Увидеть море

               
               
                Рассказ.



Колеса гулко и умиротворяюще отстукивали свой извечный дорожный ритм. А за окном вагона проплывал до боли знакомый пейзаж: - сосны, березки, будки путевых обходчиков, да синие отблески бесконечных озер Карелии.
Они задумчиво провожали взглядами  экспресс «Полярное сияние», везущий на большую землю разношерстный люд. Здесь были, в основном,  спешащие в отпуск моряки, горняки и нефтяники.
Павел и Елизавета Смирновы сидели у окошка и молча пили принесенный проводницей чай.
 Павел, не отрывая взгляда от проплывающего пейзажа, время от времени  едва касался губами стакана с почти остывшим чаем, а Елизавета изучающее и с тревогою вглядывалась в худощавое,     бледное   лицо  мужа.   Несмотря на свои 48 лет, это был уже почти седой, с поредевшими волосами мужчина. Резкие, глубокие морщины опускались от крыльев прямого носа к уголкам рта, да три глубокие борозды совсем по старчески пролегли вдоль лба, придавая Павлу вид глубоко уставшего человека.
Елизавета же, в противоположность мужу, была женщиной, как это говорили раньше, дородной и моложавой. Ее круглое, с красивыми, голубыми глазами лицо выражало доброту и жизнерадостность, и только где-то глубоко во взгляде таилась тревога и тихая печаль. Несмотря на разницу во внешнем облике, супруги были почти одногодки. Но, видимо, жизнь распорядилась по своему, и у провидения свои непреложные законы.
Так получилось, что восемь лет назад один из сослуживцев Павла уговорил его подписать контракт на одно из предприятий в заполярье и уехать туда работать. Благо, польститься было на что. Невиданная для большой земли зарплата сулила все жизненные блага. И что не маловажно, предоставлялась служебная жилплощадь.
 - Ну, что ты все молчишь, Павлуша? – тихо спросила Елизавета и нежно тронула мужа за руку.
 -Я вот сейчас вспоминаю,- вздохнул Павел, - как ты отговаривала меня от всей этой затеи с контрактом.
Елизавета с грустью покачала головой: -
 - Не надо сейчас  об этом, дорогой. Сейчас надо думать, как жить дальше будем. Лечиться бы надо, прежде всего! 
Радиация, будь она неладна, - сокрушенно вздохнула женщина и смахнула со стола невидимые крошки.
Муж вздохнул и молча ответ взгляд на  мутное окно.
 -А деньги, что?  Здоровье не купишь, - добавила женщина.
 -Да ладно тебе, не причитай, ради Бога! Хорошо бы вина какого сейчас….
 -Помнишь, что тебе врачи советовали? Только красного! Оно действие радиации смягчает, - улыбнулась Елизавета и участливо посмотрела в глаза мужа.
 - Тогда я сбегаю в вагон-ресторан, - Павел поднялся и, поцеловав жену в щеку, вышел из купе.
Елизавета достала большую дорожную сумку и, задумчиво перебирая снедь, вспомнила тот далекий день, когда они впервые оказались на Кольской земле, серое здание заводоуправления, куда зашел Павел и через полчаса вышел с ключами от служебной квартиры.
Радуясь, что все прошло так быстро и без проволочек, они неспеша дошли до автобусной остановки и долго ехали по хмурому, осеннему Мурманску.
 В отделе кадров Павлу сказали, что сейчас большая текучка и людей катастрофически не хватает, и что уже через два дня надо выходить на работу.
 Квартира была на втором этаже и оказалась однокомнатной маломеркой с потрепанными обоями и грязно-желтым потолком. Здесь витал застарелый табачный дух и запах старой, рабочей одежды, сваленной прямо на полу, в правом углу комнаты. Из мебели здесь были обшарпанный обеденный стол с пепельницей полной окурков и мутным, заляпанным графином. У стены притулился продавленный посередине диван. Два деревянных стула стояли у окна, мутные стекла которого подслеповато смотрели на небольшой двор, окруженный хрущевскими пятиэтажками.
На крохотной кухоньке стоял допотопный посудный шкаф, за стеклом которого просматривалась кое-какая посуда. На заляпанной газовой плите стоял старый эмалированный чайник и чугунная сковорода с заплесневевшими остатками какой-то еды. Рядом были кухонный столик и три расшатанных табуретки.
 По всему было видно, что здесь жил одинокий, курящий мужчина, которому не было никакого дела до чистоты и уюта.
 
