"На струе-2": глава 20. Единственное место, куда можно спрятать мертвую подружку (Наташа)
Убийство – это как оргазм.
Особенно когда убиваешь в первый раз.
Тебя моментально отрезвляет, и ты уже видишь все в несколько ином свете, чем еще несколько мгновений назад, когда бездумно делал свое дело.
Например, бил маленькую сучку.
Это как в сексе.
В первые минуты после того, как кончишь, тебя охватывает не только блаженство, но и засасывающее чувство апатии.
И ты думаешь: а стоило ли говорить во время полового акта все эти нежности или грубости – палиться, и выставлять себя таким себе грязным извращенцем (коим ты, несомненно, являешься). И вообще – нужно ли было так напрягаться – гулять, поить, разговаривать, а потом еще и исполнять несвойственные тебе пируэты в постели, когда ты просто хотел слить, ну может быть, еще помять сиськи и задницу.
В тебе просыпается логик, в котором некоторые самовлюбленные дурочки склонны видеть цинизм.
Пускай и так.
Зато это – здоровый цинизм.
Когда подруга, которую ты уже поимел, начинает лезть к тебе со своими проблемами – больная мама, заёбы на работе и, как следствие – желание встречаться, тем более что ее ребенку после развода нужно мужское влияние, а потом еще, ко всему прочему, она запирается в твоей ванной, чтобы ты потом отмывал ее запахи от дорогого мрамора с отвращением и брезгливостью, - ты, возможно, сам того не желая, начинаешь выстраивать в своей голове причинно-следственную цепочку.
Ты понимаешь, что цель не всегда оправдывает средства.
Например, ты бы уже мог спокойно спать, потому что завтра – на работу, и вообще ты привык спать один, а вместо этого – ждешь, пока угомониться эта косматая, с размазанным по одутловатому лицу макияжем, бестия, и тихо надеешься, что больше никогда не увидишь ее.
Вывод же напрашивается сам собой: а, может, проще было бы подрочить?
Правда, в отличие от убийства, которое не дает тебе права на еще одну попытку, неприятности, связанные с присутствием в твоей обители чужой – во всех отношениях – женщины, которая, что очень важно – вряд ли будет тебе когда-нибудь близка, и сможет удовлетворять не только в плане секса (хотя и в этом плане она была не на высоте – очередной проходной вариант, еще одна перевернутая страница в боевом списке, и удаленный контакт из телефонного списка), но и духовно – стать тебе не только любовником, что, если разобраться, даже было делом второстепенным, но другом и товарищем, - являются временными.
Увы, понятие настоящей дружбы и товарищества чужды нынешним молодым барышням – холодным и заторможенным, наивно думающим, что они всегда будут молоденькими смазливыми студентками, без бытовых и финансовых проблем, тем более что родители – всегда под боком, и к ним всегда можно будет податься, когда запахнет жаренным.
Однако время – это, пожалуй, единственная неприятность в нашей жизни, борясь с которой мы всегда остаемся в проёбе.
Ты уходишь на вольные хлеба.
Ищешь работу.
Потом квартиру.
Твои родители стареют.
Они уходят на пенсию.
Не дают тебе больше денег.
Наоборот, просят – помоги, потому что пенсии не хватает даже на примитивное уцененное питание, не говоря уже о лекарствах, так что при таких раскладах им светит скорая и болезненная смерть.
Ты – любимая папина и мамина дочка, конечно же, не вдаешься во все эти лирические подробности. Ну, типа их физических и моральных страданий, осознания, что жизнь свою они прожили зря, потому что даже родным детям – то есть тебе, сука, на них наплевать.
Вот, например, завтра они должны идти на капельницу, а потом сдавать бесконечные анализы, и где-то искать деньги, чтобы купить эти белые таблеточки, название которых тебе, конечно же, неизвестно (потому что ты даже никогда не задумывалась о том, чтобы интересоваться такими вещами – ведь это всего лишь их личная жизнь, приватная, ****ь, собственность, в своем роде). И, главное, они ни в коем случае (я подчеркиваю – ни в коем случае!) не должны трогать гробовые: на верхней полке, под постельным бельем, потому что они - святое.
Их местонахождение, кстати, тебе хорошо известно, ведь так? Да вот только взять оттуда пару купюр, чтобы купить себе новые туфельки или еще какую-то ***ню, у тебя все еще не поднималась рука, и ты, с чувством гордости, думаешь: "Вау, охуенно, я еще не совсем плохая девочка, я еще могу исправиться!"
Наверняка, где-то на уровне подсознания, ты даже хочешь, чтобы они поскорее умерли, и тебе досталось их наследство.
Квартира, то есть.
По *** даже, если в провинции – все равно можно будет ее продать и еще на несколько лет продлить свое существование.корах им светит быстрая и болел раскладах им светит быстрая и болелзненная ешься).
