Александр ГЕРАСИМОВ
СЕМЬ ДНЕЙ
(монологи грешников)
Понедельник. Superbia
Вообще-то я привык засыпать под стук метронома. У кровати — тумбочка, а на ней стоит старинный музыкальный метроном. Включаю его на Largo или Adagio и сплю сном младенца. На худой конец может подойти шум дождя. Терпеть не могу спать в чужой квартире. В моей всё устроено, как следует. Недаром я старался, гонял строителей. Тупые скоты! На каждый мой сказ — тридцать три причины, почему они не смогут этого сделать. Однажды я отвел бригадира в дальнюю комнату и добрых полчаса матерно ругал его. Я кричал: «Ты понимаешь, что я нанял вас, чтобы вы мне помогли?! А вы мне мешаете! И ты и твои рабочие. Вместо того, чтобы быстро сделать свое дело, получить расчет и убраться к чертовой матери, вы ковыряетесь на одном месте и тянете из меня деньги. Я не против того, чтобы платить. Но я хочу платить за работу. За работу! Ты понимаешь меня или нет?!» Рыжий бригадир переминался с ноги на ногу и смотрел то в окно, то в потолок. И я понял, что слов моих он не слышит. И, как нашкодивший школьник, только того и ждет, когда я умолкну, чтобы он мог отправиться восвояси. Я замолчал. Он поднял на меня свои светлые бесстыжие глаза и промолвил: «Хозяин. «Ротбант» кончился. «Ротбанту» надо купить. Денег дай». Я только плюнул, достал бумажник и выдал ему требуемую сумму. Что они делают с «ротбантом» этим? Едят они его, что ли? Я представил, как мои узбеки вечером собираются у сколоченного из досок стола, насыпают в пиалы строительную смесь и жрут, жрут, жрут…
Вторник. Invidia
Говорят, что Бог устроил всякого человека по образу и подобию своему. Врут.
Как Господь мог быть таким неуклюжим, тупоголовым идиотом, как Игорь Артушников? И с какой стати этот урод владеет контрольным пакетом акций «Евро-Балт-Сиба»?.. Да. Его папаша покойный рыл землю, будь здоров как, чтобы построить эту империю. Нефть, газ, никель, недвижимость, автомобили — и над всем этим, бывший советский инженер-нефтяник, до ночи не вылезающий из кабинета, Илья Борисович Артушников. Это справедливо. Не спорю. Но и на старуху бывает проруха. Кому-то покруче себя Илья Борисыч дорожку перешел. Убрали его без шума и пыли. Для всех это было неожиданностью. Он, казалось бы, мог ладить со всеми. Я, конечно, допускаю, что не одна загубленная душа на его совести. Но непохоже было, что мстили подмятые под «Балт-Сиб» незадачливые конкуренты. Там почище механизм сработал. По указке большого чиновника из Москвы застрелили Артушникова-старшего. И тут оказалось, что наследует это дело никто иной, как Игорек Артушников, единый и неделимый отпрыск нашего олигарха. Сын его первой, брошенной давно жены. Дебил, каких мало. От свалившегося на него богатства он чуть умом не решился. Потом, правда, оклемался маленько и первое, что он сделал — купил себе и своей прыщавой подружке путевки в Хургаду и поехал загорать. Он дальше своей Охты и не был нигде. Невский проспект ему заграницей казался. Верно говорят — дуракам счастье!
Среда. Gula
Чревоугодие считается одним из смертных грехов. Какой дурак это выдумал? Я имею ввиду не сочинителя грешной седмицы, а вообще… Ну, вы меня понимаете. Во всяком случае меня поймет тот, кто не чавкает макаронами, переминаясь в дырявых носках у газовой плиты и не несется на работу, торопливо дожевывая бутерброд с засохшим сыром.
