Оказывается и поздняя осень может подарить радостный денёк. А что
до сегодняшнего, так он и вовсе показался мне праздничным. На чистом
небушке улыбается солнышко во всю ширь беззаботного утра, переходяще-
го в тихо струящейся день.
Воскресенье. Редкие прохожие похрустывают ледком на промерзших
лужицах. Мелким снежком припорошило обочины. Воробушки фуркающей
стайкою перелетают с куста бузины на ясеневое деревце. Глядишь на
них и так покойно и беспечно на душе. Хочется замедлить торопливые
минуты, насладиться тишиной и умиротворением природы.
Иду я так-то, не спеша, даже мысли текут вразвалочку. По правую
сторону высокий каменный забор, за ним ждёт меня моя работа, с
обычной суетой и непременно с какой-нибудь закавыкой. "Ну и пусть.
Это будет потом. А пока короткое, но такое безоблачное счастье", -
краешком сознания пробегает мысль и тут же обрывается. До слуха
долетают журчащие звуки с легким пересвистом. Останавливаюсь и замираю.
"Что это? Неужели они, милые сердцу свиристели? - промелькнула мысль,
а глаза уже ищут. - Ах, вот вы где, мои предвестники зимы! Певуньи
златоголосые! Красавицы-хохлатки! Пойте, пойте на радость мне и всему
живому..."
На каждой веточке высокого ветвистого тополя сидели свиристели и
пели, словно переливали журчащую родниковую воду. Изредка перелетали
на наклонившуюся, под тяжестью ягод, рябину. Клевали на яблонях подмёрзшие яблочки и пели. Эта нежная музыка, как лепет грудного малыша,
сытого и играющего погремушкой.
"Продлитесь счастливые мгновения..." - еле слышно шепчу я, как молитву. Но видать счастье не бывает долгим. Проехал хлебный фургон,
птицы снялись и улетели. Я вздохнула и заторопилась к проходной.
Песня всё ещё звучала в ушах, но уже раскручивалась невидимая плёнка
памяти. Независимо от меня стали всплывать разные эпизоды, связанные
с птицами, за всю мою продолжительную жизнь. И первое, что вырисовалось, это дяди Ванины куры. Сколько было кур у нашего соседа не знал
никто. Даже тётя Оля, жена его, тоже не знала. Да что там говорить,
у них даже курятника не было. Ночевали куры на дереве, вместе с
голубями. Кстати сказать, голуби были в нашей деревне только у дяди
Вани. Всё у него было: и корова, и овцы, и утки, и свиньи, дом под
крашеной жестью, единственный на нашей улице среди соломенных крыш,
и даже высоченный каштан притягивал восторженно-завистливые взоры
прохожих. Даже пасека у них была. Одного там не было - это порядка.
Мама моя всегда говорила: "В этой семье законы черти веником писали".
Беспорядок был во всём. Да и откуда ему взяться, если они даже ели
кому когда в голову взбредёт. Ложки валялись под лавкой, а грязный
сапог мог оказаться на столе, среди посуды, гвоздей, ремешков и ещё
Бог знает чего.
Перебранки и потасовки, среди их троих детей, обычное дело. Тогда
в ход шло всё, что под руку попадалось. Гремели ведра, билась посуда,
слетали с петель двери. А что кричали друг другу вдогонку, так лучше
и не вспоминать.
Иногда домой наведывался, стороживший тракторный стан, дядя Ваня.
Ещё загодя доставал из-за голенища кнут и тогда доставалось всем,
кто не успел вовремя убежать. Соседи качали головами и наказывали
своим детям не водиться с «Щитатюками». К Павельчукам, под такой фамилией дети ходили в школу, приходили классные руководители, чтоб пожаловаться родителям на плохую успеваемость и безобразное поведение
их отпрысков. Но, посмотрев на тот кавардак, который творился даже
на улице, ворот у них никогда и не было, качали головами, вздыхали и
уходили, так ничего и, не втолковав издерганным уставшим родителям.
Как-то под вечер, отец мой, Василий Никитич, взял меня с собой.
Намеревался он расспросить соседа как пасынковать виноград. В огороде
дяди Вани росли громадные виноградные кусты, но ягоды родились мелкие
и до оскомины кислые. Отец же мой считал, что при хорошем уходе виноградная лоза отблагодарит щедрым урожаем.
Мы подошли к полуразвалившемуся каменному забору, разделявшему наши огороды в сорок с лишним соток, и остановились. За зарослями полу одичавших слив виднелась пасека. А за ней, среди большелистых
деревьев турецкой акации, зеленела крыша дяди Ваниного дома. Слышался лай собаки, ворчание на кого-то из детей тёти Оли. У хлева
хозяин отчитывал за какую-то провинность старшего сына, грозясь
запустить в него переспелым огурцом. Василь, опасаясь тяжёлой руки
отца, отбежал в глубь огорода и, наклонясь, похлопал себя по заднему
месту. Сердитый отец обещал сыну, что кормить его больше не будет
и видеть его не желает. Родительский гнев нисколько не озадачил Василя.
