Когда бабушка была маленькая.
1
Спицы и балалайка.
Пятилетней Марфутке бабушка Чиняева подарила свои спицы, которые сами вязали и носки, и рукавички. Только в руках держи покрепче! Волшебные спицы из какого-нибудь сказочного царства.Так казалось девочке и она часами зачарованно смотрела, как шерстяная нитка из клубка волшебным образом становилась варежкой,которую она сразу надевала на свою ручку, а через некоторое время и вторую на другую руку:
-Беги домой и постирай в тёплой водице, а в неё положи золу в тряпочке.
Наказывала Марфутке баба Маня, та кивала головой и убегала, а уж дома быстро исполняла всё. И снова бежала к Чиняевым.
Отец с матерью не возражали,- пусть девчонка учится, пригодится в жизни, а вот дед всё чаще хмурил густые брови и его не радовали пятеро внуков, тем более, что и они жили своей мальчишеской жизнью.
Приехала машина "Заготвторсырья", дед сдал кое-что и взамен получил балалайку. Приёмщик посмеялся:
-Что, дед Симонёк,- прежнюю балалайку всю стренькал?!.
-Не себе, внучке.
Мрачно произнёс дед. Приёмщик почесал затылок:
-Тогда, погодь трошки. Ежели внучке, тогда, Никита Герасимович, держи гостинец!
И насыпал кулёк леденцов, своему постоянному клиенту.
Старый Симоненков поблагодарил его и щедро высыпал почти весь самосад из огромного кисета в карман приёмщика. Пока никого не было, они покурили и поговорили о детях-внуках, и о международном положении.
-Ну, теперь, жить поспокойней стало.
-И в сельпо товаров больше стали завозить.Ну, а ты мне ешё в следующий раз привези леденцов, в железной банке.Э.., пожалуй две банки.
И они распрощались.
А Марфутка, конечно, не утерпела и вернулась домой от своих
родственников Чиняевых, чтобы снять с верёвки свои рукавички и снова их примерить:
-Деда,деда,смотри каке!
-Каке,каке,- по-руке и ладно!
Рыкнул дед, но потом ласково произнёс:
-А посмотри, Манечка, каку балалаечку я тебе купил, глянь, какой узор!
Ответных слов не было, настолько была изумлена девочка. Глаза широко распахнула и не могла отвести их от узоров. Губы её задрожали:
-Мне?..
-Тебе, моя касатушка, тебе. И научу тебя скоренько.
Марфутка прижалась к деду, вцепилась в него с такой силой, что он закряхтел от удовольствия.
И с того дня внучка не отходила от него с утра до вечера.
Первое время она боялась, что братья отберут балалайку, но те только равнодушно поглядели и пожали плечами: коль тебе подарок, вот и учись тренькать-бренькать, а может ещё и потому, что Марфутка почти все леденцы им отдала.
На третий день к ним пожаловала старуха Чиняева, ей навстречу поспешил старый Симоненков,- встал в калитке и начал медленно сворачивать "козью ножку" и неторопливо наполнять её самосадом:
-А! Здоров кума! Случилось чо?
-Ох, да я-то здорова, а как твоя внучка? Не приболела,чай! Чегой-то давно не прибегат к нам...
-Здорова-здорова,тьфу-тьфу,не сглазить бы.
Оба перекрестились.
Баба Маня приспустила с уха платок и, затаив дыхание, прислушалась:
-А кто это в хате тренькает?
Старый Симоненков выпустил изо рта струю дыма вверх и небрежно произнёс:
-Дак Марфутка...
И насмешливо посмотрел на дальнюю родственницу:
-Али нужна для ча? Кликни сама, може выйдет.
Но Марфутка сама вышла, прижимая балалайку к телу и хмурясь своим мыслям:
-Здравствуй, баушка, а мне деда во купил!
Она показала балалаечку, но приближаться не спешила..
Старая Чиняева пожевала свои губы и вздохнула:
-А я тебе свои спицы принесла.Отдаю насовсем.
Она вытащила из-под кофты платочек, развязала его и вытащила тускло блеснувший пучок своих волшебных спиц, которые сами вяжут, только в руках держи!
У старого Симоненкова руки немного подрагивали, когда он, не глядя
ни на кого, сворачивал новую "козью ножку", а когда начал насыпать самосад, немного просыпал и сердито глядя на Чиняеву, рыкнул:
-За спицы благодарствуем!
А та тоже с норовом:
-Не тебе подарок, так молчи! То наше,- женско дело!
Старый Симоненков оглушительно расхохотался:
-Ох, держи козу за рога! "Женско дело"!
А старая Чиняева уже смекнула в чём тут загвоздка и стала сама покорность,- стала соглашаться с деспотом во всём и сразу, не перечила более,- так что через некоторое время Марфутка получила дозволение от деда на посещение Чиняевых и обучению у бабушки вязке и носков, и рукавичек, и душегреек...
А чуть позже до старого Симоненкова дошло и он зло сплюнул:- объегорила, старая, ох и хитра! И он вздохнул, вспомнив, что и покойная его жена частенько хитростью вынуждала его отступиться от своего и сделать всё именно так,как ей надо.
