Не разговаривай с зеркалом – оно может позвать…
Евгений Самойлов, младший брат Сергея Самойлова, должен был стать актером. Высокий чернявый парень, худенький и пластичный с выразительными серыми глазами на бледном лице был бы любимцем всех девчонок, если бы… Известный актер Сергей Юрский как-то в приватной беседе с Владимиром Абрамовичем Этушем – директором училища, которого вся страна знала, как «товарища Саахова из «Кавказской пленницы» сказал о Самойлове-младшем: "Экзальтированные тут у нас все, но все находят разрядку - через общение ли, через роли... Евгений же, будто накапливает напряжение... Дай Бог, дай Бог если это к перерождению в хорошем смысле приведет. Дай Бог... Боюсь я за его голову, Владимир Абрамович».
Юрский за голову Самойлова боялся не зря. Утром 30 октября 1982 года - это была обычная пятница и ничего необычного - Евгений, проснулся на своей койке в общежитии, перекинул через плечо полотенце, взял зубную щетку, пасту и бритвенный прибор с лезвиями "Нева" пошел по коридору к туалетной комнате. Светило яркое солнце, необычным было только оно в конце октября, светило оно, возможно, не надо всей Москвой, но над Хорошевским шоссе точно, сверкая в окнах общежитий и "щукинского" и "гнессинки".
В зеркале туалетной комнаты, когда Евгений уже помылся, почистил зубы и собирался бриться, он вдруг увидел за отображением себя совсем не то, что должно было отображаться позади него. Ведь позади него была пустая туалетная комната с сине-серым кафелем, а в зеркале за ним, за студентом Самойловым с намыленными щеками, отражалась станция метро "Баррикадная", или точнее не сама станция метро, а пятачок между станцией "Баррикадная" и "Улица 1905 года". Там в мельтешащей толпе стоял старик и смотрел в его зеркало. Женя видел, что у старика не шевелятся губы. Почти не шевелятся...
Но студент Самойлов услышал просьбу, которая прозвучала, как приказ: "Ты, Женя, только ты, должен сегодня до обеда прийти по адресу... Это очень важно. Для всех...". Последние слова он не мог вспомнить потом никогда. Он пытался вспомнить эти последние слова. Даже под гипнозом в больнице он выдавал пять шесть отличающихся версий. И отличались они порою слишком принципиально: 1) "Для всех (с кем ты в жизни будешь разговаривать); 2) "Для всех (кого ты в жизни коснешься) ; 3) "Для всех (кому передашь информацию-знание); 4)" Для всех (кто будет после тебя); 5) "Для всех (кто займется этим делом)... И даже был вариант "Для всех, кто оказался здесь, с нами...".
Там, перед зеркалом, Женя, конечно, оторопел. Через несколько мгновений все было, как прежде - так же отражалась кафельная плитка пустой туалетной комнаты. А в голове звучал адрес и "до обеда".
Самойлов нашел адрес быстро. Это была одна из улочек в центре Москвы совсем близко от его училища. Замызганный подъезд сталинского дома, литые стойки перил с эмблемами железнодорожных войск или что-то такое же железнодорожное. Квартира на первом этаже. Звонок. Шарканье за дверью. Тот самый старик. Без слов - проходи! - и приглашающий жест. Так Самойлов шагнул в безумие...
Старик говорил совсем мало, но почему-то запомнилось очень много. Его, этого похожего на тысячи других стариков, звали Фил. Это был очень пожилой человек, но по крепости и дерзкой жесткости в глазах он не совсем тянул на старика - скорее пожилой или хорошо поживший человек. Четкий внятный и спокойный голос. Голубые глаза с желтоватым ободками вокруг зрачков. Легкая седая небритость. Прическа военная - ничего лишнего, но не "бобрик". Фил... Как-то старик назвал себя полностью, что-то типа Феофилакт или Филарет, или Филофей... Нет, Евгений Самойлов и это вспомнить не смог. Фил - и все.
"Мы с подругой разбились у вас во времени в 1927 году. Была какая-то аномалия. Мы летели из 2223 года на холерную Волгу в 1883-й...Моя подружка хотела посмотреть и пообщаться со своим пращуром, врачом, умершим от холеры. Он даже не видел своего единственного сына, который на момент нашего там появления должен был находиться ещё в утробе матери.
