Одни убытки

*** 1 ***

Началось всё с девушек, как частенько это и бывает.
С Анхелес.
Их жизнь была вообще изначально чем-то особенным. В частности, она была чужда всяких общепринятых условностей вроде времени суток, например, поэтому стук в дверь в двенадцатом часу утра застал девушек уставшими, гладко расчесанными, чисто умытыми и сонными.
Эмбер со стоном помотала головой, зарывшись в подушки на обширной постели.
– Сколько можно…
– Не беспокойся, – вздохнула сестра, вслепую нашаривая халатик. – Сейчас выставлю вон.
– И запомним.
– И в упор не увидим больше.
– Пусть обломаются.
– Надоели.
Шанталь, ойкая, босиком прошлепала по ледяному полу к дверям, накинула цепочку, чтобы не пропустить настырного гостя, если он рванет внутрь. Толщина цепочки впечатляла, как и добротность дверей квартиры Анхелес: девушки жили в пентхаузе единственной высотки Канала, проще говоря, на третьем этаже максимально приличного каменного дома на одной из центральных улочек. Он тут стоял с каких-то незапамятных времен, чуть ли не с позапрошлого века, а пёстрое самодельное гетто разрослось вокруг некогда одинокого здания гораздо позже.
Само жилище представляло собой одно довольно обширное помещение, нечто среднее между богатой гардеробной, складом разнообразнейшей косметики и спальней класса люкс. Такого эффекта хозяйки добивались долго и упорно, вручную маскируя шелковыми полотнами насыщенных цветов обшарпанные старые стены. Купленные в Чайна-тауне азиатские ковры спасали пол, а на местах особо впечатляющих провалов пришлось что-то подложить. Разбрызганные повсюду духи успешно боролись с вездесущим запахом плесени. Самым же уютным местом в квартире сестры считали крохотную кухоньку, надежно скрытую за двумя ширмами в дальнем углу, где всё было, как дома, вплоть до вышивки на салфетках и рисунка на чашках. Туда девушки не пускали никого и никогда.
Щелкнул замок, скрипнули мощные петли, натянулась цепочка – сама, не под давлением, и нырнувшая под одеяло Эмбер приготовилась слушать едкую отповедь острой на язычок сестры в адрес обнаглевших визитеров, но от входа раздалось только:
– Ой!..
Выглянув из укрытия, Эмбер первым движением протянула руку к тайной полочке в изголовье, где сестры держали небольшой, но вполне серьезный арсенал, однако, Шанталь, занятая поспешным выковыриванием цепочки из запирающей скобки, зыркнула в стиле «прекрати, не тот случай», запахнула прозрачный халатик поприличнее и радушно пригласила:
– Проходи, querido.
Быстро соображавшая Эмбер дала одеялу сползти, явив себя миру. Соблазнительная поза роскошного тела не могла не быть изящной, это у девушек в крови.
– Тебе мы рады в любое время, tesoro.
– Нет, девчонки, правда, я всё понимаю. – Шон отошел от двери на шаг, не больше, извиняющимся жестом выставил ладони вперед. – Мешать не буду, я на минуту.
– Эй, – захлопала ресницами Шанталь, – и слышать не хотим.
Она мягко потянула парня в сторону постели.
– Приляг, отдохни!
– Иди к нам, – потеснилась Эмбер.
– Мы не так часто заполучаем тебя именно сюда…
– Нам никто не помешает.
– Не упрямься, hombre!
– Твои дела могут подождать…
– Стоп. – Шон хладнокровно не поддался.
Ловят случай пусть те, кто не уверен в себе и регулярной доступности неожиданно приоткрывшегося ресурса. Кому-то несусветная удача, кому-то безотказная часть жизни.
– Я говорю, я ненадолго. Знаю, что не вовремя, после шоу вам надо отдохнуть. Зашел только потому, что… в общем, вину за вторжение надеюсь искупить так.
Шанталь уставилась на небольшую синюю бархатную коробочку на ладони тем же взглядом, что и Эмбер на свою, не квадратную, но продолговатую, прилетевшую к ней на постель. Через миг сестры синхронно распотрошили презенты и наперегонки кинулись к огромному зеркалу.
Одна не могла решить, в каком ушке лучше смотрятся яркие серьги-«каскады» длиной до плеч, другая искренне забыла, что халатика на ней нет – на ней зато было тяжелое и недешевое колье, благородно оттенявшее смуглую безупречную кожу груди и шейки. Дополнение к серьгам, тот же стиль.
Чуть переведя дух, Анхелес молча набросились друг на друга, молниеносно обменялись украшениями и замерли снова, завороженно созерцая реверсивно отраженную картину в зеркале. Шанталь плотно прикрыла ладошкой колье на груди, не глядя на сестру, хриплым шепотом потребовала:
– Дай сюда… как вместе.
Та скрипнула зубками, но отдала. Шанталь засияла…
– Теперь мне!
Девушки никогда не ссорились. Пока Эмбер не сводила с себя, неотразимой, опьяневших глаз, слегка пришедшая в себя вторая Анхелита повернулась к не прятавшему довольной улыбки парню.
– Ты помнишь про наш день рождения!
– Естественно, – кивнул он. – Вы же обо мне не забываете.
Девушки не стали комментировать саму крамольную мысль о том, что в принципе можно игнорировать самого перспективного парня в Underworld, динамить его или, тем более, о нем забыть. Особенно, если он не стеснительный, неутомимый и настолько не жадный…
– Неужели я успел первым?
Анхелес неторопливо двинулись к нему, заходя каждая со своей стороны. Усталость, казалось, отступила под воздействием сильного стимулятора.
– Да.
– Ты, как всегда, на высоте…
– Нам так приятно.
– Такого подарка мы не ждали.
– А Вентура? – вполголоса поинтересовался он.
– Он никогда не дарит…
– Он давно не приходит.
– Он о нас совсем не думает.
– Мы на него скоро обидимся.
– Но ты…
– ..Ты великолепен.
– Позволь нам отблагодарить!
– Не смей отказываться!
Парень дождался, пока они походками хищниц приблизятся вплотную, обнял обеих, развернул зеркальным движением в сторону кровати и сдвоенным звонким шлепком придал ускорение в том направлении.
– А ну в койку, девчонки, и чтоб до вечера восстановились.
Плюхнувшиеся в ворох апельсинового цвета простыней Анхелес развернулись:
– У тебя на нас вечерние планы?
– Не исключено. В любом случае, невыспавшиеся и вареные, вы снижаете эффект от новых побрякушек. А это еще даже не весь комплект.
Девушки посмотрели друг на друга, проверяя, не ослышались ли, правильно ли поняли, а дверь тем временем громко хлопнула, отсекая саму возможность выяснения подробностей интригующего заявления, и они остались одни.
Отдышались, слегка успокоились, аккуратно убрали подарки. Устроились в уютном гнездышке, со слипающимися глазами одновременно вздохнули.
– Нет, он один такой, hermanita.
– О, да, я даже не представляю, сколько это стоит.
– Дело не в том. Он единственный после…
– …Мог просто уйти и позволить нам просто поспать.