* * * * * * * * * * * * * * * 2
На другом бережке.
Любовь твоя прошла
и ты ушёл к другой,
а я одна ушла,
теперь ты мне чужой!
Чужого мужика
не стоит укорять.
оторванный рукав,
не стоит пришивать.
Марфутка изо всех сил старалась не сбиться с ритма, потому что сегодня плясуньи-частушечницы старались каждая свой задать,- одни, нормальный, плясовой, его держать было привычно, а другие добавляли свою сердечную печаль, замедляли движения и растягивали слова частушек, придавая им оттенок горечи и безысходного одиночества.
Маленькая балалаечница прекратила играть:
-Тётеньки, мне трудно жалостливые играть, я сейчас заплачу...
Раскрасневшиеся деревенские девахи запереглядывались, недолго пошептались и подсев к Марфутке, наперебой пообещали следовать в такт её игре.
-Ты только не уходи, поиграй нам маненько Манечька...Пока молодой Пашка, гармонист наш, не подъедет со второй бригады...
Так они каждый раз её и уговаривали, и она продолжала наигрывать,
тренькать-бренькать до самой темноты или пока кто из вредных братьев не заявится. Сегодня пришёл старший, Егорка:
-Дома дед рычит, что ты можешь заплутать где. А тятя опять бражки наелся.
Он помолчал, пожал плечами и равнодушно добавил:
-И мамку гоняет.
Эх, вспыхнула Марфутка, сунула балалайку в руки брата и - бегом к дому.
Вбежала и с разгона врезалась в отца:
-Тятя,ты опять пьяный!Мамка плачет!Всё,иду в сельсовет,пусть тебя на Соловки отправят!
И решительно вышла, но за порогом сбавила шаг. Про Соловки она кое-что страшное слышала,вот и брякнула,чтобы попугать тятю.
А в доме отец моментально протрезвел и выбежал вслед:
-Манечка,донечка,вот хочешь на колени встану,богом клянусь,заразу больше в рот не возьму!
-Перед мамкой повинись, пошли в дом...
И с тех пор только дед имел право заставить внучку уйти с посиделок-вечёрок. Но он так ни разу и не воспользовался им, потому что сам бывало до утра наяривал на балалайке на вечёрках. Так же, как и Марфутка, то один, то в паре с гармонистом, или с ним, попеременке.
Никита Герасимович гордился внучкой не только, как первой и самой маленькой балалаечницей в деревне, но и шустрой вязальщицей,- она многих баб уже превосходила и по скорости и по-мастерству, ему вон какую душегрейку связала, любо-дорого надевать...
Однажды она вернулась рано и застала всё семейство в сборе, все сыновья деда, её дядьки, двое женатых, замужняя Клавдия не пришла как обычно, и трое холостых, они почти всегда на вечёрках со своими кралями плясали, - Марфутка всё подмечала.
Говорил самый младший дядька, как и все Симоненковы,балагур и частенько злой в своих частушках,- уж это Марфутка знала: многие девки плакали втихую после его выхода в круг. Но она подметила и другое, -вот уже как несколько месяцев ни он, ни красавица Галка с длинной косой, не появлялись на вечорках.
-Отец, Галка на сносях, уж совсем немного осталось...
Дед просто зарычал от гнева:
-Женился без дозволения! Без благословения! Без спросу!
Марфутка забилась в угол к братьям и видела оттуда, что остальные дядьки опустили головы и улыбались! Она зашептала на ухо своему старшему брату Егорке:
-Дед не бил ещё дядю Митю?
-Не-а, он его оторванным рукавом обозвал и сказал, что дом за огородом строится для дяди Миши, потому что он скоро свататься пойдёт. Сва-а-адьба будет, драться мужики будут, поняла,трынди-брынди,тренька-бренька?!
Марфутка давно уже не обращала внимания на разные прозвища, но ей обидно стало за дядьку Митьку,- как же так, если Галка с животом, то почему дед такой упёртый и не отдаст тот дом за огородом?!
А между дедом и его сыном страсти накалились уже до предела, дядя Митя выкрикнул:
-Если я оторванный рукав, то и прощевайте! Мне вон в сельсовете разрешили строиться за речушкой, вот так-то!
И вышел из хаты. Дед сразу успокоился, сел за стол, затем встал и оглядел своих Симонят строгим взглядом:
-Ничего, к утру охолонит и вернётся.
И ушёл к себе, почему-то сильно хлопнув дверью.
Но утром из-за речки Затонки донёсся стук топора, а в обед колхозный конюх зашёл к деду за самосадом и поведал тому,что председатель велел выделить Дмитрию на время постройки дома недавно объезженного жеребца Гнедка и телегу.
Старый Симоненков долго сворачивал "козью ножку", потом насыпал
самосад,прикурил и начал расспрашивать о здоровье жеребца, но старый конюх был человек прямой :
-Ты бы, Симонёк, о другом спрашивал, а у меня лошадки вздраве. Помогать-то когда начнёшь Митьке?! А то ведь председатель так и сказал ему, дескать ты, Дмитрий Никитич, на батяню не серчай, он ещё после Германской войны в Гражданскую стал дурковать...