Лицензию на полет мы не получили...По-вашему, это что-то вроде прав на вождение машины, но такие права выдаются на одну поездку. Более того - мы улетели без сопровождения инструктора... Считай, как в горы пошли без снаряжения и помощи... Технолог, который нас отправлял всё, вроде бы сделал правильно. Но мы знали, что рискуем сильно... Самое плохое, что нас не нашли наши поисковики. Обычно это происходит быстро - в течении двух-трех минут. Иногда - за секунды. Виолетту искать уже надо было только мертвую - я видел, как она умирала. И по моим подсчетам, она выпала из состояния где-то в районе 2046 года. Был барьер, который мы никак не могли преодолеть, а потом стали юзить вдоль этой плотности, и её от меня оторвало... Я видел, как она умерла. Мгновенно.
Я очнулся в квартире извозчика Пантелеймона Платоновича и домохозяйки Ефросиньи Семеновны в районе Охта, что в Петербурге....Ну да, ну да...Тогда уже Ленинграде. Они были приверженцами митрополита Иосифа, который выступил против послания патриарха Сергия. Это надо просто запомнить (написано в скобках). Возможно, это была единственная причина, почему они спасли меня, не выдали и держали в тайне. Я из их полуподвальной квартиры не выходил три с половиной года. А в первый год был очень обессиленный. Вставать я начал быстро, уже через неделю, но сил было ровно на пять-десять минут. Так по два раза в день я вставал и прогуливался, так больше месяца. Привыкал к языку. Думал, что привыкать придется к простоте, а оказалось ...привыкать пришлось к сущностям, которые язык означал, но мне они были совсем непонятны. Всякие эти "коммуны", "демонстрации" - я сказал, что это от слова "демон" и этим сразу им понравился...
На час ходьбы мне сил хватало только через три месяца. А на полдня - только через год... Но все не случайно. Это было время, когда я пытался вспомнить все об этом времени, чему плохо учили в школе, и что пришлось постигать через отрывочные разговоры в основном с Ефросиньей Семеновной. Эта сорокапятилетняя женщина имела два класса образования и была грешна страшным многословием и праздным любопытством. От того знала много всякой глупости и мелочи, но мне сейчас эта мелочь была кстати…
В гости к моим покровителям приходили хорошие люди, светлые. И митрополит Иосиф приезжал как-то рано-рано утром. Он хотел своими глазами увидеть меня и послушать. Видно, ему "чудо моё" не понравилось. Я понравился, а "чудо" нет... вот так. Он вздыхал и, в отличие от моих спасителей, ни разу не спросил о будущем. Ни разу. Хотя другие двое мужчин, которые с ним приходили, потихоньку спрашивали у меня: "а что будет с Россией?", "а сколько я проживу?", "уйдут ли Советы?". Я им ответил, что "Советов же нет... неужели вы не видите". Они так странно посмотрели на меня, а митрополит Иосиф, будто даже боялся, что я о будущем ляпну чего-нибудь. Я не ляпнул. Хоть мы и улетели, как шпана, без разрешения, но правила-то знали... Для затерявшихся в мирах существует инструкция - Закон: "Начинаешь говорить - начинаешь забывать. Начинаешь забывать - перестаешь видеть. Перестаешь видеть - не увидишь своего (или того, которого ищут в мирах)".
(Тут Женя Самойлов сделал большое отступление от рассказа и написал о том, что старик сказал ему. ТЕБЯ ИЩУТ В МИРАХ. Потому что ты, Самойлов, рас-троился, и будет опасность, которая уже произошла - ты получил в детстве письмо от Самойлова - от самого себя, ты пошел путем, сказанным самому себе от себя, а, значит, ты в себе несешь будущее, которое не принимает твое настоящее).
