Как-то раз от нечего делать я подвязался торговать видеокассетами. Диски тогда были в диковинку, качать с интернета не могли, ибо с трудом представляли себе, что это вообще такое, а вот продукцию на магнитной ленте в большой пластиковой коробке брали охотно – благо видеомагнитофоны расплодились и подешевели до приемлемого минимума.
Отлично шли боевики, неплохо расползалась эротика, эстеты и прочие гурманы от кино выискивали новинки среди психологических триллеров и арт-хауса, который едва-едва пытался заявить о себе со страниц переведенных на русский язык изданий.
Сначала я смотрел все фильмы подряд. Затем все на перемотке, а интересные – в нормальном режиме. Потом стал выбирать по аннотации и актерам, потом бросил это дело вообще, переключившись на наблюдение за покупателями.
Прикладная физиогномика оказалась занятием не менее увлекательным, нежели созерцание западных круглых поп и западных же разбитых лиц. За пару недель я научился легко отличать «любителя музеев» от покупателя, человека с деньгами от человека без денег, чиновника от милиционера, и их обоих - от нормальных людей, независимо от того, что все они ходили в спортивных костюмах.
Зрительские предпочтения читались также несложно: любители боевиков, к примеру, были на удивление сонными уставшими дядьками, либо гиперактивными младшеклассниками. И если с последними все было ясно, то апатичность первых наводила на размышления. Мне приходили разные мысли на этот счет, но в конце концов я просто сделал вывод, что интенсивная свара на экране для этих людей сродни чашечке кофе, а общая вялость организма у них не то от пресыщенности, не то от патологической внутренней пустоты без какого-либо желания ее заполнить. «Как все задолбало! Ну пусть хоть подерутся,» - бормотали наверное они себе под нос, вставляя в пасть плееру объемистую угловатую кассету.
Большинство любителей триллеров и замороченных детективов были на верном пути к паранойе: их выдавало практически все – и внимательный пытливый взгляд прищуренных глаз, и рациональность движений напружиненного в предвкушении внезапной опасности тела, и даже парашют, который они забыли отцепить высадившись в лесу неподалеку. Исключение на моей практике составил лишь один фильм, который покупали всякие – «Обычные подозреваемые». Он же – «Подозрительные лица». Короче картина про хитрожопого Кевина Спейси. Фильм показался забавным и мне, но то, что способность понять хитросплетение сюжета станет мерилом интеллектуального уровня жителей города я не подозревал. Небритые и неграмотные наперегонки с полуудушенными галстуками хватали экземпляры фильма и уносились прочь, чтобы назавтра с видом знатока кивать головой и говорить: «как в том фильме».
Мистику любили школьницы и студентки. Не знаю, каких ощущений девочкам не хватало, но леденящий ужас наверняка щекотал им не только нервы – прототипы нынешних готов с горящими глазами тыкали пальцем в витрину и просили то вампиров, то оборотней, то вообще черт знает что. Мои стереотипы относительно того, кто и что мог бы полюбить в кинематографе за пару месяцев пошатнулись и упали, а затем сформировались вновь, но уже абсолютно иными.
Но ни одно правило не стало бы таковым, не будь у него исключений. А исключения бывали неожиданными. Когда полуграмотный семиклассник, с трудом читающий название, написанное большими русскими буквами попросил философскую сагу, я отступил от принципов торгового работника «продай, что просят» и в лоб задал вопрос: а ты хоть знаешь, о чем этот скучный, длинный, заумный, философский, без драк и убийств фильм? «За жизнь», - грустно ответил мне школьник, читающий по слогам. Я конечно продал ему фильм. Я сделал бы это и без всякого ответа на поставленный вопрос. Но короткая внятная мотивация просмотра произвела на меня неизгладимое впечатление. Оставшиеся полдня я думал об этом оболтусе: а может, он получил двойку? а может, его побили старшеклассники? а может, это не семиклассник, а карлик, который носит школьную форму, чтобы не выделяться пропорциями недоразвитого тела среди толпы огромных взрослых? но тогда почему он неграмотный?
Впрочем, проклятый школьник донимал меня недолго: на смену приходили персонажи еще веселее. К тому времени где-то прорезался канал поставок фильмов весьма откровенного содержания. А проще говоря – обычной порнухи. Здесь человеческое лицо покупателя окончательно потеряло остатки грима и стало таким, каким и должно в общем-то быть: обычным и человеческим. Девочки ватагами по две-три хихикали и покупали, мгновенно исчезая; лица мужского пола с возгласом: о! хватали и уносились прочь; мальчики игнорировали напрочь, а зрелые женщины подходили с заговорщическим видом и врали всегда одно и то же: «У моего родственника скоро день рождения, и я хочу подсунуть ему этот фильм. Вот смеху будет!» Добродушно улыбаясь я согласно кивал головой и продавал ходовой товар солидными объемами. Вскоре, заметив, что покупая кассету с голыми тетками на обложке, многие не знают, куда сунуть этот красноречивого вида предмет, я наладил продажу пакетов, а может и вручал их бесплатно – не помню точно, да и фиг с ним. Выпадал из этого разномастного племени эротоманов дедушка. Высокий колоритный дедушка, какого неизменно звали бы старшим за стол, ибо уж очень представительно он выглядел.
