Я остановился в квартире, стянул кожаную одежду, надел бледно-лиловую тонкую рубашку, повязал фиолетовый галстук, облачился в льняной черный костюм-тройку, переобулся и отправился на ферму Блэквуд, где нырнул в кровать тетушки Куин и крепко заснул.
(Святого Диего я поставил на прикроватный столик, рядом с собой).
Я смутно помню, как перед рассветом приходила Мона, чтобы сообщить мне, что отправила электронной почтой письмо «мистической Маарет», в котором рассказала обо всем, что случилось. Я сказал: "Браво. Я тебя люблю. Ступай прочь".
Проснувшись на закате, я вошел в дом и обнаружил Стирлинга. В компании Томми и Нэша он вкушал ранний завтрак, этим вечером ему нужно было в Новый Орлеан, и теперь он дожидался меня на «ивовой террасе», располагавшейся в восточной части дома.
Я так свободно чувствовал себя на ферме Блэквуд среди всех этих доверчивых людей, что впору было бы расплакаться, но я не стал. Я обошел по кругу большие комнаты. Нигде я не заприметил призрака Джулиана. С чего это он спустил меня с крючка? Я ликовал, не задумываясь о его мотивах. Здесь, на ферме Блэквуд, остров св. Понтика казался недостижимым, а ужасы прошлой ночи – пригрезившимися кошмарами.
Сногсшибательный Дуэт еще не проснулся.
Я взял статую святого Диего и вышел из дверей.
Ивовая терраса была творением Квинна, который притащил сюда всю старинную ивовую мебель, найденную им на чердаке еще когда он был тинэйджером; он все отреставрировал, расположив здесь, вследствие чего на террасе царила особая атмосфера и очарование.
Прожекторное освещение отсутствовало. Только парочка фонарей «молния» мерцала в отдалении, и был еще Стирлинг в просторной светлой твидовой куртке, куривший сигарету. Бриз слегка растрепал его короткие серые волосы. И все же он являлся воплощенным достоинством. И воплощением смертного, с которым я мог чувствовать себя на короткой ноге и общаться, будто бы не был монстром.
Я присел на стул напротив него со святым Диего, которого пристроил сбоку, чтобы он не бросался в глаза.
Воздух звенел от значительности предстоящей беседы. Я подготавливал себя к ней, смакуя чистейшую свежесть бриза, задержал взгляд на жемчужных облаках и на предсказуемо показавшихся за ними маленьких пугающих звездах.
- Давай же, говори, детка, - сказал я.
- Хорошо, - сказал он, его молодые глаза тут же стали беспокойными. – Самолет с нашими людьми приземлился на острове так быстро, как только мы смогли организовать его посадку. Они собрали лэптопы, и все другие компьютеры, найденные в библиотеке, на промежуточном этаже, которую нам описывал Оберон, забрали также останки Таинственных людей, которые он желал сохранить, и наши люди уже собирались покинуть остров, когда прибыла сильно груженая лодка с отвратительными личностями. У нас имелся эскорт из пяти или шести наемников, - ты можешь связаться с ними, они не члены Таламаски, как понимаешь, но очень преданы нам, - и вот возникла в своем роде перепалка. Неприятные личности сочли за благо отправиться восвояси. На самом деле сделали они это очень быстро. Я бы сказал, что они поняли, что их время на острове закончилось. Наш самолет улетел без проблем. Победу смело следует записать на счет благоразумия и убедительность наших охранников.
- Тем временем фирма Мэйфейр и Мэйфейр расследовала всю историю острова и обнаружила очевидную связь между его названием и перечислением денежных сумм от «Курорта в потерянном рае» в Корпорацию «Таинственный остров», чьим единственным членом управления и владельцем акций значился Эш Тэмплетон. Поверенные из Корпорации в Нью Йорке известили других поверенных, которые в свою очередь известили следующих поверенных, оказавшихся на самом деле настоящими управляющими делами Эша.
- Сегодня днем они прибыли. Увидели его тело в Медицинском Центре Мэйфейров. Огласили завещание, составленное четыре года назад, по которому все остается Михаэлю Карри и Ровен Мэйфейр с распоряжениями, касающимися детей Эша. Прошло несколько лет, как Эш покинул Новый Орлеан с Морриган. Была также связка сопроводительных писем. «Отдать Михаэлю Карри и Ровен Мэйфейр, если я умру или стану недееспособным». Их передадут Михаэлю и Ровен.
- Я пока не улавливаю сути, - сказал я.
- Эш предпринимал шаги, - сказал Стирлинг. – Он знал, что Таинственные люди в беде. Он просто действовал недостаточно быстро. Связь постоянно была нестабильной. Адвокаты по делам недвижимости не знали местонахождения Таинственных людей, а также их имен. Связь прервалась два года назад. Эшу следовало согласовать с одной из фирм расписание и оставить руководство к действию: «Если вы ничего не услышите от меня в течение шести месяцев, и так далее».
- Понимаю, - отозвался я. - Есть какие-то предположения насчет содержания писем?