Воспоминания Елизаветы прервал вернувшийся Павел. Поставив на стол бутылку вина, он вынул из кармана небольшую коробку конфет и протянул ее жене: -
 - Смотри, Лизонька, ты как раз такие любишь! Не думал, что здесь может быть «птичье молоко».
Елизавета тепло улыбнулась и поцеловала мужа в щеку: -
 -Спасибо, милый!
На столике уже красовалась жареная курица, несколько отваренных яиц и свежие огурцы.
Их единственной соседкой по купе была пожилая и очень худая женщина. Она лежала на верхней полке и безучастно смотрела в окно, время от времени простужено кашляя и сморкаясь в мятый носовой платок.
Елизавета, бросив на нее взгляд, вопросительно посмотрела на мужа. Павел кивнул и, поднявшись со своего места, обратился к женщине: -
  -Простите, мы тут собираемся слегка перекусить. Не желаете ли присоединиться к нам?
Женщина виновато взглянула на Павла: -
  -Спасибо большое, но я хорошо покушала перед отъездом и пока не голодна. Вы обедайте, не обращайте на меня внимания. Извините….
Павел пожал плечами и сел за стол. Налив по полстакана вина, он взглянул на жену: - Все будет хорошо, родная, не переживай. Отдохну малость, окрепну, а там, глядишь, «Бог не выдаст»…. -  Он выпил и прерывисто вздохнув, отломил кусок курицы. Елизавета лишь слегка пригубила и теперь молча смотрела на мужа.
  -Надо-же, - проговорил Павел, - восемь лет прожили у самого моря, а искупаться так и не довелось. Обидно, знаешь ли….
  -Да, в такой водичке не искупаешься…. Север, он и есть север! – согласилась Лиза. Ну, да ничего, в Оренбурге, на Урал будем ходить. Вода, она везде мокрая….
  -Везде, Лизушка, да не везде, - возразил Павел. – Я всю свою жизнь, с детства мечтал искупаться в Черном море! Знаешь, что бы прибой шумел, чайки, понимаешь, кричали! А ты ныряешь прямо под волну! Солнце, тепло, и даль такая, что дух захватывает! А ты говоришь Урал…
Сказал и вздохнул:
  - Да уж, видно, не судьба теперь….

Павел уже давно спал, отвернувшись к стенке и подложив ладонь под щеку, а Елизавета все сидела, с грустью глядя то на мужа, то на окно, за которым сгущались вязкие, холодные сумерки. И вновь всплыли воспоминания. Они словно кадры бесконечного фильма поплыли перед ее мысленным взором.
  - Да, квартирка, конечно, не подарок, но жить придется именно здесь, - Елизавета примиряющее улыбнулась, быстро переоделась в домашний халат, и с воодушевлением принялась за уборку.
Павел отыскал  в чулане кое-какие инструменты и занялся починкой расшатанной мебели.
  - Зинушка, мы потом обязательно ремонт сделаем. С первой получки купим все необходимое и превратим эту квартиру в уютное гнездышко.

