По ту сторону

Сергей Плотников 2
                С.ПлотникоВ.

   Звук приближающейся  машины,  становился все громче. Он наполнял собою всю вселенную, становился чем-то материальным,  ощутимым как предмет. Звук заполнял собою все, и воздух, и небо, и землю. Он вытеснял улицы и здания, людей и машины,  идущих по этим улицам. Звук становился всем.

 Щелчок огромного выключателя, выключателя окружающего мира, резко прервал, этот заполняющий собою всю вселенную, звук. Наступила  огромная,  но более приятная тишина. Тишина не была постоянной, она прерывалась иногда,  какими-то разрозненными словами и фразами.

 - Мы здесь уже не нужны, - послышался уверенный женский голос. Тишина,  вновь поплыла,  заполняя приятным ощущением легкости и умиротворения. Из тишины, как  из  непредставляемой дали,  стали возникать едва уловимые вначале, затем объемлющие все, образы, Образы реальные,  как сама жизнь.

  Эти образы,  как сцены спектакля, пробегали, но не перед глазами, а как будто где-то внутри,  чего-то объемного как тело.
Они не ставились как воспоминание, а проживались заново, со всеми ощущениями и впечатлениями, отличаясь лишь ощущением повышенной совестливости.

 Вдруг появилась откуда-то огромная морда коровы, и ее огромный шершавый язык с силой лизнул щеку. Язык был мокрый и теплый и чувство стыда и застенчивости, как от первого поцелуя,  охватило все существо. Морда пропала, только голос матери  остался,  голос родной и ласковый
- Не бойся, она тебя целует.
Снова тишина обволокла собою как туманом. Из тишины, едва различимые, но режущие слух, слова.
- Есть пульс, зрачки реагируют
.
Зима, с огромными сугробами окружила, надвинулась, заполнила собою все вокруг. Две фигуры малышей,  показались на заснеженной тропинке,  сбегающей к речке. Один малыш одет в огромную фуфайку,  явно чью-то из родителей,  другой,  в белой заячьей шубке. Малыш в шубке тяжело тащит обледенелую пешню и,  в промежутках тяжелого дыхания, успокаивает спутника.
- Сейчас привяжем это к руке,  чтобы не уронить, и смеряем глубину.

 Дети подходят к проруби,  привязывают пешню к руке мальчика в шубке, он опускает пешню в прорубь, пешня выскальзывает из обледенелых варежек,  дергает за руку и,  малыш,  вниз головой,  уходит в прорубь следом за пешней. Холодная вода заполняет собою все. Как сквозь сон,  слышатся голоса, тепло окутывает тело, пахнет баней и березовыми вениками,  слышится всхлипывание маминого голоса, чувство стыда и вины заполняет собою тишину.

 - Почки раздавлены, позвоночник поврежден, нужно разрешение родных...
- Если хоть одна из почек не заработает,  мы его не вытянем...
Режет слух едва слышный,  незнакомый голос мужчины.

Время перестало существовать. Оно или остановилось, или же просто исчезло, пропало.
Только тишина и покой, сменяющиеся видениями, похожими на саму жизнь и неприятные незнакомые голоса, слышимые,  от  куда-то, совершенно  из  другого места,  другого времени и пространства.

- Будем удалять осколки скулы из гайморовых пазух…
- Глаз пока оставим, возможно, он еще…


И снова тишина, и жажда. Нет, не жажда пить, а жажда видеть картины жизни прожитой, и проживаемой вновь.

 Вот сад, разбитое окно, мальчишка плачет,
Нос сочится кровью и чувство гордости,
 Что с сильным  встал за мать и,  победил,
Хотя и был наказан.
Плывут видения, и в них растет ребенок.
То гордость, то уверенность, то стыд.

Лето. Гордость от впервые самостоятельно завязанных шнурков. Друг Сашка, он немного старше. Сашка протягивает полный ковш:
- Пей, это сладкий квас…
Снова плачет мама,  плывут предметы, а тошнота и стыд съедает всё нутро.

- Анализ пункции,  диагноз подтвердил, сердце крепкое, почки бы только заработали…

Солнце яркое,  по-летнему. Дети  с букетами запрудили всю площадь около школы. В кустах акации, в тени забора, два старших пацана трясут копейки у соседа первоклашки, одноклассника. Хотел  уже уйти мальчишка, было страшно, но что-то повернуло вспять.
Ругает мать, кровенит нос, рубаха порвана на локте и гордость, что не струсил, не ушел. Сразу как в кино меняется сюжет виденья. Большая перемена, несут разнос с едой для малышей, вот ставят и отходят и,  никого вокруг. Мальчишка подбегает, хватает яблоко, и, стыд пронзает всю сущность.

- Похоже на то, что правая, менее пострадавшая почка все же заработала…

-Осколки ребер трогать пока не будем…

Белесый туман обволакивает, успокаивает, наступает тишина. Вокруг светло, но не видать источника света, просто светло, тихо и хорошо. Нет ни веса, ни воздуха, просто свет.

- В реанимацию…

Из тумана,  постепенно,  проявляясь,  как фотография,  выплывают всё новые и новые картины жизни.

Вот промелькнули картины юности, и так же, они,  меняясь, вызвали оценку  действиям. Оценку  жесткую без поблажек и снисхождений. Она не слышалась, оценка чувствовалась чем-то, но так, что-либо поднимала над всем, либо беспощадно втаптывала в нечто. Нечто настолько мерзкое и  низкое,
что не поддается описанию.

Туман и свет наплывали, сменяя друг друга. Чередой прожитых лет тянулись видения. Постепенно нарастая,  возникало чувство неудовлетворенности прожитыми годами,  чувство невыполненного,
выталкивало из приятного состояния тишины, покоя и света.

Свет начал приобретать смутные очертания источника в виде светильника. Боль, неимоверным грузом стала наваливаться на вновь приобретенное тело. Вновь послышались голоса совершенно незнакомых людей.

-Возвращается сознание….
-Состояние стабильное, тяжелое, кризис миновал…

Боль заполнила собою все. Свет померк и вновь тишина, легкость и умиротворение.
Видения  пропали, только боль и темнота навалились сменяя друг друга.