Сегодня мне позвонила Ритка. Школьная, давняя, невозможная, сумасшедшая, лучшая, самая лучшая моя подруга, с которой мы сидели в старших классах за одной партой и расставались, кажется, только на сон…Мы так давно не виделись, что и сами не представляем, как давно мы не виделись.
Ритка, моя Ритка! Умница, начитанная и знавшая так много, что мне не нужно было энциклопедий, я просто спрашивала у Ритки. Ритка, которая знала ответ к задаче, когда я ещё только дочитывала её условие… Ритка, которая понимала математичку и физичку раньше, чем те успевали открыть рот. Ритка, которая совершенно серьёзно предложила мне «дёрнуть» с алгебры, потому что она взяла билеты на фильм «Председатель», и взяла их с большим трудом, и только на то время, когда у нас как раз алгебра… Ритка, которая стала проектировщицей железнодорожных мостов, и что у нас теперь общего - у проектировщицы железнодорожных мостов и обычной школьной «училки»? Но я радостно заорала в трубку, услышав её голос, и она заорала в ответ, и мы обе забыли, что мы уже, вот ужас-то, бабушки, и что рядом стоят и смотрят на нас, открыв от изумления рты, наши маленькие внуки…
Ритка сказала, что завтра она будет в Питере, только несколько часов, проездом, у неё командировка и она специально полетела через Питер, чтобы увидеть меня и уже утром она будет в Питере, а вечером у неё самолёт в другой город, куда она летит проверять свои мосты… И не смогу ли я к ней в Питер приехать. Cмогу ли я приехать?! Да я бы пошла и пешком, но к счастью, мы с Риткой живём в двадцать первом веке, и уже есть и автобусы, и электрички, и ходят они по чёткому расписанию.
Встать надо было рано, так рано я вставать не привыкла, совсем не привыкла, и с вечера я думала как бы мне встать, господи, как бы не проспать… На улице было ветрено и пасмурно, то и дело шёл дождь, и на завтра обещали такую же погоду, и дочь смотрела на меня с сомнением, и зять советовал надеть куртку с капюшоном, потому что зонт вывернет, непременно вывернет, и обещал разбудить, потому что он-то уж точно не проспит, ни за что.
Всю ночь я крутилась и включала настольную лампу и потом решила вовсе её не выключать, чем включать каждые четверть часа. Будильник прогремел неожиданно и громко. Выходит, я всё-таки уснула, и я нажала на его кнопку и прекратила этот гром на всю квартиру, чтобы никто не проснулся, но всё равно никто не проснулся, никто и не думал просыпаться, ни дочь, ни зять, который никогда не просыпает, ни тем более маленькая внучка…
За окном лил дождь, и я стала страшно жалеть себя, и один мой внутренний голос говорил: «Ну, и куда ты в такую погоду?», а другой: «Да ты что, с ума сошла, тебя ждёт Ритка!», и второй победил и напомнил, что уже нужно идти в эту темь, в эту непогодь, потому что в «конце тоннеля» всё-таки ждёт Ритка.
И пусть даже с неба падают камни, я всё равно пойду на эту электричку…
И я вышла в хлещущий по натянутому по самый нос капюшону, ливень, и ноги сразу утонули в луже и промокли, и ветер толкал меня в спину и гнал на встречу с Риткой.. Надо было вызвать такси, как я не сообразила вызвать такси, думала я, когда рядом проносились эти самые такси, обдавая меня потоком воды из луж, а в такси сидели сухие пассажиры и равнодушно смотрели на меня из своей сухости и комфорта.