 Два дня пролетели незаметно, и Павел ушел на работу.
В отделе кадров его оформили крановщиком на судоремонтную верфь. Бригада, куда он был направлен, встретила новичка сдержанно.
  - Надолго к нам? – спросил коренастый и почти лысый мужчина в замасленной спецовке.
Павел пожал плечами: -
  - Контракт подписал на пять лет, а там посмотрим, - ответил и пожал протянутую, шершавую ладонь.
  - Василий, - представился мужчина, - бригадир! А это, - он повел рукой в сторону нескольких мужчин, играющих в домино за большим металлическим столом, - мои бойцы! Потом познакомитесь поближе. Давай-ка присядем, - указал Василий на длинную скамью у стены небольшого помещения без единого окна. Вдоль стен стояли стеллажи с различными деталями, ящиками с болтами и какими-то приборами, назначения которых Павел пока не знал.
  - Чем мы тут занимаемся, представление имеешь?
  -Мне сказали, что демонтируете на кораблях оборудование.
Бригадир усмехнулся: -
 -Ну, это слишком мягко сказано. Мы демонтируем ядерные реакторы на ледоколах и подводных лодках.
Павел удивленно приподнял брови и посмотрел на собеседника.
  -Да, выгружаем отработанные урановые стержни и устанавливаем новые. Ты думаешь, почему у нас такая текучка? Да у многих просто нервы не выдерживают. Знать, что в любую минуту можешь получить изрядную дозу облучения, и продолжать спокойно работать может далеко не каждый!
  - А ты-то сам как? – спросил Павел.
  - А я уже пять лет здесь и свою порцию радиации давно получил. Конечно, в пределах допустимого….  Так что, - бригадир положил свою ладонь на колено Павла, - я просто обязан тебе это сказать: - Пока еще ты можешь передумать и уехать отсюда.
 Павел отрицательно покачал головой, - Да нет, раз уж приехал, то отступать не буду. Ты вот работаешь, и ничего….
Василий усмехнулся: - Это пока «Гром не грянул» - всякое может случиться….
Малейшая ошибка, или стечение обстоятельств, и авария обеспечена! А при аварии происходит мощный выброс радиации. Тогда сам понимаешь…. Ты как мужик должен понимать, чем рискуешь. Дети то есть?
  -Сын! Уже взрослый!
  - Ну, смотри сам, друг!
Сейчас, сидя в поезде, Павел вспоминал пророческие слова бригадира. Но нет, он не упрекал себя и ни о чем не сожалел, потому что к жизни своей  относился со смиреной стойкостью. Потому что всегда, насколько он себя помнил, готовился к худшему варианту событий. И если это худшее приходило, он уже был готов принять его, и оно уже не было неожиданным.
И тем радостнее был благоприятный исход, пришедшая удача. Хотя, надо признать, эта капризная дама редко баловала его своими визитами.
Павел полагал, что все неудачи и трудности только закаляют человека, его душу, делает не таким восприимчивым к внутренней боли, а тем паче, к мелким неурядицам.
Но на этот раз судьба не пожалела его -  ударила жестко и без жалости!
 Все шло хорошо. Год шел за годом, он прочно влился в рабочий коллектив, в ежедневный трудовой ритм. Они вскрывали корпуса кораблей, изымали испорченное, отработанное или устаревшее оборудование и ставили на его место новое.
Самым опасным моментом были откачка «тяжелой воды» и замена урановых стержней из реакторов.
Три месяца назад случилось то, чего все так опасались. Произошла небольшая авария, последствия которой оказались очень тяжелыми…. Несколько человек получили дозу облучения, намного превышающую предельно допустимую норму.

                * * *
Павел с трудом просыпался. Ему казалось, что он выкарабкивается из глубокой, вязкой трясины небытия. В голове, словно черви копошились неясные образы, осколки сновидений. И теперь, когда он разлепил тяжелые веки, еще и мысли. Вернее, их обрывки. И никак не получалось единой, четкой картинки.
Такие сны и пробуждения повторялись изо дня в день вот уже которую неделю. И это было настоящей пыткой. Становилось невыносимым, когда ты каждый вечер со страхом ждешь наступления сна.
Елизавета с тревогой наблюдала за пробуждением мужа. Она видела и  чувствовала его страдания, мучилась от этого не меньше супруга и проклинала себя за бессилие перед свалившейся бедой.
Наконец Павел окончательно проснулся и сел.
  - Ну, ты как, Павлуша? – спросила она и пытливо посмотрела в его глаза.
  - Да все хорошо, ты не волнуйся, милая. Чай будем пить?
  -Конечно! Проводница уже разносит, - улыбнулась Елизавета, - иди пока умойся.
Павел шел к умывальнику. Он чувствовал с каждым днем усиливающееся головокружение и предательскую слабость в ногах. Он понимал, что этот недуг уже никогда не остановить, не вылечить. В реабилитационных центрах могут лишь слегка поддержать жизненный тонус.
Денег, которые он заработал, хватит на несколько месяцев мучительной жизни. Но Павел знал, что именно столько ему осталось жить. Он физически ощущал, как силы вялым ручейком вытекают из него и земля как губка впитывает их.
Но и падать духом он не хотел. Это бы его окончательно убило.
 Вот только Лизу жалко. Он четко осознавал, как ей будет трудно с ним.

