Санитар приемного посмотрел вслед медикам, бегом уносящим по коридору носилки с потерявшей сознание женщиной. Он работал здесь уже не первый год и привык к смерти. Вот только к ЭТОМУ привыкнуть было невозможно. Врачи — не боги, и иногда бывает слишком поздно. Он повернулся к скамейке, на которой сидел, уронив голову на огромные жилистые ладони, человек в потертой кожаной куртке.
- Ты это, слышь, парень... Не переживай так. Ты все сделал правильно. Не твоя вина, что не успели.
- Кто? - послышался глухой голос. - Найти бы эту сволочь... Кто?
А до этого была ночь, и тяжелый МАЗ рвался сквозь нее на пределе своих механических сил, завывая изношенным мотором. Водитель молча вцепился в руль, стараясь не глядеть на окаменевшую женщину рядом, обнимающую крохотный сверток из одеял. Ребенок перестал дышать, когда до больницы было полтора километра...
* * *
Степан поднялся с дивана и, чуть пошатываясь, добрел до стола, где одиноко поблескивала початая бутылка водки. Припав к горлышку, он сделал трудный глоток — водка уже не лезла внутрь, плескалась где-то в пищеводе.
- Плачет. - громко пожаловался он в пространство. - Плачет и плачет. И плачет, и плачет...
Ответить было некому — жена, напуганная его припадками, еще вчера ушла к матери вместе с дочкой.
Среди водителей автобазы «Дальтранса» Степан слыл «правильным». От коллектива не отрывался, после зарплаты непременно принимал участие в общем «застолье», но, выпив стопку-другую, прощался и ехал домой. К жене — отдать заработанное. По пути он непременно покупал какую-нибудь безделушку супруге и шоколадку или кулек конфет дочери. Соседки завистливо охали — их мужиков приходилось буквально отлавливать после «получки», чтобы отнять хоть немного денег на хозяйство.
При этом Степан был отличным водителем, от работы не бегал, сверх нормы рейсы брал охотно, поэтому начальство постоянно ставило его в пример другим. Наверное, из-за этого его и не любили. А может быть — из-за его обособленности. Свой «супер» Степан ремонтировал всегда сам, но вот другим помогать не любил. «Машину надо в порядке содержать» - говорил он тем, кто пытался его укорять. - «Тогда и на помощь звать не понадобится».
На Трассе было пустынно ночной зимней порой. Редкие легковушки пролетали, не задерживаясь возле одинокой фигуры, закутанной в старое пальто. Фигура стояла возле обочины, изредка безнадежно поднимая руку. Степан заметил ее сразу и притормозил. «Если по пути — подброшу» - решил он. Рейс завершился, настроение было хорошим, и ему хотелось что-то сделать для других. Его «супер» мягко качнулся на рессорах, зашипели тормоза.
- Как хорошо, что вы остановились! - женщина лет 25, зябко кутающаяся в пальто, держала на руках ребенка, завернутого в одеяла. Ребенок заходился плачем. - Никто не останавливается, никто, а у меня ребенок умирает, его в больницу надо срочно, это тут, в Егорово!
- Куда? - Степан недоуменно поднял глаза: с ума она сошла, что-ли? Это же в сторону от Трассы верст двадцать, не меньше.
- В Егорово, в детскую больницу, да тут ближе и нет ничего. Помогите, пожалуйста.
Степан прикинул, как он будет ехать по разбитой районной трассе на своем чистом «мустанге», слушая непрекращающийся вой этого тряпичного кулька, и ему захотелось захлопнуть дверь. Но женщина намертво вцепилась в нее.
- Да ты пойми, я топливо спалю — кто мне его оплатит? - попытался он объяснить женщине.
- Я заплачу... Сколько надо? Вот у меня... - с этими словами мать начала рыться в карманах пальто. - Вот, пятьдесят рублей, шестьдесят. Только помогите! Он умрет!
- Чегоооо? Да ты смеешься? - Степан даже фыркнул от неожиданности. - Автобус жди с такими деньгами!
- Пожалуйста, пожалуйста, все что хотите, только...
Не слушая больше женщину, он оттолкнул ее, захлопнул дверь и вдавил педаль акселератора. Мощный тягач взревел и пошел, быстро набирая ход, в тьму Трассы. Мимо остолбеневшей матери пронеслось белое полотнище с красной надписью «Дальтранс», мелькнули красные габаритные огни, и машина скрылась в ночи.
