Жить - это интересно!

               
               
                Эти зарисовки о виденном или пережитом.
               

               


 

Я помню себя с раннего детства, не могу сказать  с какого возраста, вероятно, с 3-х лет, не поручусь за точность, быть может с каким-то плюсом-минусом.

Наша семья жила в городе Минусинске, что на Енисее. Это потом я нашел и город и реку на карте и понял, что это далеко- далеко в Сибири. А тогда я не знол ничего ни о Сибири, ни о расстояниях; но названия и города и реки помню всю жизнь, с самого пробуждения сознания. Когда вели меня на реку, говорили "на Енисей". Ручаюсь. А на карте сейчас вижу и рядом протекающую Тубу; не ее ли так величали? Или Минусинку, тоже рядом?

Помню обе квартиры в которых обитали.   
               
Первая в доме на углу улицы; путь к нашей двери вел через ворота. Однажды, после большого летнего дождя под воротами образовалась большая лужа с жирной черной грязью на дне, такой, как много лет позднее я видел в грязелечебнице. Я влез в эту грязь и, сгребая ее руками, пытался что-то построить. Но она расползалась. Никто меня не останавливал. Уж не знаю, то ли в воспитательных целях (сам поймет), то ли попросту никто не заметил.

По мере накопления "строительных" неудач мое разочарование этим занятием возрастало. И грязь перестала нравиться.

Мама отмыла меня. Ругала ли? Вполне возможно. Не помню. Но это и не столь важно сейчас. А важно другое: на всю жизнь я  сохранил приобретенное тогда отвращение к грязи. Мою руки. Часто. Чаще, чем необходимо.   

И этот дом располагался совсем недалеко от берега Енисея, минутах в пяти ходьбы - это, конечно, более поздняя оценка. Тогда я врядли мог что-то знать о минутах.

На этот берег в мое первое "сознательное" лето ходили купаться, мой первый опыт. Меня далеко не отпускали, пугали, что можно утонуть. (Яша, мой брат, сын моей мамы от первого брака, утонул. Это было раньше, еще не на моей памяти, мне рассказывали).

А я, когда понял, что значит утонуть, недоумевал: почему это, ведь у реки есть твердое дно, можно же по нему выйти?! Не знаю, как долго во мне сохранялось это недоумение. Но оно было.

На вторую квартиру переехали на широкую, видимо центральную, улицу - сам переезд в памяти не сохранился. Я в нем не участвовал. Чтобы не путался под ногами, могли отвести к кузине Лиле, старше меня на 8 лет. Помню широкое крыльцо и две комнаты. Электрическое освещение. Выключатель на патроне, как сейчас иногда на торшерах, а не на стене. Чтобы включить - выключить надо стать на стул.
               
Лето выдалось жаркое,хотя и короткое. Такие в Сибири случаются.

 Запомнилась большая стерлядь над крыльцом, отец повесил подвялить.  От жары стерляжий жир плавится и капает на подставленную тарелочку. На всю жизнь  сохранилось убеждение - стерлядь очень вкусная рыба, жаль, не часто встречалась, да и встречалась ли?   

И еще поездка в деревню  Коныгино. Она и сейчас существует. Я нашел ее на карте в Google. Примерно 20-25 километров от Минусинска по прямой. На снимке из космоса видны расчерченные сельхозугодья и зелень тайги со всех сторон. Ехали на грузовом  автомобиле. Я в кабине рядом с шофером. Проникает запах бензина. Он мне нравится; теперь у бензинов запах не такой, сказывается присутствие присадок..

Ехали долго. Тряска ли сказалась, или насыщение полюбившимися парами бензина, но меня вывернуло наизнанку. Однако, это не сказалось на моем нежном отношении к бензину в последующей жизни. Когда бак полный, мне всегда кажется, что машина идет легче. Правда здесь примешивается подсознательный страх остаться без топлива посреди пути. Как это случалось во время бензинового дефицита в СССР восьмидесятых годов. (Не ошибаюсь ли я с датировкой?)

А в Коныгино свежее парное молоко прямо из под коровы. Главная пища, повидимому, доступная по цене. Не ощущаю, чтобы надоело. И по сей день молоко среди моих предпочтений. Хотя оно в магазине совсем не такое...

И еще обилие коныгинских ягод. Точные названия не отложились. Вероятно, брусника, земляника... Много!

