Филипп упал в снег, окроплённый ядовитым светом уличных фонарей, и закричал. Оксана попыталась обнять его как можно нежнее, но он вырвался и стал закапывать себя в сугроб, издавая нечленораздельные звуки. Руки покраснели, он дрожал от холода. Оксана заметила, что снег попал в ботинки, молнии на которых он даже не сумел толком застегнуть.
- Филипп… - Не успев договорить, Оксана рыгнула, и тут же приставила ладошку ко рту. Она никогда не позволяла себе таких вольностей. Наверное, перебрала виски с колой. До знакомства с Филиппом даже новый год она встречала детским шампанским. Теперь всё было иначе. Каждую ночь они проводили у его друзей, или в клубе, или в ресторане, где все развлекались, курили и трахались. Поначалу Оксана выпивала лишь бокал мартини со льдом, чтобы чувствовать себя в компаниях малознакомых людей непринуждённо, и отвечала отказом на любое предложение «добавить», затем она перешла, по своему же выражению, «на новый уровень» и стала получать удовольствие от процесса, наслаждаясь каждым глотком, смакуя вермуты, ликёры и дорогие напитки покрепче. Очень скоро её печень начала сдавать, похмелья переносились всё тяжелее, да и сама она разлюбила спиртное, но, как это ни странно, пить стала больше, в основном, чтобы не доставалось Филиппу. Он не знал чувства меры и не мог смириться с видом недопитого алкоголя на столе. Увидев одну бутылку или две (чаще – две), он хватал их обеими руками и опустошал с одухотворённо-страдальческой миной на лице, которая, видимо, значила, что он ценой собственной жизни изобретает лекарство от раковых опухолей.
Оксане стало немножко лучше. Она прилегла рядом с Филиппом и задумалась. Всё-таки с виски не поймёшь, когда нужно остановиться. Вроде бы пять минут назад ты мило беседовал со своими знакомыми, потягивая напиток, похожий скорее на холодный чай с лимоном, чем на алкоголь, и держал ситуацию под контролем, но когда попытался встать, оказалось, что ноги вовсе не ноги, а муляж. И хорошо, если тебя успеют подхватить до того, как ты рассечёшь голову о столешницу, обычно всё заканчивается не так прозаически.
Филипп замолчал. Стало тихо. Так тихо, что захотелось спать. Оксана подложила ладони под голову и закрыла глаза.
- Филя, ты меня любишь? – спросила она.
- Нет.
- Ну и урод.
Послышался звук мотора. Сначала из арки брызнул свет фар, а затем появилась чёрно-жёлтая машина такси.
- Филипп, кажется, это за нами.
Пока водитель искал свободное место, чтобы припарковаться, Филипп кричал и бился в судорогах, вызванных опьянением и врождённым идиотизмом. И за что его можно любить? Сейчас Оксана почти ненавидела его. Она коснулась Филиппа, и он снова начал закапывать себя в снег. Водитель просигналил, а затем высунулся в окно.
- Эй!
Оксана замерла. Её сердце забилось часто-часто. Её словно застигли на месте преступления. Что бы сказали родители, окажись они в машине? Они учили её, что в одном бокале нельзя мешать вина разных апелласьонов и как правильно делать книксен, и заставляли посещать курсы французского, в то время как её подружки ходили в кино с мальчиками и покупали билеты на места для поцелуев. Пусть они считали, что Чехия это столица Польши и что декан – это французская фамилия, но они жили в отличие от неё. Её родители были из тех, кто покупает своим дочерям «Барби», не догадываясь, что вместо того, чтобы играть в куклы, они ими мастурбируют. Иногда поступки родителей так напрягали Оксану, что ей хотелось уйти из дома. Она и ушла, как только познакомилась с Филиппом. Обошлась без долгих нудных объяснений, просто покидала свои вещи в сумку, сказала: «до свидания», - и поехала на тридцать втором автобусе в другой конец города, где он ждал её в своей квартире. Первое время родители звонили ежедневно, но Оксана брала трубку каждый раз после десятого звонка и умело стилизовалась под автоответчик, повторяя одну и ту же фразу идентичным тембром. Необходимость в актёрстве отпала, когда они перестали названивать. Оксана вздохнула с облегчением. Ей казалось тогда, что с этого момента и начинается взрослая жизнь.
- Эй, с вами всё в порядке?
У таксиста был тихий голос с едва различимыми стальными нотками. Оксане стало интересно, как он выглядит. Она оглянулась. Фары ослепили Оксану и некоторое время она ничего не видела, но даже привыкнув к свету, смогла различить лишь силуэт таксиста. Воображение нарисовало яркую картину. Оксане представилось детское несформировавшееся лицо с жестокими глазами наёмного убийцы и безразличный ко всему характер с налётом толерантности. Такие как он обычно интересуются у умирающих, всё ли в порядке, с одной лишь целью: избавиться от угрызений совести, что они прошли мимо и ничего не спросили.