- Из того, что мне говорил Михаэль письма полны вежливых предупреждений, наблюдений и просьб к Ровен и Михаэлю, чтобы они позаботились о детях. Эш был необыкновенно богат. По сути деньги перешли Ровен и Михаэлю, как опекунам Оберона, Лоркин и Миравелль.
- Здесь нет затруднений. Не знаю, вводили ли тебя в курс дела, но Ровен и Мона приносили громадную прибыль в увеличение наследства Мэйфейров. Ровен участвует в работе правления, инвестирующего благотворительные фонды Медицинского Центра, она чрезвычайно умный, твердо стоящий на ногах делец. Наверное, я пытаюсь донести до тебя, что состояние Мэйферов продолжает умножаться, несмотря на издержки, связанные с Медицинским Центром, нуждающимся на данный момент во все больших и больших вливаниях, а наследство Эша, без сомнения, попадет в распоряжение Мэйфейр и Мэйфейр,
- И ты думал, что должен мне это объяснение? – спросил я.
- В каком- то смысле, да, - сказал он. – Это ты освободил Талтосов. И, конечно же, ты можешь сообщить все это Моне, если всплывет вопрос. А я надеюсь, что так и будет.
Я кивнул.
- Раз уж мы затронули эту тему, - сказал он, - могу я спросить, что обеспечивает твою жизнь?
- Кровь, - сказал я.
- Нет, я имел в виду финансовую часть.
- Стирлинг, загляни в хроники и ваши файлы в Таламаске. Нищенствующие бессмертные - чепуха из низкобюджетных фильмов. У меня больше средств, чем я могу найти им применение. Ими управляют в Париже и Нью-Йорке смертные, которые знают меня по голосу. Когда же я выгляжу обтрепавшимся, то дело лишь в моральном упадке, и только.
- Очаровательно, - заметил он.
- Давай же, расскажи, что сейчас происходит, - сказал я.
- Хорошо. Ровен пропадает в лаборатории, где исследует тела, она едва заглянула в письма. Их сейчас прочитывает Михаэль. Он покажет мне их позже. Конечно же, Таламаска, побывав у Мэйфейров утром, просмотрела все компьютеры.
Эти компьютеры волей Эша – собственность Михаэля и Ровен. У нас не было выбора, кроме как сделать то, что мы сделали. Возможно, они позволят нам изучить материалы позже.
- Предприняли ли Мэйфейры какие-то действия, касающиеся самого острова, не допускать туда наркоторговцев?
- Они связывались со всеми полицейскими управлениями, контролирующими эту часть мира, я верю, но думаю, что все это довольно сложно. Мы предложили снова направить туда наших наемников. Они будут держать нас в курсе дела. Туда были также посланы какие-то собственные службы безопасности. Ну и было произведено что-то вроде зачистки. Очевидно, что катер и самолет были в собственности Эша. Этот Родриго, которого ты столь любезно уничтожил, был главной целью Управление по борьбе с наркоторговлей. Семья это выяснила, когда обратилась за защитой острова. Семья не сотрудничала с Управлением и не приглашала их. Все устроилось неофициально.
- Хммм… - я почувствовал некоторую неловкость, слушая об острове. Все эти джунгли. Если бы только у меня было время пройти через них.
- Где Талтосы?
- Ты хочешь короткий ответ или историю?
- Ты шутишь?
- Ну что ж, Миравелль и Оберон провели время до полудня на Первой улице в компании Долли Джин и Танте Оскар, - сказал Стирлинг. – Это было довольно забавно. Мне все время казалось, что у меня галлюцинации. Танте Оскар явно многие годы не покидала свои апартаменты во Французском квартале. Ты помнишь, что она одновременно надевает три-четыре платья?
- Разумеется, я помню, - сказал я. – Она распространяет обо мне злые слухи. Мне бы следовало ее образумить, но если ей действительно за сто лет, я могу спровоцировать у нее сердечный приступ.
- Верная мысль. Когда Долли Джин созвонилась с ней посредством знаменитого телефона из холодильника, она согласилась прийти на Первую улицу, если за ней пришлют машину, и она провела полдень с Долли Джин и Михаэлем развлекая «ходячих младенцев» историями, или с Миравелль и Обероном развлекая их, я не могу сказать точно, но мы с Михаэлем записали все для потомков. Миравелль была здорово шокирована тем, что говорили старые леди, с Обероном же сделалась истерика. Он решил, что это самые забавные человеческие существа, которых ему когда-либо доводилось видеть, и он притоптывал ногами и стучал по столу.
- На самом деле я был зачарован самой коллекцией из страннейших существ, включая Танте Оскар. - Он достал сигарету. – На ней и в этот раз было три или четыре платья под бордовым плащом с лисьим мехом и черная шляпка с розами и маленькой вуалью, а глаза у нее действительно оказались похожими на яйца. Она вошла в дом, безостановочно творя крестные знамения, в ее правой руке мелькнули четки, батальон из отменных двенадцатилетних мальчишек сопровождал ее по мраморным ступеням в столовую. Мальчики вскоре обнаружили бассейн, им было предложено искупаться, чем они и занялись с восторгом. Скорее всего, они там все еще плавают. Вероятно, им еще ни разу в жизни не доводилось купаться.