А мама, только она, питалась также еще и собачьим жиром. Тогда, конечно, я не знал. Об этом говорилось позже.     У нее проявился туберкулез в открытой форме. И собачий жир был ее спасением (так говорилось в семье). В этот же сезон она побывала на курорте у озера Тагарское, здесь же, километров 15 от Минусинска.

Папа ездил туда на велосипеде проведывать ее  и однажды взял меня. В пути мы подкреплялись пшеничными лепешками. Они скрипели на зубах, лучше было жевать осторожно, не смыкая зубов. Это из-за песка. (Когда везли муку,  мешок прорвался и мука просыпалась на дорогу. Пришлось собрать).               

Прерву хронологическую последовательность рассказа, чтобы немного добавить о маме.

Мама полностью излечилась и прожила 100 лет, 1 месяц, 1 неделю и 1 день! Скончалась в 1990 году, 11 апреля.

Месяцев за пять до ее кончины я вызвал к ней врача. (Нужна была справка для получения спецпитания в те тяжелые времена, когда совсем опустели полки продуктовых магазинов). Она отвечала на распросы и не жаловалась. Только спросила: "Доктор, почему я так долго не умираю?"

30 марта 1990года в дом постучались агитаторы с избирательного участка по выборам в Верховный Совет Украины. Произошел диалог:
- Бабушка, вы будете голосовать?
-А как же без меня?
Она уже почти ничего не видела. Бюллетень прочитать не могла. Ее попросили изъявить волю избирателя:
-Кто вам лучше,  директор или слесарь?
-Директор, конечно.
Таким оказался ее выбор. Маме оставалось прожить еще 11 дней. 

Она умирала на руках моей жены Ирины. (Я в неоплатном долгу перед женой. Она прекратила работу и занималась уходом долгое время. Это был не легкий труд. Мне было легче - я отдавал свое время моим студентам).

Продолжу из детства.

Потом дело пошло к зиме. Видимо, я подрос. Заговорили о том, что мне нужно сшить новое пальто, а старое продать соседу Леньке, младше меня. Я требовал, чтобы за сто рублей. Очень огорчился позднее, когда узнал размер действительно вырученной суммы - много меньше. Что-то уже понимал в числах.

Жили бедно. Постоянно шли разговоры, что за сколько, сколько не хватает и т. п.. Локаторы срабатывали, хоть это меня не касалось.

На этой же улице был большой магазин и в нем игрушки. Приставал к родителям, чтобы купили мне почему-то сбрую.  И не имел понятия, что это такое. Слово понравилось. Не купили. Прошло, отстал.

Пришла зима, холодно.

Пришел с родителями в гости в семью Лили, ее мама сестра моей. Одет по зимнему. Заигрался, отвлекся и вдруг вспомнил, что мне надо... пытаюсь и через сорок зимних одежек не могу найти и достать. Закричал "мама!"

Мама меня почему-то знала раньше, чем я сам себя. Сразу поняла в чем дело. Но пока добегала  я сумел справиться с проблемой поиска и извлечения самостоятельно.

И, чтобы ее остановить и успокоить закричал: "Нашел! Нашел! Нашел!" Это стало притчей в семье. Если что-то нужное искали и находили, повторяли эту репризу.

Зимний пейзаж в Минусинске это снега, снега и снега. Горы снега, ослепительно белого, сверкающего на солнце. Скованный льдом Енисей и раздолье для ребятишек с санками или коньками - снегурочками, как-то привязнными к валенкам.

(О ботинках речи не могло быть, ноги отмерзнут, хотя вряд ли нас мелюзгу выпускали на большие морозы. Да и не знаю были ли бы ботинки по карману в те времена. Нет, не были бы!)               
Там я и приобрел свой первый конькобежный опыт. Спортсменом - рекордсменом не стал, но опыт пригодился, на коньках стою уверенно.

Через много лет вывел жену на каток - уж очень ей хотелось научиться. Держал ее как мог, не давал упасть. Что-то получалось, раскраснелась, развеселилась. Стала еще привкекательней и красивей.            

Она в то время была молодой учительницей. Ученики ее любили. Заметили на катке. Потом в школе появился фольклор: "А ты видел(а), как наша Иринушка таскала своего мужа по катку?"

