Володька Дымов, молодой повеса из числа тех, кому, чем бы ни заниматься, а к вечеру напиться, слушал последние известия по телеку и никак не мог взять в толк: «Что такое опять случилось?»
Черно-белый экран телевизора, собранный из нескольких, выкинутых на помойку соседями-дачниками, тускло показывал упавший самолет, повисшие на деревьях колеса, какие-то раскиданные повсюду железяки и суетящихся вокруг людей. Среди них он узнал своего премьер-министра. Его серое лицо, то ли от горя, то ли от забот, свалившихся на него очередного несчастья, выглядело усталым и каким-то отрешенным.
- Чей-то опять? – не понял Володька, подкручивая вручную настройку телека. На почерневшем экране белой строкой пронеслась надпись... разбился самолет Президента Польши, 96 погибших, включая членов экипажа.
- Не понял? Как так? – задал сам себе вопрос Володька. Президент Польши! А чей-то он делал под Смоленском?
Володька напрягся, стараясь понять суть происходящего, вслушиваясь в голос, ворковавшей дикторши. Сильно болела голова, после вчерашнего. Сколько же мы оприходовали? – попробовал вспомнить Володька, ночную пирушку у Витьки Сиси.
- Кажется четыре пузыря и пару трехлитровых банок бражки… - Витька снова поморщился от нахлынувшей на него новой волной головной боли… - Гадость все же всучила тетка Люба - ругался про себя Володька, вспоминая выпитое вчера: - Гореть-горит, а похмелье хуже некуда - и он обхватил голову руками, пытаясь хоть как-то уменьшить боль, сдавившую мозг, как обручем бочку. - Ничего себе, настоящая отрава! Где она берет это пойло? Ведь клялась, когда брал:
- Володька, верь мне, лучшей водки никто не продаст за такую цену… Бутылка 50 рэ, слыхано-ли? – тараторила тетка Люба, доставая от куда-то из под кровати четыре темных бутылки, со съехавшимися набок этикетками.
Володька поинтересовался:
- Откуда водяра?
- Откуда, откуда, тебе то, что! Мне бумаги не показывают. Народ судачит, что из Осетии спирт привозят, а где разливают не знаю… Может у нас где-то в городе, почем я знаю… Водка хорошая, сама пробовала…
- Ладно, ладно, не хвали – бросил Володька, томимый желанием скорее выпить.
Братва, давно собралась, ждут его, как бога, а он тут антимонию про водку развел, ругнул, себя Володька, засовывая бутылки по карманам: две в брюки, две в карманы куртки.
- Может, скинешь по пятерке, тетя Люба? – попытался было поторговаться Володька, доставая заветные двести рублей из внутреннего кармана. Замусоленные купюры, он, тщательно расправил, пересчитал, ожидая ответа.
- Чего захотел, по пятерке, я и так, можно сказать себе, в убыток торгую… Вас жалко.
- Нас, ты жалеешь? – возмутился Володька. А на какие шишы, дом себе новый отгрохала, за труды праведные, не построишь палат каменных.
- Ты поговори, поговори, а то и за пятьдесят не дам. Иди в лавку, там стольник за бутылку отвалишь, а водка такая же: не хуже, не лучше…
- Ну ладно, тетка Люба, давай без обид, и сказать ничего уже нельзя… Володька отдал деньги, и буркнув:
- Спасибо – выскочил за двери.
Компания, собравшаяся на хате у Витьки Сиси, встретила Володьку на «Ура».
- Давай, выкладывай! Мы тут уже всю бормотуху оприходовали – крикнул Сися.
- А мне оставили? Вы тут бражничаете, а я всю округу ошпарил, пока нашел, где дешевле – бросил с обидой Володька.
- Да, ладно себе цену набивать… - высказалась Жанна, девица лет тридцати, с синяком под глазом и сигаретой в уголке беззубого рта. Поди, к тетке Любе сбегал, за трусы подержал, так она тебя со скидкой отоварила... – под смех собравшихся, закончила Жанна.
- Тебе, что жалко?
- Мне твои трусы ни к чему, а за чужие не твоя печаль, – отозвался находчивый Володька.