… а потом какой-то дятел заливает тебя, и у тебя рождается ребенок. К тому времени папаша уже давно как пропал из твоей жизни, несмотря на то, что ты слезно просила его расписаться, и даже врала, что родители помогут вам купить квартиру.
Он тебе не верит, и уходит в никуда, так что, не ищи его, и не плачь, вытри слезы, ну – и так далее.
… и совсем скоро ты начинаешь стареть.
Да еще и с ребенком…
Сочувствую…
Ну, сама подумай, кому ты на *** теперь нужна, девочка?
… но, о чудо, родители твои неожиданно и очень кстати умирают и ты, наконец-то, получив их жилплощадь, кричишь себе: "Ура, я спасена!"
А еще ты думаешь: "Жизнь, конечно, занимательная штука: вслед за черной полосой приходит полоса светлая, и в этом и заключается высшая вселенская справедливость".
Довольная своей тихой стабильностью, ты окончательно успокаиваешься.
Дальше же начинается самое печальное, но – это твой выбор.
Короче, ты перестаешь быть женщиной.
Потому что женщина – это страсть, загадка, эмоции, женщина – это целая палитра красок, а ты становишься бесцветным унылым говном.
Находишь себе такого же жестякового парня – можно даже разведенного, можно даже, чтобы сидел, наконец – не страшно, если он – конченый неудачник, ведь ты сама – ничуть не лучше.
Ну, а потом, совсем незаметно, твой ребенок вырастает.
Идет в школу.
Муж все больше пьет, все реже бывает дома и, следовательно, трахает тебя в лучшем случае, раз в неделю, да и то, когда ты закатишь ему очередной скандал со слезами.
Но, ничего…
Совсем скоро ты станешь фригидной.
Не в том смысле, что ты перестанешь испытывать оргазм.
Просто, со временем, ты вообще перестанешь думать о сексе.
В принципе.
Секс тебе заменит телевизор.
И вкусные сахарные крекеры.
Плюс – шоколад, мороженое, ну и другие вкусности.
Ты даже не знала, что жизнь может быть так сладка, правда?
Короче, плюс ко всему дерьму, ты станешь толстой коровой.
Но, читай выше – тебе будет уже все равно.
Обидно, наверное, что смирение и понимание того, что выёбываться нужно меньше приходят к тебе только сейчас, да?
… наверное, примерно такой же жизненный сценарий был написан и для Наташи.
Если бы, конечно, не наглое вмешательство Факи в дела господние.
Человек смертен, но иногда он смертен внезапно…
В конце концов, ведь кто-то же должен брать на себя ответственность?
Он посмотрел на хрупкий труп Наташи, лежащий у его ног.
На какое-то мгновение Фака зажмурился, и попытался внушить себе, что все это – всего лишь сон, какое-то наваждение, и сейчас все пройдет, и вот она – Наташа – жива и здорова, сидит, сука, и клацает по клавиатуре его ноутбука.
Просто он слишком давно не курил.
Все очень просто…
Но, нет – Наташа была все так же мертва.
"Хреново", - подумал Фака.
К нему начал возвращаться.
"С этим нужно что-то делать", - резонно подумал он, и полез в шкаф.
Фака достал из него огромную багажную сумку от Prada. Пафосная штучка, он вообще любил ездить со всем своим, путешествовать налегке его напрягало, а вот сюда могло влезть многое, почти что все – шмотки, книги, еда, тут можно было даже прятать наркотики – заебались бы искать.
Правда, в отпуск Фака не ездил уже очень давно, но это не имело в данной ситуации никакого значения.
"Вот и пригодилась. Наташа как раз должна поместиться", - с надеждой подумал он, оценивающе глядя на мертвую подружку.
Она была достаточно маленькой, чтобы все получилось.
Взял в одну руку сумку, а в другую труп Наташи, Фака отправился в уборную, и осторожно, бессознательно боясь навредить ей, будто не замечая, что она – мертвее не придумаешь, положил его в ванную.
Нужно было спешить, пока она не задеревенела.
Фака отправился на кухню, достал новенький норвежский нож от Helle, подумав, взял еще и топор для разделки мяса, пачку пакетов для мусора, и вернулся к своей мертвой подружке.
"Сначала отрублю голову, потом конечности, потом, ****ь, придется четвертовать туловище", - стал рассуждать вслух он. – "Кровищи, конечно, будет до ***".
Но, прежде, нужно было сняться.
Бросив весь свой инвентарь чистильщика, Фака пошел в комнату, и достал из заначки бутылку виски. Не размениваясь на сантименты, он несколько раз смачно хлебнул прямо из горла, горько отрыгнул, и пошел заниматься своим кровавым делом…
"Нужно спрятать ее хорошенько, в таком месте, чтобы никто даже и не подумал сунуться туда", - подумал Фака, сортируя окровавленные куски Наташи по плотным пакетам, связывая их, и старательно укладывая свертки на дно сумки.
И такое место он знал.
Да, пожалуй, это было то самое единственное место.