Дальше митрополит Иосиф вдруг сначала сказал так, будто не ему от меня, а мне от него надо было услышать о будущем: " Церковь Христова все так же будет стоять в России..." В моих глазах он увидел слово "так". А потом ещё одну фразу сказал он же "Сейчас времена испытаний, которые подвигом и мученичеством прейдут". На что я кивнул и сказал "самые-самые". Митрополит заплакал - глаза его сверкнули слезами, лоб сморщился и боль видна была в челе его. А слезы в глазах же и высохли. Было все это 25 сентября 1927 года. Отче перекрестил меня. Крестил прямо лицо, глаза крестил... "Крещеный?" - спросил. Я кивнул. Он ушел".
... Эти строчки-воспоминания о беседе со стариком Филом в таинственной квартире будет читать через 13 лет после сумасшествия Жени жена старшего брата Самойлова Наташа Радостева. Будет читать, плакать и "рвать на себе волосы" из-за покаяния, от чудовищного открытия - какие же мы страшные люди даже по отношению к своим близким, если 13 лет не удосужились просто заглянуть в самое ближайшее окружение родственника, сошедшего с ума, чтоб понять его мир, природу его "Я".
"...Потом старик рассказал мне и показал автографы многих известных ныне людей - Бродского, Григория Бакланова, Кушнера, Левитанского, ... И неизвестных мне - Алферова, Пелермана...он сказал, что это будут очень известные люди. А с мальчиком Григорием Пелерманом он даже фотографию показал. И он извинялся - говорил, что, к сожалению, в школе 2210-х годов он не специализировался на нашей эпохе, и что вообще ключевой эпохой, где все ключевые ошибки, где все повороты были проворонены русской национальной мыслью - это 1848-1883 годы...Он говорил, что там ещё многое можно было бы исправить, но ... ("не важно" - написал Е.Самойлов - "тут целая техническая философия. Все равно перевру. Не помню точно"). "Вашу эпоху проходили обязательно только потому, что она считалась и считается самой опасной, загадочной, продолжающей действовать, как приглушенный реактор". Старик тут сказал про какой-то реактор, который взорвется на Украине и тоже не сможет быть заглушен. "Поэтому, - говорил Фил, - Писателей и исторических лиц я из вашего периода запомнил мало. Шатался в Питере в 40-50-е годы по редакциям журналов... Мне показалось тогда, что я могу умереть, а мне хотелось оставить доказательства, что я знаю наперед тех, кто станет известным, что произойдет... Но память мою тоже стерло - говорить-то приходилось, а Закон работал : "Начинаешь говорить - начинаешь забывать...". Ну вот - шатался я по всяким сборищам и собирал автографы - где-то ошибся, конечно, фамилии похожие были или ещё что-то не так вспомнил...В общем, вместе с доказательствами набрал я и ошибки. Но доказательства все-таки собрал…
…Далее было немного сентиментальных отступлений, как старика, так и самого Жени Самойлова. «Немного» - это страниц пятнадцать, где и Женя, и старик впадают то в патриотическую патетику, то меланхолическое осмысление «бессмысленности жизни». Правда, надо отметить, что настроение это совсем не суицидальное. У Жени там замечательная строчка: «Если жизнь бессмысленна, то зачем прикладывать усилия к самоубийству – это ведь ещё бессмысленнее»…
…Откуда я, Георгий Бекетов, все это знаю? Про дневник, про Радостеву? Это все та комната-кабинет и те четыре дня, когда полковник Сурненко зачитывал нам и про нас… Радостева Наташа, помнится, побелела, когда Сурненко резко перешел к той части дневника Евгения Самойлова, где начиналось не пересказанное чудо, а само чудо с Самойловым, проверенное и перепроверенное в архивах и… Впрочем, по порядку.