Удачно получилось. Способствовал росту авторитета жены. От меня не убыло, а семье прибыль, хоть и не материального свойства!  А авторитет это штука ценная, за деньги его не купишь

И еще одно детское зимнее воспоминание.

Мы, детишки, видя эти горы снега, были убеждены, что вообще все на чем мы стоим, как ни копай на любую глубину - ведь мы и копали - все это будет только снег.

Но в какой-то момент я заподозрил (насколько помню, один среди всей честной компании), что все-таки и земля под снегом есть, должна быть.

И предложил: давайте еще покопаем и сделаем  "земляной уголок", так я это назвал. Но коллектив меня не поддержал. Идея не овладела массами.

Я остался один. Копать одному - не дело.

И идея погибла.               

Где-то в подкорке этот опыт с гибелью идеи сохранился навсегда. Не сожалею.               

Груз не был лишним!

Пришла весна и отец собрался уезжать на Украину. План был такой. Он едет, устраивается, потом вызывает нас. Мы - это мама и я со старшим братом Борей.  В Минусинске железной дороги не было. Надо было сначала добраться до Абакана, а там поезд. Папа уезжал на конной открытой пролетке по льду Тубы. Тепло, уже лед тает, бегут ручейки. Мы стояли и смотрели вслед пока он был виден. За прочность льда не опасались. Там он крепкий и сохраняется долго. Помнится, почти до лета. Может ошибаюсь?  Видел сибирский ледоход, но впечатление перекрыто  виденными позже ледоходами на других реках. Жаль.

А потом долгие месяцы ожидания писем. Мама говорила, явно не веря себе, наверное, он нас бросил. Я отвечал: "пусть бросил, но пусть напишет" - (тоже семейная легенда) - я любил отца. Любил прибегать к нему по утрам в постель. Он умел как-то лихо меня переворачивать, мы смеялись, баловались. А в  другое время он всегда был занят. Днем на работе, вечером и в выходные выполнял заказы. Он хорошо шил. Научился еще в ранней молодости. Этим и содержал семью, как успевал.

Как случилось ему и маме оказаться в Минусинске, далеко в Сибири, не знаю. В доме это не обсуждалось. Быть может тема была тяжелой и потому запретной. Или наоборот для старших все само собой разумелось. Спросить их уже не могу и не знаю почему не спросил раньше.

О тех временах теперь известно много тяжелого. Кого-о ссылали. Кто-то сам сбегал от голода, от разбоя войн... Все могло быть.
К тому времени, что относится к зарожднию моего сознания, видимо и в Сибири родители успели  хлебнуть тоже достаточно.

Помню, как праздник воспринималась вылазка на базар. По зимнему укатанному на дороге снегу в валенках. Сибирский мороз без ветра  даже мне, еще совсем тогда малышу, не был помехой. По пути рысцой  обгоняют конные сани, никаких колесных конных экипажей нет в помине, как и автомобилей.
Торговые ряды - сани, сани, сани. Лошади выпряжены. Стоят позади саней, с намордными торбами сена, овса, жуют, хрустят.

Из того, что покупалось  врезалось в память замороженное молоко. Белые цилиндрические брикеты по виду похожие на тепершние сливочные торты.
Растопленное, оно было жирным и необыкновенно вкусным. Особенно со свежим горячим еще хлебом - его выпекали дома в большой русской печи. Никогда за всю последующую жизнь я больше не пробовал  подобного! Или тогда не был достаточно сыт?

Папа работал в каком-то до сих пор для меня таинственном ЗВК.  Там периодически выдавали паек. Продуктовый. Что именно, в деталях не могу припомнить. Зато сохранилось, что два раза подряд, может быть больше, не оказалось в пайке фасоли, а когда-то была. И я "выдал" еще одну семейную притчу: "Сволочи, фасоли не дают!" (В моем тогдашнем исполнении фасоль звучала, как "квасоль"). Стало быть, фасоль была желанным, не часто приходящим гостем...

И еще, слово "сволочи" из этой репризы, видимо в доме слышалось. Кого-то ругали. Подзреваю, что какое-то начальство. Из уст еще несмышленыша прозвучало смешно. Потому запомнилось. И повторялось в семье при любой встрече со "сволочизмом".

