Сторонушка моя родная

Анна Боднарук
                Без меня
                В полях кочуют вьюги и метели.
                Над крышами домов – дымы столбом.
                За солнцем самолёты улетели,
                Неба спина исхлёстана кнутом.
                Без меня
                В хате тени по углам ютятся.
                Тихий вечер перетекает в ночь.
                Это сны, что до сих пор мне снятся,
                Ведь я, село покинувшая, дочь.
                27 ноября 1999 г.

     В самой глубине моей души таится желание побыть ребёнком. Хоть на короткое время окунуться в волнующую атмосферу теперь недосягаемого времени шестидесятых годов двадцатого столетия.
     Память – это непрочный сосуд. С годами многие ценности превращаются в прах. По молодости думалось: зачем записывать, я и так всё помню… Оказалось – сохранились только жалкие лоскутки. Что ж, лоскутное одеяло тоже какую-никакую ценность имеет. Согреть может не хуже атласного.

     Село моё, в котором родились мои предки, те с которыми я выросла и те, которых я уже не застала в живых, соседи и просто земляки, в официальных бумагах именуют – Букатинка, Винницкой области. А если на карту посмотреть, то маленькая точка на Подольском плоскогорье. Старики же спокон веку называли его – Бокотынка. Остаётся только гадать, то ли в седой древности буки в нашем благодатном краю росли, то ли от дороги «с боку хатынка». А уж возле той хаты, как грибы после дождя выросли другие хаты. По горбам и косогоринам протоптали стёжки-дорожки, которые потом превратились в кривые улочки. Так это или нет, свидетелей тех событий давно уже с нами нет. Да и село теперь стало, как тот шарик, из которого выпустили воздух. Стариков по одному снесли на погост. Огороды бурьян-травою поросли. Лес наступает на село. Природа возвращает себе то, что когда-то людьми было отнято у неё. Уже немногие помнят то время, когда брат на брата шёл с вилами из-за межи. Хотя в семидесятых годах в сельсовете кипели страсти по поводу: можно ли выделить кусок колхозной земли под огороды? Людям негде было строиться.
     Да-а, большая страна, Советский Союз, была на подъёме. Все верили, что впереди нас ждёт счастливое будущее. Но, этим планам не суждено сбыться. Хотя, как знать, может быть это всего лишь чёрная полоса… Жаль, что она маленько подзадержалась.
     Ясно одно, что сёла: Вила-Яружские, Мервенци, а между ними Букатинка, раскинулись вдоль берега реки Мурафы. По другому берегу: Грушка и Бандышивка.
     Что касается самой реки, то характер её так же непредсказуем, как и у многих моих земляков. То тихо несёт свои воды между наклонённых верб, то на мелководье, где вода с шумом и плеском прокладывает себе путь между камней, сердится. Далеко слышен речной водограй на перекатах. Прислушавшись по утру к неумолкаемой песне реки, старики узнавали погоду на ближайшее время. Если тихая вода, то и день будет погожим, а если шумят Брояки – задождит.
     Есть на реке глубокие места, а есть Брояки (броды), где подобрав подол, без труда можно перейти на тот берег. Есть глинистое, песчаное дно реки, а есть Червони скалы. Только та том участке, где протекает Мурафа через наше село стояли три мельницы и одна маслобойня. А берёт начало наша Мурафа у села Мурафа. Вбирая в себя воды мелких речушек и ручьёв, несёт свои воды в подарок могучей реке Днестр. Зимой река покрывается льдом. Морозы, по сравнению с Сибирью, так, детская страшилка, но лёд в некоторых местах  крепок. По крайнеё мере мальчишки, в моё время, не боялись играть в хоккей самодельными клюшками.
     Есть места, где река течёт тихо, без единого всплеска, по зелёному коридору наклонённых над нею верб. Но не каждый, бахвалящийся своей смелостью, рискнёт пройти по зелённым прибрежным зарослям лозняка или проплыть на лодке. На ветвях расчёсываемых течением верб, греются змеи. Не позавидуешь тому, кто посмеет их потревожить…
     Особым местом люди называют Кырнычкы. Хотя для большей верности этот участок реки следовало бы назвать Крынычкы. От слова – крыныця (колодец). Именно в этом месте вода неспокойная. Холодная. Дно реки неровное, словно воронками испещрено. Это работа подземных ключей, отдающих свою воду реке. Родители строго-настрого  наказывали ребятне, чтоб не вздумали купаться в этом месте. Если внимательнее присмотреться, то видны водовороты. Затянет, тут уже прощайся с белым светом. Зато обезумевшие от горя люди сводили счёты с жизнью именно на этом нехорошем месте. А искали тела утопленников ниже по течению, у запруды, перед мельницей. На моей памяти только Штефа, соседка наша, обидевшись на свою единственную дочь, бежала топиться на Кырнычкы. Но люди перехватили её и отговорили от такого страшного поступка.
     Красивое место возле мельницы. Старые тенистые вербы. Колодец. Жестянка прибита к палочке, это уже для добрых людей, кто пожелает воды напиться. Колдовским замком кажется старая мельница, с будоражащими воображение звуками вертящегося мельничного колеса. А за мельницей островок. Там калина, черёмуха растёт. По обе стороны его воркует река. Этот островок для меня – чисто Райский уголок живой природы.
     (Несколько раз я заходила туда, вздрагивая от каждого шороха. Тут царство непуганых змей на земле, а в ветвях непуганых птиц. Как они там поют, перекликаются! Слушала, затаив дыхание. Я всё понять не могла: как такая кроха может издавать чарующие, завораживающие звуки, а козы и коровы, хоть и десятки раз их больше, но своим мычанием мало кого радуют…)