Стирлинг остановился.
Появился Сногсшибательный Дуэт. Оба вырядились в пиджаки для сафари и слаксы цвета хаки, рубашка Квинна была распахнута. У Моны был высокий оливково-зеленый воротник – потрясающий контраст с формальной одеждой, которую они постоянно носили раньше.
У обоих были бледные осунувшиеся лица. Им не было нужды охотиться, благодаря пиршеству вчерашней ночи, но, очевидно, мрачное приключение сказывалось. У Квинна был такой вид, будто он постится. Мона выглядела израненной и ослабшей.
На какой-то момент я увидел в ней изможденную умирающую девочку, какой она первый раз попалась мне на глаза. Это испугало меня... Последовали поцелуи и объятия, предназначенные поднявшемуся, чтобы их поприветствовать Стирлингу.
Я пожал ей руку, и она низко наклонилась, чтобы поцеловать меня в губы. Я ощутил, что ее лихорадит, будто ее тело хранило память о недавних снах. Ее зрение заволокло серой дымкой печали.
Она сразу перешла к делу, еще до того, как плюхнулась в ивовое кресло, закинув ноги на стол.
- Теперь Ровен должна знать, мертвы они или нет, - заявила она.
- Дорогая, они мертвы, - сказал Стирлинг. – Тут не может быть вопросов. Их поместили в температурный режим где-то градусов сорок и подключили ко всем известным Ровен мониторам. В них нет и признака жизни. Они - только золотой рудник из тканей и крови, и костей, которые хочет исследовать Ровен.
- О, да, о, конечно же, - негромко и поспешно сказала Мона. Она закрыла глаза. Она выглядела такой потерянной.
- Итак, сумасшедший ученый, должно быть, счастлива.
- Как насчет яда? – спросил я. - Оберон рассказывал, что Эш и Морриган подвергались медленному отравлению взбунтовавшимися детьми.
Стирлинг кивнул.
- В их тканях и крови обнаружились некоторые вещества. Очевидно, им давали мышьяк, кумадин и некоторые другие редкие химикаты, которые воздействуют на мускулатуру. Дозировка могла бы стать смертельной для человека. Но тут скользкий момент. Могли быть еще яды, которые не уцелели в тканях. Кроме того, были еще огромные дозы бензодиазепинов.
- Безжалостный Силас, - прошептала Мона.
- Миравелль или Оберон рассказали что-нибудь еще о жизни Таинственных людей? - спросил Квинн. – Мне кажется, чем больше Мона услышит об этом, тем ей будет легче.
- К черту, - негромко сказала Мона.
Стирлинг продолжил нежно.
- Да, они оба очень много говорили. И адвокаты Эша из Нью-Йорка. У них была очень хорошая жизнь, и она продолжалась года четыре, пока этот подлый Родриго не занял остров. Оберон обожает рассказывать об их поездках и уроках. Миравелль припоминает и добавляет все больше и больше в своей детской манере. Оберон становится нетерпим с ней.
- Где они теперь? - спросил Квинн.
- В Медицинском Центре Мэйфейров. Ровен допустила их этим вечером к тестам.
- О, отлично, и они на это согласились! - сказала Мона. – Почему я об этом не знаю? Двух мертвецов оказалось мало! Лоркин ей недостаточно. Ей немедленно нужны живые! Это Ровен. Она не говорила, что детки выглядят немного осунувшимися? Или она просто вколола им что-то в вену и закинула их на носилки? Хотела бы я организовать достойную оппозицию, но у меня нет для этого настроения. Так пусть же они исчезнут в лабораториях и секретных комнатах Центра. Прощай, милейшая Миравелль!
Увижу ли я тебя снова? Всего наилучшего, о, острый на язык Оберон, возможно ты разозлишь не слишком много медсестер своим губительным остроумием, а то они сделают твою жизнь ужасной. И кто я, Кровавое дитя, чтобы добиваться привилегии видеть этих странных, существующих вне времени созданий, ну разве только для того, чтобы обратить их к будничному миру, в котором они сразу станут жертвами каких-нибудь коварных человеческих эквивалентов Родриго, Лорда Наркоты!
- Мона, Миравелль и Оберона не будут там держать, - сказал Квинн. – Мы можем сами проследить за этим. Ровен не сделает из них пленников. Ты снова без всякой причины видишь в Ровен врага. Скорее всего, мы можем отправиться в Цент Мэйфейров прямо сейчас и повидаться с ними, если желаешь. Никто не может нам помешать.
- Послушать тебя, - сказала Мона со слабой полной нежности улыбкой, - так ты думаешь, что знаешь Ровен, но ты не знаешь Ровен. А присутствующий здесь Возлюбленный босс немедленно стал жертвой ее темных чар, как и Эш Тэмплетон, который отрекся от нее ради своих созданий и не смог спасти их из-за ревности Морриган. О, сама Тьма, о, достойная сожаления Тьма; Лестат, как мог ты найти ее ледяное сердце?!
