Над городскими болотами туман.
Дождь был намедни, шелестел, шептал, а то вот как припустит, да как поскачет по стволам да по лужам, словно полоумная мышь, напугавшаяся рыжей Васькиной морды, зеленого глаза, да генеральских его усов...
От дождя трава растет. Вот вчера еще одна грязь да бурая жижа. А сегодня - ты поди откуда чего взялось! Зазеленело, закурчавилось, проросло тонкой зеленой шерсткой, волосками, усиками! Там-сям уже и сиреневый цвет безымянной скромной травинки распустился, помаргивает, словно стеснительная девчушка, прячась за крутой бок бабки-сосны.
Поднялась на ноги, вздохнула, подоткнула юбки шальная весна. И пошла, пошла боярыней, подбоченясь да посвистывая. С кочки на кочку с улочки на улочку! Навеселе чуть, разудалая да крепкая. Целый день гуляла, да хороводила, ветром носилась, да солнцем посмеивалась, свистела, шумела, да песней заливалась. А к вечеру заморилась. Упала под старой абрикосиной, вовсе уж пьяная, поорала котами невнятно, не то ругаясь, не то жалуясь, поворочалась с боку на бок...Туманом укуталась, босые ноги подобрала, вздохнула ветром разок, да и уснула...
Наутро на той абрикосине цветы будут. Первые в этом городе.