На подъездах к Кварталу Шона поймал Рой. Это выглядело, скорее, как едва не состоявшееся дорожно-транспортное происшествие, поскольку юркий компактный «фолькс» Картера самоотверженно бросился, скользя по свежему снегу, как по катку, под колеса дэлморовского джипа с целью погибнуть, но не дать уйти.
– Рой, ты… – начал Шон, вытянув друга за шиворот курточки из-за руля.
– Не ругайся! Дело крайней важности!
– Дьявол, что случи…
– Шон, мне срочно надо!
– В Клинику после столкновения со мной или сразу по мозгам?
– Я всё точно рассчитал, ты же всё равно затормозил! Шон, ты обязан помочь!
– Да что надо?!
– Денег!
Вопросительно поднятая бровь Шона не повлияла на пламенный энтузиазм Роя.
– И побольше. И прям щас. И давай уже, не стой столбом.
Шон сунул руки в карманы, но вынимать вожделенное не спешил. Рой пританцовывал на месте, то и дело поскальзываясь.
– Не будь жестоким! У меня есть информация! У меня есть шанс! Но у меня нет ни гроша!
– И при чем тут я?
– Ты всегда при чем! Всегда-всегда! – подхалимски заулыбался Рой. – Я забыл код от сейфа в доме, а то бы и не отвлекал, не мешал бы, не надоедал…
– Ты никогда не знал код от сейфа, – ровным голосом заметил Дэлмор.
– Правда?... Ах, да… а кстати, почему?!
– Мы повыясняем это прямо здесь и сейчас, посреди дороги в полдень? Я с удовольствием расскажу тебе о твоих слабостях потом. Убери тачку, я домой.
– Мне за денежками?!
– Обломись.
– Почему так сразу?!
– По-моему, это моя классическая финансовая политика в отношении тебя.
– Шон! Ты же не можешь быть таким коз… вести себя, как последняя свол… разыгрывать такого стопроцентного убл… – Рой отчаялся выразиться адекватно и раскашлялся, маскируя неудачные огрызки сентенций.
– Я что-то слышал сейчас?
– Ты слышал горькие рыдания моего отчаявшегося сердца! – возопил неунывающий светловолосый. – Я ж не эгоист, я ж не себе!
Он замер в ожидании логичного продолжения, готовый подхватить дискуссию в нужном ключе, но Шон невозмутимо прислонился к борту машины, изучая крышу противоположного дома, на которой на глазах увеличивался белый слой – сегодня будет снежный день. В этом году зима нагло началась еще в октябре, а уж ближе к двадцатым числам ноября все уже привыкли.
– Через двести секунд я стартую вне зависимости от наличия твоего корыта на пути. Нет, я ничего не спрашиваю. Да, мне абсолютно не интересно. Сто девяносто секунд.
Рой опустил голову. Помолчал, будто забыв о выставленном таймере, поковырял носком ботинка трещинку в ледяной корке на асфальте, дернул плечом.
– Шон… я хотел купить в городе чего-нибудь приличное. Подслушал ночью «У Дэна», Канальские болтали, что у Ангелочков сегодня то ли именины, то ли…
– День рождения.
– Ты знал? Ой, ну конечно, ты знал. Чёрт, – шмыгнул носом Рой не то от холода, не то от безнадежности. – Они на меня так смотрят вечно, что моя самооценка уходит жить в подвал. С высоты ихних каблуков я для них вообще никто…
– Брось, тогда летом на Холмах вполне всё нормально было. Вы с Дэреком ими даже менялись, разве не так?
– Так-то так, да ты что, считаешь, сестры на нас со Смитом хоть посмотрели бы, не будь на той вечеринке тебя? Ну, на Дэрека, может, и посмотрели бы… – совсем приуныл Рой. – А я сколько ни прыгаю вокруг, когда они в Нейтрале соизволят появиться, всегда облом. Я им по плечо, Шон… они поверх меня на вас с Вентурой смотрят и глаза не опускают. Я умею с девчонками, Шон! Но для этого надо хоть оказаться замеченным! А у меня ни статуса, видать, ни экстерьера, ни смелости ловить их где-то там на Канале…
– Я тебе устрою «ловить на Канале», – сквозь зубы пробормотал Дэлмор.
– Вот я и хотел.
– Заинтересовать hermanitas материально?
– Ага…
Шон прикинул, что девчонки заслужили свой праздник, от кого бы он ни исходил и кем бы ни финансировался, вздохнул и вынул из кармана кредитку. Рой возликовал, нацелился на добычу, но вредный Дэлмор поднял карточку на максимальную высоту, до которой парень скромного роста никак не мог достать, как ни старался.
– Послушай меня.
– Отдай! Ты ж согласился, давай, Шон! Ну хоть чуть пониже…
– Ты не полезешь на Канал.
– Нет… опусти! Хватит издеваться! – Упрыгавшийся Рой тяжело отфыркивался. – Ай, я на что-то наступил.
– Это была моя нога. Ты меня понял?
– Понял! Твоя нога.
– Кар-тер.
– Не полезу я! Дай сюда, изверг!
– Только в Нейтрале. Лучше «У Дэна», они должны выбраться туда сегодня к ночи. Не рискуй. Не нарывайся. Хочешь, с тобой пойду?
– Свихнулся??!!! – Шон поморщился от количества децибел. – И думать не смей! Чтоб я опять на подтанцовке?! Найди себе другое развлечение, ну пожа-а-а-алуйста…
– Да не вопрос.
Заметив, что у Роя созрел коварный план забраться на бампер джипа и оттуда попытать счастья любым рискованным способом вплоть до безоглядного прицельного прыжка, Дэлмор сдался.
– Держи. Как хоть тратить планируешь?
Восторженные глаза Картера отражали разверзшуюся перед ним бездну заманчивых возможностей.
– Можно заявиться на лимузине… пообещать ванну с шампанским… можно прискакать на коне… белом, да? Обязательно белом. А их куда потом? Проклятье, их двое! На коня мы втроем не взгромоздимся… жалко животное. А прицеп к коню – нет, как-то это по-другому называется… Повозка?.. А, карета! – к такому коню, по-моему, не полагается. Тогда три коня? Белых? Кх-м…
– Давай-ка сюда обратно.
– Не-не! Ни за что. Я придумаю. Я тонну роз притараню! 
– Самосвал отгрузи им на головы. И стань посмешищем уж точно для всех сразу. Всё, Рой, я отказываюсь напрягаться на эту тему, прошло уже трижды по двести секунд, делай, что хочешь, короче, отстань.
– Ага!
– Только останься нормальным и неповрежденным.
– Угу!
– И не депрессивным.
– Скрести за меня пальцы!
– Все десять.


