Вечный огонь
Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы, как истории планет.
У каждой всё особое, своё,
И нет планет, похожих на неё…
…Я стою у Вечного огня, а строчки стихов Евгения Евтушенко сами всплывают в памяти. Нет, сегодня не Девятое мая. До этого светлого праздника ещё далеко, долго.
Я прихожу сюда не только по праздникам или памятным датам. Просто прихожу, когда хочу. Иногда не бываю подолгу, иногда бываю почти каждый день. Наверное, так люди приходят в Храм. По зову сердца, по велению души. Несмотря на погоду. В Храмах люди читают молитвы, ставят свечи. Я не знаю молитв. Так получилось. Но в этой берёзовой рощице, почти в центре нашего небольшого городка есть мой Храм – Мемориал Памяти павших.
Для меня это всегда событие. И настроиться надо по особому. Никакой суеты, никакой спешки… Сначала - купить цветы. Не какие-нибудь, а те, которые долго не замёрзнут, не завянут. Обычно я обхожу несколько цветочных киосков, пока найду то, что нужно. Чаще всего мне предлагают гвоздики. Они тоже разные – по настроению. Иногда это красные гвоздики, когда тревожно, тяжело на душе. Иногда белые – светлые, радостные. Иногда розовые – умиротворённые…
Потом надо пешком пройти почти через весь город и перейти широкую магистраль, связывающую наш городок с большими городами. Она открывается сразу, эта берёзовая рощица. Берёзки посадили после войны, ведь в войну здесь не осталось ни одного здания, ни одного деревца… Здесь шли тяжёлые, ожесточённые бои. Вот почему так много фамилий на стелах Мемориала, символизирующих приспущенные знамёна, на металлических плитах, большим кольцом опоясывающих Мемориал, на братских могилах по бокам берёзовой аллеи ведущей в него…
Я подхожу к Вечному огню. Я пришла. Я опять пришла к вам, пришла сказать вам спасибо, попросить прощения… Спасибо за то, что вы заслонили мою маму, моего отца. Спасибо, что вы дали мне возможность родиться и жить на свете, узнать и радость, и горе, что неизбежно в жизни. Простите за то, что вам пришлось это сделать. Простите, если мы до сих пор не нашли всех ваших родных, если они живут, не зная о вашей судьбе. Простите…
Я тихо шепчу свою «молитву» и верю, что они меня слышат. Где-то там, высоко-высоко над головой шумят кронами берёзы. « Мы слышим… Слышим…»
Пламя Вечного огня то взметается вверх, словно стараясь достичь самых вершин крон берёз, то низко кланяется лежащим в этой земле, то трепещет неровно и быстро.
Я обхожу по периметру весь комплекс Мемориала. Плиты, плиты… Фамилии. Русские, белорусские, украинские, татарские, армянские, азербайджанские… Их больше трёх тысяч, фамилий. Вот русская – Кузнецов И.М. Наверное, в маленьком питерском или тихом московском дворике родился, рос, жил в коммунальной квартире Кузнецов И. М. Иван? Игорь? Вот он школьник c потёртым, видавшим виды портфелем и фуражке с заломленным козырьком. Каким он был? Отличником, гордостью учителей? Или вечным троечником? Разве это теперь важно… Наверное, потом он работал на заводе, бегал на стадион болеть за любимую футбольную команду, был влюблён в бывшую одноклассницу. А может, он был студентом, будущим инженером или учителем? Может он, втайне от всех, писал стихи или сочинял музыку? Может, любил животных и подбирал брошенных котят и щенков? Кто знает…
Николаенко М.Н. Возможно, он жил на Украине. Чистенькая белёная хатка, красавица жена, ребятишки. Возможно, работал в совхозе, был комбайнёром или трактористом. Наверное, любил рыбалку и часто рыбачил вместе со старшим сыном. А может, любил лес, часто ходил за грибами и ягодами? Умел мастерить, и люди говорили о нём - «золотые руки». Или всё было не так?..
Гаджиев Р.К. Высокие горы, маленький аул, прозрачная вода бурной горной речки, чистый воздух, алые восходы солнца. Наверное, всё это сопровождало Гаджиева Р. К. с раннего детства и до… До войны. До той поры, пока не принесли повестку. Повестку на войну.
Какими они были? Добрыми и бесстрашными или … другими? Разве теперь это важно. Разве важно….
Разве родились они воинами, солдатами? Разве для этого рожали их матери, разве для этого тщательно и с любовью выбирали своим сыновьям звучные имена? Разве не радовались отцы рождению сына, наследника, продолжателя фамилии? Разве не хотел каждый из них жить, любить, радоваться восходам и закатам, трудиться, растить детей?
…Когда-то, в далёкие годы, наша учительница задала нам сочинение на тему «Что я знаю о войне». Тогда я написала, что знаю о войне всё. Юность склонна к максимализму.
Мой дед тоже не вернулся с войны. Хотя мог бы и не воевать, ему было уже много лет, и он плохо слышал. Но он пошёл. Пошёл добровольцем. Добровольцами брали всех. Потом был тяжело ранен. Так он написал из госпиталя. Потом было ещё одно письмо, что скоро будет дома. Его ждали. Но дома он не появился. Железнодорожные составы бомбили, на Кавказе пережили очень сильные бомбёжки. Особенно в 42-м году. Бомбили и Грозный, где тогда они жили - ведь там были нефтезаводы. Возможно, в один из составов, где ехал дед, и угодила бомба. Бабушка его всю жизнь ждала, искала. Ведь ни похоронки, ничего. Часть этих поисков досталась и мне. Но – никаких следов. Если было прямое попадание, следов не остаётся…
Прости меня, дед… Я никогда не видела тебя, но мне кажется, что я хорошо тебя знаю. По живым рассказам бабушки, по маминым рассказам. Только знаю ли?…
Из нашей семьи на фронт ушли четыре человека. Четыре Мира, четыре Вселенные… Вернулся один.
Сейчас на вопрос «Что вы знаете о войне?», я отвечаю – многое.
Я видела глаза моей бабушки, когда она говорила про деда.
Сейчас я бережно разложу гвоздики на пять больших холмов – братских могил. И в аллее, где этих могил два ряда, тоже нужно положить по гвоздике…
Мне пора. Пора уходить. Я снова приду, когда позовёт душа. Ведь в Храм и приходят по велению души… Наверное, я опять буду здесь одна. Но на могилах я вижу цветы, значит, сюда приходят люди...