Он выставил батарею бутылок и компания из пяти человек, приступила к пиршеству.
Володька Сися, первым делом взяв бутылку, взболтнул и перевернул горлышком вниз. Грязный осадок из хлопьев и мути с пузырьками заполнил все пространство…
- Вот это пойло! И за пузырь по пятьдесят деревянных? – возмутился Сися.
- Иди, купи дешевле... – со злостью огрызнулся Володька. Не графья и выжрете и такую. А потом, водка не по чистоте ценится, а по тому, как по мозгам ударяет.
- Давай наливай, и хватит бодягу разводить – вступил в спорт еще один трясущийся от желания скорее выпить Мишка Казах, косоглазый парень, лет двадцати, метис, приехавший в их деревеньку из Казахстана, вместе со своей мамашей, Надькой Свистуновой. Надька в Казахстане отбывала срок за убийство мужика, в женской колонии. Там и нагуляла от охранника из казахов, ребенка. После развала союза и выхода на волю, Надька осталась жить в Казахстане. Но кому нужна русская с нагулянным ребенком, которая ничего не может, кроме, как ноги расставлять. Пока помоложе была, еще как-то перебивалась, ну а как потеряла товарный вид, сразу же осталась без денег и дохода.
Помыкалась, помыкалась Надька, и решила на родину ехать. Собрала деньги какие были, заняла еще, продала пожитки и, взяв сынишку, поехала в Россию. Но и здесь ее никто не ждал: мать и отец умерли, дом развалился, чинить надо бы. А кто?
Надька, не привыкшая ни к чему, стала думать, как прожить. Решила, что самое выгодное, самогоном торговать. Прикинула, что к чему, и пошла работа... Как ни странно, дело оказалось выгодным, самогон с удовольствием разбирал народ. Но вот беда, Мишка пристрастился к зеленому змею, и все ее труды пошли насмарку. Известно, где пьяница в семье - дохода не жди. У Мишки появилась целая ватага друзей, о которых она раньше и не слышала. Самый отвязной среди них - Витька Семенов, прозванный в деревне Сисей. Сися и Сися, а почему и кто его так нарек, никто не помнит.
Этот самый Сися оказался парнем ушлым, сколотил бригаду, из таких как он алкашей, и стали условия диктовать в деревне: за сколько бутылок огород вспахать, за сколько картошку посадить, дрова разделать, крышу починить. На все была у них своя цена и мерилась она чаще не рублем, а бутылкой. Местные бабы стали, было, сопротивляться:
- Совести нет. Это, что еще за цены такие? Огород вскопать – ящик водки!
Но Сися не уступал.
- Находите других! Они те же деньги возьмут, да еще схалтурят. А мы проверенные.
Один единственный трезвый мужик в деревне, Генка Воронихин, имевший трактор и тележку для перевозки дров, мелочью не занимался. Ему подавай объемы. А огород деревенский на тракторе вспахать, проблем больше, чем дела: как въехать, как развернуться... Солярки больше сожжешь, чем заработаешь и отказывал. Городские мужчины, что приезжали на дачу, те вообще, болт забили на всякую работу. Шашлык, водочка, речка, девки да банька – вот их увлечения. Огород вскопать для себя,за падло считали. Если находились такие, кто хотел что-то посадить и вырастить, опять же шли к Сиси. В общем, процветал бизнес бригады Сиси.