Почти уже на пороге родного дома Шона остановил робкий девчачий голосок.
– Ой… а можно?
Не уверенный, что речь вообще обращена к нему, лидер обернулся. Через улицу торопилась перебежать хрупкая и стеснительная кореянка из лейловских ассистенток. Довольно плотный поток машин никак не давал ей вклиниться, девушка изящно, но бестолково пыталась обогнуть то одну, то другую машину, вызывая хор гудков.
Шон прошел обратно от двери по дорожке к улице, не глядя по сторонам, шагнул на проезжую часть и остановился посередине.
Гудки затихли сразу. Машины встали моментально. Девушка – он вспомнил имя, Ким – расцвела. Быстренько поправила сбившуюся белую пушистую шапочку, робко помахала ему, он коротко махнул в ответ – иди сюда. Она покраснела, скользнула в центр замершего потока, всем видом показывая, как ей неудобно.
Шону, напротив, было удобно вполне.
Он когда-то лично нашел Ким, избитую, больную, отчаявшуюся и одинокую в совершенно чужом мире незнакомой страны. Ее выбросил на улицу очередной жестокий извращенец-работодатель, поскольку покорная рабыня уже не могла выполнять обязанности и потеряла товарный вид. Оказавшись в Хосте, признательная Ким со временем убедилась, что в этих местах с ней будут обращаться совершенно по-другому, и этот парень не станет перепродавать ее, требовать возместить расходы или пользоваться ею иначе. Помощь посильную он, однако, примет и остаться разрешит.
Лейла, которая отогревала дрожащую кореянку, вообще стала ей, как подруга. Две чужекровные девушки на удивление легко нашли общий язык, обменялись своими историями, крепко подружились, и теперь Ким была искренне рада работать вместе с Лейлой там, где пригодились ее аккуратность и желание облегчать другим так знакомые ей самой страдания – в Клинике.
И вот, получив задание, она, удивленная собственной смелостью, пыталась заговорить с лидером Хоста в центре созданной ими пробки.
– Я… доброе утро… то есть, день. Добрый.
– Привет, Ким, – терпеливо кивнул он. – Как ты?
– Хорошо, очень хорошо! – улыбнулась девушка, нервно оглядываясь на окружившие их автомобили. – Может…
– Тебя Лейла прислала?
– Да. Она сказала передать… то есть, попросить…
– Срочное?
– Не очень. Но почти…
Мимо них самоотверженно прокрался «лендровер», обогнул по дуге на малой скорости. Из-за руля виновато пожал плечами Моран, красноречивым жестом треснул себя по запястью – дела, время! Ему никогда не хватало.
Шон отмахнулся.
– Так что там, Ким?
Вслед за Мораном в порядке строгой очереди осторожно потянулись остальные, оставляя безопасный островок посреди трассы для занятых разговором.
– Нам, то есть, в Клинике, нужны лекарства. Препараты, расходные материалы, ну, там много всего… вот тут даже список.
Ким вытянула из кармана шубки несколько исписанных убористым почерком Лейлы листов. Шон непонимающе нахмурился:
– Так закажите добытчикам. На Клинику работает Моран, вон он только что…
– Нет… – прошептала девушка, замирая от самого факта возражений главному. – Тут сложнее… вот Лейла и послала меня к тебе. Она сама на Рэд-стрит, там девочку одну прооперировали, ну, Освальд, всё прошло вроде ничего, она отлеживается, а Лейла всё равно ждет там, у нее в комнате, как та очнется, от наркоза отойдет…
– Ким.
– Да! Ой, я… прости.
– В чем сложность?
– Лейла говорит, нельзя посылать Морана.
– Почему? – в голосе Шона послышалось напряжение, он зыркнул вслед «лендроверу». – У нее к Киллрою есть претензии?
– То есть, не то чтобы именно его! – испуганно спохватилась Ким, зачастила: – Он хороший, всё нормально, он всегда делает, Лейла не в этом смысле, я ничего такого, я не хотела…
– Ким!
– Да! Просто мальчики часто путают. Они не разбираются в названиях, ругаются, что очень замудро и длинно, они не вчитываются и сгребают часто всё скопом, а там не то. Или не столько, сколько надо. Или дозировка не та, это им вообще не втолкуешь. Они хорошие, они стараются, они просто не очень аккуратные.
Ким прикусила губу, гадая, не подвела ли кого своими жалобами.
– Я поговорю с Киллроем, – сдержанно пообещал Шон. – Он у меня каждую букву зазубрит.
– Только не ругай Морана! – пискнула она, от огорчения всплеснув руками, из-за чего синяя «мазда» позади нее резво вильнула в сторону. Ким так не хотелось обижать ребят, которые не делали ей ничего плохого.
– Короче, Лейла этот список прислала мне? – Шон всё еще надеялся свести, наконец, разговор к конкретике. – Она хочет, чтобы съездил я?
Погибающая от волнения Ким вгляделась в лицо Дэлмору – он в бешенстве?
– Давай сюда, ладно. Не проблема.
Ух, вроде нет. Явное облегчение отразилось на ее раскрасневшемся личике. Он протянул руку за бумажками, но Ким, мечтая вообще исчезнуть, пролепетала:
– Нет… она хочет, чтобы съездила я.
– Со мной?
– Нет… с Мораном. Или всё равно с кем…
– Чёрт возьми. Ким.
– Я…
– Выкладывай!
– Прости! Лейла сказала, что надо не как обычно, ну, чтобы мальчики не пришли и взяли всё бесплатно, потому что они тогда всё делают быстро и не тщательно – но они хорошие! – но часто привозят разбитое, или перепутанное, или испачканное, или вообще однажды из какой-то странной аптеки они привезли такое, что Лейла ужасно удивилась, поизучала и сразу же сожгла в яме на заднем дворе…
– Ур-роды, – выдавил Шон. Достал коммер, но сперва решил дослушать. Ким, крепко зажмурившись от ужаса, выкладывала, как и было приказано:
– Так вот, в этот раз то, что в списке, надо бы просто взять и купить. Как обычно, как все. Без риска, без спешки, точно то, что надо и сколько надо, я для того и нужна. Я всё знаю, я соображу на месте, что заказать, и в дозировках я тоже разбираюсь. Вот только купить – это же не бесплатно.
– Ну да, – согласился парень с очевидным.
– И вот.
– И Лейла…
– И да. Там, в низу списка, сумма. Она думает, что не дешевле.
Всё еще с закрытыми глазами Ким продемонстрировала на вытянутой руке последний лист.
– И… Шон, мне куда? Мне к кому? Кто мне это… выдаст? Если можно. Я хотела, чтоб Лейла сама, но там девушка на Рэд-стрит, прооперированная, наркоз…
– Не повторяй! – перебил он. – Тебе никуда и ни к кому, скажи Лейле, что я сам всё выдал.
Ким осторожно разжмурилась как раз вовремя, чтобы подхватить врученную ей кредитку, близняшку той, что чуть ранее унес в клюве счастливый Рой.
– Иди на Периметр, я пришлю туда человека с мозгами, чтоб тебя подстраховали в городе. Бери не всё сразу и не в одной аптеке. То, что по рецептам, найдешь на складе, я скажу адрес парням, которые поедут с тобой. Там выйдет всё-таки бесплатно, но они позаботятся, чтобы у тебя было время вчитаться во все этикетки. Про морановских идиотов надо было мне сказать раньше.
– Но они хоро…
– Ким. Иди и будь осторожна.