Симоненков нахмурился. Да, тогда он чуть умом не тронулся,- похоронил одного за другим трёх дочечек и сыночка, а вскоре и жену Марфу...
Он перекрестился и сердито глянул на непрошенного советчика, но тот не отступал:
-Так что, Никита Герасимович , подсобляй Митьке, не то он с тобой разговаривать лет сто не будет...
На том и распрощались.
В семействе Симоненковых ощущалось напряжение и надо было что-то срочно предпринимать и старый решился, подозвал Марфутку и, вздыхая тяжко, нашептал ей на ушко, чтобы она своих дядек подговорила подмогнуть дядьке Митьке. Что она охотно и проделала, и вскоре по тихим
вечерам на другом бережке работа кипела вовсю, всем нашлось дело, а Марфутке поручили "саму важну",- чтоб родня не скучала, потому что, "человек скучной- работник плохой", ну, Марфутка и старалась. А так как плясунов-частушечников возле неё небыло, то пришлось ей, маленькой, самой поднапрячься и - получилось! Звонким голосом она высмеяла себя, а увидев улыбки на всех лицах, принялась за всех прочих. Всем "досталось на орех, потому что петь не грех!"
-Балалаечка,трень - брень,
пропою я целый день,
всяку разну дребедень,
балалаечка,трень-брень!
-Про меня спой,про меня!
Стали раздаваться голоса со всех сторон и она выплеснула то, что копилось в её душе много месяцев.Но куда ей было до большинства злых и ехидных
частушек деревенских красавиц! Оттого-то они все получались у Марфутки весёлыми и задорными!
Старый Симонёк не выдержал и появился на новостройке через пять дней, но вброд речку Затонку не переходил, как все, а переправился на плоскодонке.
Как ни в чём не бывало подошёл к набычившемуся Митьке, только что сгрузившему с телеги доски, потрогал хомут, потрепал жеребца за холку:
-Однако, скоро глина спонадобится для печки, я знаю одну ямку, где брал покойный печник Генька Фёдоров...
С Митьки слетело напряжение, как от порыва ветра пепел с ладони, он только проговорил со вздохом:
-Ох, тятя...
-Ну, а где моя невестка? Неуж работает?
-Куда там, ходит потихоньку,- живот большой.
Заулыбался Митя и повёл отца к навесу, где в тенёчке сидела его Галка с молодыми Симонятами и чистила картошку на ужин. Вблизи сидела Марфутка, балалайка стояла рядом,- обе отдыхали.
Дед прочистил горло, получилось похожим на кряхтенье, когда трудно сходить по большому. Ну и Марфутка конечно не выдержала, подскочила:
-Деда,тебе лопушка принести?!.
-Уйди, ехидна этакая!
И треснул её легонько по затылку. И рыкнул так, что все сразу же посмотрели в его сторону:
-Иди себе, ехидная, трынди на струменте!
А потом к младшему сыну:
-Эх, ты, оторвышь, всё-таки решил жить на этом береге?! Один? Совсем
как куркуль?!
На что младший Симонёк усмехаючись, ответил:
-Да уж в мою Оторванку ещё не один своевольный сбежит! Ей-Ей! С вами, старыми, трудновато ужиться. А так,- мы в гости к вам, а вы - к нам!
Старый Симоненков подумал немного и приобнял Митьку:
-Ох,ты,- ты такой же ндравный и упёртый, как все Симонята!
Все облегчённо вздохнули. Галина медленно встала, приблизилась к старику и смущённо потупила взор. Конечно же, старый Симонёк сразу умилился и ласково произнёс:
-Уж, ты, лебёдушка, не гневись на меня, не держи зла в сердце, а свадебку сыграем славную!
И он пожаловался ей:
-Если б знал я, а то ведь никто мне ничегошеньки не сказывал,- вини своего Митьку.
Хитро прищурился и подмигнул Галке, которая покраснела, как маков цвет, стала такой красивой,что Никита Герасимович только крякнул. И, заметив улыбочку на лице любимой внучки Марфутки, погрозил ей пальцем:
-Ты чтож это, заноза, такая шутейная со мной, а? Видно давно, мой младшой, Никитка, не драл тебя хворостиной, ужо дождёсси у меня...
Потом оглядел всех потеплевшим взглядом.
Митя показал отцу своё хозяйство, которое росло с каждым днём.
Новоселье вскоре и справили, а после того, как Галка родила ему ещё одну внучку, которую назвали Настёнкой и, как и всех в роду Симоненковых, втайне крестили, справил старый Никита Герасимович своему младшему
и своевольному сыну свадьбу.
Марфутке досталось потрудиться со своей любимой "трынди-брынди" балалайкой так, что она потом несколько дней и не глядела на неё.
