- Ты помнишь свой последний сон?
- Последний сон?
- Да, последний. Сон Высшей Инстанции, тот, что ты видел перед самой своей смертью.
Это был человек неопределённого возраста, который задал мне вопрос про сон. Скорее стар, чем молод.
- Садись.
Он сдвинулся вбок и пригласил меня сесть не только словом и жестом, но и взглядом глаз, очень живых глаз, цвета сливовой мякоти, подсвеченной солнцем. В них просматривалась каждая прожилка.
Я сел. Вокруг царила необычайная тишина и зелень.
- Посмотри пожалуйста, нет ли у меня чего на спине. Душу бы отдал, чтобы иметь возможность взглянуть на себя сзади.
- Ничего нет, - ответил я.
Тишина восстановилась.
- Послушайте, - обратился я к нему, стряхнув внезапно накатившую задумчивость. – Вы говорили что-то про сон.
- Ах, да, сон, - он сосредоточенно пожевал губы. – Нет ничего важнее, чем помнить содержание последнего сна, Сна Высшей Инстанции, сна, который ты видел перед самой своей смертью.
- Так выходит, я мёртв?
- Выходит, - кивнул он с улыбкой и полным безразличием.
- Да вы рехнулись тут чтоли?! Я не могу быть мёртв! У меня жена, двое детей, мне тридцать два года, и вообще, мне завтра на работу!!!
Он невозмутимо подождал, пока мой земной мелочный гнев утихнет. Я замолк, нервно хмуря брови.
- Так что там про сон? – злобно буркнул я.
- Если тебе удастся вспомнить последний сон, Сон Высшей Инстанции, тот, что ты видел перед самой своей смертью, то, вероятно, тебе удастся и выбраться отсюда.
- Откуда отсюда?
- Из светло-зелёной тишины.
Я помолчал. Злоба ещё не прошла. Впрочем, расспрашивание кого-то более умного – один из ключей к познанию, и по сему я решил продолжить.
- А вы? Вы кто такой? Почём вы знаете и вещаете мне тут всякую чепуху?!
- Я тот, кто пытается вспомнить.
- Вспомнить что?
- Вспомнить свой последний сон, Сон Высшей Инстанции, тот, который я видел перед самой своей смертью, - невозмутимо изрёк он.
- Нет, с вами невозможно разговаривать, - со вздохом сказал я.
Тишина снова восстановилась. Вокруг царила необычайная тишина и зелень, словно мы зависли в каком-то растительном вакууме.
- А другого пути нет? Вы уверены? Вы пробовали?
- Путь только один. Я уже назвал, - он улыбнулся, как мне показалось, с долей садистского блаженства.
- Хорошо.
Я помассировал голову в поисках идей. Эта вакуумная тишина действовала совершенно невыносимо.
- Возможно, я прозвучу сейчас полным идиотом, но я не мог умереть! Не мог! – я убежденно вперился взглядом в его лицо. Он не сводил с меня глаз. – Я думаю, я бы почувствовал смерть, это не такое уж мимолётное ощущение, чтобы от него не воспалялись органы чувств, даже если смерть была и ненасильственной…
Он засмеялся. Он смеялся продолжительно и удивительно легко, без насилия над голосовыми связками. Сначала меня взбесил его смех, а потом я успокоился. Лучше уж смех, чем эта давящая опустошающая тишина.
- Ну хватит. Хватит! – наконец не выдержал я. – Неужель я такие уж глупости намолол?
- Не то слово, - усмехнулся он. – Ты гораздо больший дурак, чем мне представлялось вначале; ты просто само совершенство, у тебя настолько развит отдел мозга под названием «область тупоумия», что даже вскрывать твой череп страшно. Но ты не обижайся; глупость преходяща. Ты ведь хочешь узнать, почему ты умер и не почувствовал ничего, хочешь? – и не дав мне ответить, он продолжил:
- Ты умер не от топора, не от кирпича, не от удушья, голода, инфаркта, инсульта или ещё тысячи других причин – ты умер во сне. Поэтому ты ничего и не почувствовал. И если ты вспомнишь, как попал сюда, как шёл по пути своего последнего сна, Сна Высшей Инстанции, пока не оказался в этой пространственной дыре, – то ты сможешь проделать путь в обратном направлении и вернуться в свою жизнь к своим двум детям, жене и своей чёртовой работе!
Я глазел на него во всю поверхность глазного яблока. Все детали картины сделались потрясающе очевидными, и я даже согласился с уличениями в безграничной тупости и идиотстве; я сам себя укорял. «Вспоминай! Вспоминай!» – вертелось в голове.