Дома Шона ждал Дэрек. Бодро вскочил с дивана, устремился навстречу, не дав другу раздеться, выложил:
– Слушай, у меня отличный план, как срубить много бабла.
– Ты сегодня оригинален, – вздохнул Шон, стаскивая обувь. – Или… – подозрительно нахмурился он, – договаривай, впрочем, с кого ты там решил его рубить?
– Не с кого, а с чего, с одного подпольного казино!
– Это где такое?
– Да там, в одной дыре. Обороты у них нехилые, не все же могут мотаться в Вегас? Их реально можно нагреть на килосотню, а то и не на одну! Если я возьму Стэна с ребятами…
– Не выйдет, Стэна я услал в город по другому делу.
– Какому еще?
– Важному.
– Тогда Морана.
– На него я сегодня зол.
– Бедняжка Киллрой. А мне расскажешь? – заинтересовался Второй.
– Возможно. Я, наверное, зол на него как раз настолько сильно.
– Шон, я с наслаждением помогу тебе четвертовать Морана даже просто так, без причины, только можно это подождет хоть до вечера, а? – взмолился Дэрек. – Там в том казино, по оперативной информации, скопилась отличная сумма. Они имеют дело с Югом, с их хранилищами, не дай бог, успеют сдать наличку туда, и мы не достанем. Если только ты, – елейно и вкрадчиво понизил он голос, – наконец-то, разрешишь пощипать Юг…
– Дэрек.
– Чёрт, ну разумеется. Но я хочу поймать!
– Так иди. С Вестом, например, или Хойтом. Или обоими вместе.
– Не, я хочу не штурмом, понимаешь? Хочу чётко и без кутерьмы. Аккуратно войти, присмотреться, прикинуть, не устраивать там мочилово, а взять конкретно кого надо за яйца – есть же у них управляющий? – а потом он отдаст конкретно сумму из сейфа, и мы так круто свалим.
– Ага, где я это видел? Ты конспектировал тот вчерашний фильм по сто шестому каналу?
– Я не компкерти… я его просто внимательно посмотрел. Прикинь, там вообще без выстрелов парни обошлись, даже охрана, считай, не чухнулась! Я тоже так хочу попробовать.
– А сумеешь?
– Проверю! Можно, я Алекса возьму?
– Только если он косуху со всем остальным прикидом оставит дома, а то вся охрана будет искренне ваша еще до начала.
– Я его сам раздену.
Воодушевленный Дэрек сгреб со стола пистолет, воинственно подтянул штаны и направился в угол холла. К вделанному в стену мощному сейфу.
Шевеля губами, набрал длинную комбинацию, не замечая озадаченного взгляда Шона, распахнул тяжелую дверцу и принялся сгрeбать с полок пачки денег. Набил во внутренние карманы куртки, запихал в джинсы, одну пачку, насвистывая, сунул просто за ворот майки.
– Поведай-ка мне, – странным голосом осведомился Шон, – чем ты сейчас занят?
– Ты что, невнимательно смотрел то кино? – заморгал Смит. – Там до начала операции парни усыпляли бдительность персонала. Сыгранули в блэк-джек, в рулеточку пару ставок… они вообще даже в смокингах были, всё такое, но нам-то не грозит, потому что Алекс не пойдет на подобную маскировку даже за миллион. Шон, мы же не двинем с порога так по-деловому искать управляющего и без проволочек брать его за яйца? Проще тогда сразу штурмом.
– Но…
Содержимое сейфа уменьшилось наполовину. 
Там держали не так уж много налички, несколько «килодесятков», на бытовые нужды, и код был известен только морально устойчивым жителям дома, не склонным к финансовым безумствам и шопингу.
– Дэрек, по-моему, ты как-то нетрадиционно понимаешь идею «рубить бабло». Ты собираешься отнести деньги в казино.
– Ну ты чего?! Я ж не азартный.
– Ты?... Не какой?...
– Ну, не в плане всяких этих штучек, правильно? Я ж не спускал никому slavery, как некоторые! Я чисто для дела.
– Неужели предполагается, что я свято верю?
– Шон!.. Я ж не просто выношу деньги из дому, я вернусь и принесу в десять раз больше!
Дэлмор невербально выразил весь скепсис, на какой только был способен.
– И нечего на меня так смотреть! Вот спорим, что я положу обратно сумму гораздо солиднее? Я не транжира, как эти, я добытчик!
Дэрек на грани серьезной обиды нахмурился и неосознанно стиснул кулаки. Он совершенно непритворно верил в свою стратегию, преследовал кристально благие цели, гэмблером по натуре действительно не являлся даже близко, и Шон, не видя железных поводов отказать, был вынужден смириться. Выставил ладони вперед, успокаивающе покивал:
– Ладно, уговорил. Забирай, что натырил, делай, что хочешь, играй в киносценарий, ставь на рулетку, раздевай Кеньона, грязно приставай к управляющему, только чтобы вечером я тут тебя увидел…
– …Разбогатевшим ты меня увидишь! – перебил тот.
– Живым и целым, Дэр. Договорились?
– Ага, – улыбнулся парень. – До вечера!
Вслед ему Шон негромко пробормотал, как бы для себя:
– Вот чего не пойму, так это зачем надо было вычищать именно домашний сейф? Добытчик мог бы раздобыть где-нибудь еще.
– Эй, я могу! Только тогда шансы на «живой и целый» снизятся, правда? Представь, что я лажанулся, – самокритично предположил Дэрек, натягивая кроссовки, – и ты должен выгрeбать меня из коповского отстойника или растаскивать нас с каким-нибудь там Ист-Вэем… Охота тебе? Оно не дороже встанет?
– Против логики не попрешь, – устало согласился Шон, вытягиваясь на диване. – Удачи.


Через полчаса зашла Джеки.
Странноватая девушка, у которой на голове из волос было сделано целых три хвостика, два из которых – с помощью обрывков проволоки, поздоровалась и таким взглядом посмотрела на мягкое кресло, что Шон не только сразу же, даже не ответив на приветствие, указал ей на него, но и сам поднялся и сходил на кухню к холодильнику. От благодарности Джеки не произнесла ни слова, но в тишине и спокойствии дома Джойнта, обосновавшись в удобном кресле с пивом в руке, она выглядела так, что парень остался доволен собой. Особенно тем, что у него хватило такта ни о чем ее не спросить.
Проспав минут сорок, Джеки подскочила на месте – пустая жестянка выпала из пальцев и докатилась до ножки стола. Девушка огляделась, пришла в себя и назвала причину своего визита, будто сорока минут покоя не было вовсе.
Оказалось, ее подопечные, двадцать с лишним максимум десятилетних мальчишек, находятся в полном неведении относительно того, что такое цирк. Их фантастические догадки на этот счет не имеют ничего общего с реальностью. Клоунов они считают чем-то сродни Дракуле и Годзилле, а животных, кроме собак и кошек, ну, еще крыс, видели только на картинках. Они все живут в Африке? Это вроде бы такая планета.
Аттракционы – сказка для богатеньких, в рекламе всё врут, таких устройств не бывает, полный дурацкий бред. Еще скажите, что Диснейленд реально существует.
Сахарная вата – это надо зачем-то посыпать сахаром то, что находится внутри старого сиденья древней тачки без колес, что на заднем дворе? Очень умно. За это кто-то платит деньги? А потом это надо прожевать?
Какое странное слово – карусель, и ужасно смешно, когда кто-то пытается объяснить смысл этой ненормальной ерунды. Автомобили, даже маленькие, не могут ездить на электричестве, Ник Вебстер бы точно знал, и в гараже такие бы точно стояли. Барабан – это сто процентов такая часть обычного револьвера, а барабанные палочки – это так про патроны, что ли?
Сил моих больше нет, – сказала Джеки. Она от этого хочет плакать, но ей нельзя.
У Фрэн с ее двенадцатью девчушками чуть получше, но тоже мрак. Там дискуссия, надувают ли воздушные шары сразу на заводе или еще как-то, а также сбор мнений по вопросу: пони рожают единорогов или наоборот. И если не наоборот, то как же быть с рогом?
У Христы три пацана передрались, выясняя, настоящие ли в музеях мечи, самолеты и доспехи, и если да, то, видимо, динозавры тоже? Победивший в драке мальчишка, пока Христа оттаскивала его за уши, успел уточнить: музей, это ведь когда много-много кресел и один супертелевизор на всех? А где тогда там прячут все эти штуки, и на какого типа привязи держат динозавров? Отправленный в пустую комнату отбывать получасовое наказание, он не участвовал в следующем споре на тему: полагается ли к каждому креслу в том странном месте свой пульт, и как люди там бескровно договариваются, какой канал глядеть и с какой громкостью.
А еще, рассказывала Джеки, им очень интересно, как у некоторых загадочных чуваков получается ловить зубами пули, распиливать кого-то пополам и выходить целыми из утыканных лезвиями коробок. Они однажды такое по телику через окно видели. У них много версий. Им под страхом смерти и последующего лишения обеда запрещены эксперименты на себе подобных, но они недавно пришли к единому мнению, что вот уж Шон Дэлмор точно-точно может это всё проделать, да еще и круче. Он поймает пулю, даже если внезапно из-за угла.
– …Какой ужас, – тоскливо пробормотал Шон, уставившись в потолок.
– Я тебя предупредила, – вздохнула Джеки.
Когда она начала выкладывать идею, что по-хорошему надо бы как-то приобщать ребят понемногу хоть к чему-то – пока холодно, можно начать с кино и музеев, весной ярмарки, зоопарки, еще можно… Шон не дослушал и сразу указал ей на приоткрытую после Дэрека дверцу сейфа.
– Там. Возьми сколько надо. Не мелочись, в любой момент сколько угодно. Только займи им мозги полезным и отвлеки, ради всего святого, от всех этих проектов.
Джеки повернулась к нему с пачкой в руке, намереваясь сказать, что этого, наверное, будет многовато, но парень прикрикнул:
– А теперь возьми еще, втрое больше, для Христы и Фрэн. И начинайте с завтра же, только не скопом в одно место, чередуйтесь. Сопровождать вас всех в городе будут… О! Моран Киллрой и его люди. Отныне и вечно.
Джеки пожала плечами, поблагодарила, подобрала пустую банку с пола, чтобы выкинуть в положенное место, и пошла радовать своих питомцев.
А Шон жестоко обрадовал Морана.