- Ты используешь Ровен в качестве молниеотвода, - спокойно сказал Квинн. – Какое теперь оправдание для твоей ненависти к ней? Потому что она объявила Эша и Морриган мертвыми? Лестат говорил тебе, что они мертвы. Пойдемте же. Пойдемте все.
Мона тряхнула головой, слова продолжали литься из нее неудержимым потоком:
- И где поминки? Где похороны? Где цветы? Где семья, когда все целуются? Эша и Морриган захоронят на семейном кладбище?
Я придвинулся и взял ее за руку.
- Офелия, - мягко произнес я, - какой смысл усыпать их теперь цветами, какой смысл в поцелуях? «Ужель девичий разум такой же тлен, как старческая жизнь»*. Успокойся моя красавица.
Она ответила мне из Шекспира:
- «Скорбь и печаль, страданье, самый ад она в красу и прелесть превращает…»
- Нет, вернись. Держись.
Она закрыла глаза. Тишина растянулась. Я чувствовал ее прерывистое дыхание.
- Стирлинг, расскажи ей, как все происходило, - сказал я осторожно. – Расскажи ей комические моменты.
- Позволю заметить, - сказал Стирлинг, - после полудня с Танте Оскар и Долли Джин, их историй о Ходячих младенцах в топях, Миравелль и Оберон были готовы отправляться в больничную палату. И вполне возможно Михаэль с радостью вызвался их проводить.
- Они ни разу не пытались покинуть дом? - спросила Мона.
- Всюду охрана, - признал Стирлинг. - Но Мона, кто выпустит этих двоих без присмотра в мир людей? Да, Таинственные люди, похоже, продержались лет пять, и Оберон, и Миравелль рассказали самые чудесные истории о своей жизни с Отцом и Матерью, но суть в том, что с самого начала все пошло не гладко. Восстание Силаса длилось два года. Захватническая деятельность Родриго – еще два, и вот вся история, которая у нас есть на данный момент.
- Хорошо, и что же теперь с ними будет? - потребовала Мона.
- Оберон полностью вручил свою судьбу в руки Ровен, а после общения с Михаэлем и осмотра владений на Первой улице и его забавных посиделок с Танте Оскар и Долли Джин, думаю, он будет настаивать, чтобы Миравелль поступила так же. Можете считать, что Оберон доверил себя Центру Мэйфейров и доверил свою сестру. Вот так обстоят дела.
- А есть что-нибудь о Лоркин? – спросил я.
- Нет, - сказал Стирлинг. – Совсем ничего. Только Ровен знает, что случилось с Лоркин. У Михаэля нет и предположений.
- Ах, как это чудесно, - горько сказала Мона, ее губы задрожали. – Я вот думаю, не порезала ли она ее на кусочки живьем?
- Перестань, - мягко сказал я. – Лоркин – осквернительница крови. Она была пособницей Родриго. Родриго убил Эша и Морриган! Пусть будет, что будет.
- Аминь, - отозвался Квинн. – Мне редко доводилось видеть более устрашающее существо, чем Лоркин. И что с ней делать Ровен? Препоручить ее людям из управления по борьбе с наркоторговлей? Думаете, там все было чисто? У Ровен есть возможность вершить свое собственное правосудие, как и у нас.
Мона тряхнула головой. С каждой минутой она выглядела все более надломленной.
- А как насчет Михаэля? – спросила она с истерической ноткой в голосе, ее лицо все еще бледное, а взгляд - тяжелый от боли.
- Чего добился мой любимый Михаэль во всей этой истории? Подозревает ли он, что за его спиной Ровен околдована великим Лестатом!
- О, так вот в чем дело, - печально сказал Квинн. – И ты, дитя, оказавшаяся в его постели и родившая Морриган, теперь ополчилась на Ровен из-за нескольких поцелуев. Мона, возьми себя в руки!
Она бросила на него убийственный взгляд.
- Ты никогда не говорил мне таких жестоких вещей, Квинн! – прошептала она.
Стирлинг выглядел очень расстроенным.
Я не произнес ни слова.
- Ты недооцениваешь любовь Михаэля и Ровен и сама знаешь об этом, - сказал Стирлинг немного резко. - Если бы я мог нарушить конфиденциальность, которую на меня возложили. Я не могу. Достаточно сказать, что Ровен любит Михаэля всей душой. Да были моменты сильнейшего искушения в Нью Йорке с Эшем Тэмплетоном. Она больше не могла выносить, и этот мудрый бессмертный, который мог так хорошо ее понять… но она никогда не поддавалась. И теперь она не разрушит основ своей жизни ради кого-то еще.
- Это правда, - сказал я тихо.
Квинн наклонился и поцеловал Мону. Она приняла его поцелуй, как прощение.
- А где сейчас Михаэль? – спросила она, избегая моего взгляда.
