Верность

Ирина Ермолова
Когда я решила открыть свой Салон Красоты, то начала с того, что пошла на парикмахерские курсы. Подумала, даже если не буду сама работать, нужно быть в теме, иначе ... В любом деле, чем больше во все вникаешь, тем больше надежды на успех. Заодно хотела присмотреться и возможно там уже подобрать себе пару девочек.
          За месяц до этого в городе произошла страшная трагедия. Два молодых миллиционера неслись с ночного задания и врезались в КАМАЗ. Он стоял на дороге с выключенными огнями, водитель просто заснул. Врезались основательно, машина ушла под грузовик, снесло крышу, и с большим трудом удалось отделить человеческие останки от покореженного металла. Ребята очень торопились домой  к любимым женам...
          Так случилось, что с этими двумя молодыми вдовами я и встретилась на курсах.
          Одна была постарше - лет за тридцать. У нее был сын, она поблекла от горя, словно была постирана дешевым хозяйственным мылом. В глазах всегда стоял вопрос и недоумение. О чем бы ни зашел разговор, вопрос с лица не  уходил. А когда говорила она - недоумение выплескивалось, как вода из переполненной раковины с закрытой пробкой, когда кран бузует на всю катушку. Вопрос собственно был один - как жить дальше? У нее не было профессии, и весь разговор непременно сводился к осуждению каких-то пиджаков, которые грозились отобрать у нее пенсию, если она пойдет работать продавцом. Новая профессия ее мало интересовала. Платил за курсы какой-то социальный фонд, что позволяло ей все время думать, как хорошо быть продавцом. Я так и не поняла, какая собственно разница - продавцом или парикмахером... Она ныряла в наше всеобщее сочувствие и выныривала с тем же выражением лица. И у всех нас было чувство вины за тот злополучный грузовик и за злых мужиков в пиджаках...
          Вторая была совсем молодая, с мужем они прожили всего несколько месяцев после свадьбы... Думаю, именно к ней так торопился молодой парень, к ее гладкому сбитому смуглому телу, блестящим, влажным карим глазам, к ее шелковым, словно смазанным маслом, вьющимся темным волосам. Эта южная кровь, замешанная на нашей деревенской сметане и основательности, была чертовски привлекательной. Даже когда она не улыбалась - улыбались ее глаза, и вся она напоминала спелую оливку.
          Обе женщины звались Надеждами, обе пережили страшное горе, держались друг друга, помогали, чем могли, но разница между ними была огромная. И, положа руку на сердце, в душе мы все немного осуждали молодую Надю за ее неуместно цветущий вид и переполненность жизнью. А осуждать не хотелось... С ней хотелось общаться, смеяться, с ней рядом хотелось жить. Все ей давалось легко, взгляд на жизнь был необыкновенно реальным и практичным. Она подрабатывала то там, то здесь, и ее почему-то не ловили суровые пиджаки. Помогала отцу, у него было большое фермерское хозяйство в районе. Планировала достаточно крупные покупки для девчонки, в то время, как многие едва концы с концами сводили ... ее как-то не пугала жизнь. Единственно в чем у нее была трудность - это жилье. У меня пустовала новая однокомнатная квартира, которую муж успел получить по очереди, и я сказала - живи. Мужиков будет водить,- подумалось невольно, ну да бог с ней - живому жить... Квартира в другом районе города, и видеть все это мне не придется.
          Курсы закончились, жизнь завертелась, новое дело требовало очень много сил и времени.
          С Надей мы договорились, что вместо квартплаты она будет потихоньку делать ремонт, отделывать квартиру. Я ее не беспокоила, она сама приезжала ко мне в гости. Поступила в институт, выглядела очень хорошо, еще более смуглая и свежая после лета, рассказывала о поклонниках и папином урожае. Папин урожай ее очень волновал, поскольку тот по реализации продукции обещал ей помочь купить квартиру. И теперь она уговаривала меня продать ей эту однушку. Я сомневалась... и деньги были нужны... но пока уговорилась только съездить посмотреть, как она обустроилась и что в квартире сделала.
          Нас встретила новая  красивая и солидная дверь, маленькая симпатичная, отделанная панелями прихожая... а дальше я не смотрела... Надя звала меня из кухни, а я стояла посреди комнаты, ошарашенная огромным количеством увеличенных фотографий, с которых смотрел очень красивый необыкновенной мужественной красотой, с глубокими и удивительно спокойными глазами, молодой парень. Я бы подумала, что это какая-то кинозвезда неведомого мне умного и благородного кино, если бы на большей части фото он не обнимал Надю - ласково, непоказушно - именно так, как мечтает каждая женщина. И Надины глаза светились особым ровным светом - светом счастья.
          Ни в жизни, ни в кино я никогда не видела такой гармонии... никогда...
          Надя вышла из кухни, не дозвавшись меня, и стояла, прислонившись к  косяку.  Глаза смотрели на меня ошарашенную сухо и очень серьезно, и на мой вопрос:
          - Как же ты теперь будешь жить?
        она твердо ответила:
          - Живу и буду жить... Он хотел, чтобы я училась - я учусь. Он хотел ребенка - я выйду замуж и рожу ребенка. Это будет сын, и я назову его ЕГО именем. Потом я рожу ему дочку, Он будет ими гордиться. И мы проживем вместе долгую и счастливую жизнь.