Cкитальцы-глава 14. Василько

               


      Ранним утром, после молитвы, люди собрались под кроной развесистого кедра, выслушав историю скитальцев, старец Лаврентий долго сомневался в ее правдивости. Но под давлением фактов и поддержке старца Трифилия, все же согласился с их доводами. После небольшого раздумья он заметил:-Может и молчун из вашего рода-племени? - И рассказал такую историю: - Нынешней весной паломники нашли в урмане страдальца. От гладу и мучений почти помирал. Ликом млад, власом сед. Телеса зело батожьем и плетьми посечены. Рубцов не счесть. Выходили мученника. Травами отпоили, банькою отпарили. Ожил человек. Кто он? Нам не ведомо. Похоже, обет молчания принял. Сладил себе келью-шалаш. Бог сподобил его бортному делу. Еже день скитскую братию пахучим медком сластит, свежего воску для свечей в достатке добывает. Сам все боле медком питается с сугорною водою. Редко к скитской трапезе приобщается. Веру нашу не приемлет. Похоже, язычник он. Но и своих обрядов не блюдет – поклонению идолам и жертвоприношениями не докучает. То и смиряет братию с ним. Вечор, до вашего приходу, ушел молчун на борть. О полдень ноне вернуться должен.
      Рассказ старца Осеню глубоко взволновал. Она, то и дело, бросала взгляд на солнце. Казалось, для нее светило сегодня замедлило свой ход и не спешило возвестить полдень. Она еще с вечера постирала свою и Матвееву одежду и теперь, как всегда, ухоженная и опрятная томилась в ожидании таинственного Молчуна. Она верила – это Василько.
И все же не уследила. На этот раз бортник вышел из леса с другого конца поляны.
      - Слышь-ко, девица, эвон где, Молчун-то идет! – окликнул ее кто-то из братии.
Осеня вздрогнула, замерла, потом вскочила и резко обернулась. Она побледнела. Пушистые ресницы вскинулись, открыв бездонную глубину тоски, страха и надежды. Нерешительно, медленным шагом, двинулась навстречу вышедшему из леса человеку.
      Он был среднего роста в длинной не подпоясанной рубахе, в посконных штанах и лаптях из бересты. На голове курчавилась густая грива длинных, до плеч, белых, как снег, волос. Овальное лицо украшала русая, с проседью, борода и усы. В широко расставленных глазах под высоким лбом таилась глубокая печаль. Он был необычайно красив. Друзья Осени и вся святая братия, стоя у кедра, с любопытством и надеждой следили за этой встречей.
      Двое на лугу медленно сближались. Все замерли. «Он или не он»? - Переживал Степан. Матвей всем корпусом подался вперед и, стоя в нелепой позе, шептал:
      - Ну, да ну же! Узнавайте, наконец, друг друга!
Андрей Силыч с тоской в голосе произнес: - Нет, видать не он. Эх, голубушка ты наша. Горе-то, какое! Сколько надежды и…
      Молчун стоял не шевелясь. Его потухший взгляд ничего не выражал. «Нет, не он» - с горечью подумал Степан. Ему стало невыносимо жалко Осеню. Но она вдруг резко шагнула вперед. Опустилась на землю и, обняв колени бортника, прижалась к ним лицом. Потом, глядя снизу в лицо Молчцна, что-то торопливо, с жаром, говорила ему. Но он на ее речи не реагировал. Все так же невидящим, отрешенным взглядом смотрел в какую-то даль
      - Он! – выдохнул с облегчением Горин. У кедра оживленно загомонили. Матвей в дикой радости прыгал, кричал – ура! И всем, безумолку, доказывал, что он так и знал, что это Васька. Осеня поднялась, взяла бортника за руку и повела к людям. На ее лице сияла счастливая улыбка.
      - Это мой Василько - объявила она. По девичьим щекам катились слезы счастья. Но парень оставался ко всему глух и равнодушен. Он покорно и спокойно стоял рядом с девушкой.
      На рассвете следующего дня, после ранней молитвы, скитская братия провожала гостей. Еще раз взглянув на стрелку индикатора, Андрей Силыч объявил – пора! Опираясь на посох, он решительно зашагал навстречу восходящему солнцу – вперед, в неизвестность. За ним гуськом потянулись остальные. Осеня вела за руку покорно-безучастного Василька.
