О том, что Алексей снова попал в больницу, Николай узнал от Ивана Васильевича. Это известие огорчило, ему и так пришлось выкручиваться, объясняя Ларе причину ссоры с другом. А ведь она не догадывалась, что он автор тех злосчастных статей. Не угрызения совести, а опасение, что Алексей мог догадаться, кем они написаны, беспокоило его. Он не доверял своему шефу, полагая, что тот не станет выгораживать его, Николая, если на весы будет положено благополучие дочери.
Николай давно никому не верил, и теперь ругал себя, что не удержался, привёл детали, по которым его можно было без труда вычислить. Он понимал, что его поступок недостойный, но не терять же расположения Ивана Васильевича из-за каких-то старых приятельских отношений. Впрочем, он давно посмеивался над другом, его принципами, прозвав Алешей Карамазовым. Николая сжигали ненависть и зависть.
Он испытывал эти выхолащивающие душу чувства ко всем, кто казался ему успешней, талантливей, ярче. Скрывать тяжкую ношу, что носил в душе, становилось всё трудней, иногда ему казалось, что она, дойдя до конечной стадии, взорвёт его изнутри. Началось это в молодости, наверное, в тот день,когда умер отец. До этого он жил с ощущением упоительной лёгкости бытия, которое сопровождало его, казалось, от рождения. Он не осознавал тогда, что есть другая жизнь, не столь благостная и счастливая. Мир вращался вокруг него - позднего, долгожданного ребёнка. Его внимания добивались взрослые, часто бывавшие у них дома.
Господи, как же он был наивен и глуп. Ему просто завидовали друзья, а он из кожи лез, чтобы доказать, что он свой. Какой всё-таки был дурак! Он знал цену той дружбе. Когда отец умер, не пережив потрясения при роспуске партии в 1991 году, приятелей будто волной смыло. Всё многочисленное окружение отца, крутившееся вокруг них в последние годы, тоже куда-то неожиданно исчезло, будто испарилось. При прощании они, прежде уверенные и самодовольные, держались кучкой, растерянно поглядывая друг на друга. После похорон никто не отозвался, не позвонил им с матерью.
Мысль о том, что рядом с ним тогда оставался только Алексей, неприятно беспокоила его. Николай почувствовал стеснение в груди. Не хотелось вспоминать те скорбные дни, но он не мог отогнать назойливые мысли, понимая, что сдал бывшего друга, к которому давно испытывал острое чувство зависти. Наверное, бесконечные упрёки матери, её заискиванье перед Алексеем, дружбу с которым в юности считала ненужной, привели к тому, что он постепенно охладел к приятелю.
Он не знал, когда на смену сердечной привязанности пришло это недоброе чувство, но был слишком хорошо воспитан, чтобы показать это. Они теперь не так часто, как прежде, встречались. Дома у друзей Николай бывать перестал, но встречи с Алексеем в уютном ресторанчике, с воспоминаниями и разговорами о литературе и жизни, еще случались и приносили радость обоим. Не с Иркой же и мамой обсуждать литературные новинки или собственные прозаические опыты. Обе считали, что в современной жизни эти увлечения нужно скрывать от нормальных людей, как душевный изъян.
У матери иногда проскальзывало неприкрытое раздражение, что от книжек вся дурь у него пошла, нет, чтобы как нормальные люди, делом заняться. Как она доставала его этими упрёками, особенно, когда ставила в пример Алексея. И женился - мол, удачно, и карьеру сделал, даром, что из села. Он вспомнил это и усмехнулся, можно подумать, что она Сорбонну окончила. Машинисткой у папы в райкоме комсомола начинала, потом отец заставил её поступить на заочное в педагогический.
И всё-таки не прошли даром эти разговоры. Нет-нет и мелькало в мыслях, что, в самом деле, слишком благоволила судьба Алексею. За что же с ним, Николаем, обошлась так несправедливо, поманив в начале жизни, отобрала всё в одночасье. Он с горечью вспоминал тот период жизни, казавшийся безоблачно-счастливым, когда пребывал в счастливой уверенности, что так будет всегда.
