                Целебнее лекарства».
Настя стала восхищаться  Емцей, загадочной и холодной красавицей, а Алена вспомнила свою родную речушку. Четверть века прожила она у Ваймуги – «речки тихой, маленькой, да на все удаленькой!»
Алене очень хотелось познакомиться с автором этих стихов.
«В юности мы любили петь песни: «Речка Паленьга» и «Насмотрись зорька в реченьку», только вместо Паленьги пели: речка Ваймуга. В то время мы не задумывались, кто автор этих замечательных песен», - сказала Алёна. Она рассказала дочерям об интересной встрече с талантливой поэтессой Ольгой Александровной Фокиной на её родине. «Ни с чем не сравнимы по красоте наши Сийские озера! – с восторгом говорила Алёна. – «Синими глазами Сии» называл их Олег Ларин».
- У меня до сих пор перед глазами озеро Дудницы, островки нежных белых лилий и золотоволосых купаленок. И еще зеленоглазая красавица-ящерка, - улыбнулась Настя.
- Я помню, как ты  и дома долго ее боялась, - подала голос тринадцатилетняя Сашенька, скромно сидевшая на диване с томиком стихов Николая Рубцова.
Она гордилась, что Рубцов прославил наш маленький Емецк на всю планету. Местные поэты посвятили ему много стихов, а мама Алёна написала частушки.   
           Хорошо, что есть Есенин,
           Также и поэт Кольцов
           И, конечно же, емчанин
           Наш земляк поэт Рубцов.
                Коля, Коля, Николай,
                Славишь Емецкий наш край.
                Ну, а мы, народ простой,
                Под твоей живём звездой.
           Коля, Коля, Николаша,
           Ты любовь и гордость наша.
           Лучше б в Емецке ты жил
           И букеты всем дарил.
                Коля, Коля, Колистый,
                Какой ты был приколистый.
                То гармошка, то гитара,
                Нас с тобой была бы пара.
             Коля, Коля, Колюшка,
             Незавидна долюшка.
             Ты прости  нас, россиян,
             За рубцы глубоких ран.
                Гололедица ушла,
                Ветер беды прочь унёс.
                Твоя жизнь не зря прошла,
                Бог бессмертие принёс.
 В семье Снегиревых очень уважали писателя Владимира Личутина, и Алена вспомнила, как была огорчена ее впечатлительная Санька, прочитав в его статье, что Рубцов родился под Архангельском, в Придвинье. Она хотела написать письмо Личутину и пригласить его посетить родину Николая Рубцова. Санька в жизни не видела живого писателя и не верила сестре, что в толпе людской его не различишь, что писатели такие же обыкновенные люди. «Вот и неправда! – воскликнула она. – Даже если он будет некрасивым, маленьким, не приметным, я его все равно узнаю. Я уже сейчас вижу, как он весь светится, от него исходит столько тепла, что злые и холодные люди, находящиеся рядом с ним, куда-то исчезают, растворяются». Санька зажмуривает глаза и говорит: «Я сейчас вижу, как писатель отделяется от земли и летит в дом к бабушке Ане». Она замирает от волнения. «Настя, писатель-то – это ведь Бог, Иисус Христос!» - кричит Сашенька. «Ох, Сашка, у тебя лёту, как у писаховского Сени Малины!» - ворчит Настя. Девочки очень любили читать необыкновенные, ни с чем несравнимые сказки Степана Григорьевича Писахова, «колдуна слова». Благодаря нему, они узнали много новых слов: гунушки, баса, андели, опекиши, парусоль и другие.
 Особенно им понравилось и запомнилось слово «Отеть». Однажды  Алёна позвала дочерей завтракать, а Настенька сказала, что есть хочет, но ей даже пошевелиться лень. «Ну, ты и отеть!» - сказала Алёна и дала почитать им старинную пинежскую сказку «Лень да Отеть». Хорошо, что у нас теперь Отети нет, ну, а Лень мы изведём! Алёна всегда говорила девочкам малоизвестные слова, которые использовали в разговоре в её  родном Рато-Наволоке  бабушки и дедушки,  например: заступ, бадейка, погребица, жито и другие.
 Ох, и фантазерка же эта Сашенька! Вот и сейчас Алена слышит, как младшая сестра воспитывает старшую: «Эх, Настасья, Настасья! Как тебе не стыдно так писать о природе! И чему вас только в школе учат. Посмотри в окно. Неужели ты не слышишь, как плачет пустая морковная грядка в огороде, хотя она и не зря прожила на земле: одарила нас богатым урожаем. А разве ты не видишь, как капают слезы у птиц, улетающих на юг? Протяни руку – и ты увидишь хрусталики слезинок на ладони. Неужели ты никогда не гуляла в обнимку с «улыбчивой и светлоглазой белой северной ночью?» Это неправда, что только сказочник может увидеть и услышать все  необычное. Волшебство действует и на тех, у кого добрая душа и чистое сердце. Помнишь, мама говорила нам, что каждому человеку нужно построить храм души своей и поселить туда все лучшие человеческие чувства, а в первую очередь – доброту и сердечность».