- Всё хорошо, спасибо, - сказала Оксана.
- Нет, всё плохо, - Филипп перевернулся на спину. Звёзды словно повесились на небосклоне. Когда-то давно он слышал, что световой сигнал от небесных светил идёт сотни лет и даже если солнце потухнет, люди узнают об этом не скоро. Что если ничего этого уже нет: ни солнца, ни планет, ни звёзд?
- Филя, вставай.
- Отстань.
- Ты замёрзнешь.
- А может, я хочу замёрзнуть?
- Давай поднимайся. Такси ждёт.
- Пусть ждёт.
- Ты ведёшь себя как придурок.
- Как ты меня назвала?
- Придурком.
Оксана взяла его под руку и уже приготовилась к ожесточённой схватке, но Филипп принял помощь, улыбнувшись с таким умиротворением, словно всю жизнь только и мечтал, чтобы его назвали придурком. Вскоре он уже отряхивал джинсы от снега и застёгивал ботинки, продолжая улыбаться, как мог улыбаться только он. Когда он так улыбался, Оксана забывала обо всём на свете и готова была простить ему всё. Кроме политеса, родители научили её тому, что сантименты выдают истинные намерения, а истинные намерения в нашем жестоком мире, доченька, это непозволительная роскошь, понимаешь? С шестнадцати лет, сама о том не подозревая, Оксана сознательно прижигала свои чувства, как бородавки, в надежде, что когда-нибудь они исчезнут навсегда.
- Ксюша, я только что понял, кем хочу быть. Кем всегда хотел быть. Подсознательно, конечно. Ведь если бы я хотел этого явно, а не подсознательно, ты бы уже давно об этом знала, да и все бы знали. Раньше я просто не мог найти подходящих слов. И образа. Главное – это образ, конечно. Поиск образа. И знаешь что? Сегодня я его нашёл. Этот образ…
Филипп дышал перегаром прямо Оксане в лицо. Приступ тошноты возобновился с новой силой. Жадно хватая ртом морозный воздух, она зажала нос левой рукой – правую она держала на его талии, задавая курс.
- У тебя каждый день новый образ...
- Нет, ты не врубаешься. На этот раз я действительно понял, чего хочу. Короче, слушай. Я хочу быть ледовой статуей, как на свадьбах у миллиардеров. Ну ты по любому их видела. В фильмах там, в журналах… Такие огромные тающие лебеди на серебряных подносах. Самое прекрасное в том, что они всегда безголовые. Крылья, лапы, перья – весь птичий набор, а вот головы нет. Это… приподнимает их над действительностью! Ну, врубаешься?
- Филипп, у тебя и так головы нет.
- Ну это метафорически выражаясь.
- Вовсе не метафорически.
- Не метафорически, значит?
Филипп вытащил из кармана шапку и натянул на голову до самой шеи.
- Кря-кря, - сказал он.
- Лебеди не крякают.
- Га-га.
- «Га-га» это певица такая.
Филипп бросил шапку в сугроб и поплыл к машине такси, как сорвавшийся с якоря буй. Подняв и отряхнув шапку, Оксана отправилась за ним.
- Вам точно не нужна помощь? - спросил таксист, когда Филипп распахнул заднюю дверь, и они уже готовы были забраться внутрь.
- Вы так любезны, - процедила Оксана сквозь зубы (Таким людям всегда надо говорить, что они хотят услышать, иначе – может случиться беда) и попыталась втолкнуть Филиппа в машину, но он сгорбился перед дверью, положил руки на крышу, и шумно вдохнул воздух.
- Ребята, залезайте, - попросил таксист, уже прикидывая в зеркало заднего вида, как будет разворачиваться. – Пять утра уже. Мой последний вызов.
- Я не поеду на этой машине, - сказал Филипп в пустоту, а затем обратился к Ксюше. – Вызывай другую.
- Чё это значит? – таксист, до этого смотревший на них исключительно в зеркало заднего вида, обернулся, всё ещё не выпуская баранку из рук.
- Я сказал, что не поеду на этой машине.
- Почему? – спросила Оксана. Филипп не улыбался, и его чары уже не действовали. Как она ненавидела его упёртость. Настоящий овен и знак зодиака тут не при чём. Если Филипп вдолбит себе что-нибудь в голову, то готов идти до конца, даже если придётся в одиночку сражаться с китайской армией. Всё, что сейчас хотела Оксана – сесть в машину, добраться до дома и заснуть в его объятиях.
