Тэрус Рваная Щека гл13

Михаил Заскалько
ГЛАВА 13


Наступили однообразные тяжкие жаркие дни. Даже светило, казалось лениво, передвигалось по небосводу: кое-как доберётся до зенита и надолго задремлет, поливая землю зноем. Небо чистое, белёсое, точно новая холстина.

Уже четвёртый день шла страда. По народным приметам жара продержится ещё пару деньков, а потом ожидались проливные дожди.
Поэтому госы свирепствовали, звучно щёлкая плетьми:
- Живее! Шевелитесь дармоеды! Если не успеете, три шкуры с вас спустят! Живее!

Дышать нечем, пот градом со лба, но некогда утирать его: жать, вязать снопы, живее.
Во избежание теплового удара, работные напялили на головы подобия шляп наскоро сплетенные из травы, из лопуховых листьев.
То там то здесь в тенистом закутке заплачет ребёнок - и срывается мать, бежит сломя голову, сунет в ротик жёваный мякиш в тряпице и - назад. Ибо за спиной тотчас стервятником нависает гос:
- Живее!- и смачно плюётся арбузным семенем.

Жать да вязать. Не ропщут, издавна так было. Встанешь против Хозяина - высекут публично и продадут в Чаре раздельно с семьёй. Поэтому работали, стиснув зубы, с надеждой: уберут вовремя хлеб, Жулаг подобреет, даст зерна на зиму, снимет долги с тех, у кого имелась коза, уменьшит оброзу*.
оброза*- вид налога, подати за пастьбу личного скота на хозяйской земле
Работают молча - не до разговоров. Даже птицы молчат в такой зной.

Тэрус в паре с Лунком. Его приставили для погрузки снопов, а Тэрус должен был только управлять лошадьми и следить за погрузкой. Но с самого начала у них пошло не как у других пар: во-первых, лошади понимали Тэруса с полуслова, и  не нужно было особо управлять, во-вторых, Тэрус сразу же включился в погрузку снопов.

Лунк ни на секунду не забывал, кто есть на самом деле Рваная Щека, понимал, что Тэрус старается утвердить прежде сказанное: сейчас и здесь он не сын Богини, он равный. Больших усилий стоило бедняге Лунку подыгрывать. Чтобы хоть как-то снять утомляющее напряжение, он стал подражать, копировать движения Тэруса.
Рваная Щека снял рубаху, затем вновь сунул голову в ворот, но тут же откинул рубаху за спину, а рукава обвив вокруг головы, завязал на затылке - получился своеобразный головной убор с накидкой. Лунк сделал так же, отбросив в сторону травяную "шляпу". Вскоре он с удовольствием отметил разумность такого "убора": и голова под защитой, и плечи прикрыты, а во время движения рубаха треплется как на ветру, охлаждая спину.

Рваная Щека всё время улыбался и что-то бодрое насвистывал. Лунк тоже стал улыбаться и насвистывать, косясь с опаской на госов. Госы знали, что сотворил Тэрус в доме Жулага, знали, что жена управляющего распорядилась, чтобы к Тэрусу не цеплялись, давали послабление. Тогда Лунк был рядом с Тэрусом, но на его счёт вряд ли жена управляющего заикнулась. Тэруса не тронут за самовольства, а вот его, Лунка вполне могут огреть плетью. Пока госы бездействовали, точно не замечали несвойственное поведение кротов. Даже когда после второго рейса Тэрус доверил вожжи Лунку и тот, обомлев, принял их, и гружёная телега двинулась в сторону осета, госы пропустили мимо глаз самовольство Рваной Щеки. Определять, кто чем занимается, принадлежало лишь Жулагу и никто не вправе что-то менять. Да никто и не мыслил об этом, ибо ведал, чем грозит.

Рваная Щека открыто шёл против правил, да ещё и бодро насвистывал при этом. Работные напряглись в ожидании худого, посматривали на госов. А те, к общему удивлению, не пресекали самовольство. Выходит, сила слова жены управляющего выше слова самого Жулага? Но это же почти…как слово Хозяина. Ох, не к добру всё это, не к добру…

В короткие  минуты обеденного перерыва Лунк ложился под телегу, накрывал голову пучком травы и замирал. Тэрус же, хоть и выглядел уставшим, шёл к студенцу, смачивал голову и рубаху, умывался. Набрав воды в тыквенные сосуды, возвращался к телеге. Лунк к тому времени уже спал, провалившись в тяжкий тревожный сон. Тэрус окроплял водой лоснящие спины и бока лошадей, и они благодарно фыркали, тянули, облепленные мухами морды. Тэрус обмывал им закисшие глаза, поил, отгонял веткой мух и слепней.

Впереди выстроился отряд тугих снопов, а далее  безбрежное море золота. Жнецов не видать - припали к прохладной земле-матушке передохнуть, впитать её силушку, попутно изжевать чёрствую хлебную корку, сдобренную солью, запивая тощим кваском. И на мгновение забыться.

От навеса, где перекусывали госы, вновь раздаётся:
- Живее за работу! Кроты вонючие!
И гогочут, давясь арбузной мякотью, хлопают в воздухе плетьми.

Лунк вскакивает, как ошпаренный, мгновение -  и уже летит сноп в телегу. Тэрус ловит его, укладывает на дно. Второй ряд, третий. Лунк устал, его начинает покачивать. Тэрус спрыгивает на землю, Лунк взбирается на телегу.
-Не зевай!- кричит Тэрус, и сноп летит в Лунка.