Дедушка был откровенным пенсионером – заходил часов в одиннадцать утра, явно не спеша. Спрашивал сценическим баритоном: «обнаженка» есть? Затем доставал очки, протирал платочком, цеплял на нос и очень серьезно разглядывал выставленные за стеклом обложки кассет. Откровенная похабщина его не прельщала. Да я бы его и не понял, купи он что-нибудь тупое немецкое типа «даст ист фантастиш». Дедушка глядел в корень, очевидно выискивая ответ на нечто глобальное, вроде природы извечной женской притягательности. Возможно, он искал образ, так и не найденный в молодости, а может просто хотел удостовериться, что та, которую он когда-то нашел, так и осталась единственной и неповторимой, вне всякой конкуренции. Образ полуграмотного школьника-философа в сравнении с дедушкой мерк. Дедушка душил масштабом. Его вдумчивость в выборе порно не могла не вызывать восхищения. Как правило, дедушка выбирал фильмы, где какая-нибудь модель изображала бурю страсти в гордом одиночестве.
«Не терпит конкурентов,» - думал я, вручая ему очередную серию «Красавицы года по версии журнала Пентхаус». Дедушка уходил, чтобы вернуться через неделю. Время шло, красавицы года появлялись и исчезали, рубль падал, доллар дорожал, цена на кассеты росла. Объяснять, что трехчасовая кассета вмещает ровно в два раза больше фильмов и именно поэтому дороже, становилось все скучнее. Покупатель обмельчал. Пошли в ход аудиокассеты, на которые раньше никто не смотрел. Музыкальные пристрастия большинства оскорбляли меня как человека, но не могли не радовать как продавца: попса улетала в момент. Фильмы наоборот застопорились – то ли киноманы наконец наглотались продукцией с авансом, то ли сезонное потепление и возможность пикников отвлекли людей с покупательской способностью от экранов, студентки забегались по сессиям, а любители эротики видимо переключились на живых людей. Перед прилавком все чаще царило запустение, поэтому очередной приход дедушки был как снег на голову.
Достав очки, он оглядел витрину. Задумчиво пошевелил усами, расстегнул плащ, достал из внутреннего кармана пиджака бумажник и втащил тридцать рублей.
- Дайте «Красавицу года», - четко и внятно, как диктор на вокзале произнес он коронную фразу, протягивая три червонца.
Я снял с полки кассету, положил ее перед дедушкой и с сожалением предупредил:
- Фильм теперь стоит тридцать пять.
Тут дедушкина страсть прорвалась впервые и в совсем неожиданном русле:
- Как? Как тридцать пять?! Еще месяц назад было тридцать!!!
- Инфляция – перманентное явление, - откровенно поставил его в известность я, но этот аргумент дедушке железным не показался.
- Я – постоянный клиент! Я прихожу и покупаю регулярно! Я заслуженный пенсионер! – распалялся дедушка так, словно покупал не распутных баб в видеопрокате, а кислородную подушку в аптеке. – Это что за безобразие!!! За что я должен столько платить!?! – никак не мог успокоиться он.
- Можно не покупать, - напомнил ему я вполне безразличным тоном, ибо к неврастеникам давно привык и выработал стойкий иммунитет.
Образ неграмотного семиклассника-философа высунулся из тьмы подсознания и снова вышел в лидеры хит-парада. Дедушка, заявивший о себе как о склочнике, стремительно мерк. Отсчитав дрожащими пальцами пять рублей, он схватил с прилавка кассету таким хищным движением, что я буквально услышал, как пискнула девушка на обложке, которой старые пальцы больно прищемили обнаженную грудь. Дедушка сверкал глазами и пытался отдышаться. Я же откровенно заскучал: корень, в который зрил старик, разглядывая доселе витрины, оказался мелочным и жалким: ввиду малой продолжительности фильма «Красавицы года» всегда стоили дешевле полновесной порнухи. Образ отставного ценителя красоты рассыпался, обнажив сущность скупердяя-сластолюбца. Дедушка сумел отдышаться, взял себя в руки и алчно прошипел:
- Тогда!.. Тогда дайте еще и кулек!
- Для постоянного клиента бесплатно, - протянул я ему непрозрачный пакетик.
Сунув «красавицу года» в полиэтилен он туго замотал кассету и запихнул сверток глубоко в карман.
«Прощай, солнышко,» - вспомнил я причитания Дюймовочки, когда ее практически засватал старый мерзкий крот. И на секунду мне стало даже жаль продажную девку, которой предстояло долгими вечерами развлекать одинокого, угрюмого старика.