Короткие истории.
«О сверхъестественном».
Верите ли вы в сверхъестественное? Кто бы ни задал этот вопрос, он, вполне очевидно, преследует цель начать разговор о таинственном или о чудесах человеческого потенциала. Но в любом случае я бы не смог ответить на этот вопрос однозначно: я не понимаю его. Возможно, я принадлежу тому невеликому проценту граждан, которые считаются скептиками по той лишь причине, что не кичатся своим особым мнением по вопросу или потому что не участвуют в полемике. Может быть, я практик.
В наше время, пресыщенное свидетельствами существования сверхъестественного, нелегко найти человека, способного искренне удивляться чему бы то ни было. И это, наверное, правильно. Непознанное проявляется в жизни людей как некий знак для начала понимания высшей цели существования, и это факт всегда личный, я бы сказал - интимный, как откровение. Это не повод впасть в транс восторга или разверзнуть уста в потокепустых слов. Я убеждён, что многие могут припомнить в своей жизни необъяснимые, чудесные события. Они прошли, но продолжают приносить светлые воспоминания, и мы помним о них, не более.
Быстрее всего привыкаешь к сверхъестественному на войне. Она сама - олицетворение сверхъестественного, она производит любые чудеса в высший чин обыденного, каждодневного и рутинного, поглощая тебя непрерывным актом преодоления на грани нервного и физического срыва. И что бы ни пришло на помощь, пусть уж лучше придёт, если оно способно спасти кого-то от гибели.
Эти истории не рассказывают ради красного словца у костра или за бутылкой, потому что в них нет ничего
необычного. Во всяком случае, для тех, кто участвовал в этих историях или был близок к ним - незначительным эпизодам на трудном пути к дому через огонь и пороховую гарь.
Рабочая лошадка, МИ-8, возвращалсяс боевого вылета. На борту только живые – три члена экипажа, четверо легко- и один тяжелораненый десантник. Боекомплект на нуле, керосина только-только до базы, и чтобы облегченно выдохнуть воздух из заполненных пороховой гарью легких, необходимо пролететь через не наши горы ещё километров сорок.
Вертолет прижимается к скалам, прячась за скалами от охотников за такими вот беспомощными целями. Безопаснее конечно взмыть под облака, но когда невозможно взлететь и не стать при этом легкой целью для нескольких желающих тебя сбить, а тебе в это время нечем ответить, лучше лететь низко и маневрировать. Враг хоть и настороже, но всегда нервничает, когда обнаруживает твоё присутствие слишком близко, и делает ошибки, цена которым порой - твоя жизнь. Если грамотно пользоваться этой тактикой,
можно навязать врагу свою игру. Но только не в этот раз.
Прямо по курсу с двух сторон одновременно вылетают две ракеты, нацеленные в замершее общее сердце вертолёта. Засада? Знали, что вертолёт пролетит здесь? Случайность? Кого могли интересовать в тот момент эти глупые вопросы? Три, две секунды перед адом! Есть время только вдохнуть ещё глубже горячий воздух и сжать руку товарища, но нет времени даже испугаться.
Пилот судорожно закрыл глаза, осознав, что увидел головку ракеты у самого окна кабины. Вертолет тряхнуло, на миг показалось, что замерли винты, но нет, звук винтов возобновился, и привычно чувствовался штурвал в руках. Пилот открыл глаза. По курсу виднелась база в десяти минутах подлёта. Рядом, выпучив глаза, сидел, штурман. Они переглянулись молча, штурман снял шлем и вытер обильный пот с лица рукавом. Что произошло? Кто бы задался и этим вопросом? И главное, зачем?
Вертолет прибыл на базу более без происшествий, раненого сразу переложили в подоспевшие носилки санитаров, а ходячие десантники отправились в медчасть своим ходом. Но перед тем как разойтись все
участники перелёта посмотрели друг другу в глаза, помолчали, и каждый пошел своим путем. Жить.
Чего стоят рассуждения о фантастичности происшествия, об инопланетянах и ангелах? Для восьмерых человек - ничего. Они вернулись не из боя, они вернулись не из Ада, но к жизни! Восприняв это не как спасение, но дар. Дар продолжить жизнь, ибо каждый теперь знал её цену.