      К полудню вышли к лесной речке с темной водой и обрывистыми берегами. Выбрав удобное место, остановились на привал. Силыч развел костер, вбил в землю березовые сошки для подвески котелка. Осеня, то и дело, с любовью поглядывая на Василько, варила из скитских подорожников нехитрую похлебку. Андрей Силыч, отдыхая, вырезал ножом из куска липы ложки. Степан смастерил на скорую руку снасть и устроился на глинистом берегу над омутом. Непуганая рыба брала наживку хорошо. Матвей едва успевал забирать и чистить обильный улов. Василько, сидя на стволе упавшей березы, отрешенно смотрел в голубую даль. С самой встречи он так и не произнес ни единого слова. Не реагировал на девичьи ласки, не обращал внимания на своих попутчиков и покорно всем подчинялся. А Осеня была счастлива. Она еще больше похорошела. С ее лица не сходила радостная улыбка. Она ни на миг не оставляла любимого без внимания. Заботилась о нем, как добрая ласковая мать о своем несмышленыше.
      - Ништо! Это пройдет, - уверяла она певуче. – Мой Василько снова со мной. Нам помогут Боги. Он опять запоет соловушкой. - И прижавшись румяной щекой к мягкой бороде любимого, нежно перебирала пальчиками его седые кудри.
      После обеда отдыхали. Осеня хлопотала у потухающего костра, готовя не хитрые пожитки в дорогу. Василько все в той же позе сидел чуть в стороне. Степан, сочувствуя, кивнул в его сторону: шок у парня. По рубцам видно – крепко били. Вот и довели до предела. Знал я одного такого. Он тоже долго в шоке был. Попали в дорожную аварию. Вся семья погибла. А его основательно покалечило. Его, хотя и вылечили, но не совсем. Года полтора он был как наш Василько. Все видел, слышал, но не помнил кто он. Речь была невнятна. Все больше молчал. На работе жалели. Дали дело по силам – уборщиком в цехе. Однажды в грозу он шел с работы. От хлынувшего ливня укрылся под деревом. Там уже одна парочка пристроилась. А тут, по дереву вдруг молния ударила. Треск, блеск, гром. Дерево – в щепки. Тех, двоих-то – наповал, а этот, на дорогу выскочил и орет, что есть мочи: - убило! Люди, помогите! – С тех пор нормальным человеком стал. Шок страхом сняло.
      Уже неделю скитальцы едва продирались по глухой тайге. Иногда выходили к таежным тихим, извилистым речкам, обросшим по берегам ольхой и дикой смородиной. Там, как правило, ночевали у ярких костров. Донимали полчища насекомых. Особенно по вечерам гудящая масса летучих истязателей жалила, кусала, забиралась под одежду, лезла в глаза, при вдохе попадала в рот или в нос. Больше всех страдал Матвей. Он весь опух, покрылся волдырями и расчесами. – Я все равно найду управу на этих тварей! – злился страдалец. И упорно искал. Использовал все, что подвернется под руку: и растертые грибы мухомора, и смесь из давленых ягод брусники, смешанных с глухариным пометом, и разные добавки в костер, чтобы дым был «злее». Но, ничего не помогало.
      - Смотри, «алхимик», шкура слезет, - увещевал Степан. – Надо притерпеться, не расчесываться – легче станет.
      - Нет, терпеть я не намерен, - упорствовал Матвей, - не может быть, чтобы во всем лесу не сыскалось средство против этих лиходеев. Я все равно отыщу «антигнусное» снадобье.
      На очередной стоянке он отошел в сторону. Остановился под развесистой елью и, стоя на коленях, долго «колдовал», что-то размешивая деревянной ложкой в берестяном туеске.  Прошло несколько минут. И Матвей с визгом и воплями, приплясывая от боли, бросился к костру. Степан с трудом оторвал его ладони от лица и расхохотался. По свекольно-красным щекам, вперемешку с обильными слезами, размазались истолченные муравьи. Некоторые еще пошевеливали усиками и лапками. Среди них резво бегали живые. Осеня поспешила на помощь и обмыла лицо страдальца холодной водой. С этих пор Матвей смирился с неизбежностью. Как и все отмахивался от насекомых обыкновенными ветками.
      Скудный запас еды, которым снабдила скитская братия, подходил к концу. Теперь Осеня, готовя еду, все чаще добавляла в котелок грибы, какие-то одной ей известные коренья и травы. Угощала ею собранными ягодами. Обильных рыбой речек давно не попадалось. Чаще встречались мелководные ручьи.
