Тихо и нервно подошла смерть. Она не убивает как маньяк, как хищник, вышедший прогуляться по своим делам… Смерть – свет затмения, ночь для одного. «Давай поговорим…?» – звучит голос смерти, которого нельзя не услышать. Бойся или нет, знай или мечтай – подойдешь к знанию, которое выше банальной мечты о трансформации, выше плавного очищения, выше стона от потери другой жизни. «Хочешь жить?» – тихо спрашивает смерть. «Да-а!» – зло отвечает сознание, не знавшее про ночь.
Бесконечная, лиловая тьма ночей! Ты – змея с переливающейся зелено-серой лентой, с закатом, оставившем свой след ночи, чуть тлея в невозможности горизонта. Глаза тают в отсутствии направления ночи. Мертвое продолжение дня, серое продолжение света, в котором еще больше любви, но без биологии, без раздражения, без дыма и калорий. Это «что-то» похоже на фиолетовые переливы снега, сияющего из себя. И происходит это в полном одиночестве на вершине горы, связанной инфражизнью со всем, чего нет, со смертью, с излучением исчезнувших звезд.
Да, это понятно, глубоко, чисто. И тянет в себя как смерч, образовавшийся на месте преступления, чтобы замести следы. Но это – великий свет неосуществимости, скрытый от дневных глаз, от расцветающих растений, от видеокамер. Аттракционы затмения закрыты для праздных весельчаков, но действуют бесперебойно и бесшумно. Беспристрастие смерти не вызывает опровержений у формалистов. Только страх ночи, ужас сырых темных подвалов, проклятия старых склепов на кладбищах и стоны из могил… Есть и еще что-то, скрытое от описаний. Есть сам процесс перехода в непроявленность – акт творчества, акт, можно сказать любви, или антилюбви, антисекса… но качество не вызывает сомнений у экспертов или цензуры. Смерть – это надежно, она не подведет. Она и не простит долга тому, кто живет. Жизнь как бы аванс, смерть – оплата наличными. И так нежно и мощно рассыпаются искры кармы, совершая правосудие без оружия, без насилия, без суеты, что да! хочется уважать себя мертвым больше, чем живым. В этом и есть «что-то», в это заключительный взлет, занавес перед следующим рождением в лучах смерти, сверкающей в свете затмения. «Кто ты, кто?!» «Я – это ты… Я – твое будущее». Можешь смеяться и рыдать, пока есть тело, совершать действия, копать, сверлить, бить, отбивать, подкручивать, отмачивать, скучивать, засучивать, оплачивать, зафигачивать, сникать, рыгать, мыться, пылиться, пунькаться, дрюнькаться, распеньдюнькаться, расхрюкунькаться как трынька живой, расголопунькаться как хрюнька мертвый… Но жалости нет и не будет. Будет то, что продолжает фильм, серьезно и тонко монтируя следующие кадры. Какие будут краски, действия… известно дождю, известно стене в крематории, но не понятно никому из участников спектакля об исчезновении. Чуть дернулся – и забыл, зачем родился на этот свет. Чуть засуетился – и потерял Бога, светлый образ растворился. Память потери или беспамятство о потере, похмелье… Даже и не вспомнить, зачем жил, если бы не величие гроба. «Останься в нем навсегда» – хочу сказать себе я. «Что?» «Мое тупое существование… Труп…» А сейчас, оставшееся время мы будем смотреть в пустоту в ночь, в смерть, в надежде уловить свет затмения...