Наши мамы лучше нас: они добрее, душевнее, мудрее. Иногда мы похожи на них только внешне. Ничего странного в этом, пожалуй, нет: иные времена, иные нравы, иные дети. В чём-то лучше, в чём-то хуже...
Что-то мы утратили в процессе эволюции. Мы не способны вот так, всей душой, открыться незнакомому человеку, словно это наш самый лучший друг (разве, что во время поездки - и то не всегда, и не каждому); не способны помочь первому встречному лишь потому, что он — нуждается (обязательно решим, что это либо притворство, либо мошенничество — что, впрочем в результате одно и то же); не способны в каждом человеке видеть доброжелателя и друга (всё стараемся рассмотреть его внутреннее содержание, вывернуть наизнанку душу и изрядно покопаться в ней)...
На многое мы, в отличие от наших мам, не способны. Исчезла доверчивость, исчезают доброта и бескорыстность. Мы становимся прагматичными, жёсткими, взвешивающими каждый шаг, измеряющими жизнь совсем другими критериями.
С высоты прожитых лет я прекрасно понимаю, что ни один человек о мире не может быть идеальным — даже мама. И всё-таки мне хочется хоть немного рассказать о своей...
Начну с того, что моя бабушка Люба была категорически против того, чтобы я появилась на Свет божий, потому что была я, как бы это помягче сказать (?) - безотцовщиной: даже в свидетельстве моего рождения напротив графы отец — стоит прочерк. Так вот: бабушка дала своей старшей дочери Раисе денег на то, чтобы она избавилась от нежеланного дитяти, и отправила её в больницу в райцентр.
Но мама купила на эти деньги поросёнка и вернулась назад к жалобным причитаниям моей будущей бабушки. Видимо поэтому, сильно обидевшись, я и не хотела появляться в этом мир, целую неделю изматывая маму своим нежеланием...
Впрочем рассказ совсем не обо мне, хотя... Итак, у моей мамы появилась дочь: не могу сказать, что очень уж долгожданная, но тут ничего уж не попишешь. - не своя душа всё же потёмки. Раечка в силу своей молодости и неопытности, не рассчитав собственные силы, была не готова растить и воспитывать ребёнка, поэтому сдала его с рук на руке своей матери. Бабушке Любе к тому времени было около сорока семи лет и она уже успела одна вырастить и поставить на ноги троих детей ( дедушку репрессировали ещё до войны).
Бабушка Люба была человеком строгим, старой, крестьянской закалки и сюсюканья с внуками не допускала, хотя и очень любила их.
Мама Рая, тем временем, отбыла в далёкий сибирский город Омск на двухгодичные курсы бухгалтеров. Годы учёбы настолько отдалили её от семьи, что, когда она вернулась назад в Воронежскую область, её, уже подросшая дочь, называла бабушку мамой, а её - Раиской. Большого труда стоило поставить всё на свои места — приучить девочку правильно ориентироваться в семейной иерархии.
Мама никогда не боялась круто менять жизнь, начинать всё с нуля, на новом месте, никогда не цеплялась за материальные блага, срываясь с места по зову собственного сердца, по воле романтики. Таким образом мы и попали в Северный Казахстан на освоение целинных и залежных земель.
За тринадцать лет жизни в Казахстане наша семья сменила несчётное количество мест, а я — школ. Только в шестом — их было шесть. Иногда заезжали в такие глухие места, где на десятки километров не было ничего, тем более школ, и я не училась несколько месяцев. Зато потом, на новом месте приходилось с усердием и усидчивостью догонять одноклассников, шагнувших далеко вперёд.
Моя мама, отличалась повышенной любвеобильностью и была человеком увлекающимся и увлекающим за собой, и в стремлении найти, наконец, своё женское счастье — была неукротима. Встретив очередную «мечту», она бросалась в водоворот любви, очертя голову, забывая обо всём на свете, готовая ехать за ней на край света. И ехала — на несколько месяцев забывая и о дочери, и о матери.