     Кырнычкы – это не только отдельный участок реки, но и ровная, природой устроенная площадка, довольно просторная. Ближе к горе построен курятник. Летом издали посмотришь на Кырнычкы и вся большая площадь, от сотен беленьких подрастающих цыплят, покажется шевелящимся ромашковым полем.
     На другом конце площади росла старая верба. Под этой вербой в обед отдыхал пастух коровьего стада, пока коров уводили хозяева для полуденной дойки.
     Примечательным местом была каменная тумба. Возле неё лежали и пережёвывали жвачку козы и овцы. Для ребятни считалось большой удалью взобраться на эту тумбу. Посидеть на ней, свесив ноги, держа на коленях огромные шляпы невызревшего подсолнуха. Ряд за рядом вынимать молочной зрелости зёрна. Но это удовольствие для подросших ребят. Малыши же с завистью поглядывали и ждали своего часа.
     За курятником, на горе – карьер. Бригада артели каменотёсов трудилась там в любое время года и в любую погоду. Это были сильные, весёлые и ловкие мужики. Обрабатывать камень – задаче не из лёгких. «Весь вопрос в том, как ударить молотком и под каким углом держать зубило», - говорил мамин брат, а мой нанашко Иван Федотович.
     Выше карьера – Корчики. (Корч по-русски - куст). Этакий маленький лесок. Если присесть и смотреть по низу, то можно увидеть, как светлеет другой конец леса. Я с соседскими ребятишками, после школы, прямо с портфелями, бегали туда за подснежниками – беленькими и голубенькими. Это настоящие подснежники. Такие цветочки нарисованы на открытках к 8 Марта. В Сибири я таких цветов не встречала.
     Летом другая радость – лесные орехи. Ближе к осени – грибы.
     За мельницей, по склону, вдоль реки простирается старый лес. В нём, как в любом девственном лесу, всего вдоволь. Тут тебе дубы и грабы, клёны, белая акация, осина и многие другие лесные дерева. Встречались дикие груши, по высоте и объёму, высоте и крепости дерево не уступало дубу. Яблони с мелкими и кислыми плодами, но очень вкусными после первых морозов. Упадёт такое яблочко на землю, присыплет его опавшей листвой и пролежит под снегом до весны. Весной найдёшь такое яблочко, то-то радости…
     А ещё в летний зной приятно зайти в лес. Там зелёной шубой мох на камнях. Зелёными ленточками папоротник, прелестным кустиком заячий холодочек. Странно только то, что лес почему-то называют Луг. (Луг, лужайка. Участок, покрытый травянистой растительностью. Именно так написано в «Словаре русского языка» С. И. Ожегова).
     Это была экскурсия вдоль реки Мурафа. Село же простирается верхом, километра три, как бы не больше: Лыпныкы, центральная часть именуемая Село, с её Шляхом, ниже дорога рядом с почтой, пересекает Каприёву улицу вдоль глубоченного яра, дальше мимо Рыбчуковой хаты, где потом жила моя мама, мимо дома Михаила (маминого брата), потом изгибается маленькой прописной буквой «г» и пролегает мимо дома деда, Федота Кононовича. Есть ещё нижняя улица, которая по правую руку от сельского клуба, сворачивает вниз и уже мимо садика, мимо дома Юхтыма Сосанюка (Цапка) и аж до выгона.
     Когда-то в школе, на уроке географии, учитель наш, Николай Профирьевич Зиняк,  каждому дал задание: посчитать дворы в том районе, где живёшь. Когда сложили всё, то получилось, что село наше около тысячи дворов. Три части села ничем особым не отмечены. Просто этот участок села из века в век так называли наши земляки. Дети хоть и ходили в одну школу, но всё таки держались особняком и назывались то Горблянами, то Лыпнычанами или по прозвище улицы на которой жили. Улицы тоже имели свои имена, которые берут своё начало из седой старины.
     Улица – Шлях (Шлях – это тракт по-русски). Было время, когда эта улица была центральной улицей села. Именно она соединяла с соседними сёлами. Но, потом, проложили шоссейную дорогу за селом, (чтоб удобнее по ней было подвозить корм на фермы, а может, чтоб несущиеся машины не ездили селом и не давили хозяйских кур), и только небольшую часть села пересекает шоссейная дорога. Хотя и эта дорога была когда-то Шляхом, но теперь Шлях стал верхней дорогой, чуть ли не окраиной села.
     Та часть села, что простирается от базара в сторону кладбища и к соседнему селу Вила-Яружские, в народе называют Лыпныкы. Старики поговаривали, что, именно там росли большие липы. (Я же помню, что громадные липы росли вокруг церкви, которую переоборудовали под сельский клуб, пока не построили новый, каменный клуб). В нынешнее время там липы встречаются не чаще, чем в других частях села. Но название прижилось.   
     На другом конце села, начиная от выгона, (это такая природой устроенная площадка, куда близ живущие хозяева, по утрам сгоняли скот и отдавали под присмотр пастуха. Пасли стадо по очереди сами хозяева. Специально пастуха не нанимали. Стадо коз и овец называли – очередь. Было отдельное стадо коров и тоже – очередь.) Так вот, эту часть села называли Горбы. И действительно, та местность была гористая, пересекаемая глубокими ярами. Огороды были на таких неудобицах, что ни трактором, ни на лошадях их пахать не соглашались. В центр села, к примеру в магазин за мылом и спичками, ходить было далеко. Поэтому жители центральной части села считали, чуть ли не краем света. В этой части села и прошло моё детство. Очень красивое место. (В городе мы радуемся каждому дереву, каждому кустику, а там такие сады!.. А колодцы, из которых воду черпали просто наклоняясь…) Тут тебе поле, рядом речка, лес. Чем не Райские места? Жаль только, что за повседневными хлопотами, мы этого не замечали.

                1987 год