      Однажды, на лесной прогалине, Василько насторожился. Затем решительно направился к одинокой голенастой сосне. Сбросил мешок на землю, достал из него нехитрые снасти и ловко вскарабкался к темнеющему на высоте дуплу.
      Добыча была богатой. Все сгрудились в кружок и наблюдали, как Василько, орудуя деревянными лопаточками, очищал ароматные темно-коричневые гроздья от налипших кусочков коры и погибших насекомых. Матвей, сглатывая нетерпеливую слюну, не выдержал искушения и выхватил из кузовка неочищенный кусок соты и, торопливо, целиком затолкал его в рот. Но, тут же замер, сплюнул жвачку, повалился на спину, засучил в воздухе ногами и заорал благим матом. Нетерпеливого лакомку ужалила в язык прилипшая к сотам полуживая пчела. Его с трудом успокоили. Опять же Осеня применила какие-то свои травяные снадобья.
Встретив по пути небольшой родничок - устроили большой привал. Сидя у костра с наслаждением ели дикий с горчинкой мед, запивая горячим чаем, из отвара брусничника.    Несмотря на распухший язык, Матвей бойко орудовал ложкой.
      - Смотри, Мотька, опять худо будет.
      - Неа, Степа, я помаленьку, - с полным ртом невнятно бормотал он в ответ. Распухший язык все еще давал о себе знать.
      - Гляжу я на тебя и думаю: прошел ты в натуре огонь и воду – в часовне не сгорел и в болоте не утонул. Комары не сгубили. Значит не судьба. Выходит, ты от чего-то другого помрешь. Или едой обтрескаешься, или с перепугу концы отдашь. И чего ты, Мотька, такой незадачливый?
      - Не знаю, Степа. Меня и мама с детства зовет «тридцать три несчастья».
      - А ты соберись с духом, да и переломи свою судьбу.
      - Ты думаешь, я не пытался? Да все как-то не получается, - с огорчением вздохнул Матвей.
      - А ты все равно пробуй. Должно получится.
      - Ладно, постараюсь, - виновато ответил Матвей.
      Осеня сварила грибную похлебку. Все уселись в кружок и дружно работали ложками. Вдруг на опушке треснул сучок, шевельнулась ветка. Горин обернулся и долго всматривался в заросли. Потом с беспокойством заметил: - У меня, ребята, давно на душе неспокойно. Такое ощущение, что за нами постоянно кто-то следит.
      - А ведь верно, Силыч. Я думал, это только мне кажется. Значит, и ты заметил.
      - Я, дядя Силыч, давеча грибы собирала, - включилась в разговор Осеня, - тоже заметила, что за мной кто-то ходит. Мне боязно стало. Я к вам кинулась. А признаться-то побоялась. Думала, это нежить балует. Они ведь, лешие, да упыри и нечисть разная, на все горазды. Я уж им еду разную тайком подкладывала. Знаю, вы-то не верите во все это, вот и боялась вам сказать. А то еще смеяться станете. А она, нежить-то, не отстает. Я ее постоянно чую.
      - Пойдем-ка, Степан, посмотрим, что там за нежить за нами увязалась. Да ружье заряди.
      Они обошли стоянку по большому кругу, но ничего не обнаружили и вернулись к костру.
      - Вот что, Осенюшка, ты теперь от нас ни на шаг. Грибы и ягоды собирать все вместе будем. А ты, Степан, ружье постоянно наготове держи. Мало ли чего. Отец Трифилий верно говорил – «Береженного - Бог бережет».
      Черная тайга осталась позади. Все чаще попадались лесные прогалины. С крутых холмов просматривался синий гребень далеких гор. Туда же указывал острый конец стрелки индикатора. Еды теперь было в достатке. Все чаще попадались ручьи и речки. Рыба, раки, водяные луковицы, грибы, ягоды, луговой лук, саранки. Все это скрашивало стол. Василько часто добывал мед диких пчел. Попадалась и дичь, но стрелять опасались, да и заряды берегли на всякий случай, для самообороны.
      - Приобвыкли мы, приспособились к тайге, - рассуждал Горин, - одно меня беспокоит – кто нас и с какой целью преследует? И очень осторожно. Нет никаких следов. Но «это» постоянно присутствует. Если бы знать, кто это, или что – стало бы проще оберегаться.
