Утром, после подъема флага, помощник командира представляет команде нового боцмана. Тот прибыл в экипаж с Каспийской флотилии, где служил в бригаде торпедных катеров.
- Значит так, - цедит помощник, неспешно прохаживаясь перед строем и заложив руки за спину. - Мичман Рюмин, (так зовут боцмана) мастер военного дела и пришел на флот, когда вы еще пешком под стол ходили. А посему все его приказы, касающиеся содержанию надстройки, исполнять как мои. Надеюсь, всем ясно?
- Ясно! - орем мы, пялясь на стоящего перед строем мичмана.
Низкорослый, с рысьими глазами и в почти адмиральской фуражке, он нам сразу не нравится. До этого боцкоманду возглавлял Витька Осипенко. Он был всеобщим любимцем и классным рулевым, однако прошлой осенью уволился в запас, и сейчас ест вареники со сметаной у себя на Полтавщине.
Чем рулил этот Рюмин непонятно, и судя по виду, он далеко не подарок.
- А теперь вольно, всем вниз, - милостиво кивает головой помощник, и строй рассыпается.
- Даст вам копоти этот «сундук», - ухмыляемся мы, глядя на старшего рулевого Серегу Алешина и еще двух, топающих за ним боцманят
- Да пошли вы, - бурчит Серега и первым исчезает в рубке.
На следующий день Рюмин занялся осмотром шхиперского имущества, после чего обе швартовные команды собирают в старшинской кают-компании. Там уже сидят штурман с боцманом и читают какую-то бумагу.
- Все собрались? - хмуро интересуется штурман у Алешина.
- Точно так, товарищ капитан-лейтенант, все, - встает со своего места Серега.
- Давайте мичман, - кивает головой штурман.
Боцман встает, откашливается в кулак и выступает с пламенной речью.
Из нее следует, что якорь, швартовные устройства, буи и стальные тросы, на корабле главное. А посему их нужно всячески беречь, холить и содержать в образцовом порядке.
- Вот у нас, на торпедных катерах… - входит в раж мичман.
- Про катера не надо, - предостерегающе поднимает руку штурман. - Короче.
- Понял, - с сожалением вздыхает Рюмин и заканчивает свое выступление тем, чем мы и предполагали. Нужно поработать.
- А чего мы? - обижено гудит химик Витька Полдушев. - Это не наше заведование, пускай боцмана и корячатся.
- Ага, - поддерживаем мы Витьку. - Пускай они.
- Прекратить базар! - встает из-за стола штурман. - Это приказ старпома. А кто будет вякать, пойдет драить трюма. Ну, как, есть желающие?
Иметь дело со старпомом себе дороже, и наученные опытом мы благоразумно молчим.
- То-то же, ити его мать, - удовлетворенно хмыкает штурман. - После обеда получите в шхиперской все что нужно и вперед. Свободны.
- Курва каспийская - плетемся мы в расстроенных чувствах по лодке.
Вернувшись с камбуза, мы получаем у боцмана краску, кисти, бочонок солидола и тащим все это на надстройку.
Там, забравшись в тесное пространство между легким и прочным корпусом и поминая Рюмина в богомать, одни из нас, напялив брезентовые рукавицы, сматывают с вьюшек упругие стальные швартовые, другие, пыхтя, растаскивают их по палубе, а третьи жирно смазывают солидолом.
Все это время, облаченный в новенькое «РБ» с белым воротничком и такую же пилотку с шитым «крабом», боцман величаво прохаживается рядом и нудно зудит над ухом.
- Во-во, - то и дело слышится его голос, - так и тащите.
Мы злимся и решаем проучить начальника.
Когда он оказывается у открытого люка одной из кормовых вьюшек, подаваемый оттуда швартов неожиданно прекращает ход и на палубу сопя выбирается ракетчик Серега Осмачко.
- Что тут у тебя? - подходит к нему боцман.
- Вьюшка сломалась, - утирает Серега вымазанный солидолом лоб.- Не вертится сука.
- Ну-ка, ну-ка, - говорит Рюмин и лезет в люк.
Как только его голова исчезает, стоящий рядом второй ракетчик Федя Гарифулин пинает ногой крышку, та с грохотом падает, а радист Витька Дараган нагибается и щелкает массивной задвижкой.