На Украине в городе Славянске, что ныне в Донецкой, а тогда в Сталинской области, к тому времени собрались на жительство несколько сестер и братьев мамы. Стали приглашать. Жить вдали от родных за тридевять земель в Сибири было тоскливо (это теперь я реконструирую возможный ход мыслей и событий). И родители рискнули на перезд - ответственное решение по тем временам.

"Едем на Украину", звучало в доме, в разговорах с соседями, друзьями. Я тоже повторял эту формулу, где случалось. Хоть никакого понятия о предмете не имел. Не хочу "дофантазировать" сегодня.
Зачем пишу? Думаю, какие-то штрихи где-то пригодятся, как свидетельство давно прошедшего времени. 1934 год, весна - лето. От очевидца из первых рук. Иногда - участника,

Наконец письмо пришло. Папа известил, что нашел работу, снял квартиру ждет нас. Начались сборы. Распродавался наш нехитрый скарб, нужны были деньги на билеты. Да и не увезешь всего.
Мама сварила джем из каких-то ягод. Мне не терпелось полакомиться, но было строго сказано, это на дорогу. Я запомнил и терпеливо ждал.

В хлопотах время прошло быстро. И вот уже и мы добрались до Абакана, купили билеты, входим в вагон. Еще как-то рассовывается по полкам багаж, а я уже готов ехать и требую: "- мама, давай джем!" Этой репризой еще долго меня в семье допекали, много лет.   
               
В этом путешествии я узнал, что такое железная дорога. До того думал - дорога мощеная железом (в моем сознании это звучало, как оббитая железом) . Теперь увидел рельсы, вагоны, паровозы, дрезины, водокачки,,, Все интересно.

Только очень долго. Джем кончился раньше, чем дорога. Но других припасов хватило. Голода не помню, значит не было. Не знаю, быть может для мамы... Годы суровые, мы теперь знаем.

Наконец приехали. Началось знакомство с Украиной.

Началось с неприятия моего сибирского русского твердого "г", вместо мягкого украинского "гэ". Это я преодолел быстро и, уловив мелодику украинского, попытался сходу заговорить.

Мой первый опыт: слово "ребенок" вместо украинского "дытына" я выговорил как "рэбэнок." Чем плохо? Однако был осмеян.               

Моя мама, уроженка села Лютенька, Гадячского района, Полтавской области Украины  хорошо знала язык и могла быть наставником.

Она  живо и с теплотой всегда рассказывала о своем родном селе. А когда собирались ее братья и сестры и затягивали украинские песни!!!  Лихо, красиво, заслушаешься. Их было 12. И мама часто повторяла: "пропали 12 талантов".

Не подходящее для талантов время они пережили,  в том числе и погромы.               
Мой дед, мамин отец, был молочником. Мудрый был человек. Соседи в селе его уважали, приходили за советом. Когда погромщики пришли его громить, спросили - может окно тебе разбить? А то ж пан приказал.

Вот такие времена. А потом революция, гражданская война. И разлетелись таланты кто куда.
               
Помогла мама и улица и я все-таки по-украински заговорил! No problem!  Но русский попрежнему мой основной!

Папа работал на швейной фабрике гладильщиком. Я видел его там. Огромный гладильный стол, раскаленная печь и в ней тежеленные железные утюги. Хватает один, гладит какие-то матерчатые детали или целые пальто-штаны-платья. Потный от жары и напряжения. Потом задвигает этот утюг обратно в печь и хватает другой, раскаленный. И так всю рабочую смену. Участник стахановского движения.( Разве что кочегару у топки паровоза потяжелее.) Как это вам? Я бы не выдержал.

Однажды вечером родителей не было дома. Только мы с братом. Приходят к нам два крепких мужика и женщина. Называют имя отца и спрашивают здесь ли он живет. Да здесь. И женщина - председатель профкома швейной фабрики - дает команду заносить. Что? Столы, посуду, скамьи и  ящики с дорогими колбасами, сырами, рыбой, икрой, винами, водкой.

И это при том, что у нас в доме самая дешевая 6-рублевая колбаса  была редким лакомством (твердо помню цену, но не хватает эрудиции назвать современный аналог, быть может сегодня такую и не встретить при всем обильном выборе).

Сгрузили, поставили в одну линию столы в спальне и кухне насквозь через открытую между ними дверь, разбросали по столам посуду и исчезли. Сейчас бы мне кто-нибудь подобное рассказал - я бы ни за что не поверил! Но это в моей памяти прочно. И она меня пока не подводит.