Да, Алена очень хотела, чтобы дочери выросли добрыми и отзывчивыми. Из какого материала будут они храм души строить – это им решать, главное, чтобы двери этого храма были всегда открыты для людей. Алена с любовью смотрела на младшенькую дочь, ведь она и сама в юности любила пофантазировать. «Ну-ка, поври чего-нибудь», - просили ее подруги, и Алена рассказывала им, как 31 июня по радужному мосту спустилась она в XVI  век, в Антониево-Сийский монастырь и как монах Антоний принял ее за инопланетянку. Скрывала тогда от подруг Алена, с кем встретилась она на радужном мосту и отчего теперь у Сийских озер такие синие глаза. Не узнает ничего и он, очень уж гордая была в любви Алена. Ее открытая душа и доброе сердце почему-то преображались, и кто объяснит, почему при встрече с ним Алена была такой черствой. В ответ на свою боль умела она хлестануть его обидными словами. Так и осталась Аленина любовь хроническим заболеванием в стадии обострения, хотя прошло с тех пор более двадцати лет.
Институт Алена закончила заочно. А до этого работала лаборантом в больнице. И там фантазия помогала ей. Под линзами микроскопа ей открывался удивительный мир. У Алены было богатое воображение, и каких только картин она не видела в скоплении кристалликов солей! Алене становилось не по себе, когда она рассматривала под микроскопом соли триппельфосфаты, похожие на крышки гробов. А соли оксалаты были похожи на четырехугольные конвертики с письмами. Конечно, эти письма были о любви, иначе бы они так не светились и не переливались, как звезды в небе. «Если вы долго ждете письма от любимого, - говорила Алена, - знайте, что он написал вам. Просто, опустил его в другой почтовый ящик, в лунный, вот письмо-то и заблудилось во Вселенной». «Ну и чудачка!» - улыбались подруги. «Еще что расскажешь?» - спрашивала Зинка Минина, которая, наверное, не умела смеяться. «А вы видите цветные сны?».
Никто из подруг цветных снов не видел, а всезнайка Валентина Смирнова пугала Алену, что где-то читала о том, что люди, которые видят цветные сны, чаще становятся шизофрениками. Шли годы. Не менялась Аленушка. «Ты все еще витаешь в облаках. Опустись на землю!» - ругала ее лучшая подруга Тамара Иванова.
А почему бы не повитать в облаках? Алена всегда с нетерпением ждала ночи, когда дома все уснут. С ноля до трех часов ночи с ней происходило что-то невероятное. Именно в эти часы Алене было легко что-то сочинять, выдумывать, она в это время жила своей жизнью, совсем неземной. И только совсем недавно узнала она, что с часу до трех часов ночи царствует Бык, а родилась-то Алена в год Быка под знаком Овна. Ну, совсем, как Алла Пугачева, только Алла – знаменитость, талантливая, а Алена обыкновенная женщина. Чем старше она становится, тем чаще задумывается о смысле жизни.
- Мама, а за что Клюева арестовали? – прервала ее думы Сашенька.
Алена вздрогнула:
- Об этом поговорим потом.
Меньше всего ей хотелось сейчас думать и говорить о политике, которая не всегда бывает чистоплотной.
- Мама, послушай, как хорошо написал Клюев о  твоем любимом поэте Есенине, - сказала Саша. –
«Супруги мы… В живых веках
                Заколосится наше семя,
                И вспомнит нас младое племя
                На песнотворческих пирах».
«Да, народ их помнит, а мертвые чиновники не знают, сколько талантливых звезд, не отсветивших своего, загублено ими, сколько людей «посылалось на костер», как в древние времена за новые идеи, за инакомыслие. Почему все так несправедливо в жизни? Почему многих знаменитых людей боготворят только после смерти?» - с грустью думала Алена.
Ох, как она отвлеклась на воспоминания! Так можно и до утра не проверить оставшиеся сочинения. А как хорошо написал о Ломоносове Дима Смирнов! Алена гордилась, что родилась на земле Ломоносова, что в те далекие времена на земле холмогорской родились три академика.
«Моей Архангелогородчине, откуда я родом, – краю лесов и белых ночей – Русь обязана особенно. С Севера пролился на Россию свет учености. В мужицкой котомке Михайло Ломоносов принес свет учености на Москву», - писал Федор Абрамов.
Почти в каждом сочинении ребята писали о Татьяне Васильевне Мининой, нашем замечательном педагоге, краеведе. «Низкий поклон Вам, Татьяна Васильевна! Надо будет попросить ее прочитать лекцию на родительском университете. Кто лучше Татьяны Васильевны сможет рассказать об истории нашего края, о красоте родной природы!» - размышляла Алена.
«Любовь к родному краю – это частица того великого гражданского чувства, имя которому – патриотизм», - писал в книге «Двинские дали» В.Е. Страхов.
Читая сочинения, Алена видела перед собой и сказочный Сийский монастырь, который как «древний прекрасный витязь возвышается на берегу Михайловского озера», и синеокие Сийские озера, и копны душистого сена, возвышающиеся на лугах «как шлемы пушкинского Руслана», и знаменитую нашу дорогу Ломоносовку, которая сейчас «на пенсии», и есенинское раздолье полей, и сверкающий разноцветными огнями красавец теплоход на Северной Двине.
Она вышла на балкон. Темнота обступила Алену со всех сторон, по-прежнему моросил холодный дождь. Где-то вдалеке звучала навевающая грусть песня в исполнении Аллы Пугачевой: «Молодой человек, пригласите танцевать…». Алена почувствовала приближение Грусти. А Грусть впервые за все годы не посмела даже приблизиться к ней, издали любуясь этой загадочной женщиной. Она пыталась понять, какой волшебной силой обладает Алена, чем притягивает она людей.
Сегодня впервые в душе у Алены была весна. Ярко горела над Емецком рубцовская звезда. Осень показалась ей милым временем года, ведь недаром Пушкин любил осень, признаваясь, что «с каждой осенью я расцветаю вновь».
Алене захотелось низко поклониться родной земле.