А перед войной на том бережке стояли уже четыре добротных дома, жаль, война помешала дальнейшему строительству в "Оторванке". А после войны уж и строиться было некому,- молодёжь почти вся в город потянулась, как и пришедшие с фронта отец Марфутки, Никита Никитич и единственный уцелевший старший брат Егорка, с медалями на груди и желанием уехать в город. Что и сделал первым Егор, а вскоре пришло письмо, что женился на своей же, деревенской, встретил её в ФЗО. А немного погодя и тятя сорвался, выклянчил в сельсовете паспорт и уехал на полуторке.
-Бросили нас с тобой, Марфутка.
Прошамкал старый Симонёк,- за военные годы у него выкрошились все зубы и Марфутка готовила ему кашку или толчёную картошку.
Одна радость ему осталась,-слушать частушки любимой внучки:
Трынди-брынди,балалайка,
под столом сидит бабайка,
трынди-брынди,трын да брын,
пусть сидит он там один...
-Ну, а я вот не один...
Шептал себе под нос Никита Герасимович...
* * * * * * * * * * * * * * *
3
Балалаечка,трень-брень.
Моё слово - воробей,
-ты поймать его сумей,
будто вправду воробья,
-будешь умный, как и я!
С такой присказкой Никита вернулся из города, объявив, что он городских бюрократов не намерен кормить, а прежде бывало всё напевал:- "Эй, ребята, не робей, а пляши-ка веселей!"
Балагур и лихой частушечник, за них, за злые частушки, он однажды и пострадал,- в 1947 году его доставили в НКВД и припугнули, что ежели он и дальше будет в своих куплетах высмеивать члена партии, председателя колхоза,то поедет на лесоразработки...
Вернувшись из райцентра от уполномоченного, Никита решительно заявил жене и отцу, Никите Герасимовичу, что отправляется в город, чтобы малость подзаработать.Но в городе пробыл всего около года, вернулся же хворый,-хорошо, знахарка жила через дом от них, так что захаживала каждый вечер, раз десять, подлечила от подорвы и от болей в спине. Но - хворый не хворый, а бригадир так просто трудодень не поставит, так что надо было выздоравливать...
Вскоре умерла жена, мать Марфутки, похоронили её, протрезвел Никита, а потом и пристроился по ночам сторожить коровник да свинарник.
К тому времени у него подросла и самая младшая дочка, Марфутка.
Ещё совсем подросток, а на вечёрки её зазывали каждый раз,- уж больно ловко она на балалайке управлялась, и "Подгорную", и "Цыганочку" сбацает так, что ноги сами в пляс пойдут.
Ну, Никита после фронта, да госпиталя, растерял задор, но был не против,чтобы Марфутка с подругами да с ихними ухажёрами неда-
леко от фермы устраивали пляски допоздна,-всё веселее.Хотя летние ночи не такие долгие и унылые, как зимние, когда от скуки только самокрутками и спасаешься...
Ночь подступила, как всегда, незаметно, молодые отправлялись по домам,- с завтрашнего дня начинался сенокос, бригадир раненько поднимет. Вскоре с Никитой осталась Марфутка, тихонечко тренькала на своей балалаечке, которую ей давно подарил дед.
-А ты чтож, егоза, не идёшь домой?
-Да пока не хочу спать, тятенька.
Бодрым голоском проговорила дочка, а Никите только это сейчас и надо было услышать, потому что должность сторожа стала тяготить его. Оставшись один, он всё чаще вспоминал фронтовые дни, атаки, как его швырнуло взрывом и засыпало,-откопали не сразу, чего только не надумалось под земелькой-то. И теперь, в тишине да в темноте, возвращались те переживания, которые не должны бы оставаться в памяти.
"Ну,ничего",- вздохнул Никита, сворачивая "козью ножку" и медленно набивая её самосадом: -"сейчас с доней поговорим о том,о сём,-смотришь,- те тёмные воспоминания и забудутся, хоть на какое-то время..."
-Расскажи-ка, донечка, как вы здесь первые посылки для фронта за ночь собрали.
-Да, тятя.
Марфутка, продолжая тренькать на балалайке, звонким голосом стала ему рассказывать, как к ним приехали "полномочные" в новых тулупах и новеньких пимах, как бегал бригадир, сгоняя народ в школу.
Случилось то в первый год войны.
Собрали всех довольно быстро и зачитали постановление районного комитета партии о помощи фронту тёплыми вещами.
-Наслышаны в райкоме, что у вас даже девчонки мастерицы, вяжут быстро и ловко, и носки, и рукавички.
А в это время Марфутку вытолкали вперёд, потому что она к тому времени вязала наравне с деревенскими бабами, а приохотила её к этому делу их родственница, баба Маня Чиняева.
-Ага!- Заулыбался суровый, хотя и молодой, уполномоченный:
-Вижу-вижу! Ну, с такими-то мастерицами мы быстро сейчас навяжем на несколько посылок!
И никому до сих пор не было понятным решение уполномоченных,чтобы вязали все в школе...
Ну, да с энкеведистами никто и не стал спорить. А они сразу же властно распорядились собрать все прялки, которые пылились на чердаках, и кузнец, дядя Миша, подремонтировал их и несколько девчонок сели прясть.Так что, когда вернулись вязальщицы, уходившие за спицами, то работа у прях вовсю кипела.