Такое он слышал уже не раз. Напротив, эти слова его ещё больше раззадорили. Схватив старую кошёлку, надел верёвочную ручку кошёлки себе на шею и, перекинув её на спину, стремительно полез на турецкую акацию. Взбираться
по толстому и гладкому стволу этого дерева взрослые люди всегда опасались из-за пустотелости древесины. Но, видать, парнишке не впервой
было на него лезть. Мы же, никем не замеченные, пытались догадаться
за какой надобностью он туда полез. Турецкая акация, чуть ли не с метровыми листьями, считалась, по-мнению моих родителей, растением совершенно бесполезным, ни на что не годным. Даже птицы его плодами-разлетайками брезговали. А уж тенит оно так, что даже крапива под его сенью
расти не хочет.
Солнце давно спряталось за Бандышивскую гору. В сгущающихся сумерках нам трудно было что-либо рассмотреть. Отец пересадил меня через
забор и мы ступили в одичавшую чащобу чужих владений. Выбравшись на
тропинку, ведущую к дому, осторожно ступали среди неказистых ульев.
Припозднившиеся пчёлы ползали по приступочке и ныряли в узенькие
щёлочки. Опасливо поглядывая на пчёл, я, на какое-то время забыла о
своём соседе Василе.
Вдруг, где-то вверху, среди ветвей, послышалось кудахтанье кур и
суматошное хлопанье крыльев.
- Тату, ловите! - закричал парнишка.
Рядом с нами упала кошёлка, а в ней что-то шевелилось. Догадливый
отец перевернул кошелку вверх дном и прижал ногой к земле. В ту же
минуту, прихрамывая на раненую ещё с войны ногу, подошёл дядя Ваня.
- Добрый вечер Иван Фёдорович, - поздоровался с ним за руку отец.
- Доброго здоровья, сосед. А мы тут кур ловим. Только поздно вечером и можно их поймать. На дереве проклятущие ночуют. Вон, погляди,
все ветки облепили. Яйца по бурьянам собираем. Этим летом четыре наседки где-то в старых снопах по целому выводку высидели. Да ещё
голуби откуда-то к нам прибились. Тоже порасплодились, а пользы никакой. Вот, как солнце сядет, Василь кошёлку курице на голову накинет и кидает на землю. Курицы ж впотьмах не видят ничего. Хряпнется об землю да пока из кошёлки выберется, а я её хвать, голову отверну и в чугунок.
- Тату, привязывайте кошёлку! - нетерпеливо потребовал сын.
Дядя Ваня запустил руку под кошёлку и вытащил за крыло красного
с черными подпалинами петуха. Я испуганно попятилась за спину отца,
а когда кудахтанье умолкло и, осмелившись, выглянула, большая птица
уже безжизненно лежала в траве. Дядя Ваня привязал верёвку к кошёлке
и она тут же поплыла вверх. Через пару минут послышалось Василёво:
"Лови!"
Порасспросив соседа о пасынковании виноградной лозы, мы направились к сливовым зарослям.
- Погодите! Я вас медком угощу! - послышался голос хозяина.
Домой мы вернулись обескураженные увиденным и с большим куском сот
на листе лопуха, испещренный прилипшими муравьями.
Весь сегодняшний день я находилась под впечатлением пения прекраснейших птиц на безлистом тополе у дороги. Вспоминалось множество
житейских историй и, конечно же, птицы, много птиц красивых и разных.
Даже чёрные вороны на кусте спелой облепихи выглядели элегантными
джентльменами. Ивовый куст, приютивший на своих ветвях стаю неугомонных воробьёв, казался расстроенной шарманкой. А уж семнадцать
сорок клюющих ягоды на чрезвычайно плодовитой ирге, впервые показались мне чуть ли не сказочными птицами. По крайней мере, этих птиц в таком
количестве мне не приходилось видеть никогда. И пусть меня упрекнут,
что, дескать, восхваляю привычных, как снег зимой, птиц потому, что слаще морковки не едала, я буду стоять на своём.
- Приглядитесь к нашим воробушкам, полюбуйтесь порхающей стайкой
желтогрудых синиц, умилитесь опереньем голубей, и уж будьте уверены,
что даже длиннохвостая сорока, летящая над вашей головой, покажется
птицей достойной внимания. Ну, а если повезёт увидеть снегирей на
калине или клюющую спелые вишни сойку, или сову на заборе, считайте,
что этот день запомнится вам на многие годы.
27 октября 2003 г.