- Спит, - сказал Стирлинг. – После того, как вбежала Ровен и забрала Оберона с Миравелль, немного, возможно, накалив обстановку, Михаэль свалился на свою кровать внизу и погрузился в глубокую дрему. Не думаю, что ему помогло настроиться на спокойный лад то, что Танте Оскар пронзительно заглянула ему в глаза и провозгласила: «Отец проклятого потомства».
Мона тут же разозлилась. (Но это все же лучше сумасшествия). Ее глаза наполнились слезами и покраснели.
- Вот только этого Михаэлю не хватало! Как смело это существо делать такие пророчества! Я уверена, Долли Джин тоже в этом замешана. Долли Джин никогда не упустит из своих ушлых ручек такой возможности.
- Да, возможно, - сказал Стирлинг. – Она сказала, что лучше бы он рассыпал желтый порошок** вокруг своей кровати. Я думаю, это стало для него последней каплей.
- Ты знаешь, - сказала Мона, истерия вновь показала хохолок, поток слов ускорился, - когда я, в свои лучшие времена, являясь надеждой семьи Мэйфейров, носила ковбойскую шляпу и шорты, и рубашки с широкими рукавами, и летала на самолетах фирмы, владея биллионами долларов и имея возможность съесть столько мороженого, сколько могла бы пожелать, я хотела приобрести радиостанцию. И одной из моих фантазий была – организовать для Долли Джин ее собственное шоу, так, чтобы люди могли звонить и болтать с ней о жизни и деревенской мудрости. Я хотела дать древней Эвелин ее собственное шоу.
- Ты знаешь, кто такая древняя Эвелин, Стирлинг?
- Лестат, Древняя Эвелин – это все слухи и намеки…
- И я собиралась вручить приз тому, кто ее поймет. Я предположила, что все эти шушуканья будут пользоваться успехом, вы понимаете, у тех, кто станет кормить ее намеками вроде того, как делает она. У нас был бы час сплетен. Им бы я тоже давала призы, черт возьми, почему нет? А потом был бы час Михаэля Карри, когда люди могли бы звонить и делиться историями об Ирландском канале или ирландских песнях, и Михаэль с дозвонившимися могли бы петь их вместе. И, конечно же, я бы хотела, чтобы у меня было свое собственное шоу, посвященное мировой экономике и мировым тенденциям в архитектуре и искусстве (вздох). У меня были планы, как занять всех чокнутых в семье. Так и не добралась этого, очень ослабла. А Долли Джин все забавляется. А Михаэль… жена Михаэля изменяет ему с тобой, и нет никого, кто бы мог его защитить.
- Ах Мона, оставь это, - сказал Квинн.
Моя боль никого не трогала и была только моей заботой.
Она вновь погрузилась в транс бессилия, ее глаза напоминали стекляшки, но это продолжалось недолго.
- И знаешь, что самое ужасное… – сказала она, морщась, будто не могла вспомнить, на чем остановилась. – Ах да, вампиры, я хотела сказать, настоящие вампиры, у них совсем нет вебсайтов.
- Пусть так и остается, - сказал Квинн. – Не стоит им заводить сайты.
- Вам следует поохотиться, - сказал я. – Вы оба мучаетесь от жажды. Посвятите этому ночь. Направляйтесь на север. Нанесите удар по пивнушкам у дорог. Убейте часы на охоту. Завтра, полагаю, Ровен будет готова позволить нам осмотреть останки Эша и Морриган. И мы также сможем повидаться с Миравелль и Обероном.
Она рассеянно взглянула на меня.
- Да, это звучит замечательно, - прошептала она. – И обычное дело. Какая-то часть меня не хочет когда-либо еще видеть Ровен и Михаэля. И какая-то часть меня не хочет снова видеть Миравелль и Оберона. Что касается Морриган…
- Пойдем, моя прекрасная Офелия, - сказал Квинн. – Мы поднимемся в небо, детка, мы будем делать то, что сказал нам Возлюбленный босс. Я знаю, где можно найти музыкальный автомат, местечки с бильярдной. Мы отправимся за Маленьким глотком в компанию дальнобойщиков и ковбоев, и, быть может, мы потанцуем под неустаревающих Дикси Чикс**, а потом заявится какой-нибудь парень с совестью черной, как сажа, и мы заманим его туда, где автостоянка прячется под сенью деревьев и поборемся с ним.
Она помимо воли рассмеялась.
– Звучит основательно и жестоко, – вздохнула она.
Он вытянул ее из кресла. Она обернулась, и потянулась, чтобы тепло обнять и поцеловать меня.
Я был приятно удивлен. Я крепко сжал ее.
– Моя фея, - сказал я. - Ты только вступила на путь дьявола. Тебе предстоит открыть еще столько чудес. Будь умницей. Будь ловкой.
- Но как реальным вампирам выйти в мировое сетевое пространство? – спросила она с болезненной серьезностью.
- Выше моего понимания, мое сердечко, - сказал я. – Я до сих пор не пришел в себя от зрелища несущегося на меня паровоза Я едва не бросился наутек. С чего ты взяла, что реальные вампиры стремятся в сетевое пространство?
- Перестань все время подшучивать надо мной, - сказала она мечтательно. – Так ты не хочешь, чтобы я создала свою собственную веб страничку?