Время в дороге летит незаметно.
Пересадка в Москве прошла спокойно, без суеты, и уже через сутки с небольшим
Их поезд подошел к Оренбургу.
 На вокзале их встречал сын. Это был мужчина крепкого телосложения 27 лет от роду. Его строгий, деловой костюм и аккуратная прическа с гладко зачесанными назад волосами, придавали ему деловой вид солидного человека.
Работал он директором одного из городских автосервисов и на привокзальной площади их ожидал серебристый Мерседес.
Елизавета первая увидела сына: -
 - Сереженька, мы здесь! – крикнула она, спустившись на перрон.
Сын взмахнул рукой, подбежал к родителям и сначала нежно обнял мать, расцеловав ее в обе щеки, а затем крепко, по мужски обнял отца.
 - Ну, как доехали? – спросил он, с тревогой всматриваясь в отцовские глаза. Он знал о свалившемся на их семью несчастье, и что болезнь родителя неизлечима.
 - Слава Богу, сын, доехали хорошо, - улыбнулся Павел, - а вы сами-то как здесь поживаете, что новенького?
 - Все потом, папа, все потом. Поехали  скорей домой!

Прошло три дня и, как предписывали мурманские доктора, Павел отправился на прием к врачу в областную клиническую больницу.
Его долго обследовали, взяли все, что надо для проведения анализов и, когда Павел вновь явился в знакомый кабинет, пожилой врач хмуро ответил на приветствие и предложил пациенту сесть на кушетку.
Когда Павел уселся на предложенное место, врач встал и, подойдя к нему вплотную, снял очки: -
 -Ну, что я могу сказать, дорогой мой? Плохи наши дела!
Павел кивнул: -
 - Я знаю, доктор!
 - Понимаете, товарищ Смирнов, ваша кровь претерпела сильные изменения. Сами должны понимать, в какую сторону…. Даже полное переливание ничего не даст. У вас облучена каждая клетка организма, все важные органы! – доктор потер ладонью висок: -
 - Вам необходимы реабилитационные мероприятия, хорошее питание, где много белка и, главное, душевное равновесие! Я понимаю, что это очень нелегко для вас. Но, жизненно необходимо! Понимаете?
Павел кивнул: - Понимаю, доктор! Я давно настроен на самое худшее и ничему не удивляюсь! – он грустно улыбнулся: -
 -Сколько мне осталось? Говорите прямо!
 -Даже думать об этом запрещаю! – врач нахмурился, и его ладонь решительно рассекла воздух, - мы только что говорили об этом! Выбросьте из головы всякое уныние и панику. Вы так убьете себя раньше времени. Вы мужчина и должны бороться! Сейчас я выпишу для вас необходимые лекарства и направление в реабилитационный центр. Поедете в Свердловск! Там есть хорошие специалисты в этой области.
 Павел молча слушал врача и машинально кивал головой.
 - И вот еще что, Павел Геннадьевич, передайте своей жене, пусть завтра обязательно зайдет ко мне. Я ей дам некоторые рекомендации по уходу за вами.
 
На другой день Елизавета узнала от врача страшную новость. У Павла рак и жить ему оставалось совсем немного. Единственное, что можно для него сделать, это продлить ему жизнь интенсивной терапией, внутренним покоем и чистым воздухом.
А на Урале есть прекрасные места, что бы соблюсти все эти условия.
   