Вернулись мама и папа и опешили от неожиданности. А мы их встретили тушем, исполненным акапела.               

На другой день столы накрыли; получилось обильно но, вероятно, не так уж изысканно красиво (красота сервировки была не так уж важна; долгие годы для очень многих было важно "что", а не "как"- разумеется, я не говорю об элите, где оба эти компонента существовали и существуют в гармонии.)

Пришли люди, много людей. Простые рабочие, служащие и уж, конечно, "верха" - административные (директора фабрики я знал в лицо), партийные - (как без них?), профсоюзные.

Горячо (под сорокаградусную) поздравили папу - он стал первым стахановцем фабрики с высшим процентом перевыполнения нормы выработки. Под эти горячие поздравления все выпили и съели (я свидетель и участник в полную меру сил и возможностей). Жаль, ничего не осталось. А событие осталось в памяти навсегда!

Важным для отца следствием его трудовых успехов стала командировка в город Харьков на курсы закройщиков индивидуального пошива одежды. С его начальным школьным образованием, надо думать, учеба не была простой.

Но он овладел новой профессией. Его выкройки мне всегда представлялись очень сложными, казалось, сложнее моих машиностроитеьных чертежей многие годы спустя. Детское впечатление! Его трудно разрушить. Да и не возникало такое желание.
Я и сейчас так считаю!

В своей новой ипостаси папа продолжал числиться в передовиках производства, оставался стахановцем. Первым ли не знаю. Может быть. Или кто-то другой занял это место. Но никогда больше не было слышно, чтобы по такому поводу устраивался пир, как тот, что я описал. В том числе и за мои около полусотни лет трудовой деятельности.

Еще одним немаловажным следствием отцовского повышения квалификации стало возрастание заработков,- другой разряд, другая тарифная ставка! (Люди сведующие не могут не почувствовать ироническое звучание "тарифной ставки" 30-х годов; мизер - поясню для остальных)

Зато существеннее стали заработки от частных заказов. Некоторые дамы приезжали даже на атомобилях! Служебных - ведь частных "волг-жигулей-москвичей" еще не существало. Директорши. Они и платить могли щедрее.

Однако, денег "на хозяйство" в доме больше не стало: родители начали "собирать"  на покупку дома. (Квартиры тогда не давали кому попало, разве, что элите.). Как помнится, уж очень их "доставала" квартирная хозяйка. Вот и тянулись.

Что-то собрали, сколько-то выручили от продажи "драгоценностей" ( слышал о часах), а большую часть одолжили по крохам у родственников и вскоре купили  дом, точнее, половину дома. Вторая половина стала собственностью Лилиной семьи, маминой сестры моей тети Фани с мужем дядей Гришей.

Наша половина - большая, нас четверо, их трое.

У нас две комнаты - примерно 8 и 12 квадратных метров, раза в полтора меньше, чем было на съемной квартире. Плита для отопления и кухонных будней служит и разделительной стеной между комнатами. Тесно. Задумали достраивать. Снова предстоят большие расходы. А еще и отдавать долги! Трудно, сложно.

Добавлю кое-что из эпизодов за пределами раннего возраста. Просто захотелось похвастаться

Стройку начали позже, года за три до войны. В доме постоянные разговоры о  мастерах и материалах. "Достать" кирпич, "достать" цемент, скобы, провода, выключатели, гвозди, стекло, доски... И я выдвинул свое первое в жизни техническое предложение.

Наш дом стоял во дворе за забором метрах в полутора.  Соседние дома фасадом выходили прямо на улицу. Подумалось, можно забор перед домом разобрать, пусть фасад тоже будет на улице, а доски использовать для строительства.   Это и стало моим предложением.  Отец  его одобрил!  Я был окрылен. Меня похвалили.  Но... не реализовали.

За долголетнюю инженерную практику мне довелось выдвигать много инженерных технических решений. Вероятно, были и неплохие, признанные изобретениями, патентовались даже за рубежом. И иногда меня хвалили. Но как высшую по достоинству похвалу, где-то в подсознании, носил ту первую, заслуженную на выходе из раннего детства.

К месту ли здесь сказать молодым родителям:  "Хвалите детей!?"

