ВАЛИНА МАМА после войны много лет работала на шахте. Этим всё сказано. Мужики, которые там трудились, быстро изнашивались, заболевали силикозом и другими профессиональными болезнями; а ещё спивались, умирали или увольнялись, чаще по состоянию здоровья. Пенсионного возраста достигали немногие. Что тогда о женщинах говорить – при такой работе, какую должность бы любая из них не занимала? Но это я так, к слову и для вступления.
В забытые шестидесятые уже прошлого века шахтёрам деньги ещё неплохие платили, забастовок не наблюдалось; работягам вручали по праздникам – советским, конечно, - правительственные награды, Почётные грамоты, ценные подарки, премии, а пионеры дарили им песни и цветы.
К одному из праздников Валина мама получила подарок или премию: отрез ткани. Ткань оказалась мужской, костюмной. Видимо, профсоюзные деятели рассчитывали на то, что работают на шахте в большинстве своём мужчины, или перед вручением свёртки перепутали - но факт есть факт, и не ожидавшая подвоха женщина, счастливая, ушла домой.
Раиса Прокофьевна – человек добрый. Она перевручила подарок своему супругу, Ивану Григорьевичу, который шахтёром не был, а числился по пожарному ведомству и трудился посменно, лёжа на топчане двадцать четыре часа. Подарок он воспринял как должное, и вскоре построил себе шикарный двубортный костюм по моде, с широчайшими штанинами и под стать им манжетами. Бесподобный костюм получился: праздничный, нарядный! Посему и одевать-то его было некуда в шахтёрском посёлке, да и привык Иван Григорьевич в пожарной форме щеголять – строгой, чистой, аккуратно-привычной. Вот и обрёкся костюм на длительное пребывание в подвешенном состоянии в шкафу. Хозяин вспоминал о нём всё реже и реже.
Дочь их Валя ходила в седьмой класс, была тонкой, как тростинка, и живой, словно ртуть – проказницей и непоседой. В подтверждение к сказанному можно вспомнить о её проделках, имевших место в том же шахтёрском посёлке, на улице Горняцкой, в её же детстве.
Одной из популярных детских игр, как известно, были и остаются прятки. В прятки играли все дети с улицы Горняцкой. А поскольку места, где можно было надёжно спрятаться, известны были всем, решила Валюшка однажды на кладбище укрыться, которое располагалось в конце их улицы, на взгорке. Превозмогая страх, прокралась она туда, опрокинула старый, подгнивший постаментик - памятник на забытой могиле, забралась внутрь и кое-как поднялась на ноги. Жутковато было, тесно, полно паутины, острия гвоздей и задиристые шипы необструганных досок царапались и кусались, пыльная паутина прилипала. Но зато можно было смотреть в окошечко для фотографии (она отсутствовала давно), наблюдать за беготнёй и суматохой на улице и чувствовать себя в полнейшей безопасности и гордиться собственной находчивостью. Ведь никто-никто не догадается, где её искать!
Но время идёт, темнеет уже, шум-гам стихает, друзья и подруги по домам зазваны, и её несколько раз пытались выманить: «Валька! Валька! Где ты?», «Иди сюда!», но даже если откликнуться, кто услышит? Пробовала Валюшка памятник с себя снять – не снимается, тяжёлый, и царапается больно. Постояла, похныкала, а потом её осенило: нужно вместе с памятником падать! Так и сделала – опрокинулась с башенкой, ушиблась больно, до визга; полежала чуток, и, обдирая плечи, спину, коленки, ужом выползла из своей «клетки». Хлюпая носом, отправилась домой.
Во дворе обеспокоенная мать, увидев эдакое чучело- лицо, волосы в пыли и паутине; платье рваное, вся в царапинах, - запричитала:
- Где тебя нечистый носит, несчастье ты моё? На что ты похожа?
Дальше речь пошла о том, что у людей дети как дети, а тут… Ну, ясно.
Отец уложил непутёвую дщерь свою ничком, с помощью пинцета, водки и выражений, почерпнутых из фольклора, долго вытаскивал из страдающего тела занозы. Пыль и грязь отмыть было куда как проще.
Это сказано для характеристики подрастающего ребёнка.
И вот – радость! Валю избрали пионервожатой отряда третьеклассников. Всё было в наличии: желание воспитывать мелюзгу (так она считала с высоты своего тринадцати – четырнадцатилетия); газетки там, книжечки всякие, краски, бумага, что ли. И белая блузочка имелась. Но для респектабельности недоставало темной юбки! Материнская одежда никакая для пионервожатовских целей не годилась. Сестёр у Вали не было. Не у подруг же просить? Выручила природная сообразительность. Новоиспечённая вожатая, перебирая вещи в шкафу, несколько раз натыкалась на отцовский костюм, отодвигала его и оставляла без внимания. Но вдруг, как ток по проводам, в голове промчалась шальная мысль: «А ведь штанины-то… о-го-го, прям необъятные!». Примерила – точно, она в одну из них целиком помещается! Этот вывод решил судьбу брюк, а точнее – одной брючины. В ход пошли ножницы, затем, после повторной примерки, - иголки, нитки…
Вскорости вожатая Валя щеголяла в новой, нарядной юбке, вызывая зависть подруг и дикий восторг третьеклашек.
Но, сколько верёвочке не виться.… Описать семейный скандал, гнев, обрушенный на головку славной вожатой, у меня не хватит ни способностей, ни словарного запаса.
Постепенно буря улеглась: отец смирился с потерей и нанесённым ущербом.
А финал повествования таков: через несколько месяцев, ближе к лету, вожатая Валя бегала уже в шортах того же, что и юбка, цвета.
Догадались? Ну, вот и славно.