Павел чувствовал, что силы постепенно покидают его некогда здоровый и, как ему казалось, несгибаемый организм. Среди знакомых и друзей он всегда слыл этаким здоровым весельчаком, которого даже насморк не берет. За всю свою трудовую жизнь он ни разу не был на, так называемом «больничном». И вот теперь все так неожиданно изменилось.
Наступала апатия и безразличие ко всему. И эта постоянная, изнуряющая боль где-то в середине груди. Все дальше и дальше расползалась она по всему телу. Эту боль лишь на время утоляли выписанные по «красным рецептам» лекарства, но еще страшнее было наступающее безразличие к самому себе.
 Елизавета, видя страдания мужа, как могла поддерживала его, хлопотала по хозяйству, старалась приготовить что-нибудь вкусное, и даже украшала по праздничному каждое блюдо.
Павел благодарно улыбался и старался попробовать все, что приготовила для него жена. Но аппетита не было, и он с трудом проглатывал пищу, боясь обидеть супругу отказом. Ведь она, бедная, так старается для него.
 Павел лежал, отвернувшись к стене, когда подошла Елизавета и, нежно поцеловав мужа в щеку, тихо сказала: -
 -Павлуша, там Сережа пришел, пошли на кухню, чай будем пить. Я как раз печенья напекла.
 Они сидели втроем на светлой, уютной кухне и прихлебывали густой, ароматный чай.
 -Папа, когда думаешь в Свердловск ехать? – озабоченно спросил Сергей.
 -Я даже не знаю, - пожал плечами Павел, - как-то не думаю об этом, - неожиданно заявил он.
Елизавета с удивлением взглянула на мужа: -
 -Как это не думаешь, Павлик? Мы же с тобой еще вчера все решили!
 -Папа, не серьезно получается! Направление тебе выписали, дома все решили. А ты на попятную?
 - Вы же знаете, что сказал врач: - Свежий воздух и спокойствие! – проговорил Павел, - а самый чистый  и полезный воздух может быть только у моря! –
Павел взглянул на жену: -
 - Мы же говорили с тобой об этом в поезде, помнишь? Я ни разу в жизни не купался в море. На севере, знаете, не поплескаешься…. Я знаю, мне там будет хорошо, честное слово, - он приложил ладонь к груди и умоляюще взглянул на родных.
 - А что, мама, может отец и прав! А санатории есть и на черном море. В Одессе, в Севастополе….. Я бы сам с удовольствием поехал, да работы много, знаете.
 - Да ведь далеко туда ехать, Павлуша! Осилишь ли?
Павел пожал плечами, а сын заметил: -
 - Так самолетом можно! Раз-два, и на месте!
 - Да, самолетом, оно быстрее будет, - согласился отец, а Елизавета, прижав ладони к груди, воскликнула: -
 - Ой, всю жизнь боялась летать! Ну, да что поделаешь…..
На том семья и порешила! На следующий день Елизавета навестила доктора и тот, поколебавшись, дал свое согласие на поездку к морю. Правда, заметил, что в тамошние лечебные заведения направления дать не может и посоветовал обратиться в облздравотдел.
Но дома, собравшись снова вместе, решили больше никуда не обращаться, а определиться уже на месте прибытия.