Еще папе в награду сделали в дом радиопроводку (редкость в те времена) и подарили репродуктор.
И это не была тарелка, как обычно показывают в кинофильмах времен войны или еще более ранних. Это была коробка, по виду напоминающая старый ламповый приемник. Спереди красивая шелковая панель, сзади картонная крышка. На проводе штепсель, на стене радиорезетка для него.  Ручка регулятора громкости. И все.

Я сидел, слушал передачи и было мне любпытно, где же там помещаются все участники, особенно, если это был радиоспектакль.Надо посмотреть и снять вопрос.

Проделал гвоздем дырку в задней стенке. заглянул и был разочарован... Современному малышу сложнее: где дырявить? Кто может разобраться? Шучу.

С пеленок окруженный всеми видами аудио-  и видеотехники сегоняшний малыш ко времени, что в силах орудовать гвоздем уже все знает.  Дырка ему не нужна. Романтика исчезла. Жаль? Не знаю. Что-то появилось другое. Что?

Радио слушали все, не только я. Удивлял меня папа. Чем бы он ни был занят - работал ли, отдыхал ли или обедал, если объявлялись последние известия, он прилипал к репродуктору.

А я недоумевал: ведь вчера они уже были последние  (воспринималось, как бы  в последний раз) почему же их передают снова  и снова папа их слушает? Зачем? Почему?

Спросил. Никто не стал объяснять. Не до меня в тот момент. Не переспрашивал. Носил в себе вопрос долго. Пока сам дошел до смысла.

А вот бытовая  деталь новой жизни - вода. Ее брали в колодце во дворе  в 15 - 20 шагах от крыльца, но она была соленоватой, не годилась для пищи и питья, только для стирки и помывки.

А за питьевой водой мама ходила за 2-3 километра (не могу оценить точнее) и приносила ее в двух ведрах на коромысле. Мама была хотя и молодой, но не крупной женщиной, к тому же успела перенести туберкулез, вылечилась, но...

Вода была на вес золота. Мы все это понимали.       И вот однажды уже у дома она споткнулась, упала и разлила оба ведра. Пришла в слезах от обиды, от тягот жизни, от всего, что нахлынуло в этот момент из пережитого раньше.

Ее первый муж во времена гражданской войны вез домой вымененные продукты, его сбросили с поезда, продукты забрали. Она рано осталась вдовой с маленьким сыном. И это только отдельные черточки из ее жизни.

Она была красива и жизнь била ее и за это по полной...  Не только за это  и не ее одну. Но от этого не легче.

Всердцах она вручила нам с братом по ведру и отправила за водой.Мне было около шести.Воду я принес. Сколько смог поднять и сколько не расплескалось по пути, все-таки 2-3 километра...

До сих пор, если случается передавить пальцы каким-то нагружением, наблюдая медленно уходящую вмятину, я вспоминаю этот эпизод.

Впервые испытал не детскую тяжесть жизни. Хотя это и была всего лишь вода. Полезный опыт. Не доступный современному малышу с водопроводом в кухне, в ванной, в туалете, у клумбы под окном...( или хотя бы даже в одном из этих мест).

Сказка и суровая быль, смотря кто разглядывает

Детство продолжалось и появились в нем две девочки-близняшки. Симпатичные, веселые. Подружки для детских игр в классики (хоть это и считается игрой девчачьей), догонялки,прятки.

Играли в ихнем более просторном дворе, забегали прятаться в сарай, где к задней стенке был прислонен наклонно стоящий черный гроб, заготовленный квартирной хозяйкой, высокой, костлявой, древней старухой. Мы ее боялись и убегали при появлении.  К гробу относились  с любопытством, без трепета, не очень понимая зачем он стоит.

Но понятие таинства смерти где-то в глубине уже присутствовало, явно без осознания ее роковой неизбежности .

В то время меня еще не занимали вопросы пола. Мальчики, девочки. Только и разницы, что чубчики и коски с                бантиками, да штанишки и платьица.

Говорят, девочки развиваются быстрее мальчиков. Вот и мои подружки, хоть и ...     младше меня, в какой-то момент дозрели для вопроса и стали приставать, чтобы я показал.

А я был мальчиком застенчивым, нивкакую не соглашался. Но они продолжали меня убеждать. Последним аргументом стало то, что они покажут тоже и их двое, а я один.