Правда, периодически кого-нибудь из его шайки сажали. По пьянке накуролесят так, что на срок тянуло…
Сам Сися в зоне побывал только раз и то, по малолетке, но на всю оставшуюся жизнь впитал тюремные привычки: и походка в развалку, и разговор, сквозь зубы, как бы нехотя... Ну, а что касается понта, то тут равных Сисе не было. Сделает такое выражение лица, да еще с ухмылкой, что беседовавший с ним, тут же отваливал: себе дороже с хамом говорить. Но, где надо, он само благородство: здрасьте, пожалуйста, чем помочь? Не хотели ли вы воспользоваться нашей помощью? Такого наплетет незнакомому с ним человеку, что тот поверит, заключит договор с бригадой Сиси. И вот тут-то начинаются все неприятности. Взяв задаток бригада еще не начав работу начинает гулять. К обеду, собравшись вместе выпивают, сперва пивко, потом что-нибудь покрепче, а к вечеру обязательно пьянка с мордобоем. Утром мятые, измочаленные ночным бдением, они как моренные тараканы, выходят на работу. Но какая работа без похмелки и отходняка - дело не идет... Опять выпивка, сон в траве под заборчиком в тени до обеда, ну а к вечеру начинается шевеление: что-то поработают. Ближе к ночи ужин и опять попойка. И так каждый день, без выходных и праздников. Лишь один день в году бригада не пьет, накануне троицы, в родительскую субботу: стригутся, моются в бане, приводят себя в порядок. Зато уж в сам Троицин день пьют на кладбище до синевы, пока не уснут на могильных холмиках своих родных или знакомых. И только теплый, летний дождь с грозой и ветром, обрушившийся в этот день, заставляет их вернуться под крыши домов.
Ну, это я так,отвлекся... Сегодня, Володька Дымов, вспоминая вчерашний вечер, никак не мог отделаться от мысли:
- А ведь Мишка Казах еще раз ходил за водярой и кажется, принес пару пузырей? Точно, два! Один они выпили, Володька вспомнил, как Сися разливая мутную самогонку в граненые стаканы. Они чокнулись, выпили, закусили солеными огурцами и о чем-то заспорили. О чем конкретно, Володька не помнил. Но, как всегда спорили до хрипоты и чуть ли не до драки. А, вот вторая, принесенная Казахом бутылка, куда-то пропала, выпала из памяти Володьки. Не мог же он отключиться? – подумал сам о себе Володька. Нет, конечно. Он практически не пьянел, сколько бы ни выпивал. Значит, что получается? Мишка с Сисей зажали второй пузырь и выпили без него… Вот это да! Да за такое дело, мало морду набить, в гневе возмутился Володька. У него даже лоб вспотел от одной мысли, что Сися с Мишкой Казахом скрысятничали. Ладно, Жанне не откололось, перебьется, молодому пацану Шурику, который прибился совсем недавно к их бригаде, можно не налить… Но его, Володьку, который больше всех пашет и мастер на все руки – обойти… От таких мыслей ему стало совсем плохо. Голос по телевизору все ворковал и ворковал об авиакатастрофе, но Володьке было не до нее… Он схватил кепку и стремглав выскочил на улицу, где лицом к лицу стукнулся с дедом Федором.
- Ты, куда Володька? Да, постой, надо поговорить – схватив за рукав куртки, не отпуская внука, спросил дед Федор.
- О чем говорить- то, дед? Все сказано, давно…
- Нет, ты зря так думаешь, что тебе все с рук сходить будет. Сосед дядя Коля ко мне приходил, говорит, пойдет в милицию, заявление писать. Деньги взяли вперед, а работу так и не сделали…
- Да, не лезь ты не в свое дело, дед. Какие деньги? Это он нам должен. Мы ему по зиме две машины дров привезли, раскололи, сложили, а он нам две тысячи отстегнул и все. Как ты думаешь, можно так? – в гневе переспросил Володька. Вот и пошли на хитрость. Взяли залог, а работу выполним, пусть за старое рассчитается.
- Шутите с огнем, Володька – дед замялся, отпуская рукав внука. Это другое дело, но все равно, бросай пьянку, устраивайся на работу. И нам с бабкой будет полегче. Ведь всю нашу пенсию пропиваешь, тебе не стыдно, а ??? – с тоской в голосе произнес дед Федор.
- Ну, началось… Я у вас деньги не беру, и не прошу. Это бабка Катя, сама мои долги отдает. Я ей сколько раз говорил, не давай, сам разберусь, а она – Володька грязно выругался.
- Ты на бабку голос не повышай – взъерепенился дед Федор. Если бы не она, сидел бы давно на нарах или лес бесплатно катал на хозяина. Забыл, сколько она раз тебя от тюряги выкупала? То-то герой. Вишь, разошелся. Не надо мне ваших денег – передразнил внука дед…
- Хорошо, не буду, но сейчас-то чего от меня хочешь, ни как не пойму? – остыв немного, спросил внук деда.