« Пока Фил все рассказывал мне, я, конечно, пережил разные состояния – сначала недоверия, потом было подозрение, что дед гипнотизер (но я ведь контролировал ситуацию, даже щипал себя за руку), потом он стал утомлять какой-то монотонностью и сказочностью вообще всего-превсего. Знаете, когда зацепиться не за что из своего собственного знания, тогда все фамилии и имена кажутся игрой. Я, например, слышал и читал Бродского, но совсем не читал и не знал Григория Бакланова, а как относится к Алферову и Пелерману…Так можно пальцем в небо натыкать, фамилий надергать – я-то не могу соотнести их с тем, что знаю. От растерянности я стал пропускать мимо ушей речь Фила и впервые оглядел кухоньку, в которой мы сидели… Запыленные окна со следами лент крест-накрест, на стеклах. Как это было во время войны. Так залепливали стекла, чтоб стекла не бились от взрывных волн и сотрясений стен. Сильный удар они выдержать, конечно, не могут, но отдаленные разрывы все-таки не добавляли работы стекольщикам. Радио – черная тарелка! Ну совсем, как во время войны. Солдатские кружки, подкопченные, с отбитой эмалью, залуженный тазик у стенки. Надо же – такую хламину и то не выбросил – бедно живет дед. И тут мимо окна проехали в старом-старом грузовике солдаты с шинелями вскатку, как в фильмах про войну показывают… Дед поймал, наверно, мой взгляд, посмотрел на часы с желтым циферблатом и включил радио… Я услышал, что сегодня 11 апреля 1944 года наши войска закрепились на левом берегу Днестра, а в освобожденной Одессе обнаружен архив и склады продовольствия наголову разбитых 6-й немецкой и 3-й румынской армии, а так же личный архив генерал-фельдмаршала Эрнста Клейста… Ещё радио сказало, что в Москве местами кратковременный дождь.
Старик бросил всего лишь фразу: "Это я себя иногда балую. Создаю зоны разных периодов. Ну и тебя ведь чем-то надо было удивить, чем-то доказать сразу и безповоротно... То, что ты видишь, всего лишь экран. Но он абсолютно реальный... Объяснить не смогу. Пользоваться умею, но объяснить не смогу. Ты ж, например, телевизором пользуешься, но как он работает сказать не можешь... Но знай - текст, который по радио звучит, придумал не я, а машина за окном настоящая... Теперь я не могу это делать чаще, чем за определенную единицу времени, что-то в моих возможностях остывает... Я этого не знаю. Но если зайдешь завтра, то попробуем создать, например, экран 30-х или 60-х годов... Экран не мертв, если я свистну в окно, то солдаты в машине мой свист услышат.
Это не технологии будущего. Все это знали даже в античной Греции. В прошлое могли путешествовать, а вот в будущее - это только немногие или те, кому из будущего помогали... Можно сравнить с тем, как люди научились плавать под водой, но взлетать в небо гораздо труднее. Причем, обрати внимание, насколько совсем иным кажется мир в тех - других сферах. Обрати внимание, что подводный мир осваивать начали странным образом синхронно с воздухоплаванием... Но нырять умеет с погружением на 2-3 минуты даже подросток, а лететь он не может даже десяти секунд. В воздухе, как и в будущем времени, человеческое сознание, а потом и тело научилось сначало держаться секунды, потом минуты, а потом уже держались там часы, и только совсем недавно погружение в подводных лодках и полеты на космических кораблях стали занимать месяцы... С временными пластами – также. Но все же ещё не годы. "Годы" сидят перед тобой... Я - корабль, слетевший с трассы и вышедший из управления и зоны поиска... (Примечание Самойлова - "Сделаю оговорку, что некоторую часть его слов я по-своему рассказываю. Тут помнится, Фил, мне немного технологии рассказывал. Но я-то был в шоке! А кто был бы не в шоке... Я даже не знаю, кому и как это все может пригодиться?").
Знаешь, почему не все пророчества сбываются? Потому что куча "пророков" думают, что видят будущее, а на самом деле видят гремучую смесь, не вычищеную, не отфильтрованную, не настроенную в одном временном пласте ... Увидь на экране телевизора пять каналов одновременно! Ну и что тогда наговорить можно? Ум бессилен, а язык без стержня Духа такого намелет, что тысячу лет разбираться будут... Придут лже-пророки. Потому что уже в вашем времени придумали кучу технологий, как создавать эти экраны . Причем и коллективные , и индивидуальные.... Ошо, Саи-баба и многие другие щедро раздают "порох" для человеческих мозгов. Мне мои старики в Питере рассказывали про одно пророчество, которое якобы даже великие святые повторили. Что на Армагеддоне погибшие против Антихриста будут падать не на землю, а грудью в Небо. И что эта последняя битва будет только с холодным оружием. Как в начале времен... Глупости. Люди будут падать в экран, а битва будет электронная. И касается это совсем-совсем не всех людей и племен Земли..."