До меня дошло, что это выгодный бартер. Согласился. Все-таки сделка с прибылью!.

Не помню всей гаммы тогдашних чувств, но, зная себя, не буду убеждать, что любопытство не присутствовало.

Больше никогда мне не случалось такой удачи. В коммерции. Впрочем, не случилось и самой коммерции.

За познанием анатомических различий полов последовали сведения о взаимоотношениях, так
сказать, в механическом аспекте и, кажется, без экскурсов в таинства зачатия.

Об этом позаботилась улица, уже приятели мужского пола. Девочки об этом почему-то не заговаривали.

 Мне объясняли, что то самое мальчишечье отличие должно входить, втискиваться в девочкино. Было понятно, что конструктивно и механически это возможно и, кажется, даже любопытно, как проникновение в новую неизведанную среду, или как сейчас бы выразились, как полет в манящее своей близостью, но еще не освоенное космическое пространство, вот оно рядом, а какое оно?

Но это для особи мужского пола! А зачем это девочке? С какой стати она это позволит?

Ведь мальчишка может туда  н а п и с я т ь ?
Нет, никак не верится. Что-то здесь не так.

Чуть-чуть поколебала неверие демонстрация  резинового изделия в пакетике, с комментариями... Зачем то их в магазине продают?! Может быть и правда для этого?            

Не знаю, не помню на какой стадии  познания мира это неверие было сломлено; постепенно накопленное количество сведений перешло в качество осознания возможности факта.         И почти несомненной его привлекательности.

Девочки меня интересовали. И нравились. Не буду скрывать. Никто не поверит.

А вопрос, насколько "это самое" нужно девочке, допустит ли, не покидал долго.

Все вопросы, сомнения, утверждения, толкования появлялись априори в уличной мальчишечьей среде. Обсуждались, принимались или отвергались, возникали новые аспекты, гипотезы, соображения.

Долго бытовало суждение, что быть женщиной вообще  стыдно. Быть предметом удовлетворения мужского любопытства - это стыдно. Носить в себе тайну, о которой знают все - это стыдно. Попадаться на глаза мужчинам - стыдно. Пустить кого-то в свой космос - это стыдно. Просто показаться - стыдно.

При этом упускалось, что живут же девочки, женщины и не сгорают от стыда! Им нравится их привлекательность,- это прояснилось позже. А допускать, давать - это все равно стыдно.

По обрисованной взрослой реконструкции клубка детских чувств и мыслей трудно судить об их одномоментной совместимости во времени, эволюции, переплетении. Они существовали, решались и перерешались по мере накопления еще априорных детских знаний об окружающем сложном мире взрослых, просто старших.

Отслеживались, оценивались слышанные слова, обрывки фраз, фразы, движения, поступки... Формировался образ взрослого мира. И нет ощущения, что в этот процесс вмешивались сами взрослые, влияли, включали методы или средства просвещения.

Все бродило и переваривалoсь внутри уличного сообщества, в мозгах сверстников, постепенно. Мне и моей уличной банде повезло. Мы избежали взрослого цинизма, выросли чистыми мальчиками со способностью "краснеть удушливой волной слегка соприкоснувшись рукавами". (Это сегодня каждый желающий может черпать из Интернета советы как лучше сказать ребенку, тогда - нет. В лучшем случае тему обходили, в худших...).

Слово "стыдно" с возрастом стиралось само собой, заменялось другими - "обидно",  "больно", исходя из все еще детских представлений о женских страданиях, свойственных ее, женщины, ПОДлежащей роли в отношениях с мужчиной, раз уж это так неизбежно. О НАДлежащей роли не было никакого понятия.

Забегая далеко вперед, выходя за рамки детства и не претендуя на открытие, можно сказать - потребовалась любовь, взаимность, чтобы ощутить обоюдную радость;  нет стыда, боли, обиды - есть безграничное понимание общего дыхания, единства,  желания быть,  быть вместе, быть как можно ближе...

Нет вопросов "зачем?" и "стыдно ли?"

Появилось и появляется неиссякаемое множество других, простых и сложных, часто не находящих ответа. Женщина остается загадкой без разгадки. Даже та, что много лет рядом. И все и всегда, как в первый раз... Интересно!..


                БЫТЬ   МОЖЕТ  ПРОДОЛЖЕНИЕ  ПОСЛЕДУЕТ.........