Едва лидер прервал нажатием на отбой предсмертные стенания обреченного Киллроя, по другой линии позвонил Алекс и вежливо попросил денег, а то надо в казино, а Дэрек уперся и совсем не делится.
Шон стоически стиснул зубы и не менее вежливо послал Алекса нахер. Может быть, там Алексу повезет больше.
Потом из города позвонил Стэн и сказал, что есть проблемки.
– Что-то на складе? – коротко спросил Шон. – Ким в порядке?
Ким и склад оказались в порядке, но с суммой на кредитке промашка вышла, объяснил Стэн. Она немножко совсем кончилась. Покупать, как выяснилось, для разнообразия даже прикольно! По пути попалось столько всего интересного, свежие электронные гаджеты и миллион классных штучек в магазине охотничьих принадлежностей, с хозяином которого в кои-то веки расстались закадычными друзьями. Он всё простил! Стэн потом покажет, Шону обязательно ужасно понравится, но вот Ким не ценит и обещает пожаловаться Лейле. Дескать, там еще полсписка какого-то. Так вот – там реально важный список и стоит ли напрягаться? Если да, то как, можно сейчас быстренько заехать еще за одной кредиткой?
Шон медленно отстранил от лица коммер и долго молча на него смотрел. Стэн уже успел забеспокоиться, но услышал, наконец, вопрос: он, Райвери, свою пропащую и откровенно хрупкую жизнь вообще хоть чуть-чуть ценит? А полный набор несломанных конечностей его до сих пор устраивал, но перестал? Или как?
С ответом у Стэна создались определенные сложности, но общую тему он просек. Шон еще уточнил, что без всецело довольной Ким и идеально выполненного ее списка Райвери домой может не являться в принципе. Если только в целях опосредованного самоубийства. Однако если его не будет на месте через полчаса вместе с девчонкой и нужными вещами, купленными на са-мо-сто-я-тель-но добытые деньги…
Задушенным шепотом Стэн заверил, что осознал, уже приступил и впредь постарается скорректировать поведение.
Шон выключил коммер, не дослушав, отшвырнул его на противоположный угол дивана, запустил пальцы в волосы и попытался сообразить, что тут вообще сегодня происходит, в какой именно момент всё пошло не так, что это за вид проклятья и кого надо срочно убить, чтобы его снять.


Когда Бэсс, которая довела до ума все кухонные заботы, вышла в холл, с наслаждением потянулась, распрямившись во весь рост и распустив по плечам свою высокую деловую прическу, а потом узрела до сих пор неосмотрительно распахнутый сейф, восторженно подлетела к нему и принялась выгрeбать остатки наличности, Шон уже даже не удивился.
– Ой, как удачно… – на какой-то популярный мотивчик пропела она. – А я как раз собиралась разговаривать с тобой.
– Ну да, – мрачно кивнул парень, не делая попыток вмешиваться. – Со мной теперь разговаривать совершенно не обязательно.
– Шон, ну ты же не против, – утвердительно уведомила девушка того, кто единственный следил за тем, чтобы в этом сейфе хоть что-то было.
– Я? Да кто я вообще такой, если на то пошло.
Ну не скандалить же с девчонкой? И ругаться на нее тоже как-то неприлично. И добывать не отправишь. Да что же это такое, у всех полно идеальных резонов…
Она тем временем весело приговаривала:
– Вот увидишь, как всё будет здорово, как всем понравится!
– Я так уже в безумном восторге. Кстати, – спохватился он, – а по какому поводу изъятие?
– А? – поморгала Бэсс, упихивая в сумочку последнюю пачку.
– Ты идешь с Дэреком и Алексом в казино? Они тебя позвали усыплять чью-нибудь бдительность или всё-таки обрабатывать управляющего?
– Не приведи господь! Вот еще я с этими головорезами не шлялась по злачным местам.
– Тогда по кино и музеям с малолетками?
– Что? И в каком дурном сне тебе приснилось, что я на это способна?
– Ну… тебя подослали ко мне Райвери и Ким?
– С какой стати?!
– Проклятье, только не говори мне, что ты подбираешь подарок для Эмбер и Шанталь…
– Шон Дэлмор, ты себя вообще как чувствуешь?! Ты что несешь? – Бэсс в шоке хватала воздух. – Чего-чего? Для кого-кого? Обалдел… вот уж через мой труп. Погоди, а что, Стэн теперь вместе с Ким?! Ой, а как же Прис… Бедняжка, надо ее найти и утешить, а Райвери, паразит и гаденыш, я ему устрою! А Ким тоже хороша, тихая, да не без чертовщинки… приворожила парня, не иначе.
Шон медленно сполз по спинке дивана, плотно закрыв ладонями лицо.
– Я со всеми вами рехнусь скоро. Но кого это волнует?
– А? – После лавины собственных вопросов Бэсс неожиданно решила всё-таки ответить на один из заданных Шоном: – Насчет денег, это я вообще не для себя, я чтобы порадовать хороших людей. Ха, нет, ну надо же было такое сморозить про этих Дьяволитас! Ни разу не для них… для Хэри с Джуди. У них через две недели годовщина свадьбы, и им надо отметить ее как можно масштабнее, чтобы забылись всякие размолвки и трабблы с теми взаимными изменами… Вот мы и хотим преподнести им сюрпризный суперподарок – круиз на двоих куда-нибудь в теплые места. На острова… Канары, или Мальдивы, Доминикана тоже подойдет.
Бэсс мечтательно зажмурилась, словно сама планировала присоединиться к «молодоженам». Шон уточнил:
– Мы хотим, говоришь? Мы – это кто?
– Ну, мы… Мы с тобой и Рой с Дэреком.
– Ага. Я вот отныне случайно в курсе. А парни знают?
– Да какая разница? – искренне удивилась Бэсс. – Главное, факт, а не то, в курсе ли кто-то там. А ты что, не хочешь дарить Ракерам два билета в рай? Ты не хочешь? Шон? А почему?
– Так, всё, не надо, – взмолился парень, не чувствовавший в себе сил вести иезуитский разговор о тонких материях. – Взяла, так иди, выбирай и дари им чего хочешь. К слову, Стэн не бросал Прис.
– Не «чего хочешь», а самое лучшее. Ах, этот подонок крутит с двумя сразу?!
– Флэйм, испарись и оставь меня в покое.