- Абсолютно нет, - сказал я угрюмо.
- Но ты же опубликовал Хроники! – запротестовала она. – Ну, что скажешь на это? – она уперла руки в боки. – Как будешь защищаться, хотела бы я знать?
- Старейшая форма публичного признания, - сказал я. – Это священно. Известна еще со времен древнего Египта. Книга медленно распространятся по миру, популярная литература, предназначенная для того, чтобы прочитывать, обдумывать, делиться друг с другом, возможно, отложить на потом, исчезнуть, если не пользуется спросом, переиздаваться, если находит читателя, продолжать свой путь чемоданах, чтобы улечься в хранилищах или отправиться в мусорный бак, кто знает? В любом случае я ни перед кем себя не защищаю. Не трогай Всемирную паутину!
- Звучит крайне не убедительно для меня, - сказала она. – Но я все равно тебя люблю. Теперь подумай об идее с радиостанцией. Может, еще не поздно. У тебя бы могло быть собственное шоу.
- Ааааахххх! – закричал я. – Это невыносимо! Ты думаешь ферма Блэквуд – весь мир. Это не так, Мона! Есть всего лишь ферма Блэквуд, все же остальное – трясина Сладкого дьявола, поверь мне. И как долго, по-твоему, у нас будет ферма Блэквуд, у тебя, у меня или у Квинна? Мой Бог, у тебя прямая связь с той, которая рассказала тебе, где искать Таинственных людей, ты переписываешься с Центром Мудрости, и тебя беспокоят вебсайты! Уйди с глаз моих, немедленно! Спасайся от моего гнева!
Я подумал, что немного ранил ее. Она была такой уставшей и измотанной, что упала обратно в кресло только от звука моего голоса.
- Мы не закончили с этой темой, Возлюбленный босс, - сказала она. – Твоя проблема в том, что ты становишься очень эмоциональным. Я спрашиваю, а ты тут же засыпаешь меня контраргументами.
Квинн поднял ее и потащил прочь, делая огромные круги по террасе, напевая ей, и так они постепенно исчезли из поля зрения, и ее смех звенел в мягко мурлыкающем вечере.
Пришел теплый бриз и заполнил тишину. Деревья в отдалении зашевелились, едва заметно пританцовывая. Неожиданно мое сердце очень сильно забилось и мною овладело холодное возбуждение. Я поднял с плиток статую Святого Диего и водрузил ее прямо на стол, где теперь было ее место. Я ничего не сказал о статуе. Ах, маленький вульгарный приятель с бумажными розами, твой дар, безусловно, достоин лучшего воплощения.
Я погружался в свои собственные глубины. Пульсирующая ночь пела мне песню ни о чем. Раскинулись звезды, чтобы показать, как ужасна наша вселенная – кусочки и частички никого, с ужасающей скоростью уносящегося прочь от бессмысленного и непонимающего источника. Святой Хуан Диего, пусть все пройдет. Сотвори же еще чудо!
- Что это? – мягко спросил Стирлинг.
Я вздохнул. В отдалении белел прелестный забор пастбища, и так хорош был запах травы.
- Я где-то ошибся, - сказал я. – И это значительная ошибка.
Я изучал человека, с которым сейчас говорил.
Терпеливый Стирлинг, английский ученый, святой Таламаски. Человек, привыкший иметь дело с монстрами. Он хочет спать, но все равно полон внимания. Он повернулся, чтобы взглянуть на меня. Умные, быстрые глаза.
- О чем ты? – спросил он. – Какая ошибка?
- Я не могу донести до нее всю серьезность ее перерождения.
- О, она знает, - сказал он.
- Ты меня удивляешь, - ответил я. – Не может быть, чтобы ты забыл, кто я. Ты не можешь купиться на этот фасад. В тебе есть некий резервуар добродетели и мудрости, который никогда не позволит тебе забыть, что скрывается за этой маской. И теперь ты думаешь, что знаешь ее лучше, чем я?
- Она переживает один шок за другим, - сказал он спокойно. – Как тут можно помочь? Что ты ждешь от нее? Ты знаешь, она обожает тебя. И что, если она дразнит тебя возмутительными высказываниями? Это всегда было ее особенностью. Когда я рядом с ней, я не испытываю никакого страха, никаких инстинктивных предупреждений о бесконтрольной силе. Как раз наоборот, говоря откровенно. У меня ощущение, что может случиться, что ты оглянешься назад и осознаешь, что где-то по пути она потеряла невинность, и ты даже не можешь припомнить, когда это случилось.
Я подумал о бойне прошлой ночью, безжалостном уничтожении Лорда Родриго и его солдат. Подумал о брошенных в безбрежное море телах. Я думал ни о чем.
- Невинность не входит в набор наших достоинств, мой друг, – сказал я. – Мы не культивируем друг в друге невинность. Благородство, думаю, да, это может быть нашей чертой, и больше, чем ты, возможно, представляешь. И принципы, да, и даже добродетель. Я учил ее этому, и теперь и всегда мы можем вести себя потрясающе. Даже героически. Но невинность? Это не является нашим преимуществом.