Спешка в еде так же неоправданна, как и в любви. Приготовление пищи и вкушение ее (именно, что вкушение, а не насыщение) — процесс художественный. Я, в этом смысле, придерживаюсь скорее русского свободного духа, нежели французской прижимистости или там, скажем, персидского сладострастия. Полезно, в этом смысле, заметить, что нигде не готовятся такие супы, как у нас. Французский луковый или германский томатный не могут идти ни в какое сравнение с настоящим русским борщом, солянкой или окрошкою. Никаких артишоков со спаржею. Перво-наперво русский повар возьмет кастрюлю литра на три-четыре, зальет хорошенько промытые говяжью и свиную грудинки холодной водой и даст закипеть. Потом промоет еще разок и сварит из этого дела крепкий бульон, не забыв добавить сахарную мозговую кость, поперчить да посолить, как следует. Отдельно в малой кастрюльке сварим нарезанные говяжью, баранью и свиную мякоть с куриными потрошками и филеем от дикой утки. Воды при этом следует налить так, чтобы куски мяса только слегка прикрывались.
Тот человек, который натирает свеклу на терке — плюньте ему в глаза. Овощи нужно шинковать острым поварским ножом в тонкую соломку, но не так, как это делают корейцы, а покрупнее. Затем нарезанный овощ, капусту, морковь, лук-порей, свеклу и ошпаренные кипятком, чищеные помидоры мы будем пассеровать на двух маслах — чухонском и прованском. А чтобы цвет не терять положите туда же лимончик, да сбрызните винным уксусом. Отдельно от того белый репчатый лук с ложкой сахару смешать и тоже обжарить до золотинки. Положите также понемногу розмарину, укропу, тимьяну, майорану, мяты да шалфею. И как запахнет эта история особым ароматом, сигнализирующем о приближении готовности, бросьте овощ в смешанные заранее бульоны, накрошите мяса, влейте рюмку водки, добавьте перетертого в каменной ступке со старым хохляцким салом да толченым просом чесноку и благослови вас Господь!
Четверг. Luxuria
Люблю я, признаться, это самое дело. Как говорится — хлебом не корми, дай потрахаться. А что? Такова уж суть человеческая — отыскать нужно самку, схватить ее за холку и накувыркаться с ней всласть. Говорят, только человеки да дельфины еще ипутца в свое удовольствие. В смысле, ради одного только получения наслаждения. Оно и понятно, раз тебе Господь penis приделал, то непременно нужно найти местечко, где его применить, засунуть, в смысле, куда-нибудь. Закон природы, так сказать — догони и выеби, а не то тебя…
Вот взять, для примера, подружку мою, Соньку. Ни за что не скажешь, что такая, на вид тихоня, каких поискать — белыйверх-черныйниз, галстука пионерского только не хватает, очки такие, хоть слова на подоконнике выжигай — любительница жесткого секса. Да ненасытная! Бывало скачем с ней часа три в горячке. Я уже язык на бок вывалю, а она знай себе подгоняет: «Давай, давай! Fuck me stronger! Ja ja, es ist fantastisch! Oh, Yes!» На всех языках мира голосит, даром, что немка. Самые для нее ласковые слова — «сука драная» и «грязная шлюха». Вот так напрыгаемся, что глаза на лоб лезут. Я уж ей говорю: «Всё, — говорю, — баста! Ich kapituliere!» А этой твари всё мало — за вибратором в тумбочку лезет.
Пятница. Ira
Сами посудите — ну как тут не гневаться? Прихожу домой усталый, голодный, по десять-двенадцать часов кую светлое будущее для этих сволочей, стараюсь. Из кожи вон лезу. А мои… с позволения сказать, домашние… Жена кверху жопой на ковре валяется круглыми сутками с «жаброй» в ухе — с подружками за целый день на****еться не может. Дети только и знают, с места в карьер : «Ура! Папочка пришел! Пап, дай денег!»