Двадцать минут впустую провертевшись на диване, Шон поднялся. Зашел на кухню, пожевал что-то, не замечая вкуса, обнаружил, что пиво не успело охладиться до предпочитаемого градуса, и решил свалить подальше.
Из дома, где нет покоя, из Квартала, где ловят прямо на улице, чтобы нахально и, что самое обидное, результативно попрошайничать.
Куда? Не к «Дэну», ни за что. Там не скроешься.
В город? В городе сейчас Смит, Райвери, Кеньон, Картер, Флэйм… Н-нет.
Он решил обосноваться в каком-нибудь небольшом и скромном заведении Нейтрала, подальше от Triple Cross, а коммер брать исключительно по сигналу с аварийных частот. Хотя и эта мера, если подумать, ни от чего не страхует наверняка.
От идеи воспользоваться своей привычной машиной Шон стратегически отказался, опасаясь быть опознанным подчиненными, которые сегодня как-то враз пообнаглевали. Напустив на себя максимально суровый вид, парень двинулся к гаражу, по пути прикидывая, как лучше: замаскироваться чем-нибудь отстойно-скромным, вроде стандартного «опеля», или взять сразу военный джип с пулеметной турелью, что зримо воплотит текущее настроение.
Сперва Шон шагал по тротуару, как все, но озадаченные взгляды встречных начинали нервировать, поэтому он стиснул зубы и снова свернул на проезжую часть, поломав и расстроив всю интуитивно соблюдаемую модель движения по встречным полосам. Ехавшие в одном с ним направлении моментально снизили скорость, подстроились под идущего посередине, об обгоне даже не помышляли, а поток машин, который он рассекал против течения, аккуратно расслоился пополам.
Он шел молча и держал руки в карманах. Они делали вид, что так и надо, и не собирались давать ему повод.
До гаражей оставалось примерно с полмили, когда из боковой улочки вырулил внушительных размеров байк, смело вклинился в странную дорожную ситуацию и догнал Дэлмора. Всадник притормозил, стащил шлем, продемонстрировал широкую улыбку, в которой кое-где не хватало зубов:
– Привет, Шон! Может, тебя подвезти надо, или как?
Тот секунд пять смотрел, с каким трудом балансирует на низкой скорости мальчишка, оседлавший не совсем подходящий по росту транспорт. Потом кивнул.
– Шлем на башку и сдвинься, Лесли.
Лесли Тизер, весьма юный – тринадцать ему будет только через пару месяцев – но очень не робкий Хостовский малолетка (услышав последнее слово в отношении себя, он был готов убить) с готовностью выполнил приказ, уступил Шону руль и крепко ухватился за его куртку.
Шлем, конечно, штука унизительная, но без него была бы совсем хана. А так есть шанс, что лидер будет не очень сильно ругаться за вольности со взрослыми мотарями. То безобразие, на котором в Хосте разрешали ездить с двенадцати, унижало, на вкус Лесли, саму идею оснащенного двигателями двухколесного транспорта.
– Это чей? – не оборачиваясь, спросил Шон.
– Логановский юнит, – без тени стеснения пояснил мальчик.
– Ключами не разжился? – Из-под руля торчали проводки.
– Следить и по карманам тырить? Я не вор.
Шон не ответил, газанул. Байк взревел, ускорился, и машины на дороге с облегчением восстановили прежний порядок.
В гараже, напротив сектора пострадавшего от угона юнита, Шон затормозил и спешился. Лесли моментально соскользнул с сиденья, повесил на руль яркий шлем. Насупился, пробормотал:
– Я это – починю.
Лидер мазнул взглядом по раскуроченной рулевой колонке.
– Займись прямо сейчас.
– Ага.
– К Логану потом подойдешь и скажешь, что покатался и вернул.
– Ладно, – мальчишка глубоко вздохнул, но спорить не стал. Вдруг вспомнил о чем-то, оживился: – Шо-он, а правда, что малолетки… ну, мелкие которые совсем… в общем, говорят, что они завтра куда-то в город развлекаться идут все скопом?
– Об этом уже говорят? – В Хосте редко держались секреты.
– Да. Они хвастаются.
– И вам завидно?
Дикий и своенравный народец, уже не считавший себя детьми и не собиравшийся покоряться ежеминутному контролю со стороны нянек-надзирательниц вроде Джеки и ее подруг по несчастью, не мог, тем не менее, в силу возраста считаться полноценными файтерами Хоста – ни оружия не доросшим до четырнадцати, ни коммеров, ни прав на взрослый транспорт, ни разрешения самостоятельно покидать границы Underworld.
Ужасающая несправедливость, по их мнению, но непререкаемая воля главарей.
Следить за энергичным молодняком было задачей принципиально не решаемой, особенно когда в двенадцать лет те садились на скутеры и становились вездесущими и неуловимыми. Им были отведены несколько домов, где можно поесть и поспать в любое время, но ни тамошним девушкам-хозяйкам, ни юнит-лидерам старших молодая поросль не подчинялась. Они слушались только своего заводилу Лесли Тизера и Шона Дэлмора, которого слушались все.
Остальные взрослые к авторитетам не особо относились. От Дэрека мальчишки инстинктивно шарахались – пока, ибо чуяли, что недалек тот час, когда он круто и жестоко возьмет в оборот их всех, готовя к переходу, к рубежу, за которым маячила манящая зрелая жизнь полноценных Хостовских.
– Нам? Завидно?! – Лесли так яро помотал головой, что сразу стало ясно, насколько. – Ни чуточки!
Промежуточная прослойка Хоста – не дети и не взрослые – еще не могли пользоваться свободой последних и уже стеснялись вести себя, как первые.
Шон поднял бровь.
– Хочется с ними?
– Нет! Они там по каким-то дурацким музеям-театрам… на хрена такая фигня? Мы и так всё, что надо, знаем. Вот если…
Лесли ковырнул ногтем грубую резину шины байка. Шон обреченно присел на капот ближайшей машины.
– Если что?
– А то, что Доджерс из Эл-Эй приехали к Янкиз! – взорвался мальчишка, и у него засияли глаза. – Завтра матч! Высшая лига, супервстреча, на родном стадионе, они просто обязаны выиграть! И тогда всё, у Рэд Сокс уже ноль шансов, уже кубок в кармане… Дьявол, а парни нас не берут!
В голосе прорвалась обида не меньшего накала, чем воодушевление от предстоящей игры, которая может пройти мимо, и тогда зачем вообще жить?
– Что за парни?
– Ник с Йорком… они давно собрались, там с ними еще куча народу, Вест, Мюррей, Теннисон даже! Четтер с ними идет, прикинь! Они вообще давно билетами запаслись, как эти, как городские, говорят, чтоб не отвлекаться на охрану и копов, чтоб удовольствие не портили. А мы?! Проклятье, Шон, они нас не берут… а Найджел знает про Янкиз больше Ника. А у Лайла есть автограф Джека Мортона. И мы, бля, будем сидеть дома, потому что нет билетов!
Мальчишка, которого прямо колотило от волнения, решился:
– Шон! Шон, ты… не мог бы…
Тот стоически уставился в потолок, задержал дыхание. Лесли подался вперед и выложил:
– Разреши нам сегодня выйти в город! Хоть на час.
Дэлмор отвлекся от металлических перекрытий над головой. Остановил взгляд на мальчике.
– Не понял. Игра завтра.
– Ну да. Мы очень, понимаешь, очень хотим завтра пойти… Мы просились, даже вежливо, правда. Бесполезняк. Они типа не хотят возиться с малоле… бля, короче. Парни не собираются за нас платить – чёрт с ними, мы не хуже сумеем сами себя обеспечить! Нас пятеро! Я знаю, где можно с умом прибарахлиться, я сто раз всё обдумал, у ребят тоже полно идей, мы выберем самое безопасное – мы не натворим глупостей, у нас же завтра игра! Шон, мы не будем лезть в банк со стволами, у нас и нету даже. Ну хоть угоним тачку, пару тачек, джанки дадут за них наличку. Немного, но за ограждение стадиона пропустят… Это нормально же, не рисково почти! У нас там сбережения еще есть, сложимся, девчонки наши тоже обещали помочь, мы им потом вернем… чёрт, Шон, всё получится! Только позволь выйти с территории. Ненадолго. Мы же не станем на кого-то вешаться, мы сами. Мы не подведем, Шон, клянусь тебе, мы никого не подставим, не будет проблем!
Лесли перевел дух. Вложив весь свой дар убеждения, всю страсть, всю душу, повторил:
– Разреши. Дай зеленый свет на рейд. В виде исключения. Я прошу тебя.
Шон долго молчал, оглядывая еле живого от волнения парнишку с головы до ног. Тот не знал, что еще сказать. Ждал.
Дэлмор медленно произнес:
– А почему вы не смотались в город самовольно? Тебе важно. Ты прекрасно знаешь, что я не позволю. Но ты всё равно пришел и просишь. Почему?
Лесли безнадежно расслабился, поник. Хмыкнул:
– Мы могли бы… Ну да. Смотаться. Точно. Сегодня я выпендрюсь и уведу за Полосу Найджела, Микки, Зейна, и у нас хватит мозгов вернуться обратно. Ты в это не веришь, но хватит! А завтра тогда пойдут придурки вроде Пита и Бо, тебя не спросят, меня не спросят, полезут в банк играть в ограбление и там и останутся… Что, я им дорожку протопчу? Покажу, что всё-таки можно сваливать, не спросясь? Мое слово против твоего, причем прав-то ты… Дурак я, что ли?
– Понятно, – тихо сказал Шон.
– Ну, мне тоже того, понятно, – в тон ему ответил Лесли. – Пойду я? За инструментом в мастерскую.
– Стой, я тебе еще не ответил.
– Ты чётко сказал, что нет. Я слышал.
– Именно. Никаких рейдов в одиночку, никаких самоволок, никаких джанков. Пожалеете. Вышибу отсюда нахер.
– Понятно.
– Да погоди ты.
Шон тряхнул головой, неверяще усмехнулся, пробормотал:
– Вашу мать… единственный, кто просил не денег, а возможность их заработать…
И полез по всем карманам, и в куртке, и в джинсах.
Лесли ошарашенно замер, моргая, уставился на несколько свертков слегка помятых крупных купюр у себя в ладонях. Шон выдернул одну из них, сунул обратно.
– Хоть мне на пиво сегодня, в конце концов. Итак, Тизер, до работы в городе вы не доросли, и это не изменится ближайшие пару лет. Но на игру – сходите. Почему нет. Вы, может, заслужили больше, чем некоторые. В какой сектор билеты у парней?
– …В с-семнадцатый… – выдавил мальчик.
– Должно хватить на места получше.
– Шон… я это – мы вернем…
– Не вздумайте. Лучше проследите, чтобы Монстры, Четтер и остальные не поймали там всё-таки каких-нибудь копов на хвост.
– Ага… – Лесли всё никак не верилось.
– Тизер, очнись.
– Да!
Деньги исчезли в растянутой горловине криво заправленного в штаны свитера, на тощем животе мальчишки образовалось некое утолщение, за которое он крепко держался обеими руками.
– Ты починишь байк.
– Само собой!
– Потом пойдешь, найдешь Логана.
– Будет сделано! Я изви…
– Нет, ты скажешь, чтобы они добыли себе в городе еще один.
– А?..
– А этот – твой.
Лесли чуть не свалил транспорт и чуть не свалился сам, потому что, шагнув назад от удивления, почти сел на колесо.
– Передашь Логану, что я так велел.
– Ой… бля, а если он мне не поверит?!
– Значит, тебе придется сказать так, чтобы он поверил, – пожал плечами Шон. – Готов поспорить, ты должен суметь.
Он легонько потрепал мальчишку по влажным от растаявшего снега волосам и двинулся к намеченному невзрачному «форду». Когда Лесли Тизер пришел в себя настолько, чтобы задуматься о ремонте своего собственного байка и грядущем сладостном ультиматуме Логану, в гараже уже никого не было.