В маленьком зале вокзала пахло сырой одеждой и туалетом, и все скамейки были заняты, так что, взяв билет, я осталась стоять в толпе таких же безместных пассажиров. Куда они все собрались в такую-то погоду, интересно… В вокзальном громкоговорителе что-то хрюкнуло, чавкнуло и гнусавый голос объявил, что прибывает электропоезд в противоположном направлении, и часть пассажиров всколыхнулась, заколготилась, подхватила свои сумки и рюкзаки и заструилась в единственную открытую по случаю непогоды дверь. И сразу стало просторнее, освободились сидячие места и я села, почувствовав, как промокла и замёрзла и как хочется спать, просто необыкновенно хочется спать. Я прикрыла глаза, и сразу рядом послышался шорох и шуршание. Приоткрыв глаза, я увидела сидящую справа от меня маленькую сухонькую старушку в огромном дождевике, платочке и больших резиновых сапогах.
И она была такой живописной, эта старушка, что спать я расхотела и стала смотреть на старушку. Не обращая ни на кого внимания, она перекладывала что-то из одной сумки в другую маленькими сухими пальцами и что-то беззвучно шептала про себя, может, пересчитывала свои вещи…Переложив всё, она, подумав, принялась перекладывать их обратно, задумываясь на секунду, и снова что-то перекладывая и шурша пакетами.
Я отвела глаза от старушки, потому что уже неловко было так в упор разглядывать её, но она и не замечала, что на неё кто-то смотрит. Напротив, на узкой деревянной скамье сидел парнишка с наушником в ухе и небольшой дорожной сумкой на коленях и тоже задумчиво смотрел на старушку. Наверно, и ему стало интересно, чем она там всё время шуршит и что перекладывает.
Время прихода электрички приближалось и, не дожидаясь гнусавого объявления, я вышла на улицу. Оказывается, дождь перестал идти, но ветер остался, и он был таким сильным, что я подумала, что меня может сдуть с платформы, а уж старушку с её пакетами и подавно…
Но ветер меня не сдул, и электричка пришла вовремя, и я даже заняла место у окна. Народу в вагоне было не очень много, и свободных мест хватало. Сидящий напротив мужчина, пристроив на полку свой рюкзак, привалился к вагонному окну и сразу уснул, только голова его клонилась всё ниже и ниже.
Мне предстояло ехать больше двух часов, и я тоже решила вздремнуть, так как читать всё равно было темно. Слева от меня сидела молодая пара: девушка с короткой мальчишеской стрижкой и тёмными быстрыми глазами что-то обиженно говорила и говорила своему парню, а парень всё оправдывался и оправдывался. Парень был самый обычный, ничем не примечательный, но вот чем-то провинился перед ней.
Оправдывался он громко, и как только мой сосед спит под это его шумное оправдывание я понять не могла, но и уснуть тоже не получилось. Парень виновато оправдывался ещё пару остановок, а потом девушка схватила свою короткую курточку и быстро прошла в тамбур. Двери открылись и закрылись, и она осталась одна на пустой тёмной платформе, и в её быстрых глазах стояла растерянность… Наверное, она думала, что парень выйдет с ней или остановит её, но он только покрутил пальцем у виска и, вытянув ноги, открыл журнал и стал разгадывать кроссворд.
И я подумала, что быстроглазая девушка теперь никогда не выйдет замуж за этого парня, а может, он вовсе и не собирался жениться на этой девушке. Но парень вдруг положил журнал, посмотрел невидяще куда-то в пространство и вышел в тамбур курить, а когда вернулся, достал мобильник и стал набирать какой-то номер, но номер не отвечал, должно быть девушка отключила свой телефон, оставшись одна на пустой платформе… И он с досадой сунул телефон в карман, но разгадывать кроссворд передумал, а уставился задумчиво в окно и, наверное, он думал о девушке и продолжал с ней спорить, потому что его брови то сходились над переносицей, то расходились. А может, он просил прощения у темноглазой девушки, но не получал его и сердился на девушку и на себя…
Электричка подошла к платформе, на которой обычно садятся дачники, и в вагоне сразу стало шумно и тесно: дачники заходили с большими сумками в руках, рюкзаками за спиной, сумками на колёсиках, наверное, везли в Петербург свой урожай. К нашей скамейке со спящим и даже похрапывающим попутчиком подошёл пожилой мужчина с собачкой и спросил, свободно ли место. Место было свободно, и он, устроив свой огромный рюкзак, сел рядом со спящим пассажиром, а собачка поставила передние лапы на рюкзак и тихонько поскуливала, умоляюще глядя на хозяина. Породу собачки определить было трудно – была она небольшой, рыжая, маленькие ушки торчали домиком, а хвост завивался колечком. «Ну, сейчас, погоди», - сказал ей хозяин и вдруг обратился ко мне – не уступлю ли я место у окна его собачке.