- В чем дело?! - глухо бубнит из-под корпуса мичман. - Откройте!
- Не можем! - становится на карачки и орет в ближайший шпигат Осмачко. - Крышку заклинило!
Мы довольно потираем руки и беззвучно смеемся.
- Товарищ мичман! - подмигнув нам, снова кричит Серега. - Давайте по корпусу к рубке, в переходной люк!
- В ответ доносятся глухие маты, потом что-то падает и все стихает.
- Пошел, пошел мудило, - шепчет приложив ухо к шпигату Осмачко, и мы радостно гогочем.
Вояж в межкорпусном пространстве не из легких. Там холодно, темно и сыро и к тому же полно всяческих забортных устройств.
- Сукой буду, раньше чем через полчаса не вылезет, - смотрит на часы Витька Полдушев.
- Не, самое большее минут пятнадцать, - вертит рыжей башкой Славка Гордеев, и они заключают пари.
А пока суть да дело, мы усаживаемся на прогретую осенним солнцем резину палубы, курим и предаемся безделью.
Вымазанный в сурике и изрядно мокрый боцман, появляется из переходного люка ракетной палубы через тридцать пять минут.
- Ну, я ж говорил? - сплевывает за борт Полдушев. - С тебя, Гордей, вобла.
Потом мы делаем скорбные лица и выражаем начальнику свои соболезнования.
- Отчего закрылся люк, недоноски? - злобно шипит мичман.
- Забыли на стопор поставить, - вякает кто-то из ребят, и все кивают головами.
- Раздолбаи, мать вашу, - бормочет Рюмин. - Продолжить работы!
Закончив со швартовыми, мы красим оглушительно воняющим кузбаслаком вьюшки кнехты с «утками», а боцман мрачно наблюдает за всем этим с высоты мостика.
- То-то же, - макает кисть в банку Славка Гордеев. - Тут тебе не торпедные катера.
А через неделю с Рюминым происходит новая история.
Дело в том, что в Вооруженных Силах грядет очередное увольнение в запас, и по издавна заведенной на флотилии традиции, выслужившие свой срок матросы, красят по личной инициативе корпуса своих подводных лодок.
Так сказать, на добрую память. Куда как приятно помахать в последний раз бескозыркой, с проносящейся по заливу «Кометы» в сторону аспидно мерцающей, родной субмарины.
Пришли с такой просьбой к командиру и наши «годки».
- Молодцы, довольно - сказал тот и отдал соответствующее распоряжение.
На следующее утро на пирс въехал грузовик, из кабины вылез облаченный в канадку Рюмин, и сидящие в кузове боцманята выгрузили несколько бочонков кузбаслака и десяток насаженных на длинные шесты, валиков для покраски.
- Ну что? Как говорят, вперед и с песнями, - обратился боцман к «годкам», и те с воодушевлением взялись за работу.
Для начала, затащив все по трапу на надстройку, тщательно выкрасили тупой нос «букашки» и занялись высокой рубкой, с раскинутыми в стороны массивными рулями.
Все это время мичман рысил по пирсу и, наблюдая за работой, сыпал ценные указания. Когда же, перекурив, годки перебрались на ракетную палубу, Рюмин пожелал руководить всем на месте и тоже направился туда.
А спустя некоторое время, поскользнувшись на разлитой лужице скользкого лака, начальник с воплем загремел с десятиметровой высоты в воду.
- Полундра! - заорали годки, и за борт полетели средства спасения. Одно из них, выполненное из пробки, точно попало в голову вынырнувшего из воды боцмана, но воля к жизни оказалась сильней.
В последнем усилии он рванулся к борту, намертво уцепился рукой за шпигат и через минуту был поднят наверх.
Затем под мышки икающему мичману пропустили линь, скрюченное тело бережно опустили в отдраенный люк ракетного отсека и поволокли к доктору. Туда же доставили и выловленную из воды фуражку.
Когда работа подходила к завершению, переодетый во все сухое боцман, с подозрительно красным носом, снова появился на пирсе.
- Хорошо покрасили, - обозрев надстройку, удовлетворенно крякнул он. Почти как у нас, на бригаде торпедных катеров.
Примечания: сундук - мичман (жарг.)
утка - разновидность швартовного устройства.