Люди были в постоянном напряжении. Не высыпались, нервничали. За кустами, вблизи стоянок, иногда стали замечать примятую траву, какие-то неясные следы. То попадется на глаза свежесломленная ветка, то вдали треснет сучок, то вспорхнет кем-то вспугнутая птица. Кроме того, каждый ощущал устремленный на него чей-то недобрый взгляд.
      - Хоть вы и не верите, но это нежить за нами ходит, - убеждала Осеня.
      - А какие они, эти самые обереги? – спросил Матвей.
Девушка достала висевшую на груди костяную пластинку-медальон. На одной стороне был изображен круг с перекрестьями. На другой – розетка с расходящимися лучами.
      - Вот это – знак Хороса. Он от солнышка, а на другой стороне, вот глядите, громовой. Это батюшки Перуна знак. Они когда вместе – от любой нечисти спасут. Обереги можно сделать просто из дерева.
      - Ну, а нежить, эта самая, она какая? – с улыбкой поинтересовался Степан и, ожидая разъяснения, с интересом взглянул, на Осеню.
      Поощренная вниманием к ее поверьям девушка с увлечением стала рассказывать: - Нежить, она разная бывает. Вот, скажем, упыри – они девушек, которые по лесной сбор ходят по грибы, ягоды, за травами, в глухую чащу заводят. Губят их. Кровь выпивают. А вот оборотень – он заесть может, а лешак, - заламывает человека до смерти. Есть еще водяной. Он всегда старается человека в болоте утопить. Или вот, русалки. Они норовят парней насмерть защекотать. Потом их на дно тащат.
      - А как они выглядят? На кого, или чего походят?
      - Ну вот, взять хотя бы оборотня. Днем-то он человек, как человек. А ночью в зверя, чаще в волка, перекидывается. Днем-то, правда, на голове волчью шерсть разглядеть можно. Ну и клыки. Он их прячет. Но, все равно, из-под верхней губы заметно. А вот упыри – они совсем как люди. Это, ежели кто умрет, да по обряду сожжен не будет, вот он и упырь. Среди людей ходит там, где его не знают. Вот, ежели, он кого укусит, тот тоже упырем станет. И людскую кровь пить будет. Да ведь много ее разной нежити. Про всех ведь не расскажешь! Вот, я и говорю, обереги всем носить надо.
      - Спасибо, Осенюшка, за науку, - подвел итог беседе Андрей Силыч, – нежить может быть разной, это ты верно сказала. Но хуже всякой нечисти может оказаться недобрый человек, который нас для какой-то цели выслеживает. Пока мы эту «нежить» не обнаружим, надо всем быть настороже. Мало ли чего может случиться.
      Утром Осеня просыпалась раньше всех. Приводила себя в порядок, готовила для всех завтрак. Вот и сейчас взяла наполненный луковицами саранки котелок и направилась к ручью. Умывшись ледяной водой, она спряталась за кустами, подальше от мужских глаз, чтобы окончательно привести себя в порядок. Помня наставления Силыча, дежуривший у костра Матвей, подремывая, изредка поглядывал по сторонам. Шло время. Степан и Силыч, похоже, где - то задержались в лесу. Борясь со сном, постовой то и дело клевал носом. – И чего она там так долго возится? - окончательно проснувшись, пробормотал он. И встал на ноги.
      - Осеня, где ты там застряла? – Не дождавшись ответа, пошел к ручью. На берегу валялся пустой котелок. Луковицы саранки рассыпались по песку. Было тихо. Лишь чуть позванивали камешки на дне бойкого ручейка.
      - Осеня-а-а…! – во весь голос закричал Матвей. Но в ответ прозвучало только эхо. Подбежали Степан и Андрей Силыч.
      - Мотька, что случилось?
      - Осеня пропала. Только что тут, в ручье плескалась.
      - Будь у костра с Васильком. Степан, передай мне топор, бери ружье.
      - Ну что, Силыч, пошли?!
      - Давай, Степа, ты иди по тому берегу, а я – по этому. Ищи следы, будь внимательным. И они скрылись в прибрежных зарослях.
      Матвей долго смотрел им в след. Потом умылся и утер лицо подолом рубахи. Не спеша, поднялся по крутому берегу к стоянке. В костре догорали головешки. Вокруг, после сна и паники, связанной с исчезновением Осени, в беспорядке валялись вещи. Матвей, не спеша, огляделся и остолбенел. Не веря своим глазам, смотрел на то место, где спал Василько. Молчуна там не было.