Сосредоточенно выруливая из пробки – «форду» никто особо не стремился уступать дорогу, в отличие от «хаммера» – Шон автоматически всё же ответил на звонок, хоть и не собирался. Уже нажав на прием, увидел на дисплее имя звонившего и нехорошо обрадовался.
– Рэддер Йорк! Дайте-ка я догадаюсь.
Такое вступление сбило с толку абонента, но Шон был практически на все сто уверен в теме предлагаемого общения.
– Вы прётесь завтра на Янкиз и хотите у меня что-нибудь позорно выклянчить? Если я прав, не отвечай, не беси меня еще сильнее.
В трубке сглотнули и не издали ни звука.
– Я попал в точку. Рэддер, явись, и я попаду в тебя чем-нибудь еще. Или из чего-нибудь. А как насчет того, что я прикажу тебе завтра весь день заниматься чем-то общественно нужным, тяжелым и занудным? И Вебстеру, и Мюррею, и остальным. Я изобрету. Видит дьявол, я даже Четтера найду к чему приплести.
– Шо-он… – неосмотрительно простонали на том конце эфира.
– Йорк. Да будет всем вам известно, что мне нестерпимо охота прикрыть вам намертво всё веселье. Единственная причина, благодаря которой ваша бессовестная и прижимистая компашка всё-таки попадет на стадион – вы нужны, чтобы обеспечить безопасность малолеток. Да, тех самых, которых вы обломали. За Тизера и тех, кто там будет с ним, вы отвечаете передо мной лично своими собственными башками все. Включая Орландо. Я сказал. Ты слышал?
Рэддер мычанием дал понять, что всё-всё слышал и всё-всё прекрасно понял.
Не прощаясь, Шон нажал на отбой, потом на кнопку «power», кинул коммер на соседнее сиденье, подрезал кого-то и рванул в сторону Нейтрала.