Павел засыпал трудно и мучительно. Его сознание то прояснялось, то проваливалось в черную пустоту. Наконец, уже под утро, заснул окончательно.
Ему снилось море, берег с девственно чистым песком и высокие пальмы на берегу. А над шумным прибоем парили чайки. Но, странное дело, чайки были черными. Они пронзительно кричали и пикировали на Павла, норовя клюнуть его в голову. Он в бреду метался по подушке и громко стонал. Лицо покрыла липкая, холодная испарина.
 - Павел, Павлуша, проснись, - Елизавета испуганно трясла мужа за плечо и слезы невольно застилали ее взгляд.
Павел открыл глаза, и некоторое время бездумно разглядывал потолок.
 - Милый, что с тобой, сон нехороший увидел?
Муж повернул голову и посмотрел на жену: -
 - Все хорошо, Лизушка, только сон какой-то странный – Море и черные чайки! Они прямо атаковали меня!
 - Ой, не к добру это, родной! Может, не поедем, а то предчувствие у меня нехорошее….
 - Не переживай ты так, все будет хорошо!
* * *
Одесса встретила ослепительно ярким солнцем и июньской жарой. Чувствовалась близость моря, воздух был влажным и густым. Прямо от аэропорта Павел с Елизаветой прошли на автобусную остановку. Еще в самолете они познакомились с женщиной, возвращающейся  домой из Москвы. Она и подсказала им, куда следует ехать, что бы можно было отдохнуть и вволю накупаться. В самой Одессе такого места найти довольно трудно. Вся прибрежная зона занята всяческими хозяйственными постройками, причалами и лодочными станциями. Да и вода по всему побережью очень грязная.
 Есть недалеко от Геленджика небольшой, рыболовецкий поселок, куда и следует сейчас ехать. Сначала надо добраться до Геленджика, затем пересадка на маршрутный автобус до поселка.
 - Там вы легко снимите комнату для проживания, и возьмут с вас немного – бархатный сезон еще не наступил, - объяснила женщина и пожелала супругам счастливого отдыха.
До поселка супруги добрались уже к вечеру. Небольшие двухэтажные домики вытянулись вдоль побережья. У нескольких деревянных пирсов раскачивались сейнеры, лодки и катера. На берегу между вкопанных столбов сушились рыбацкие сети.
 Первая, встреченная ими женщина, с готовностью указала им дом, куда следует обратиться, что бы снять комнату.
 - Сейчас мало приезжих, - сказала она, - а вот в конце июля и в августе от отдыхающих отбоя нет! Сами понимаете – бархатный сезон!
 На стук в дверь вышел крупный мужчина в обвисшем трико и серой, замаслено майке. Мгновенно смекнув, что к чему, он обернулся и крикнул: -
 - Мария, иди гостей принимай! – он протянул Павлу широкую, шершавую ладонь: -
 - Василий, - представился он, - надолго к нам?
Елизавета назвала себя и, вздохнув, ответила: -
 - Недели на две – не больше!
В дверях показалась высокая, худощавая женщина лет сорока, одетая в просторный пестрый халат.
 - Да что же вы стоите в дверях то? Васька, ты чего гостей моришь? Проходите, проходите скорей. Чай, умаялись с дороги то….
Квартира была на первом этаже и состояла из четырех комнат, кухни и душевой.
Хозяева оказались на удивление хлебосольными и добрыми. По всему было видно, что принимать неожиданных гостей им не в первой.
Мария деловито захлопотала на кухне, и вскоре на столе появился большой бронзовый самовар, ваза с плюшками и большая сковорода с яичницей и колбасой. Кухня была довольно большая и все свободно разместились вокруг старого, полированного стола.
 Выслушав печальную историю Павла, хозяйка сокрушенно покачала головой: - Вот вам и прогресс, чтоб ему пусто было!  Знаете, - сказала Мария, расставляя десертные тарелки, - после Чернобыля здесь много народу перебывало! И все отсюда уезжали довольными. Не знаю уж, как потом складывалась у них жизнь,
но две недели морского воздуха и купания в море делали свое дело! Загорелые и бодрые, все благодарили за отдых. Некоторым даже уезжать не хотелось. Даже завидовали нам. А что нам завидовать? Море – как море, воздух – как воздух. По-нашему, так ничего особенного. Конечно, с городом не сравнить. В прошлом году была в Самаре (там двоюродная сестра живет), так у меня потом голова несколько дней болела. Ох, тяжко там дышится! И как вы всю жизнь в городах живете?
 - Хватит тебе тараторить, - вмешался Василий. И, обращаясь к гостям, спросил: - Как насчет домашней наливочки? Из винограда сами делали! – Сказал и хитро улыбнулся.
 Павел крякнул в кулак и посмотрел на жену. Елизавета смущенно улыбнулась: - Разве что, по чуть-чуть….
Мария с готовностью встала и, достав из шкафчика большую бутыль золотистого напитка, торжественно водрузила ее на стол!
 Спать легли довольно поздно. Время за разговорами летит незаметно. Павел чувствовал, что смертельно устал, кружилась голова. Но не от наливки. А от непривычного, насыщенного йодом воздуха.
Мария предупредила, что дня три-четыре голова покружится, пока организм привыкнет, акклиматизируется. Так было и в заполярье. Там акклиматизация проходила  месяца три. Долгая полярная ночь нарушила ход биологических часов, и Павел в первое время путал день с ночью. Но потом – ничего, привык!