- Да, хочу разобраться – уже миролюбиво продолжил разговор дед.
- В чем разобраться? - переспросил деда Володька.
- Да, не гони, пойдем сядем, вон на скамейку – и дед показал на лавочку, стоящую около стены дома.
Яркое, весеннее солнышко давно согрело вокруг землю, снег сошел еще раньше, почти в конце марта. Нагретое сиденье лавочки и теплая стена, подействовали на Володьку успокаивающе. Он сел, достал мятую пачку «Петра Первого», закурил, щелкнув зажигалкой.
- В чем проблема–то дед, говори? – выпуская сигаретный дым и щурясь на яркое солнце, переспросил Володька.
- Вишь, что получается. Я сейчас в сельпо был, мужики заспорили, кто поляков разбил?
- Каких поляков? - все еще не врубился в тему Володька.
- Да, ты что, с утра радио и по телевизору говорят, а ты и не знаешь?!
- А это-то – поморщился, как от зубной боли, Володька. Краем глаза видел, президент их разбился, много трупов... Ну, так что, у нас каждый день кто-то разбивается или кого-то грохают... В чем проблема-то? И чего тебе до этого, дед? – с удивлением вскинул глаза на деда Володька.
- Но ты даешь! - дед Федор даже посмотрел на внука со стороны, он ли это?
- Не парься дед, не наше это дело, без нас разберутся. Кто виноват, тот и ответит...
Но дед Федор не сдавался.
- Ты скажи, что по телеку-то калякала ведущая?
- Создана комиссия, наш премьер ее возглавил...
- А, он мужик башковитый, все сделает, как надо... - Володька опять затянулся сигаретой. Проклятая боль в голове медленно стала отступать. И от этого у Володьки хоть немного, но улучшилось настроение.
- Башковитый, то башковитый, но тут случай особый, можно сказать мировой политики – многозначительно произнес дед Федор, поднимая указательный палец к небу. Смотри, что получается; на нашем ероплане, около нашего арадрома, на нашей земле под Смоленском, разбивается главный человек Польской страны. Что-то здесь не так? Ты, вот в школе учился, помнишь, как было на самом деле в этой Катыне? Кто тогда при Сталине, поляков-то убивал и за что? Мужики брешут, что никто их из наших не убивал, что это сами поляки сделали, а ученые, вишь, архивы нашли и выходит по бумажкам, их укокошили НКВДешники... Венька Егорушкин, так тот прямо сказал при всех, мол, за дело, они бы к немцам переметнулись... А училка наша, Варвара Семеновна, та еще дальше пошла и сказала, что поляков этих убили в отместку за русских, которых еще в гражданскую войну в плен взяли и уморили... Она назвала цифру, не то сорок, не то пятьдесят тысяч, положили... Вот я и думаю, где правда-то? Поговорить не с кем. Бабка Катя, сам знаешь, малограмотная и в политике не бум-бум. Сосед, Коля, тот вообще, кроме, как про баб, да про разврат, разговоров не ведет... Вот решил с тобой потолковать. Ты, парень был башковитый, пока пить не стал, да с этим уркой Сисей водится. Смотри, до хорошего тебя дружба с ним не доведет. Он уже троих в тюрьму пристроил, а сам как бы не при делах, всегда сухим из воды выходит. Но, как говорится, как веревочке не виться, а конечек найдется. Так и с ним. Посадят его Володька, посадят, как пить дать, посадят, попомни мое слово. Тут дед закашлялся, скорее от Володькиного дыма. Не переносил дед на дух курево. Выпивать, выпивал, но не курил, считал это баловством и переводом денег в пустую. Так и говорил: выпил, хоть в голову ударит, а тут – скалка во рту, тьфу ты, прости господи, дурь какая, ходить с ней в зубах… Дураки, да и только…
- Ладно тебе, дед, каркать-то – заступился было за Сисю Володька. Чего он тебе-то плохого сделал?