      - Этто, этто, что же это такое? - забормотал он в испуге, - эй, Васька, ты где? Ну, ты! Не дури! Отзовись! Куда ты пропал?
Но кругом стояла утренняя тишина. Медленно, как ни в чем не бывало, восходило солнышко, озаряя ранними лучами траву, кусты и речку.
      - Силыч! Силы-ы-ыч! Степа-а-ан! – Отчаянно звал Матвей, но тщетно. Друзья были уже далеко. И он заметался у костра. Беспорядочно хватая вещи, бормотал: - Драпать надо! Надо драпать! А куда? – вдруг громко спросил он себя. Поняв безысходность своего положения, со стоном опустился на землю. Из глаз хлынули горькие слезы. Ему было одиноко и страшно.
      Прошло не менее получаса с начала поиска. Горин и Степан внимательно осматривали местность, но ничего не обнаружили.
      - По воздуху, что ли, ее унесли?
      - Пошли, Степа, назад. Давай поменяемся берегами. Будем смотреть еще тщательнее. Может чего-то, не заметили, проглядели.
Обратно шли медленно, осматривая каждый куст, бугорок и ямку. Возле самой стоянки Степан, вдруг остановился и стал тщательно осматривать землю.
      - Силыч, смотри, Осенина повязка! – При тщательном осмотре заметили слегка примятую траву и неясный след, ведущий в гущу леса.
      - Пошли, Степан, быстро соберем вещи и поспешим на поиск.
      На стоянке костер погас. Над головнями еле струился сизый дымок. Ни Василька, ни Матвея не было. Стояла загадочная и от того пугающая тишина. Только далеко в бору дробно стучал дятел.
      - Ничего не понимаю, - сказал растерянно Степан. – Куда же они подевались? Неужели в нашу судьбу снова вмешались таинственные силы?
      - Нет, Степан, чует мое сердце, здесь кроется что-то совсем другое, земное. Ни во что другое не могу поверить.
      Степан сложил руки рупором, набрал полные легкие воздуха и громко выкрикнул: Мотька-а!…
      - Да не ори. Здесь я, - спокойным голосом ответил Матвей, появившись за их спиной.– Я вон там, за кустами прятался.
      - А чего ты туда забрался?
      - Услышал, что кто-то идет. Я не знал, что это вы. На всякий случай замаскировался. А как же иначе? Осеню, украли, Ваську – тоже. Значит, за мной идут. Ну, я и в кусты. Мне же потом вас всех выручать…
      - Тьфу ты, балаболка, - перебил его Степан. – Где Василько?
      - Я, честное слово, не знаю. Пока вас провожал, вернулся, а он – как в воду канул. Я кричал, а он так и не отозвался.
      - Ну, что делать будем? Кого сначала искать станем?
      - Давай, Силыч, обежим поляну по кругу. Может, след какой обнаружим.
      - А вон и Васька идет! – обрадовался Матвей. - Я же говорил, куда он денется. Все равно вернется.
      - Да замолчи ты, трепло окаянное, - отмахнулся Степан. – Где же он пропадал?
      - Не видишь? Полный кузовок меду несет. Значит, бортничать ходил. Для нас старался. Даже не заметил, что Осеня исчезла.
      Торопливо собрав вещи, отправились на поиск Осени. Там где нашли ее повязку, обнаружили звериную тропу, ведущую к ручью, на водопой.
      - И как мы ее сразу не заметили, - удивился Матвей.
      - Да тут и следов-то совсем ничего. И то все больше копыта. Не они же девчонку похитили. Это рогатым не по специальности.
      - Погоди, не спеши. Ага, вот еще отпечаток. Похоже, тут сам хозяин наследил.
      - Но ведь медведь летом не хищничает. Тем более не позарится на человека.
      - Это как знать. Смотря, какой зверь.
      - Она бы закричала, - не сдавался Степан.
      - Этот супостат дело знает. Крадется как кошка и бьет лапой наверняка. Жертва и вякнуть не поспеет – сразу готова. Я склонен думать его это работа. Если это так, то долго нам не искать. Где-нибудь в куче мусором забросал. Он больше тухлятинку уважает. Но странно, я волока не вижу. Что он, по волчьи, на спине, добычу тащил? Странно все это. Непонятно. Однако, надо быть настороже. Давай-ка, Степа, держи ружье на изготовке. И шагай сзади. А мы с ребятами впереди пойдем.