Самые яркие девочки на факультете относились к нему более чем благосклонно, только помани пальцем, они побегут наперегонки. Ещё бы, он выделялся из серой массы модной импортной одеждой, тщательно отобранной матерью в закрытом распределителе, машиной, подаренной отцом к 18-летию, хорошими манерами и показным равнодушием к женским прелестям.
Тогда он был захвачен бурным романом с Иркой, пришедшим на смену увлечению Ларисой. Николая поначалу волновала и притягивала недоступность Лары. Как ему хотелось покорить эту весёлую, державшую его на расстоянии, красавицу. А Ирина была совсем другой. Чувственная, темпераментная, она рано начала встречаться с юношами старше себя, потом неожиданно обратила внимание на него. Они не расставались, частенько уединяясь на родительской даче.
Его прежнее чувство к Ларисе стало казаться наивным детским увлечением, а связь с Ириной приобретала всё большую власть, подчиняя и захватывая его. Как он раньше не замечал её. Они жили в одном доме, встречались на семейных торжествах, родители дружили с молодости. Николай знал, что отец, поднимаясь по служебной лестнице, тянул за собой отца Ирины, но дистанцию с ним держал всегда.
Он видел, что родителям не нравится его роман с Ириной, которую они считали девицей опытной, дерзкой, отнюдь не в своего скромнягу - папочку. Николай замечал, как уверенная в себе девушка не стеснялась кокетничать в его присутствии с мужчинами, годившимися ей в отцы. Он посмеивался, считая, что она ломает комедию, стараясь вызвать в нём чувство ревности. Но,поймав однажды откровенный, оценивающий взгляд отца, почувствовал неприятный озноб.
Он понял, что недооценил подругу и ждать от неё можно любых сюрпризов. Потом был неприятный разговор дома. Николай в подробностях запомнил ту сцену. Он знал, что родителям хотелось бы видеть его с Ларисой, которая, по их мнению, сможет стать ему достойной парой. А Ирина настойчиво заводила разговор о свадьбе, пора уже, вон Ларка определилась, не надышится на своего Алешу. Николай не знал, как подступиться с этим к родителям, но отец опередил его.
В тот день он вернулся с работы раньше обычного, мрачный, чем-то взволнованный, от ужина отказался, попросив жену оставить их с сыном вдвоём. Николай почувствовал неладное. Отец прямо заявил, что не потерпит в доме его избранницу. Он был груб и откровенен как никогда:
- Открой глаза, придурок, эта мадам уже прошла Крым и Рим. Ты же безвольная мямля, у тебя характера нет. Она скрутит тебя и начнёт рога наставлять со второго дня замужества. Позора не оберешься. Ты совсем спятил, парень! Думать о ней забудь. Мне что, отца её приструнить. Так я живо отправлю его с семейством в колхоз, из которого вытащил на свою голову. Если еще раз мне доложат, что ты мотаешься с ней на дачу, не обижайся.
Николай настолько растерялся, что не посмел возразить отцу. Впрочем, тому не удалось привести свою угрозу в действие. Не до того ему было в последнее лето жизни. Зачем он опять возвращается в прошлое. Слишком болезненное занятие, но помимо воли снова вспоминал, как был потрясен, когда после похорон Ирина резко охладела к нему. Тогда, не в силах пережить предательства, он уехал к сестре отца. Прожил два года у тётки, не выдержал и вернулся.
Ирина встретила его неожиданно тепло, отношения возобновились. Но выходить замуж отказалась наотрез, заявив, что пока он не научится достойно обеспечивать семью, о серьёзных отношениях может забыть. И снова началась мучительная связь с бесконечными Иркиными романами, разрывами и возвращениями, с опустошавшей душу ревностью, глухой обидой, с желанием оборвать нелепые отношения и уехать.
