Старик сухой, согбенный и седой, набравшись смелости приблизился к коляске, где восседая над природой довольный всем сидел хозяин и дозволения сказать не смело испросил.
- Скажи ка барин, почто из года в год у нас порты всё те же, а у тебя растёт усадьба?
- Немытая скотина ты и потому ненадобно тебе портов вопще! А дом свой строю для детей, их видишь ли опять прибавил бог. И не тебе хамло добро чужое мерить, поди как на посев зерна занять, так барин и отец и пава!
- Да не про то я, ты погодь, не растворяй и без того смердящий зев. Я справедливости понять хочу на вкус. Почто тому кто пашет на Руси завещано ярмо, а тем кто погоняет – блага?
- Ты не иначе еретик! На каторгу, в железа, за такие речи! Сквозь строй и батогами мало, казнить, гнобить, стирать на пыль, чтоб не повадно было прочим!
- Прости, не гоношись, я ж неспроста - пытает сын, так он малец ещё, но вот смутил и мой ослабший разум. Раз мыслить нам не гоже, так то и передам, чтоб не искал себе погибель. Раз повелел господь трудиться на господ, так значит быть тому, а воля – наверное, то сказка не из этой жизни.
Хозяин стеганул лошадку и недовольный укатил в усадьбу. Старик зажмурившись от пыли, рассуждал, что видимо напрасно мёртвого пытал о жизни. Одна надежда, что изменится когда нить жисть и детки будут обитать в достатке, опять же если не сгребут в солдаты, не кинется чума-холера, не будет засухи и мора.
Вот умора! Куда ни кинь, повсюду ЕСЛИ.