Председатель с бригадиром и стариками-колхозниками притащили со склада столько мешков шерсти, что некоторые испугались, мол, заставят всю попрясть... А кто вязать-то будет? Шесть подслеповатых бабок, несколько доярок, да свинарок,да Марфутка,у которой спицы так и мелькали в ловких руках.
Председатель переговорил с уполномоченными и в результате вскоре принесли патефон с пластинками, и поручили ответственное дело подросткам по-очереди крутить его ручку...
Принесли керосиновые лампы, оказалось,что на колхозном складе этих
ламп приличный запас. Вязальщицы поговорили о том, что всё-таки у
них председатель запасливый хозяин.
Никита улыбнулся,- конечно, председатель и запасливый, и настоящий хозяин, но с годами становится всё прижимистей. Вот это-то и высмеивал в частушках он, за это чуть и не поехал на лесоразработки год назад...
-Тятя! А я тогда больше всех рукавичек в три пальца связала!
Не утерпела и похвалилась дочка.
Первыми отпустили по домам прях, потому что пряжи было напрядено много. За ними - доярок, затем свинарок и остались шесть старух да Марфутка.
Уполномоченные появились выспавшиеся, весёлые,пахнущие самогонкой.
Подивились они количеству связанных носков и рукавичек, и с тех пор передавали задание навязать для фронта через сельсовет и председателя. И собирались вязальщицы тогда в доме у Антонины, родной тётки Марфутки, тёти Тони,которая получила похоронку на мужа, но до конца войны не верила, что он погиб. Детей у неё не было,поэтому постепенно её дом превратился в постоянное место для вечёрок.А уж в её доме все вязальщицы потребовали от Марфутки играть и петь для них,обьявляя переменку для неё в вязании.
А уж за куплеты только нахваливали,утверждая, что ей передался от тяти Никиты и деда, Никиты Герасимовича, талант сочинять меткие и задорные куплеты.Ну, а Марфутка и старалась.
-Тятя, тот уполномоченный, ну, самый молодой, он в том году приезжал, и всех заставлял подписываться на займ, так меня он на немного подписал.
Похвалилась Марфутка, опустив глаза вниз. Никита одобрительно кивнул головой, пряча улыбку и заворачивая очередную "козью ножку" и вздохнул:- нечего сказать,- хвастливая девчонка, потому что ему известно, что тот уполномоченный тогда заставил всех отдать в пользу фронта половину заработанного. Так что жили они тогда всей деревней до лета впроголодь.
Когда ему на передовую доставили посылку с носками и рукавчуками на всё его отделение, он умилился. Но это было уже на третий год войны, когда посылки приходили точно по-назначению.
-Ох, тятя,чтой-то и меня в сон потянуло, пойду я домой.
-Беги, моя труженица.
А когда Никита вернулся с дежурства домой, то узнал, что Марфутку бригадир забрал рано утром и вместе с другими увёз на полевой стан.
Ничего не поделаешь, горячая пора,- сенокос.
* * * * *
4
Дом без хозяина - сирота.
В деревне ничего не скроешь, так что все заметили,- Марфутке
полюбился молодой уполномоченный и она оказывалась поблизости от него или от того места, куда нагрянули уполномоченные.А потом, на одной из посиделок-вечёрок,когда Танька Шитова спела частушку про него, Марфутка вздохнула,- ох и змея-же ты, подружка,а когда петь продолжили старшие девушки:- "Хоть бы раз, ты, полномочный, мне словечечко сказал, хоть бы разик,тёмной ночью, на гумно меня зазвал!", щёки её ало вспыхнули, она сильно ударила по струнам, встала и быстро вышла из избы.
Позже попробовали было над ней посмеиваться, но Марфутка всем пригрозила, в сердцах крикнув,что "пожалится" ЕМУ и все прикусили языки.
В те давние времена уже одно обещание пожаловаться в сельсовет и уполномоченному НКВД, было пострашнее нынешнего привлечения к суду во много раз.
Конечно, старые люди нередко в сердцах могут произнести фразу:мол,
"Сталина на вас нет!.." Но через некоторое время честно добавят:- и слава богу, что нет!
Так вот, Марфуткины попытки обратить на себя внимание молодого уполномоченного не обсуждались вслух, а она их и не прекращала,но теперь старалась незаметно дла всех оказаться поблизости от молодого уполномоченного.
Война закончилась.
С фронта домой вернулись только отец и братка Егорка, неделю пили за погибших своих, немного пожили в родном доме и умотали в ближайший город, бросив старого Симоненкова и Марфутку. И она вечерами грустила.
Как бы ей хотелось услышать ласковое слово от молодого и симпатичного уполномоченного, про которого, в общем-то, никто ничего не знал,- женат или холостой, а расспрашивать уполномоченного НКВД даже председатель колхоза не рисковал. Но, так как он часто и подолгу бывал в их деревне,все решили, что он холостякует и среди старших девах, особенно вдовушек, образовалось соревнование, кто дольше удержит его в своём доме.