Да, отец был прав. Ирина не церемонилась с ним. Вот и теперь, когда её роман с Иваном Васильевичем был в самом разгаре, она и не пыталась скрывать его, грубо поинтересовавшись у Николая, что он может ей дать, кроме скромной зарплаты, жалкий, бесхарактерный неудачник и маменькин сынок. Николай не пытался возражать, он и в самом деле до сих пор зависел от матери.
Он подумал о материнском бизнесе и поморщился. Как надоели её бесконечные переговоры по телефону, клиенты, вся эта муть под названием «сетевой маркетинг». Сначала он посмеивался над её успехами, раздраженно передразнивая «бриллиантового директора», но, когда она купила ему новую иномарку в обмен на обещание, что он «порвет с этой дрянью», подшучивать прекратил. Мать с её «липучей» заботой, как обронила однажды Ирка, тоже раздражала его, но деваться было некуда.
С любимой встречался тайком в квартире, приобретенной их нынешним шефом. Николай ловил скрытую усмешку во взгляде благодетеля, взявшего его на работу, и бледнел от бешенства и неудержимого желания избить этого молодящегося старикана. Ах, как он мысленно расправлялся с ним, как пренебрежительно отталкивал стоящего на коленях и о чём-то молившего его. Николай понимал, что Ирина держит его около себя, потому что привыкла, потому что кавалеры её с годами всё старше и старше, а он всё-таки ровесник.
Возможно, со временем она и согласится стать его женой. Однажды Ирина насмешливо протянула, что ей с «покладистой и мягкой цыпочкой очень удобно». Его передернуло при воспоминании о «цыпочке», эта стерва знала, как его задеть. Как он поносил её мысленно, с какой бы радостью отвязался от неё, но не мог забыть другую Ирку, страстную, дерзкую, умелую, привязавшую его ксебе накрепко неутолимой жаждой и страстью, которая не давала насыщения и лишала рассудка.
Она знала свою власть над ним и пользовалась этим. Он терпел. Любовь и ненависть к ней так тесно переплелись в его душе, что иногда он боялся себя, боялся, что натворит что-то страшное с ней и с собой, если не удержит дремавшее где-то в глубине тёмное, неистовое чувство, которое, казалось, только ожидало подходящего момента. Он сдерживался, но иногда в его глазах мелькало что-то, что заставляло Ирину съёживаться и замолкать.
Он спохватывался и становился прежним, мягким, покладистым, терпеливым. Только в мечтах он мог отомстить ей, заставить каяться, просить прощения. Он воочию видел, как отталкивает её руки и уходит навсегда, нет, не уходит, он заставляет её ползти за ним. Николай так живо представил это, что невольно улыбнулся. От приятных грёз оторвал звонок. Голос Ирины он поначалу не узнал. Сухо и жестко она сказала:
- Немедленно в машину и ко мне.
Николай растерялся, сегодня у неё намечалась встреча с Иваном Васильевичем. - А как же папик? – он знал, что её бесило, когда он называл его так. - Ты что, идиот. Я же сказала, быстро ко мне!
Неужели что-то с Алексеем. Нет, не хотелось бы. Николай подумал о рассказах, которыми тот искренне восхищался. Куда ему, прекраснодушному Алеше Карамазову, было догадаться, что писал их кто-то другой, не Николай. Он усмехнулся, вспомнив, как нашёл себе автора, когда понадобилось написать материал для газеты. Спившийся, потерявший работу бывший помощник первого секретаря обкома, как ни удивительно, не утратил способности писать талантливо, ярко, злободневно.
Николай платил ему, подкармливал, и тот выдавал время от времени подлинные шедевры, но публиковать их под своим именем заказчик не решался. Он давно никому не доверял. Да и ждать было недолго. Помощник тяжело болел, Николай знал, что долго тот не протянет, вот тогда – то и настанет час его триумфа. Он опубликует книгу и заставит их всех, поглядывавших на него свысока, считаться с ним. Посмотрим, что они запоют. Что-что, а Николай цену этой прозе знал. Нет уж, пусть Алеша доживёт до его звёздного часа. Он мчался по вечернему в огнях городу, не замечая его волнующей красоты.