На другой день, захватив покрывало и кое-какую снедь, они направились на пляж. Идти пришлось недолго. Метров через двести они оказались на небольшом пляже с чистым, золотистым песком, окруженным небольшими гранитными скалами.
 - Ну вот, а ты говоришь – «пальмы»! – разочарованно проговорила Елизавета.
Павел оглядел окружающий пейзаж и махнул рукой: -
 - Ничего! Главное, море! Смотри, какая красота!
Насколько хватало взгляда, простиралась безбрежная, синяя равнина. Волны одна за другой мерно, неторопливо накатывались на берег и так же плавно и безмятежно отступали назад. Белые, пышные барашки  красиво обрамляли их величавый покой. Пронзительно кричали чайки. Некоторые из них время от времени стремительно пикировали и ныряли в воду, и уже с добычей взмывали вверх. В лучах яркого солнца в их клювах серебристо поблескивала рыба и, в то же мгновение, исчезала проглоченная вечной голодной и прожорливой птицей.
 - Лекарство, шприцы не забыла? – спросил Павел, расстилая на песке покрывало.
 - Взяла, Павлик, ничего не забыла! – ответила Елизавета, расстегивая на дорожной сумке молнию.
Едва расстелив покрывало, Павел тут же лег и раскинул руки.
 - Павлуша, ты хоть бы разделся, жара то какая!
 - Да, да, сейчас, - пробормотал Павел, - только полежу с минутку.
Елизавета села рядом с мужем: -
 - Ну, ты как? Болит?
Павел взял руку жены и положил себе на грудь: -
 - Вот здесь! Жжет – сил нет!
 -Может, укол сделать?
 - Пока не надо! Пошли, Зинушка, искупаемся!
Они разделись и, взявшись за руки, медленно пошли к прибою. Море тепло и ласково приняло их в свои объятия. Они шли, пока вода не коснулась их подбородков. Потом поплыли.
 - Представляешь, Паша, я в первый раз купаюсь в море, задыхаясь от наслаждения, крикнула Елизавета. Как легко плывется, я будто похудела на несколько килограммов!
 - Я тоже в первый раз! И почему только я выбрал заполярье? А легко плавать, потому что много соли в воде. Переворачивайся на спину, раскинь руки и лежи.

Они лежали на воде и, прищурившись, смотрели на чаек, на редкие ослепительно белые облака. Говорить ни о чем не хотелось, а только лежать, прислушиваясь к  умиротворяющему шуму моря и к биению собственного сердца. Казалось, что оно бьется в такт  этому мирозданию и в унисон самой вечности.
Утомившись, они, наконец, вышли на берег. Елизавета чувствовала необыкновенный прилив сил. Тело еще молодой женщины наполняла энергия, и как деревце тянулось к солнцу, к жизни!
Павел же чувствовал внутреннюю опустошенность и апатию. Да нет, море и ему придало сил и, в какой-то мере он был даже счастлив, что, наконец, сбылась его давняя мечта, и он увидел теплое море, почувствовал его.
 Елизавета села на покрывало, а Павел лег, положив голову на ее колени. Боль в груди, затихшая на время, пока они плавали, разгорелась с новой силой.
Елизавета взглянула на изменившееся лицо мужа, с тревогой склонила над ним голову, и бережно провела ладонью по его волосам.
Какая-то птица, пронзительно крича, низко пролетела над ними. Елизавета вздрогнула и подняла голову. Эта была черная птица! Та самая, из Пашиного сна.
Павел помотал головой, приподнял ее и взглянул на море: -
 - Хорошо-то как, Зинушка, - прошептал он и закрыл глаза.
 - Откуда столько чаек? – подумала Елизавета, глядя, как кричащие и стонущие на все голоса птицы, заполнили собой все небо над их головами. Внезапно подул сильный ветер, прибой вздыбился, и море подкатило свои волны к ногам двух одиноких людей.
Но ничего этого Павел уже не слышал!
 
                ___________ * ___________