Удивившись, я подвинулась, и он сел на моё место и постелил на колени какую-то подстилочку, и собачка сразу прыгнула на эту подстилочку и, встав на задние лапы, передние уперла в оконное стекло и стала внимательно смотреть в окно. «Любит - сказал её хозяин, - в окошко смотреть. Всегда просится и смотрит…» Собачка, как завороженная продолжала смотреть в окошко на мелькающие дома и деревья. Я протянула руку и погладила собачку. Она была тёплая и шелковистая, и в ответ на мою ласку собачка слегка повернула голову и скосила на меня глаза – мол, видишь, как я хорошо смотрю в окно? Я ещё раз погладила шелковую собачку и даже почесала ей за ухом, но собачка больше не повернулась, только слегка мотнула хвостиком, мол, не мешай, всё интересное пропущу…
Хозяин сказал, что собачка беспородная, он подобрал её на дачах в прошлом году, видно кто-то забыл или бросил, и она приходила к нему всякий раз в его приезд поесть и отоспаться в тепле. А однажды, когда он собрался ехать домой, она проводила его до самой платформы и, обернувшись, он увидел в её собачьих глазах столько тоски и отчаяния, что вернулся, схватил её подмышку и еле успел вскочить в последний вагон. И назвал он её Жулькой, потому что она очень хитрая и знает как выпросить то, что она задумала, но и очень ласковая, и любит ездить с ним на дачу, потому что в электричке можно смотреть в окно…
Жульке скоро надоело смотреть на деревья, и она повозилась немножко на коленях у хозяина и уснула, засунув нос ему под локоть.
А электричка всё шла и шла, и в вагон всё входили и входили новые люди, а «старые» выходили, но всё равно народу не убывало, а становилось даже больше, и вагон уже гудел, как потревоженный улей, гудел разговорами и смехом, и уже пошли контролёры проверять билеты, и уже поймали какого-то «зайца», и все сочувствовали этому «зайцу», что он так попался…
За окнами электрички заметно посветлело, тучи медленно уходили, и уже показался край неба, и робкий солнечный лучик, такой робкий, словно он выглянул из-за туч только для того, чтобы посмотреть, не идёт ли на земле дождь и, убедившись, что дождя нет, раздвинул тучи, словно шторки на окнах, и заиграл, заискрился на мокрой траве и листьях за окнами вагона…
Мы подъехали к станции Мга, и мой попутчик с собачкой Жулькой собрался выходить, они уже приехали. И он пожелал мне счастливо добраться, а Жулька ничего не пожелала. Она даже не посмотрела в мою сторону, а радостно побежала по проходу на выход, оглядываясь, идёт ли её хозяин. Спящий попутчик тоже проснулся и спросил хрипло: «Мга?», и я кивнула, а он снял свой тяжеленный рюкзак с полки и тоже стал пробираться к выходу.
На этой станции всегда выходило много людей, но многие и садились, поэтому в вагоне снова стало шумно, но разговаривали и смеялись уже другие люди. И я подумала, что вряд ли я когда-нибудь ещё раз встречусь с собачкой Жулькой и с её хозяином, и с тем спящим попутчиком тоже не встречусь никогда, и вот этих девушек, которые только что сели напротив, я вижу первый и единственный раз в жизни, и через час мы разойдёмся в разные стороны и никогда больше не увидим друг друга.