С едва заметным кивком он отстранился, чтобы подумать над этим. Я чувствовал, что есть еще вопросы, которые он бы хотел мне задать, но не смел. Было ли это из соображений приличий или просто страхом? Я бы не мог сказать.
Нас прервали, возможно, и к лучшему… Жасмин пересекала газон с еще одним кофейником, наполненном кофе для Стирлинга. Она была в сильно обтягивающем красном платье и на высоченных каблуках. Она громко напевала:
- Глория, Глория! В вышних Богу!
- Где ты подцепила этот ритм? – спросил я. – Неужели все вокруг сговорились свести меня с ума?
- Нет, конечно же, нет, - сказала она. – Зачем ты так говоришь? Это католический гимн,
Неужели ты не знал? Бабушка напевает его на кухне целый день. Говорит, что так в старые времена пели на католической мессе. Говорит, что видела во сне Патси, напевавшую этот гимн. Патси была в ковбойских розовых одеждах и с гитарой.
- Mon Dieu! - меня охватила дрожь. Неудивительно, что Джулиан оставил меня этой ночью в покое. Почему бы нет?
Она налила две чашки дымящегося кофе. Поставила кофейник. Потом поцеловала меня в макушку.
- Знаешь, что мне прошлой ночью во сне сказала тетушка Куин? – спросила она веселым голосом, ее рука на моем плече. Я поцеловал ее в атласную щечку.
- Нет, и что? – спросил я. – Но, пожалуйста, озвучь это для меня понежнее. Я трепещу.
- Она сказала, что щекотала тебя, пока ты спал в ее кровати; сказала, что всегда хотела мужчину такого же красивого, как ты в свою постель. Она смеялась и смеялась, и смеялась. Бабушка говорит, что когда умершие приходят к тебе во сне и смеются, то это значит, что они в раю.
- Я думаю, что так и есть, - очень искренне заметил Стирлинг. – Это кофе само совершенство. Как ты его готовишь?
- Пей давай, - сказал я. - Твой маленький всесильный MG TD с тобой, так?
- Ну конечно же, - сказал он. – Ты бы мог его увидеть перед домом, если бы у тебя были глаза на затылке.
- Я хочу прокатиться с тобой на этой штуковине. Мне нужно доставить этого святого Оберону.
- Ты можешь подержать кофейник и чашку для меня, пока я веду машину? Жасмин, ты не против, если я их позаимствую?
- Ты не хочешь блюдце? Это времен королевы Антуанетты, блюдце – самая красивая вещь. Ты только взгляни. Все это из огромной посылки Джулиана Мэйфейра, этот стиль, сервис на двенадцать персон, из набора «La Famille».
Вот так вот.
- Нет, - сказал я. – Это не от Джулиана Мэйфейра.
- О, нет, это именно от него! – сказала она. – У меня есть письмо. Все забываю отдать Квинну. Не собирается ли он наведаться к нам? Я никогда не встречала Джулиана Мэйфейра.
- А когда прибыла посылка? – спросил я.
- Не знаю. Два дня назад? – она пожала плечами. – Сразу после того, как Мона Мэйфейр решила присоединиться к балагану. А кто этот Джулиан Мэйфейр? Джулиана Мэйфейра не пускать сюда?
- А что говорится в письме? – спросил я.
- О, что-то насчет того, что если ему предстоит часто посещать ферму Блэквуд, то он бы хотел видеть свой любимый фарфоровый сервис. Что с тобой? Этот фарфор прекрасен!
У меня не было никакого намерения рассказывать ей, что Джулиан Мэйфейр лишь призрак, и что именно этот сервис годы назад фигурировал в истории с чарами, которыми Джулиан опутал ничего не подозревавшего и слишком человечного Квинна, когда угощал его шоколадом и пирожными, а также длинными россказнями о том, как он, Джулиан, гулял с прабабушкой Квинна. Проклятый дьявольский дух.
- Тебе он не нравится? - спросила Жасмин. – Мне просто действительно казалось, что это очень хорошенький сервис. Он бы точно понравился тетушке Куин. Это ее стиль, эти розы. Ну ты знаешь.
Стирлинг не спускал с меня пристального твердого взгляда. Конечно же, Стирлинг знал, что Джулиан был призраком. Или покойником. Почему я скрываю активность этого демона? Чего я стыжусь?
- Да, он весьма своеобразный, - сказал я. – В нем есть этакая старомодная утонченность. Стирлинг, как насчет твоего кофе, твоих планов и нашей поездки?
- Все в порядке, - сказал Стирлинг.
Он был на ногах.
Я тоже.
Я с отчаянной страстностью прижал к себе Жасмин и яростно поцеловал ее. Она вскрикнула. Я взял ее лицо в ладони, заглянул в ее затуманившиеся глаза.
- Ты прелестная женщина, - мягко сказал я.
- Из-за чего ты такой грустный? – спросила она. – Почему у тебя такой несчастный вид?