А уполномоченный привык жить легко и не придавал значения, в каком доме уснёт, в каком проснётся, и не тревожился ни о чём, так как местных парней за соперников не считал. А те явно избегали с ним встречаться, до поры до времени, пока уполномоченный после очередного распития с председателем колхоза бутыли самогона, не наведался ночью к молодой, только начавшей невеститься Ольге Тарасовой и силой увёл её в баньку. А когда уехал и на другой день её вынули из петли,- усмотрели и ещё живую сняли, вечёрки стали тягостными для всех, тем более, что гармонист Чиняев Пашка приходил без гармони,а Марфутка вообще не появлялась вечерами на улице,- как прибежит с полевого стана, приготовит или принесёт деду каши, так и до утра не показывает из избы носа.
В её душе всё закаменело. Ей было страшно, потому что у неё долго мутилось в голове только от одной мысли, что она могла быть вместо Оленьки...
Снова в деревне уполномоченный объявился вскоре, вместе с небольшим отрядом,- они объезжали селения и просили всех подписываться на государственный заём для восстановления разрушенного войной хозяйства.
"Просили" так, как привыкли: - попросту принуждали силой. Брали чью-то руку и подписывали.
Они нагрянули в третью бригаду на полевой стан,собрали всех и начали подзывать по фамилиям и указывать,где поставить подпись.
Сердце захолонуло в груди не только у Марфутки, из глаз слёзы потекли у многих.
Несколько злых вдов подтолкнули Марфутку к столу, мол, твой же хахаль,
попробуй не подпиши. Но тот особо и не приглядывался, со скучным видом сграбастал Марфуткину руку и поставил закорючку напротив её фамилии.
Буркнул:- следующая - Шитова.
А Марфутка пригорюнилась и напряжённо думала, что надо писать в город тяте и брату,чтобы подсобили жить им с дедом, потому что на оставшиеся трудодни они протянут ноги...
Вечером, когда стемнело, отряд отбыл из деревни, а уполномоченный остался гулеванить с председателем колхоза.
К Марфутке пришли в избу Танька Шитова и Галька Чиняева.С большими заплечными мешками. И сразу зашептали, что в колхозном складе парни проделали лаз и потихоньку начали таскать семенное зерно.
Они привязали к концам мешка верёвку, и, накинув на горловину,
затянули,- получился заплечный мешок и для Марфутки.
Они прокрались огородами к складу и передали свои мешки парням.Те быстро наполнили и сказали, чтобы девчонки быстро унесли домой,
припрятали где-нибудь на сарае или на бане и возвращались сюда ещё,- зерна привезёно много, его пока что не перевешивали и можно совсем
немного схитить...
Вернувшись домой в пятый раз, Марфутка спустила мешок дома в подпол, где дедушка закопал его к предыдущим мешкам. Потом с трудом выбрался и долго сидел на полу:
-Покурить бы, унучка...
Марфутка уже несколько лет ловко сворачивала для него и "козьи ножки", и разной толщины папироски, на этот раз свернула тонкую папироску. Старый Симоненков несколько раз вдохнул ароматный дым и прошамкал,что теперь надолго хватит варить каши:
-Ещё бы солькой разжиться...
-Мужики после отмолота собираются ехать на солончаки, поедем и мы с девчонками, уж побудешь несколько один.
-Побуду-побуду...
А на утро стало известно, что уполномоченный пьяный сел на лошадь верхом, она понесла и он разбился насмерть, и царство ему небесное.
Приехали следователи.
С перепугу Нинка Соколова созналась про зерно и назвала всех, то есть,всех односельчан! Начались повальные обыски. Уже стало не до погибшего уполномоченного,- ну, помер и помер, значит одна лошадь виновата,а здесь - такое дело!
Как ни искали,- ни у кого не нашли и пришлось Соколихе на вопрос, а
зачем она всех оговорила, ответить: ох, обговорила, окаянная моя голова, обговорила, гражданин начальник...
И получила она три года, а появилась через три с половиной, вся больная,чахоточная, но прожила долго,уже при Хрущёве её не стало,
померла, несчастная. Схоронили её, помянули, как пострадавшую за всю деревню.
Возвращались немногие из лагерей, все больные, увечные, и в деревню стали направлять и молодых парней, в помощь орденоносцу, стареющему председателю, руководить бригадами и полевыми работами. Прислали по разнарядке агронома Дмитрия Платоновича Курилова, неунывающего, весёлого холостяка, которого сразу же стали приголубливать повеселевшие вдовушки, а он оказался совсем не против, с кем ноченькой покувыркаться на сеновале. Хотя оказался опытным в этом деле и не глядел в сторону занятых девушек, но несколько потасовок были ему "посвящены" местными драчунами, после которых он ходил долго в синяках, но на вопросы преседателя только отшучивался, мол, дело молодое,темно было,а тут под ноги грабли и попадись... "Да вот же закавыка,- не одни!"
А уж когда однажды на вечёрке Марфутка устала играть на балалайке и отложила её в сторону, он попросил подержать её:- "позвольте,
Марфа Никитовна", мол, "денщиком бы к вам красотка, я бы точно бы пошёл..." и он запнулся. А Марфутка зарделась и сердце её ёкнуло и затрепетало в груди от возникшей мысли,- "я ему глянулась!"