Девушки были молодые и модные и продолжали, видимо, начатый ещё на платформе разговор. И хотя я старалась их не слушать, и намеренно попыталась читать, всё равно мне скоро стало ясно, что говорят они о своей начальнице и говорят о её нарядах, её дочери, её даче и её машине. И стало ясно, что они не очень-то любят свою начальницу, и что им приятно обсуждать её наряды, её дочку и её дачу. Они вышли в Рыбацком, обдав напоследок меня пряным запахом дорогих духов и растворились, затерялись в толпе, спускающейся по лестнице с платформы в сторону Невы…
В вагоне стало пусто, почти все выходили в Рыбацком – там проходит линия метро и многие ехали только до метро.
Из соседнего вагона прошла группа молодых людей, они сели неподалёку и стали громко разговаривать, смеяться и подшучивать друг над другом, потом дружно снялись, как стайка птиц, и прошли в следующий вагон, чем-то наш вагон им не понравился…
А парень, девушка которого так обиделась на него, что выскочила на первой же попавшейся остановке, всё набирал и набирал чей-то номер на своём мобильном телефоне и, наконец, ему ответили, и он громко крикнул: «Юля», а потом понизил голос и что-то долго говорил своей Юле, и я подумала, что, наверное, девочка с мальчишеской стрижкой всё-таки выйдет за него замуж, а может быть он звонил уже совсем другой девушке, ведь я не знала как зовут темноглазую…
А электричка уже подходила к вокзалу и уже показались вокзальные постройки и немногочисленные люди в вагоне стали застёгивать свои куртки, поднимать свои сумки и продвигаться к выходу.
И, наконец, электричка подошла к платформе Московского вокзала, и я вышла на платформу. Светило такое яркое, такое радостное солнце, словно и оно предвкушало нашу встречу с Риткой, и я быстро пошла по платформе, обгоняя неспешных пассажиров, которые разом вышли из всех вагонов и теперь создавали огромную, цветастую, гомонящую толпу. И у каждого в этой толпе была своя цель, ради которой он приехал, ради которой поднялся рано-рано, шёл под проливным дождём по лужам и, наконец, увидел солнце…
И я шла так быстро, как только могла, пробираясь между разными людьми, теперь уже не объединенными одной целью – попасть в этот город, на этот вокзал, на эту платформу, потому что эта цель была ими достигнута.
Сейчас я войду в здание вокзала, и у памятника Петру меня будет ждать Ритка, и мы опять будем орать и тискать друг друга, и всматриваться в такое знакомое и уже незнакомое лицо и говорить, что «ты не изменилась», и знать, что изменилась и ещё как.
А потом мы будем сидеть в кафе и рассказывать друг другу всё-всё, что не уместилось в редких письмах, а потом пойдём гулять, может быть, в Летний сад или ещё куда-то, где немного народу, хотя где его здесь немного… Потом я провожу Ритку в аэропорт и снова поеду на вокзал и моя электричка придёт поздно, и дочь будет волноваться, и зять пойдёт меня встречать.
И мы будем пить чай на кухне, и я расскажу им всё про Ритку и её жизнь, ведь мы все так любим слушать про чужую жизнь …
И скоро вернётся из командировки мой муж, и я ему тоже расскажу про Ритку, и про собачку, и про девушку с быстрыми тёмными глазами, и про старушку в мужском дождевике с её пакетами…
А он расскажет мне про командировку и про тех, с кем он встретился в своей командировке, и мы будем долго-долго разговаривать про всё это, и про детей, и про нашу внучку, которая уже хорошо говорит: « сама», «пусти» и «играть», а всё остальноё ещё плохо, но обязательно будет говорить хорошо, и уже очень скоро начнёт рассказывать нам о своих делах и разных важных и не очень важных встречах, и у нас с ней тоже найдутся темы для долгих разговоров и неспешных рассказов…