Трасса уснула. Ни единого автомобиля более не проносилось по ней. Глухая ночь не прорезалась ни единым огоньком, лишь где-то на горизонте сияло ожерелье городских фонарей. До него было так близко и так невозможно далеко. Ребенок уже не кричал. Он тяжело всхлипывал на руках у женщины, которая брела вдоль дороги. Когда за спиной вновь послышался шум мотора, она вяло, ни на что уже не надеясь, взмахнула рукой. На скрип тормозов она обернулась. Старенький автокран с темно-зеленой кабиной остановился рядом, и молодой водитель распахнул дверцу.
* * *
- Здорово, что ли. - Степан вошел на проходную, помахивая сумкой. - Как дежурилось?
Вахтер Кирилл Петрович как-то странно посмотрел на него и ничего не ответил. Недоуменно пожав плечами, Степан прошел мимо, направляясь к гаражам. В курилке, как обычно, заседали шофера, что-то обсуждали. При виде Степана они замолчали и потянулись к выходу. Ничего не понимая, Степан зашел в раздевалку. На столе стояла чайная чашка — его, Степана, чашка. Чашкой к столу был припечатан газетный лист. «Смерть на Трассе» - увидел он заголовок. Небольшая фотография улыбающегося пухлощекого малыша. Черный траур букв «Родился... - умер...» Внезапно он все понял и почувствовал, как в лицо ему бросилась кровь. «Знают... Откуда? Как узнали? Там же никого не было.» - мысли замелькали чехардой.
Из «Дальтранса» Степан уволился через неделю. Его никто не трогал и никто не сказал ему ни слова. Вообще ни одного. Когда он появлялся на базе, его начинали вежливо обходить. Старые опытные «короли баранки» и молодые стажеры, увидев Степана, стыдливо опускали глаза и отходили в сторону. Пришлось, скрепя сердце, устроиться в строительный трест. Здесь заработки были поменьше, но вроде как никто не думал упрекать его тем поступком.
- Привет, Алексей. - Степан поздоровался с молодым водителем автокрана.
Как и все новички, парень получил самую изношенную машину, которую всеми силами старался поддерживать на ходу. Степан иногда помогал ему — не без умысла. Автокран очень мог пригодиться в скором времени — на даче назревала стройка.
- Ребенок плачет... - негромко ответил Алексей, не глядя на Степана, и отошел к своей машине.
- Что? - спросил Степан, чувствуя, как бледнеет.
- Ребенок. Плачет. - спокойно сказал Алексей, вытирая руки куском ветоши. - Послушай.
Помимо своей воли Степан прислушался и...
С тех пор плач младенца преследовал его везде и всегда. Он просыпался среди ночи и кричал, ругался страшными словами, пытаясь прогнать наваждение. Но едва он умолкал, как в тишине тут же раздавалось громкое хныканье. Стоило ему оказаться одному в кабине своего самосвала, как где-то в углу начинал заходиться криком ребенок. Он сходил в церковь, но не смог войти внутрь, лишь потоптавшись на пороге. Тогда Степан начал пить. До какого-то момента водка помогала ему — провалившись в беспамятство, он не слышал ничего вокруг, и целая толпа младенцев не смогла бы достучаться до его затуманенного сознания.
Потом водка перестала действовать. Хмель не брал его — отказывали руки и ноги, он тупо лежал на диване, не в силах подняться, и слушал плач младенца. Его уволили с работы — он стал пить еще крепче. Без толку. Апрельской ночью он шагнул из окна своей двухкомнатной квартиры на четвертом этаже, и воздух зашуршал вокруг него, но и сквозь этот жуткий шелест слышался проклятый плач! Затем был удар и тьма.
Первый закон Трассы знают все водители: не оставляй в беде никого. Этому учатся в первую очередь зеленые новички, устраиваясь на работу. Это вдыхают вместе с запахом солярки и машинного масла. Это — жизнь Трассы. Тех, кто бросает людей без помощи, Трасса не уважает. Таким нечего делать на дороге — ведь если ты не готов помочь другим, кто и когда поможет тебе? А еще Трасса очень не любит, когда умирают дети...
В полумраке больничной палаты, при тусклом свете дежурной лампочки, лежал человек в гипсовом корсете. Перелом позвоночника — это практически приговор. Сколько их впереди - лет полной неподвижности и мрака? Кому он такой нужен, жене? Изувеченный человеческий обломок...
В углу негромко, чтобы не потревожить больного, плакал младенец.