- Да, ничего хорошего. Тебя смотри, подмял, ты без него ничего не можешь. Ходишь за ним, да и вся ваша ватага, как за петухом курицы безмозглые, смотреть противно.
- Не твоего ума дело – обиделся Володька. Надо будет, уйду хоть сегодня, я сам по себе, а он тоже.
- Уйдешь? А чего не уходишь-то, слабо? – передразнил дед Федор внука.
- Не слабо… Просто пока не хочу.
- Не хочешь? А когда захочешь, поздно будет: близок локоть, да не укусишь.
- Не пори дед, бредятину… Лучше говори, что от меня хочешь? – взорвался внук, явно не желающий обсуждать болевые темы его непутевой жизни. Опохмелиться бы? - с тоской подумал Володька. Надо к Сиси идти, если они вчера паразиты не все выпили, значит, заначка есть.
Володька уже было встал:
- Ладно, дед, мне твоя политика, вот где – и он провел ладонью по горлу. Пойду я, мне нужно.
- Нужно, нужно. Вижу и так, вон весь трясешься, как от малярии. Похмелиться хочется, это понятно. Пойдем в дом, у меня есть пол бутылки, выпьем, может, полегчает.
- Ну, а что же ты, дед, молчал-то?
Он подхватил деда под руку, и они, поднявшись по темной лестнице вверх, вошли в дом. На кухне дед полез под лавку и вытащил старый валенок, сунул руку и оттуда извлек бутылку водки.
- Ну, ты даешь, дед, у тебя конспирация, как у подпольщика.
- От вас алкашей, другого не может быть. Весь дом перевернете, если знаете, что водка есть. А вот в валенок не всякий залезет. Старая привычка, еще с молодости от бабки всегда туда прятал.
- Не думал дед, что ты тоже заначку имеешь – радостно потирая руки от предчувствия похмелья, произнес Володька, присаживаясь на край лавки.
- Будет тебе надсмехаться над стариком, разливая водку по стаканам – отозвался незлобиво дед Федор.
Володька поднял стакан, и хотел было чокнуться с дедом, но тот отвел руку.
- Давай без чоканья, за упокой погибших в авиакатастрофе.
Володька согласно кивнул:
- Царство им небесное – и разом опрокинул водку в рот.
Дед же не спеша выпил свой стакан до дна и поставил на стол.
- Ну, вот теперь по нашему, по-русски. Помянули поляков… А, что касается, кто прав, кто виноват, теперь для них неважно... Политика, политикой, а жизнь жизнью. А раз оборвалось, то вознеслись на небеса, видно так Бог захотел. Знак, значит, не туда ребята идете, не той дорожкой... Дружить с нами,русскими нужно, а не воевать, им никак не понять... – разговорился после выпитой водки дед Федор.
- О чем ты, дед, все беспокоишься? Не стоит… Оно по жизни всегда так, тот, кто больше гадостей делает, тот рано или поздно возмездие получает.Так,что давай дед по второй накатим. Нет ничего хуже, чем ожидание между первой и второй стопкой. Душа так и млеет…
Дед Федор разлил остатки водки, они на этот раз чокнулись.
- Ну, будем!– произнес Володька.
- Обязательно, будем – ответил дед и оба, запрокинув головы, осушили налитое. - Вот теперь самое то, можно и о мировой политике поговорить ,подумал дед.
- Наш-то президент, говорят, в Америку едет, к этому Обаме, чего он там забыл? – начал, было, дед Федор.
- Не знаю, не слышал – ответил Володька. А вот на День Победы, говорят англичане с французами точно приедут,на Параде по Красной площади будут шагать вместе с нашими…
И оба, сидя за скромным, деревенским столом, покрытом рваной по краям клеенкой, с краюхой хлеба и чесноком, лежащим на щербатом блюдечке, вместо закуски, дед с внуком повели нескончающий разговор о политике.
Что сказать!? Наверное мировая политика делается не только в Кремле, но и в таких вот маленьких деревеньках,раскиданных по всей России. Надо бы помнить большим политикам об этом...А в соседней комнате продолжал свое печальное повествованиее не выключенный телевизор: на его экране одни озабоченные лица сменялись другими, и все говорили, говорили... Мировая политика!