- Потому что здесь пахнет говном, - сказал Филипп.
- Чё ты сказал? – таксист выпустил руль. Оксане показалось на мгновение, что она увидела наколку на костяшках пальцев.
- Я сказал, что здесь пахнет говном. Вы случайно не срали на заднем сидении? Если не срали, то я знаю в чём проблема и как её решить. Не сочтите за рекламу, но я рекомендую вам купить «Эклипс». Или «Орбит». Лучше «Эклипс», работает дольше, но «Орбит» тоже ничего. Отобьёт запах говна. Даю гарантию.
Таксист открыл дверь.
- Пожалуйста, простите его! – Оксана бросилась к нему на встречу. Она не ошиблась насчёт детского лица и жестоких глаз, а ещё у него были огромные кулаки и наколки на костяшках пальцев. – Он… он пьяный!
Таксист грубо отпихнул Оксану, и она упала в снег. Филипп отошёл от машины на шаг и остановился. Сначала его лицо ничего не выражало, а потом он засмеялся, так оглушительно, что таксист остановился и наморщил лоб, словно прикидывая, стоит ли тратить силы на этого сумасшедшего. Он, наверное, вернулся бы в машину, не схватись Филипп за живот с криком: «Я знаю, я знаю, он насрал себе в рот самостоятельно…». Таксист ударил слева в челюсть. Смех оборвался мгновенно. Глаза, искрившиеся весельем, потухли, и Филипп упал. Таксист пинал его ногами, пока лицо не превратилось в кровавое месиво. Оксана набросилась на таксиста сзади.
- Пожалуйста, не надо… он идиот… он пьяный…
Он развернулся и сделал замах, но бить не стал.
- Уроды, ****ь, - таксист развернулся к Филиппу, корчившемуся от боли в снегу. – Уроды. *****.
- Пожалуйста, не надо - Оксана упала на колени, подползла к таксисту и схватила его за ногу, которой он собирался ударить Филиппа. – Оставьте его… пожалуйста…
- Уроды, ****ь, - он вырвал ногу и направился к машине. Перед тем как сесть, таксист взглянул на них и покачал головой, - Уроды. *****. Ненавижу, *****.
Когда он уехал, Оксана вытерла слёзы и подползла к Филиппу. Окровавленный, он лежал в снегу и улыбался своей фирменной улыбкой. Кроме улыбки на лице нельзя было ничего различить. Оба глаза, нос и щёки являли собой однородную кровавую массу.
- Филенька, тебе не больно? - спросила она. – Филя?
- Я тебя так люблю, - сказал он.
- Ну почему, почему ты всегда ведёшь себя, как последний идиот? Почему?
- Как насчёт ночной прогулки?
- Уже утро… Боже мой, о чём ты говоришь! Тебя только что чуть не убили!
- Я передумал. Я больше не хочу быть безголовым лебедем.
- Дурак… - она легонько ударила его по плечу.
- Почему он меня побил? Что я такого сказал, а?
Оксана покачала головой. Давным-давно она вычитала афоризм: «Девушки, не влюбляйтесь в долбоёбов!», - и только теперь поняла его истинное значение.
- Ксюша, а ты меня любишь, а? Только честно. Умирающим не врут.
- Пошёл ты в жопу…
- Как ты сказала?
- Я сказала, пошёл в жопу!
Он снова улыбнулся.
- Дурак... господи, какой дурак… Давай руку…
Он подал ей руку, и она помогла ему встать. Куртка Филиппа вся была в крови, а Оксане пришлось приобнять его – он не мог идти самостоятельно – и вскоре её полушубок окрасился красным. Она шла и плакала, а слёзы застывали на ветру.
Через арку они вышли к длинной неосвещённой аллее с украшенными к рождеству ёлками и Филипп, ступая в ногу с Оксаной, переводил взгляд с гирлянд на небо, любуясь, возможно, уже несуществующими небесными телами, а потом снова смотрел на верхушки ёлок, увенчанных настоящими, осязаемыми звёздами. Когда они вышли на длинную пустынную дорогу и зашагали по тротуару к своему дому, прятавшемуся где-то за горизонтом, Филипп заметил, что начинает светлеть, и решил насладиться видом луны напоследок, но не смог её найти. Наверное, из-за гематом и алкоголя. Тогда он спросил у Оксаны: «Слушай, Ксюша, в какой стороне луна?».
Оксана выбилась из сил и едва переставляла ноги. Она больше не могла тащить на себе Филиппа, и с каждой секундой ненавидела его всё сильнее, и уже хотела послать его и пойти сама по себе, в стороне от него, и искала подходящие слова, ведь нельзя просто так было бросить его, окровавленного, в центре города перед самым рассветом, но этот вопрос про луну окончательно вывел её из себя, она выпустила его и схватила за грудки.