У неё из головы выскочило, что с прошлых вечёрок этот Митя уже
второй раз провожал Чиняеву Светку, которая была на несколько лет моложе Марфутки,- уж больно сильно хотелось ей думать, что она и взаправду приглянулась ему.
Засиделась в девках, чего уж там скрывать.
Вот и дряхленький дедушка говорит, чтобы она себе хозяина в дом приводила и тятя, вернувшийся из города, поддакивает, да ещё начинает перебирать всех парней, мол, и тот хорош, и другой.
Тятя после возвращения из города, уже через несколько лет, начал приглядывать Марфутке жениха, да всё как-то неудачно. И про нового агронома не раз упоминал. Да разве от неё что зависит?
Но она давно решила, что если уж какой парень её выберет, тогда подальше держитесь подружки,- и близко никого не подпущу!
Митя уселся рядышком, долгое мгновение молчал и не шевелился, потом вздохнул, спокойно тронул каждую струну, немного подтянул среднюю:
-Ты держал ли в руках её прежде?
Напевно произнесла раскрасневшаяся Настёна, старшая сестра Светки
Чиняевой и засмеялась вместе со всеми. Митя справился со своим смущением:
-Уж, конечно, не держал,- я на ней всегда играл!
И заиграл плясовую, и завёл всех ядрёными частушками.
А после вечёрки так глянул на всех парней, что они все незаметно отстали, один за другим и Митя один проводил Марфутку до калитки.
-Как вы тут в войну жили?
Неожиданный вопрос вернул Марфутку к реальности.Она пожала своими плечами:
-Жили. Лебеду сушили. Малолетки пряжу сучили, а мы, мастерицы, для фронта вязали и рукавички, и носки. Я навязала не меньше старших!
Гордо добавила, когда Митя заметил, что она в войну была ещё совсем малолеткой...
Молодые люди долго стояли возле калитки, не открывая её, стояли рядышком, близёхонько, и улыбались друг другу. Марфутка вздохнула:
-Пойду я. Завтра на стан с утра. В третью бригаду. Повариха там снова занедужила, меня попросили.В третью бригаду.
Митя кивнул. Значит и у него завтра будет много дел в третьей...
Но председатель задержал его в первой бригаде. Марфутка все глаза проглядела. Наконец-то, после обеда, когда она, с помощницей Нинкой, домывали посуду, возле их парусинового навеса остановил лошадь подскакавший молодой агроном:
-Привет, красавицы!
Марфутка разулыбалась и вдруг обратила внимание, что её шустрая помощница, которая уже несколько лет всегда назначается бригадиром посудомойкой в третью бригаду, девчёнка-подросток, Нинка Чиняева, зарделась и у неё трепещут ноздри:ах,ты коза!- Мелькнуло в голове Марфутки: ох, уж, эта родня, так и смотри за ними не мигая, моргнёшь - уведут!..
-Ну,что красавицы, покормите голодного и отощавшего на холостяцкой сухомятке?!.
Нинка мигом сполоснула большую тарелку, которая обычно служила хлебницей и протянула её Марфутке. Та поджала губы:
-Возьми коромысло,принеси ещё с колодца водицы...
Нина завздыхала, нехотя сняла с гвоздя коромысло, нацепила вёдра и медленно пошла к колодцу. Митя проводил её задумчивым взглядом:
-Значит, вот оно как...
Тихо проговорил он и от звука его голоса Марфутку бросило в жар, она стала обмахиваться полотенцем:
-Знойно как сёдни.
-Вечерком-то попрохладнее будет.
Неторопливо доел огромную порцию наваристых щей, сонно потянулся:
-Вкусно же ты готовишь! Дивлюсь, почему ты до сих пор в девках!?.
-А она тебя дожидалась!
Ляпнула вернувшаяяся с водой Нинка и захохотала, а что ей-то, такой молодой,- пока что, всё, - хиханьки да хаханьки! Ничего, войдёт в года, так по-другому будет смотреть на отношения между девушкой и парнем, может ещё наплачется от кого...
Марфутка вздохнула и с улыбкой наблюдала, как Митя играет с ней, вроде бы заигрывая,- тешит сердце малолетки... Она стала прибирать со стола, ненароком, как будто случайно прикасаясь к руке Мити,а тот глянул ей в глаза и медленно провёл по её руке своей,- погладил и Марфутка успокоилась, да, уже становится ясно, что нет у неё соперниц! Хотя...
У агронома нашлось дело к бригадиру и он задержался допоздна, а потом предложил подвезти её домой. И хотя она последнее время не особо торопилась,- уж конечно, отец накормил совсем одряхлевшего старого Симонька и отправился сторожить ферму, но проехать с Митей вместе было заманчиво и она с радостью согласилась. Нинка сразу из вредности сказала, что лошадь может споткнуться, но Митя так на неё глянул, что она замолчала, поднеся правый кулачок к своим губам...
Да, уж, умеет Митя взглядом приструнить,что парня,что девку! Как тятя любит говорить:- два слова,- начальник и бюрократ...