На удивление, после такого исторического выступления он ссутулился и погрустнел, нисколько не наслаждаясь триумфом.
- Вспомнил? – поинтересовался он через некоторое время. – Попробуй расскажи мне, так легче вспомнить.
- Хм. Я не могу вспомнить ничего! Начала, и того не могу вспомнить… – я отчаянно всхлипнул.
- Это нормально, - успокаивающе сказал он. – Здешняя атмосфера разрушительно действует на память. Попробуй восстановить события того дня или вечера, или вспомнить ощущения, эмоциональное состояние перед отходом ко сну. И главное, рассказывай, не молчи. Речь помогает реконструировать мысли и, следовательно, происшествия, которыми эти мысли вызывались.
- Хм. Я лег спать довольно рано… Да, я очень утомился и прямо тянулся к подушке, я заработался. «-Милый, ты уже?» … Да, фраза, произнесённая женой, когда я поцеловал ее перед уходом с кухни. Она разговаривала по телефону. «-Угу»… Язык еле ворочался, поэтому моя собственная фраза укоротилась вдвое. Хотелось добавить ещё и ещё слов, но слишком сумбурно и…да, язык еле ворочался. «-Папа, папа!»… Я не пошёл в детскую, нет. Я прильнул к подушке, как младенец к груди матери, и я провалился во тьму. Время от времени сквозь дрёму прорывались скрипы, шумы, шаги, и…всё. Жираф. Ах, да, мне приснился жираф, с длинной-предлинной шеей, завязанной в узелок… Узелок – и я вспомнил, что завязал узелок днём на носовом платке, когда ещё не спал и был на работе, потому что хотел что-то сделать… Да, я хотел купить жене подарок; у нас на выходных пятнадцать лет свадьбы, такие дела… Купить подарок – и забыл… Днём. И платок с узелком так и остался лежать в кармане пиджака, да… Вот о чем напомнил мне жираф из сна с завязанной шеей. И надо, надо срочно купить подарок, и жираф благородно предложил меня подвезти…да, он умел говорить, хороший услужливый жираф с изысканно завязанной шеей… Я сел на широкую спину и поскакал быстро-быстро к ювелирному магазину. Мы скакали по пустыне Гоби… Вернее, скакал жираф, а я сидел, и…и…и…всё. Я оказался здесь.
- Нет-нет, невозможно, - мой слушатель покачал головой. – Сюда нельзя доскакать. Ты должен был войти. Ты должен был войти через дверь. Должна была быть дверь. Вспоминай.
- Дверь?... Ах, да, дверь! Жираф довёз меня до скалы и извинился. Ему немножко недосуг, у него семейные обстоятельства, и он вернётся скоро и мы поедем дальше… Да, он вернётся, только подожди…подожди. И я жду. И обхожу скалу. А с обратной стороны скалы – дверь; старая… Ромб такой. И я вдруг как рявкну: «Дура ты!» – и дверь открылась… И я вошёл. Вон оттуда, - я указал рукой в пространство слева от нас.
- Вот, видишь как просто, - он улыбнулся. – Теперь иди туда, рявкай: «Дура ты!» и смелее прыгай. Полагаю, жираф уже заждался тебя с другой стороны. И пусть везёт тебя прочь, прочь отсюда скорей, потому что подарки для жены нужно покупать в реальном мире, а не в измерениях, откуда до смерти один шаг.
- Спасибо, - я просиял. – Спасибо вам.
Мои ноги приготовились встать и понести меня восвояси. Я поднялся и пошёл. Сделав пару шагов, я остановился.
- Подождите, а вы? Как же вы?
- Я сомневаюсь, что вспомню когда-нибудь.
- Давайте я помогу вам! – с готовностью загорелся я.
- Твоя отзывчивость, конечно, похвальна. Но дело в том, что в моих снах я слишком часто натыкался на двери и слишком часто имел неосторожность их открывать. Поэтому выявить, какой же их многогранных четырёхмерных снов являлся Сном Высшей Инстанции и через какую дверь я попал сюда, невероятно сложно.
- Вы, должно быть, психолог…
- Ошибаешься, я писатель, и довольно об этом, - нетерпеливо перебил он. – Беги скорей, пока ты не забыл то, что вспомнил, и пока тебя не успели похоронить на Земле.
Я вынырнул из растительного вакуума.
Где-то позади восстановилась тишина.
На работу я всё-таки опоздал.