- Я тебя ненавижу, ненавижу. Тупой кретин и ублюдок. Лучше бы таксист тебя убил. Урод. Ты – урод. Урод.
- Знаешь, я тут кое-что понял, - Филипп, казалось, ничего не услышал. Он смотрел сквозь Оксану и говорил с таким видом, словно читает лекцию потанинским стипендиатам. – Звёзды, солнце и луна быстротечны, они когда-нибудь исчезнут и мы узнаем, даже если это произойдёт через сто лет. Они умрут, а мы будем жить. Не исчезнем вместе с ними. Потому что в каждом из нас есть и звёзды, и солнце, и луна, мы носим их с собой, здесь, - он указал дрожащим пальцем на сердце, а потом подвёл его к виску, - или здесь. Не важно где. Люди смертны, а жизнь бесконечна. Люди как идея неистребимы. Они несут в себе всю информацию о мире, целую Вселенную… ты понимаешь? Понимаешь меня? Ксюша?
Ксюша плакала. Она била его по груди и трясла головой, как невменяемая.
- Ну почему, почему ты не можешь быть нормальным, почему?!
- Луна исчезла, посмотри! Посмотри на небо! Её нет. А мы всё ещё есть. Есть звёзды, утром появится солнце, а луны нет, мы видим звёзды, но их, возможно, тоже нет, а мы тут, вот я, а вот ты, - он обнял Оксану и поцеловал в губы. Больше улыбки она любила только вкус его поцелуя. Она обмякла в его руках и на секунду потеряла сознание, но он смог удержать её. – Видишь, луны нет, а мы здесь, вот он я, а вот ты, там люди, и там, и там, а луны нет, это значит, что я прав. Я прав, понимаешь?!
- Филенька, - выдавила она.
- Мы должны сейчас же вернуться к Грише. Он же ничего не знает. И Маша, и Женя… и… и остальные! Они должны знать, должны, понимаешь?
- Понимаю, - сказала она.
Он улыбался. Его глаза искрились.
- Пошли, пошли скорее, - сказал он. – Они должны знать, должны…
- Только поцелуй меня сначала… пожалуйста, - прошептала она, и он поцеловал её.
- Я давно не чувствовал себя таким счастливым, Ксюшенька. Я никогда ещё не был таким счастливым. Пошли, скорее, они ведь ничего не знают, ну идем же… - он потянул её за руку, назад, к ёлкам с настоящими звёздами, к настоящим людям, к настоящей жизни, но она не шелохнулась. Оксана посмотрела на звёзды, на фиолетово-чернильное небо, на выползавшее из-за холмов солнце, наконец, на лиловую льдинку луны, таявшую в ладонях рассвета, и ударила Филиппа по лицу, вложив всю силу, всю обиду, всю свою ненависть, так, что ей самой стало больно. Он ничего не сказал. Просто развернулся и зашагал обратно к своим друзьям. Оксана достала сотовый и вызвала такси, на всякий случай по другому номеру. Забравшись в машину, она долго смотрела на таксиста, и он тоже смотрел на неё, ничего не говоря. Наконец он не выдержал.
- Куда едем?
- Скажите, а у вас внутри есть луна?
- Что?
- Ну, внутри. Где-нибудь здесь, - Оксана указала на грудь, а потом ткнула пальцем в висок. – Или вот тут?
Таксист достал сигарету из-за уха, вставил в рот, нажал на прикуриватель, дождался пока тот выпрыгнет и, словно забыв про сигарету, держа руль одной рукой и прикуриватель в другой, внимательно посмотрел на Оксану.
- Луна?
- Ну да.
Он стукнул подушечкой указательного пальца по виску, а затем коснулся ладонью сердца.
- Где-нибудь тут. Внутри?
- Ну да.
Таксист зажёг сигарету, вернул прикуриватель на место, выпустил клуб дыма и покачал головой.
- Ты больная, да?
Оксана не ответила. Она сложила руки на груди и откинулась на спинку сидения. Водитель молча курил, глядя на неё в зеркало заднего вида. Выбросив сигарету в окно, он развернулся и спросил, где она живет. Оксана назвала адрес и, пока они ехали, рисовала снеговиков на запотевшем стекле. Мир казался ей совершенным. Она вышла у своего подъезда, помахала отъезжающему таксисту, подошла к двери, улыбаясь так, словно ей открылась какая-то сакральная истина, набрала номер на домофоне и, опёршись о него руками, долго, мучительно, корчась от боли, блевала на полушубок. И лишь закончив, услышала встревоженный голос из динамика:
- Кто это? Алло?
- Мама, это я, - сказала Оксана. И дверь открылась.