Эта с ковра: «Ты пришел, милый? Я сейчас с Ниной договорю, дам тебе чего-нибудь перекусить». Как же! Даст она! Если с Нинкой Петровой языками зацепится — это до утра. Иду на кухню, пожрать чего-нибудь. Она мне вслед: «Милый найди сам чего-нибудь. Там Глаша приготовила, наверное. Посмотри в холодильнике!» Прислуга, ясное дело, свалила уже нахрен. Да и кто станет перерабатывать. У них, оказывается, даже союз свой есть. Допрыгались, блять! Профсоюз слуг! Достаю из холодильника холодный борщ. Сил нету даже в тарелку налить да в микроволновку поставить. Хлебнешь из кастрюли прямо пару ложек, закусишь сырыми сосисками. Хорошо еще кофе сам варится. Дотащишься до спальни, через силу — в душ, потом рухнешь в постель, как подкошенный и думаешь: «За каким членом мне такая жизнь? Да гори оно всё ясным пламенем! Завтра же на Гоа, нахрен, билет возьму, лягу под пальмой и ниибёт!» А назавтра — те же яйца, только в профиль …
Суббота. Avaritia
Ничего с собой поделать не могу. Как увижу где-нибудь красивую вещицу, будто кипятком меня шпарят — не нахожу себе места, пока ее в собственность не приобрету. Ну, а как завладею таким артефактом, тотчас же его домой снесу, поставлю среди братьев его, сяду в креслы и любуюсь, моё мол. Недаром написал поэт:
«Как молодой повеса ждет свиданья
С какой-нибудь развратницей лукавой
Иль дурой, им обманутой, так я
Весь день минуты ждал, когда сойду
В подвал мой тайный, к верным сундукам…»
Вот это — точь в точь обо мне. Да я еще, пожалуй, и хуже. Старый барон хоть деньги копил, а я ведь трачу. Последний грош принесу на антикварный алтарь. Уж помещений не хватает, сплю на сундуках с драгоценной глиной Мейсена, Севра и Веджвуда, укрывшись собольей шубой, по слухам принадлежавшей Светлейшему князю Меньшикову. Под голову кладу «Летописца руского» из собранья графа Льва Кирилловича Разумовского. Ем и пью на серебре. Казалось бы, чего еще надо? Ан нет! Стоит только глазу моему зацепить какого-нибудь, развлекающегося с красоткой фарфорового кавалера, работы Левенфинка, пальцы, поверите ли, начинают трястись, как у горького пьяницы, руки сами собой берут статуэтку, а голос, нимало не дрогнув, спрашивает старьевщика: «У вас, я вижу, здесь реплика от Гарднера среди прочего хлама затесалась? Забавная вещица. Только ведь не нужна никому. Ради вас только и для развлечения куплю, пожалуй. В кухне поставлю. Пусть прислуге глаз порадует». Дам, так и не успевшему рта открыть, бедолаге пару рублишек, заверну в бархатную тряпицу и уже несусь домой. А сердце к горлу подлетает: «Славная негоция!».
Воскресенье. Acedia
Надоело всё! И все мне надоели. Ни одного умного, да что там умного — мало-мальски стоящего внимания слова за всю неделю ни от кого не услыхал. Так нужно ли в таком случае напрягаться? Вставать каждое утро с кровати с тем только, чтобы отправиться на опостылевшую, давно надоевшую службу, заниматься знакомым до обморока делом, общаясь притом с ничтожными, глупейшими представителями рода человеческого и, в конце концов, получать двадцать пятого числа каждого месяца мизерное жалование в пошлейшем голубом конверте. Благодарю покорно!
Вот не встану с постели, и гори оно всё огнем! Даже, если действительно загорится всё вокруг, не встану. Пальцем не пошевелю. Стоило ли, ради такой жизни, этого пустейшего спектакля, этого фарса, появляться на свет? Рождение себе подобных — тягчайшее преступление из всех, что совершает человек. А сколько гордости бывает оттого, что из комочка исторгнутой вами слизи зарождается новая жизнь! Имейте совесть, господа! Подумали ли вы над тем, на какую каторгу обрекаете вы произведенные вами на свет невинные существа?! Нет, если уж я родился… вернее будет сказать, меня без всякого моего на то позволения родили, то уж будьте любезны обеспечить меня всем, так сказать, необходимым для легкого и беззаботного существования в этом лучшем из миров. Достаточно уже того, что заплачу я за всё фактом моей неминуемой кончины. Так-то вот! В общем, буду спать, пока не околею! Finita la comedia!
Спб, Апрель 2010