Отвозит Лунк. Тэрусу присесть бы, передохнуть, но он идёт к жнецам на помощь: сносит скрученные снопы в одно место. И это самовольство госы оставляют без ответа.
Тэрус уже трижды поймал на себе взгляд знакомых васильковых глаз, ответил на улыбку. Отметил: запылали щёки девушки, усталость, точно пыль с косогора ветром сдуло, заблестели васильки нежной росной свежестью.

И вдруг как гром с ясного неба вспорхнула песня, в клочья разнесла тягостную тишину. Жнецы обомлели, в ужасе сжались тела: такого ещё не бывало, сейчас точно госы взбесятся, и достанется всем, только подставляй потные спины.
А песня росла, ширилась, рвалась ввысь. И опускалась волнами, проникала в сердца и души, прикладывалась к ноющим ранам. А то пронесётся прохладным ветерком над полем, смягчит жар, добавит силушку, выжмет очищающую слезу.

Выйду я на реченьку,
Погляжу на быструю-
Унеси моё ты горе,
Быстра реченька, с собой!

Нет! унесть с собой не можешь
Лютой горести моей,
Разве грусть мою умножишь,
Разве пищу дашь ты ей.

Красивый сочный с бархатцей голос Лаэры с каждой секундой крепчал, требовал поддержки, но не осмеливались подружки, как бывало на вечерницах, лишь с опаской поглядывали на госов.
А вот и они высыпали из-под тенистого навеса, защёлкали плетьми:
- Прекратить! Работать! Живее! Мерзкие кроты!

А песня вольно парит над полем:

За струёй струя катится
По склоненью твоему;
Мысль за мыслью так стремится
Всё к предмету одному.

Ноет сердце, занывает,
Страсть мучительну тая.
Кем страдаю, тот не знает,
Терпит что душа моя*.
------------------------------------------------
* Стихи Ю.А. Нелединского-Мелецкого(1752-1829)
------------------------------------------------

-Прекратить!- гос, размахивая плетью, летел к Лаэре.
Тэрус опередил его: юркнул со снопом перед ним, и будто бы запнулся, упал, метнув сноп под ноги госа. Рухнул тот как подкошенный, матерясь, попытался вскочить, но, застонав, вновь осел: ногу подвернул. Кинулись ему помогать дружки, попутно хлестнув Тэруса вдоль спины. Рубаха смягчила удар, на коже не осталось следа плети, но спину жгло, будто на мгновенье приложили раскалённый прут.

Смолкла песня, захлебнулась, сложив крылья, упала в несжатую ниву.
Увели под навес госа, скулящего и хромающего.
Жнецы, поникнув, вновь приступили к работе.
Тэрус морщась, вздрагивал всей спиной, а губы его шептали:
- Ничего, ничего, скоты, и на вас найдётся плеть…

Точно проникнув сочувствием к жнецам, небо понахмурилось, спрятав светило за серым пологом. И госы и жнецы с тревогой поглядывали в небо: пойдёт дождь или нет? Перерыв в жатве грозил неприятностями и тем и другим: одних обвинят, что не успели, стало быть, ленились, других - что плохо досматривали, не подгоняли, как следует.

Слишком быстро стало темнеть. Вскоре госы разрешили жнецам прекратить работу и разойтись по домам. Перевозчики же оставались до последнего, чтобы вывезти с поля все готовые снопы.

Тэрус и Лунк загружали очередную телегу, когда рядом с Тэрусом прошла Лаэра, стрельнула глазами, смутившись, опустила, прошептав:
- Спасибо тебе,…что плеть отвёл…
Тэрус не успел ничего ответить, как девушка уже догоняла мать. Догнав, на мгновенье полуобернулась, помахала рукой.

Лунк удивлённо замер, хмыкнув, проводил взглядом Лаэру.
- Что я пропустил, пока меня не было?
-Ничего интересного. Плеть, говорят, пролетела, госа уронила.
- И что?
-Ножку повредила. Бедняга, как же он теперь будет трудиться…

Лунк, ничего не поняв, глянул в сторону навеса, где госы суетились кучкой.
-Алё,- окликнул Тэрус.- Будем работать или ждать возвращения плети?
- Будем…работать,- смешался Лунк, хватанул сноп и понёс к телеге.
Вскоре серое полотно неба поредело, пропуская первые звёзды. Тэрус с Лунком как раз завершили погрузку. Вечерняя свежесть приятно холодила потные тела, бодрила, и лишь натруженные ноги да руки продолжали гудеть.

Только покинули поле, как справа раздался храп коня. Всадник и лошадь на поводу.
Лунк испуганно тронул за руку Тэруса.
- Спокойно, это не опасный дядя с плетью.
Всадник выехал на дорогу, поставил лошадь поперёк. Вторая лошадь осталась пастись на лугу.
Тэрус натянул поводья. Лунк вцепился в его плечо, забормотал что-то, видимо молитву.
- Это ко мне,- Тэрус передал поводья Лунку.- Поезжай, и выбрось всё дурное из головы. Ты ничего не видел. Хорошо?
- Д-да…
-Ну, и ладушки,- Тэрус соскочил на дорогу, направился к одинокой лошади.
Всадник тоже. Лунк гикнул, и телега затарахтела, распустив шлейф пыли.

-Привет, подружка,- Тэрус подошёл к лошади, погладил по морде, та, приветствуя, фыркнула, боднув в плечо.- Надо бы имя тебе дать. Хочешь, будешь Настёна? Знал я одну кобылку с таким именем, крепко дружили, нагловатая, правда, была, но как лошадь класс. Ржаные сухарики любила до жути. А вот мне, к сожалению, тебя нечем угостить…
Сзади подъехала Риска.