Старшего сержанта Жирова убивали три раза. Первый раз - очередью в упор из-за дувала при зачистке кишлака. Второй раз - осколком сработавшей рядом противопехотной мины. Третий раз - в ходе тяжёлого боя, в рейде, далеко от части. Это невозможно представить, но всякий раз он возвращался в часть своим ходом. Врачи только ахали. Никто бы не выжил при таких ранениях, но Жирову везло чертовски. Дырки сквозные, а ни одного жизненно важного органа не задето. В последнем случае он пришёл в расположение через неделю. Чумазый и оборванный, весь в запёкшейся крови, но живой. Вернувшиеся из этого рейда
ребята клялись и божились, что Жиров был мертвее мертвого, но факт оставался фактом, Жиров лежал на койке в медчасти и улыбался. Все знали его тайну, он с удовольствием рассказывал о ней и показывал её. Его мама, провожая его в армию, сразу знала, что сын будет служить в числе ограниченного контингента. Дала она Жирову маленькую треугольную подушечку и сказала, чтобы он не терял оберег, не дарил никому и не брал с собой, когда есть возможность подвергнуться опасности. Тогда, мол, никакое лихо ему не страшно, и к оберегу он всегда вернётся. Смотрели ребята на это чудо, сработанное материнской рукой, и завидовали по-хорошему Жирову. Тому, что любят его и ждут домой, и дождутся-таки, если оно вот также и далее пойдёт. Вначале Жиров клал оберег в конверт и, оставляя под подушкой перед рейдом, просил тех, кто оставался, не трогать его. Позже ротный сам подходил и забирал конверт у Жирова, чтобы на время его отсутствия запереть в штабной сейф. От греха, как говорится. И, скажу я вам, дожил Жиров до счастливого дня отправки домой, прибавив к оберегу орден «Красной звезды».
Всем бы нам такие обереги. Всем бы нам таких матерей, от которых не приходилось бы скрывать своё
местонахождение, чтобы не расстраивать их слабые сердца. Всем бы нам таких ротных, для которых жизнь солдата превыше собственной. Хотя нет, к черту разом все войны, которые затевают на наши головы, чтобы спокойны были матери, ожидающие своих сыновей, и пусть плачут они только от радости, встречая их
возле дома.
И ещё одна история.
Был тот ужасный момент боя, когда кончилось всё, что могло бы защитить, спасти твою жизнь: ни патронов, ни гранат, ни сил, и только неодолимая жажда жить заставляла ещё тело бросаться за камни, уворачиваясь от смертельного попадания душманской пули. Враги наседали со всех сторон на остатки подразделения десантников, и они, сбившись кучкой, быстро отступали к низкому своду пещеры в скале. Десантники по одному задом заползали в пещеру, предполагая, что она может оказаться хитроумной ловушкой, тем не менее искренне радуясь и прохладе камня внутри пещеры, и надежной защите от пуль.
Это действительно была ловушка. Сразу, как только последний десантник скрылся в пещере, маджахеды засыпали вход валунами, а потом, заложив взрывчатку, взорвали скалу. Взрыв видели пилоты нашей эскадрильи на подлёте. Они опоздали всего-то на пару минут. По осевшей скале было понятно, что никто не выжил в пещере, и даже если случилось чудо, и кто-то уцелел, помочь ему не представлялось возможным. В часть доложили о гибели подразделения.
Но через неделю восемь десантников возвратилось. Это были все, кто успел спрятаться в пещере. На вопросы, как им удалось выбраться из-под завала, все рассказывали, что никуда они не выбирались, а просто шли всё дальше и дальше вглубь пещеры, пока не вышли на другую сторону горы.
Был ли действительно проход под горой или не было, не скажет никто, как никто не станет искать место выхода ребят из горы, прекрасно понимая, что ничего не найдёт. Был ли это пространственный тоннель в безвременье или ребята чудом не заблудились в разветвлении щелей, безошибочно пройдя свой путь в полной темноте? Да что гадать? Чудо, не чудо, сверхъестественное или ещё какая сила, да что угодно, пусть существует, пусть хранит ребят от лихой пули и осколка, обыденно и рутинно, превозмогая сопротивление, прилагая усилия на грани нервного и физического срыва. Во имя жизни, во имя тихой старости их близких без слёз и горькой памяти о безвременно ушедших сыновьях.
Да будет так.