Я за пельмени все готов отдать

Николай Иванович Кирсанов
                Готов упасть я на колени, перед тем, кто выдумал пельмени.
                Кто же выдумал это удивительное, мое любимое блюдо – пельмени? Перед кем мне упасть на колени?
                Скорее всего, перед китайцами. Там, в поднебесной много кое-чего изобрели: и порох, и бумагу, и шелк, и пельмени. Говорят, что китайские пельмени и по сей день самые вкусные.
                Не знаю, китайских не приходилось пробовать, а вот уральских за свою жизнь съел, наверное, не меньше тонны и столько же слепил своими руками. Скажу без хвастовства: за полчаса я не напрягаясь могу слепить 100-120 штук, а если на скорость, то и все 150.
                И вот они пузатенькие с противня с бульканьем падают в кипящую воду. Дожидаемся, когда всплывут, еще немного подержим и выкладываем на тарелки. Сразу горячими есть не советую, можно обжечься соком. Потерпи, отойди в сторону, чтобы слюнки не пускать, дождись когда немного остынут и…начинай.
                Первый пельмень, пройдя приятную процедуру разжевывания и скользнув над языком и всеми его вкусовыми рецепторами, плюхается вниз – в желудок. Благодать! За ним второй, третий… и уже невозможно остановиться. А если еще с горчичкой  или с хреном! Многие предпочитают со сметаной, я – нет. Мне нравится с горчицей или с хреном, можно, на худой конец, с кетчупом. И еще я люблю пельмени с бульончиком, заправленным специями – вкуснятина!

                Вспоминаю разные забавные случаи, связанные с пельменями.
                Когда проходил службу в Германии (ГДР), пригласил как-то  в гости своего немецкого друга Хайнса с супругой. Долго с женой решали, чем бы таким необыкновенным угостить, чего у них нет. Остановились на пельменях. Мы даже не ожидали что они так понравятся нашим гостям. Хайнс наворачивал их с огромным аппетитом, не уставая хвалить и восторгаться. Правда, с горчицой вышел небольшой казус. Мои немецкие друзья думали, что наша горчица такая же слабенькая, как у них – они свою горчицу намазывают, как масло. Ну, ничего, прокашлялись, прочихались, просморкались – обошлось.
                Но это только начало истории. Через некоторое время Хайнс пригласил меня с женой к себе на день рождения и стеснительно, с извинениями попросил, чтобы мы в качестве подарка принесли немного пельменей и русской горчицы:
                «Моим гостям сюрприз будет» - сказал он, загадочно улыбаясь.
                Жена приготовила целую банку горчицы, я налепил штук 200 пельменей, прихватил бутылку «Столичной» и со всем этим добром заявились на день рожденья.

                У немцев любое застолье не обходилось тогда без русской водочки, любят они ее. Да кто ее не любит? Начинается застолье, как правило, не с водки, а с легкого вина, затем кушают, и только потом доходит очередь до русской водочки.
Своя водка в ГДР тогда, прямо скажем, была хреновенькая. Зато бутылки под водку были красивые – точная копия берлинской телевизионной башни.

                Немцы не так угощают, как русские. Они не навязывают гостю еду или выпивку, как у нас. Если сказал «не хочу», то больше тебе в тарелку не положат. Так же и со спиртным: накрыл рюмку ладонью – все, больше тебе не нальют. Ты может быть уже и пожалел, что отказался, но "поезд уже ушел", а просить снова как-то неудобно. Другое дело у нас. Только и слышишь: «Ты меня уважаешь? Тогда ешь и пей!» И хозяйка без устали подкладывает тебе в тарелку, а хозяин без устали наливает.

                Кто читал «Мертвые души» Гоголя, помнит, наверное, как Чичиков обедал у помещика Петуха.
                «Закуске последовал обед. Здесь добродушный хозяин сделался совершенным разбойником. Чуть замечал у кого один кусок, подкладывал ему тут же другой, приговаривая: «Без пары ни человек, ни птица не могут жить на свете». Съедал гость два – подваливал ему третий, приговаривая: «Что ж за число два? Бог любит троицу». Съедал гость три – он ему: «Где ж бывает телега о трех колесах? Кто ж строит избу о трех углах?» На четыре у него была опять поговорка, на пять – тоже.
                Чичиков съел чего-то чуть ли не двенадцать ломтей и думал: «Ну теперь ничего не приберет больше хозяин». Не тут-то было: хозяин, не говоря ни слова, положил ему на тарелку хребтовую часть теленка, жареного на вертеле, лучшую часть, какая ни была, с почками, да и какого теленка!
                - Два года воспитывал на молоке, - сказал хозяин, - ухаживал, как за сыном!
                - Не могу! - сказал Чичиков.
                - Да вы попробуйте, да потом скажите: не могу!
                - Не взойдет. Нет места.
                - Да ведь и в церкви не было места. Взошел городничий – нашлось. А ведь была такая давка, что и яблоку негде было упасть. Вы только попробуйте: этот кусок – тот же городничий.
                Попробовал Чичиков – действительно, кусок был вроде городничего. Нашлось ему место, а казалось ничего нельзя было поместить… А за ужином опять объелись».

                Вот так угощают по-русски. Но вернемся к немецкому застолью.
                На столе у них есть вроде бы все: и колбаска нарезанная так тонко, что просвечивает, и салатик и горячее, но все очень экономно. Я очень удивился, увидев на столе сырой мясной фарш, заправленный разными специями и селедку в молоке. Фарш они намазывают на хлеб и едят.
                Навязывать, как у нас, еду, и спиртное у них не принято. Не один раз побывав у немцев в гостях, я убедился, что культура застолья у них гораздо выше, чем у нас. Главный упор они делают не на то, чтобы ужраться и упиться, а хорошо и культурно отдохнуть и побеседовать. Время проходит быстро, весело и интересно.

                И вот, в самый разгар веселья на столе вдруг появляются наши уральские пельмени – горяченькие, пузатенькие, свернутые калачиком. Хозяйка разложила их, дымящихся паром, по тарелкам и поставила к ним нашу русскую горчицу.
                Ну, гости, естественно, думали, что наша горчица такая же по вкусу и крепости, как и у них – у них она чуть крепче повидла.
                Смотрю, гость, сидящий напротив меня, обильно намазывает пельмень горчицей, за ним другой - еще обильнее. Я с тревогой смотрю на друга Хайнса: предупредить бы надо товарищей? Но друг строгим взглядом дал понять, чтобы я помалкивал.               
                И вот пельмени, густо намазанные русской горчицей ушли в немецкий рот. «Ну, будет вам сейчас второй Сталинград» - с сочувствием подумал я и не ошибся.
                Вы видели, как летят искры из глаз? А я видел. Сначала искры, потом пламя, потом слезы из расширенных, объятых ужасом, глаз. Гости, махали ладонями, как веером, стараясь загнать в открытый рот как можно больше холодного воздуха, чтобы ослабить там невыносимое жжение. Все это сопровождалось жалобным, прерывистым мычанием, похожим на стон. Наконец, они сорвались со своих мест и устремились, обгоняя друг друга, в туалет.
                Хайнс, довольный, что шутка удалась, ржал, как жеребец.

                Ох, уж эти пельмени! Любимые мои и незаменимые!

Ночью, когда дрыхну я в постели,
Снятся мне не Веры и не Тани.
Вижу я тарелочку пельменей
С хреном, с уксусом, в сметане.

А напоследок вот что я скажу:
Я за пельмени голову сложу,
Я за пельмени все готов отдать...
Эх, все равно меня вам не понять!