      - Я, Степа, перед тобой пойду, ладно? – забеспокоился Матвей.
      - Будь, Степан, осторожнее. Он, как правило, на последнего нападает.
      - Нет, Силыч, я лучше следом за тобой пойду. Можно? – изменил свое решение Матвей.
      - Все равно, Мотька, твое дело – табак, - съязвил Степан. – Он когда очень голодный – средних выбирает.
      - Силыч, чего он…, - захныкал сбитый с толку Матвей.
      - Ладно вам, ребята, сейчас не до шуток. Оставь его, Степан.
      Шли медленно, стараясь не сбиться со следа. Вдруг, совсем рядом, за кустами, как взрыв среди мертвой тишины, раздался громкий шум, клекот и тяжелое хлопанье крыльев, внезапно взлетевшего глухаря.
      - А - а – а…, - взвыл Матвей. Вздернул куртку на голову, грохнулся на землю и затаился.
      - Ну, вставай! – тормошил его Степан. – Хватит валять дурака. Медведь жрать тебя отказался. Я, говорит, труслятиной не питаюсь. Плюнул на тебя и ушел в лес.
Матвей выглянул из-под куртки. На него с усмешкой, но ободряюще смотрел Андрей Силыч. Степан спросил:- Мотька, ты, где учился умирать? Уж больно ловко у тебя это получается. Прямо, как в натуре.
      Звериная тропа, как-то незаметно, исчезла. На мягкой лесной подстилке следы стали не видны.
      - Нет, ребята, это не медведь. Он в такую даль добычу не потащит. Здесь что-то другое. - Силыч достал из-за пазухи янтарный медальон, глянул на него и, нахмурился: - опять в сторону уходим. Ну, парни, давайте советоваться, что делать будем? Начнем с младшего, с тебя Матвей.
      - Я, мужики, думаю скорее надо драпать к дому – куда стрелка показывает. Без следу-то нам все равно Осеню не отыскать. Васька, по всему видно, очень- то не загорюет. Еще неизвестно, кто утащил ее. Да и чем все это кончиться? Может и правда, какая-нибудь нежить. От нее и нам не сдобровать. Нам эти самые, что сюда забросили, сказали ведь, что все от нас самих зависит. Вот и надо скорее к дому драпать, а то…
      - Ты, дурак, все сказал? – Возмутился Степан, - быстро же ты забыл, как Осеня сама погибала, а тебя, гаденыша, из болота вытаскивала!
      - Да нет, ты не так понял. Это я на всякий случай, - заюлил Матвей.- Домой уж очень хочется, - бормотал он, отводя глаза в сторону. – А так, я как все. Искать, конечно, надо Осеню.
      - Ну и прохвост же ты, - сплюнул Степан.
      - Все выяснили? – строго спросил Горин. – Тогда продолжим поиск. А тебе, Матвей, пора бы взрослым стать. Вы же со Степаном почти ровесники, а ты все ребячишься.
Василько во время этой словесной «баталии» стоял молча, устремив вдаль безучастный взгляд.
      - Я уже заметил, что к звериному следу примешивается еще один, непонятный. Похоже, двуногий. Вот смотрите: небольшая ямка, без ярко выраженных кромок. Я уверен – это след человека, обутого в кожаные поршни. Он чего-то тяжелое нес. Тут видно – пятка сильнее вдавилась, чем носок, рассуждал Горин. – Вот теперь и будем искать такие отпечатки.
Солнце садилось. Стало плохо видно. Чтобы не потерять слабую ниточку следа, решили заночевать. Из осторожности костра не разводили. Подкрепились медом. Всю холодную ночь коротали почти без сна. Лишь Василько, сложив ладони под щеку лодочкой и свернувшись калачиком, спал безмятежным сном младенца.
      С рассветом продолжили поиск. След то пропадал, то отыскивался вновь. К полудню вышли к ручью. И тут обнаружили свежий выгоревший кружок от небольшого, экономного костерка.
      - Вот это уже настоящая приметка, - разгребая золу, обрадовался Горин.- Ага, земля еще теплая. Значит, сегодня ночью здесь грелись люди.
      - Ой, чего я нашел! – воскликнул Матвей, - смотрите! – он держал в руке бусы из розовых, недозрелых ягод шиповника.- Их только вчера мастерила Осеня. Я сам видел!
      - Значит, мы на верном пути, -удовлетворенно отметил Горин.