Через три часа мы встретимся. Не было ни одного дня, чтобы я не думал о тебе, хотя прошло двадцать лет.
Конечно, история моя безнадежна и так же сентиментальна, как и скучна. Слетела когда-то мне на плечо прелестная диковинная птица, но сейчас остались лишь немногие уцелевшие буквы в книге судеб. Да, и чёрт с ней с судьбой, пожелтели и истлели страницы, и прошлое - пусть останется в прошлом.
Вот ты идёшь ко мне, ты - прекрасна... я всегда знал, что ты должна снова быть со мной, пока не случилось так, что твой потускневший образ упорхнет, как пугливая, волшебная птица. И пусть ты властно держишь себя, но я же вижу, что ты не замыкаешься в себе, не отвергаешь, хотя и с некоторой холодностью в глазах. Ты тоже боишься, ты думаешь стоит ли этот удивительный миг невесомости в груди того безупречного мира, который ты выстроила вокруг себя.
Сейчас самое лучшее время, я не уставал учиться у женщин, и каждая оставляла мне что-то: жест, поцелуй, манеру расставаться, улыбку, и я не растратил себя - ты оценишь это вполне.
Сейчас мне трудно, я боюсь, вспоминаю, как в книге "Любовь во время чумы" Фермина Даса встретила, наконец, своего возлюбленного, ради которого чуть не погибла:
"Она повернула голову и увидела в двух пядях от своих глаз другие, льдистые глаза, мертвенно бледное лицо, окаменелые от страха губы, точно такие, какими она их увидела в первый раз, когда он оказался так же близко от нее, но в отличие от того раза ее сотрясла и оглушила не безмерная любовь, а бездонная пропасть разочарования. В единый краткий миг ей открылось, сколь велики ее заблуждение и обман, и она в ужасе спросила себя, как могла так яро и столько времени вынашивать в сердце подобную химеру. Она только и успела подумать: «Какой ничтожный, Боже мой!» Флорентино Ариса улыбнулся, хотел что то сказать, хотел пойти за нею, но она вычеркнула его из своей жизни одним мановением руки."
Да, женщины умеют вычёркивать из своей жизни.
Я боюсь, но постараюсь быть спокойным и терпеливым. Мы взрослые люди, нам нужно привыкнуть друг другу.
Она подошла ко мне, я улыбнулся, показал ей жестом на стул, но тут же потеряв голову, обнял её. Мне показалось, что волна подняла нас, а когда я провел рукой по её долгой и нервной спине - она вздрогнула всем телом, как от разряда тока.
Долго, долго, мы стояли и не могли говорить.
- Так не бывает, не бывает... - пробормотал я теребя и лаская её.
- Ты любишь меня... - удивлённо проговорила она.
Потом потекли однообразные дни, полные счастья. Я всё ждал, что произойдет нечто ужасное, не может же быть всё так хорошо. Мы любили друг друга, мы съездили в Исфахан, пока его не разбомбили добрые люди, валялись под Muddy Waters'а, делали вместе формы цигун, обедали и ужинали, я звонил ей просто так на работу, она делала вид, что сердится...
Боже мой, какая скукота! Я даже не знаю, как об этом можно писать, ерунда какая-то выходит. То ли дело несчастная любовь... я пользовался тогда привилегией извлекать хрупкие и вечно новые радости из боли, из катастрофы и неотвратимости...
Боже мой, какая скучиша! Я даже не представляю, как это можно читать.
А мне плевать, плевать, я - счастлив! Мы вместе!
Я банален! И меня тру-ля-ля она любит!