- Правда? Я не знаю. Возможно, потому что ферма Блэквуд – мгновение, застывшее во времени. Просто мгновение. И оно минует…
- Не в моей жизни, - сказала она, улыбаясь. - О, да, я знаю, Квинн хочет жениться на Моне Мэйфейр, и она не может иметь детей. Мы все это знаем. Но здесь подрастает Джером. Это мой мальчик и сын Квинна, и Квинн поставил ему свое имя в свидетельство о рождении. Я никогда не просила Квинна об этом. Здесь подрастает Томми. И он Томми Блэквуд. И Нэш Пенфилд состарится, заботясь об этом месте, он так его любит. А еще есть Терри Сью, мать Томми. Не знаю, принимал ли ты в расчет Терри Сью, но вот о ком можно сказать, что из ничего сделали конфетку. Это маленькое чудо сотворила тетушка Куин, говорю тебе, и вскоре по выходным сюда будет наведываться Терри Сью, и также ее дочь, Бриттани. Теперь это сестра Томми. Теперь это прелестная, воспитанная девочка. И она посещает хорошую школу, благодаря Квинну, и все благодаря Квинну. И тетушке Куин. Ты не знаешь, как многому тетушка Куин научила Бриттани. Все прекрасно с фермой Блэквуд. У тебя должна быть вера. Как бы ты мог помочь духу Патси пересечь миры и не знать будущего?
- Никто на самом деле не знает будущего, - сказал я. – Но ты права. Ты знаешь такие вещи, которые мне неизвестны. Все сходится.
Я поднял святого Хуана Диего.
- Это ты, Квинн и Мона - вот кому не сидится на месте, - сказала она. – Я чувствую твою неугомонность. Но ферма Блэквуд? Она переживет вас всех.
Она еще раз быстро поцеловала меня. Потом вышла, ее бедра красиво покачивались в обтягивающем красном платье, ее ноги выглядели восхитительно благодаря тонким каблукам, ее сильно выбеленные волосы были высоко подняты - леди, у которой есть ключи и есть будущее
Я пошел со Стирлингом.
Мы забрались в машину с низкой посадкой, я ощутил замечательный запах кожи, Стирлинг натянул пару симпатичных бежевых водительских перчаток, и мы загромыхали по выездной аллее, ухая на каждом камне и булыжнике.
- Вот это спортивная машина! – провозгласил я.
Кончик сигареты Стирлинга вспыхнул огоньком, и он еще разогнал машину.
- Да, детка, - закричал он сквозь ветер, будто сбросив двадцать лет жизни, - и если тебе нужно загасить сигарету, ты можешь сделать это прямо по дороге, - сказал он. – Это прекрасно.
Мы с грохотом въехали в болотистую местность. Мы так и гнали и безумствовали до Центра Мэйфейров, домчавшись до него где-то за три часа до рассвета.
Я долго шел по коридорам, поражаясь росписи на стенах и скамеечкам, и местам, предназначенным для семей пациентов, и пышным убранством комнат ожидания с их мягкой мебелью и картинами. И вестибюлям с их впечатляющими скульптурами и сияющим мраморным полом… А затем я слонялся по коридорам лабораторий и исследовательских центров, и затерялся в лабиринте секретных мест, и там индивиды в белых одеждах, мимо которых мы проходили, кивали мне, подтверждая, что я, с прижатой к груди статуей, двигаюсь в правильном направлении.
Он был грандиозным, настолько, что это с трудом укладывалось в моей голове, этот монумент семье и одной женщине. Носящий отпечаток тысяч жизней. Величественный сад, в почву которого были бережно посажены семена, чтобы здесь вырос лес стремящегося в вечность великолепия.
Что делал я на священной горе той, которая работала бок о бок с Богом?
Я нашел Оберона в бархатном уголке.
Оберон стоял у окна в белой врачебной форме и вглядывался в две освещенные дуги мостов. Строения в деловой части излучали мягкое кристаллическое сияние. Он развернулся, когда я вошел в комнату.
- Святой Хуан Диего, - сказал я, водружая святого на столик у кровати.
- О, спасибо, - тепло сказал он, без намека на прошлое пренебрежение. – Теперь я смогу уснуть.
- Ты несчастлив? – спросил я.
- Нет, - мягко ответил он. – Только удивлен. В своей клетке я говорил себе, что вся красота может уместиться на волнах вечно меняющегося моря. Мне было необходимо в это верить. Но нет же, огромный мир так богат чудесами. Я очень счастлив. И моя душа больше не печется о Миравелль, моей сладкой глупой Миравелль! Я в безопасности. И она тоже. И я свободен.
----------------
*УИЛЬЯМ ШЕКСПИР, Гамлет, перевод Т. Щепкиной-Куперник
**Скорее всего речь о асафетиде. «Одной из самых примечательных характеристик асафетиды есть летучесть её запаха и въедливость вкуса. Вкус ощущается во рту в течение нескольких часов и не удаляется даже полосканием полости рта. А запах за несколько минут пропитывает комнату так, что в течение суток не выветривается».
***Женское кантри-трио.