А Митя пустил лошадь шагом, так что они затемно подъехали к избе Симоненковых. Он ловко соскользнул вниз, бережно помог спуститься Марфутке на землю и задержал её в обьятиях. Их губы встретились,
соприкоснулись.
Но поцелуя не последовало.
Долго стояли они так, потом Митя просто чмокнул её и отодвинулся:
-Выходи за меня...
Дома, в своей постели, Марфутка долго и мучительно вспоминала и не могла вспомнить,что ответила она Мите и ответила ли? Так до утра и промаялась.
А на рассвете босая помчалась на стан третьей бригады. Будить Нинку не стала, быстро растопила печь, поставила приготовленный картофель и стала чистить морковь и лук для поджарки.
Митя прискакал только во второй половине дня, соскочил на землю,
подбежал к поварихам и расцеловал, сразу же раскрасневшуюся до слёз на глазах, Нинку,а потом заключил в обьятия Марфутку:
-Слышишь, Ниночка, а мы вот свадьбу сыграем с Марфуткой после уборки урожая!
-А...
Только и смогла произнести ошеломлённая Нинка, которая уже хотела похвалиться своим старшим сёстрам, что за ней приударил молодой агроном!
И облегчённо вздохнула,- слава богу, что не успела, потому что потом бы от насмешек наверное померла бы...
-Значит,так. Сегодня вечером пораньше вертайся домой и предупреди
своих, батяню и деда, что позже заявлюсь тебя сватать.
Он ласково посмотрел на подругу Марфутки:
- Ты уж, милая Нинуся, здесь одна управься, а?!
-Уж, управлюсь!
Со вздохом произнесла девушка и улыбнулась, когда Митя подмигнул ей и взглянул на неё ласково, так что сердце у Нины долго ещё не могло угомониться,- так и норовило выпрыгнуть наружу!
Не чуя ног примчалась Марфутка домой:
-Ну, чего вы, мои любимые старички, сидите, как замшелые пеньки, вот,- меня сейчас сватать придут, а вы расселись и дымите, как!..
Она убежала к себе в комнату. Старые Симоненковы, сын с отцом, два Никиты, переглянулись, некоторое время мучительно соображая, что им предпринимать, затем встал молодой Никита и улыбнулся отцу:
-Ну, вот и дождались!
Старый Симонёк поддакнул и задал тревожный вопрос:
-И кто ж то будет, а?
-Слышь, Манечка, кто придёт-то?!
В общем-то хитро вопросил отец, потому что всем давно было известно, кто поглядывает на Марфутку... И услышали её счастливый голос:
-А тот, кто меня до дому провожал! И со стана на лошади вчерась привёз!
Молодой агроном Митенька!
Агроном шёл в компании с несколькими парнями, задорно играл на
гармони Пашка Чиняев, конечно, все были немного выпивши.
Ещё на своей квартире Митя, наполняя гранёные стаканы водкой, пошутил, мол, для храбрости не грех грамм по двести употребить. И употребили. И хотя отказа не ожидалось, но все были молодые и шли сватать впервые, отказавшись принять помощь хозяйки, старухи Караченцевой, которая ещё до войны была у многих сватьей. А если молодые порешили сами провести обряд сватовства, то уж старались вовсю.
Войдя в избу степенно поклонились встретившим их сидящими за столом, старшим Симоненковым и отцом Марфутки.
Никита запретил Марфутке пока что выходить и она терпеливо сидела на табуретке в своей комнате, дожидалась, когда позовут.
А хозяева пригласили за стол долгожданных гостей, налили им по стопке и завели неспешный разговор о нынешнем урожае и на полях своего колхоза,и на огородных грядках колхозников.
-Однако,осень ноне может быть сухой, так что картоху можно и позже копать, а, Никита Герасимович?
Старый Симонёк поморгал, разглядывая молодых парней, которых он видел ещё в пелёнках, уже тогда будучи дедом для их матерей и молчал.Но никто не смел нарушить его старческие,медленные, мудрые размышления,- все терпеливо ждали.
-Можа оно и так, да надёжей будя выкопать, да сховать в домашний подпол, мало ли...
Никита долго смотрел в упор на агронома,потом решительно взмахнул обеими своими руками:
-А не позвать ли нам невесту?!
-Позовите.
-Марфутка,выди к нам!
Она вышла, кутаясь в огромную шаль, которую сама связала и хранила в сундуке под кроватью,-появилась раскрасневшаяся и незаметно смахнула с ресниц слезинки. И встала позади отца.
-Вот наша красавица! Так просто не отдадим,- с приданым. Вот этот дом, а мы с дедом будем жить в его избе недалече, так что Марфутку забижать не позволим!
И начались разговоры о том, о сём, связанном с дальнейшей жизнью молодых,и что в наше время мы называем брачным контрактом...
-И помни, сынок, что дом без хозяина - сирота, так что будь не просто мужем Марфутки, а хозяином в доме.
А уж, Марфа Никитична у нас хозяюшка с малых лет!
* * * * * * * * * * * * * *