После того, как мечта оказывалась очередным мыльным пузырём и лопалась, не выдерживая чрезмерной любвеобильности Раечки, она вспоминала, что за несколько сот километров у неё есть «близкие родственники», начинала писать нежные письма, слать телеграммы. Затем появлялась сама с подарками и целым чемоданом самых дорогих шоколадных конфет.
Её снова прощали, принимая в лоно семьи, отлично понимая, что это временное явление: Раечка отдохнёт, почистит пёрышки и вновь полетит за очередным звонкоголосым «птахом». Бабушка Люба говорила с горькой усмешкой:
-Нашу Раиску только могила исправит.
А её младшая дочь Таня успокаивала:
-Ничего, мама, пусть летает пока молода: постареет — летать перестанет.
Своим примером мама научила меня тому, что не стоит кидаться за первым встречным мужчиной, поманившим пальцем и пообещавшим «златые горы и реки, полные вина», как, впрочем, и за вторым... И ещё, глядя на маму, я поняла, что никогда не стоит доверять первому впечатлению о человеке: оно, зачастую, ошибочно. Стоит присмотреться к нему более внимательней, чтобы потом не разочаровываться, как это делала она.
Никогда не забуду, как она, возвращаясь с работы, говорила о какой-нибудь новой знакомой (мом) только в превосходных степенях, восхищённая до предела. Слушая её, я улыбалась и думала:
-Эх, мама-мама! Посмотрим, что ты скажешь об этом человеке завтра или послезавтра.
И, действительно. В большинстве случаев, через несколько дней интенсивного общения с новым знакомым (ой) она говорила разочарованно:
-Какая же это оказывается дрянь...
Мама была необычайно доверчива и, как мне казалось, никогда не училась даже на собственных ошибках: уж очень это был лёгкий, светлый и невероятно добрый, бескорыстный человек. За свою сорокапятилетнюю работу бухгалтером она неоднократно спасала своих подотчётных лиц от уголовного преследования за растрату (а иногда и хищение), сводя, как она выражалась, концы с концами, никогда не требуя за это благодарности.
Была она не только добрым, но и щедрым человеком. Про таких обычно говорят, что он готов отдать последнюю рубаху. Мне вспоминается один случай, когда к нам в Наманган приехала в гости из Казахстана тётя Тоня со своей дочерью Олей. То, что мама не знала куда их посадить и как ублажить - это вполне понятно. Но когда тётя собралась уезжать, мама отдала ей всё, что той понравилось. На следующее утро выяснилось, что ей не в чем идти на работу, потому что все свои платья она отдала сестрёнке.
В отличие от меня, мама была свободна от предрассудков, от обстоятельств, мнения общества, комплексов. Жила она без маски, без притворства, никогда не примеряя на себя чужие образы и роли, хотя актрисой могла бы быть замечательной. Она была весёлым, жизнерадостным человеком, знала столько всевозможных шуток-прибауток, весёлых песенок, историй, припевок, которые всегда использовала к случаю и к месту.
-Хочешь любишь — хочешь нет:
Ни копейка денег нет!
Получу получку — всю отдам.
Пожалуйста, люби нам! - певала она в те дни, когда у нас заканчивались деньги и жизнь переставала казаться раем.
Но всё-таки мама Рая и тогда не впадала в уныние и всегда находила выход из положения. Единственно, что огорчало её — это пустой холодильник. Ей, человеку, пережившему голодные военные и послевоенные годы, страшнее всего было то, что её семья вдруг станет голодать.
Маме завидовали, подсиживали, предавали, но она, как человек широкой, щедрой души, прощала всех, даже меня — дочь, которая не понимала её, потому что в душе моей глубоко укоренилась обида за детские годы, проведённые без её внимания, ласки и, как казалось: любви. За её так и не сбывшуюся мечту, построить своё счастье, найти достойного мужчину, в ущерб родным людям...
А вот сейчас я прошу:
-Мама, прости меня за всё: и за обиду на тебя, и за ненарочитую холодность. За всё, за всё прости, мой самый родной человек... Вот только себя я простить не могу....
Наши мамы. Они лучше нас, добрее, душевнее — они другие. Страшно, что понимание, что это были за личности, что они значили для нас, иногда приходит слишком поздно, когда мы теряем их...
Наши мамы...