Бар был смутно знакомый. То ли с Дэреком когда-то посидели, так же шифруясь от настырных своих, то ли с лидером Заводских был тут конфиденциальный разговор, то ли Стэн разгромил это заведение по пьяному делу, и потом пришлось возместить ущерб хозяину… проклятье. Определенная часть натуры требовала взять пример с Райвери и никому ничего потом не возмещать.
Хозяин-то, правда, не виноват, он честно торгует…
Надо сегодня выпить. Хмель в голове в такой день – дело нелишнее, даже полезное. Никого тут знакомого, и это к лучшему. Хватит, наобщались.
Хозяин, вероятно, подсознательно улавливал настроение важного посетителя, может, даже догадывался, что тот близок к некой грани, за которой нет ничего хорошего. Поэтому был максимально услужлив, любезен и ненавязчив, угадывал с качеством и количеством подаваемого спиртного, вовремя подливал без напоминаний и молчал. Он надеялся, что его идеальное поведение отодвинуло ту опасную грань, и если Хостовский и сорвется, то подальше от недавно отремонтированного здания и хрупкого горючего товара.
Появление нового посетителя определенно вносило коррективы в прогнозируемый исход, особенно, если эти двое явно были знакомы. Странновато, но Хостовский парень оглянулся на возникшего на пороге встрепанного, нервного черноволосого латино, за оружие при этом не схватился, даже без удивления воспринял тот факт, что Канальский хоть и вздрогнул от неожиданности, но очень обрадовался. Белый кивнул на место рядом с собой, куда вновь пришедший обессиленно рухнул.
А хозяин трезво рассудил, что любопытство наказуемо, и чем дальше от них он окажется, тем здоровее останется.

– Ты чего не «У Дэна», Вентура?
– Я там был, Шон. Я везде уже был, – выдохнул тот с таким видом, словно в душе у него царил полнейший раздрай.
Даже глоток чужого виски, плеснутого в еще более чужой, сиротливо забытый на краю стойки тусклый стакан, не помог, Рамиреса всё так же тащило по нервам. Недавнее прорвавшееся облегчение бесследно испарилось.
– Ты коммер не берешь. Или я как-то не так звоню… Не поверишь – я тебя искал.
Шон настороженно распрямился, медленно поставил бокал. Чтобы лидер Канала не только не сторонился, но и буквально напрашивался на встречу, да еще вплоть до коммера, который выдан ему для невероятно экстренных случаев, вроде угрозы безопасности Underworld…
Рамирес дернулся от громкого сухого стука стекла о дерево. Прижал чуть подрагивающие грязные ладони к усталому лицу, с силой отвел назад насквозь вымокшие пряди давно не мытых волос. На растресканной полированной поверхности добавилось несколько мутных капель. Парень смазал их рукавом потертой куртки, повернулся к не сводившему с него глаз Хостовскому.
Голос получился достаточно твердый, даже немного небрежный, но где-то на фоне, в глубине билась тоненькая надорванная жилочка, мерцала еле уловимая нотка: я не хочу, но мне придется.
Мне погано, но мне нужно. Я могу, конечно, ошибаться, но похоже, что ты один такой… кто от меня это услышит. Я бы не стал… но ты, может быть… хотя бред.
Я схожу с ума, если ты кажешься мне… Короче.
– Дэлмор. Дай мне денег.




*** 2 ***

От резкого движения бокал отлетел куда-то за стойку и там разбился. Хостовский стиснул кулаки, низко наклонил голову, прорычал:
– Ос-сатанеть можно!..
Пуэрториканец замер, моргнул, явно такого не ожидав.
Хотя он бы и сам точно не сказал, чего он ждал от парня, который прощал ему и долги, и поединки, который помогал и с личными врагами, и с городскими копами, который умудрялся исподволь распоряжаться непокорным взрывным латино так, что тот заставлял подчиненных работать на его стройках, выдавал ему жестоко накосячивших своих, и вообще… Равный по статусу, но не по масштабам гринго-конкурент когда-то чётко дал понять, что драться с Рамиресом ему либо скучно, либо невыгодно, либо хрен его разберет вообще с его причинами. Хостовский предложил уживаться. Чем мог ответить Вентура?
Вентура шел навстречу и не всегда мог объяснить сам себе, почему. Выгодно, наверное.
И сегодня, в самый поганый день за весь год, если не хуже, когда нужны деньги, просто очень нужны, и много, и прямо срочно, и чёрт возьми, пусть будет стыдно просить, да… но перед этим – стыдно не впервые. Валяться перед ним, считай, без рук совсем, инвалидом беспомощным, тоже было стыдно. И стоять перед ним в круге поединка, ощущая себя несравненным кретином, только что развязавшим войну, тоже было стыдно. Лежать под ним побежденным, руку его протянутую потом пожимать, почти слыша – живи, слабак, и впредь будь умнее… хоть вслух он не сказал, всё равно было стыдно. И деньги от него принимать, когда сам заработать не мог физически, и сталкиваться с ним в тесных захватах, когда тот учил, как убить Корду, и замирать, дыша с ним одним воздухом… Да.
Жизнь сразу поставила этого белого на какое-то особое место. Бывали моменты, когда он мог раздавить буквально, убить, расплющить и растереть подошвой. Бывало, что он мог унизить – прилюдно, наедине, без разницы – так, что лучше б убил. Он поступал по-другому. Благослови господь его загадочные резоны…
И сегодня Рамирес искал именно его в какой-то дурацкой надежде, что эти резоны еще в силе.
Странная просьба, парадоксальное ожидание поддержки, со стороны – полное безумие, лидер Канала формулирует перед гринго такое, за что согласился бы скорее отрезать себе язык… но он никогда бы даже не начал, если бы не чуял, что шанс есть.
Шанс если не на помощь, то на понимание. На то, что его хотя бы выслушают, не оскорбив. Поймут, чего парню это стоит.
Наверное, Рамирес ждал от него чего угодно, кроме самого логичного – возмущения наглостью нищего цветного отребья.

– Вентура, ты… твою мать. С-слов нет!
Дэлмор скользнул бешеным взглядом по шеренге бутылок на полках, треснул открытой ладонью по стойке.
– Разумеется, что же еще! С-сговорились. Это флэшмоб?! Бля, как достало! Похоже, я в этих краях чуть ли не один такой, кто помнит, что деньги надо добывать, а не выпрашивать!
Рамирес ничего не понимал. Какие сговоры, с кем… внезапная ярость Дэлмора пугала до ступора. Задержав дыхание, он наблюдал, как Шон рывком выдергивает из нагрудного кармана кредитку, с размаху впечатывает ее в лужу разлитого спиртного прямо перед ним. Парень от этого инстинктивно вздрогнул. Синий пластик карточки пошел разводами, и это на миг заняло все его мысли.
– Пожалуйста! Резервная, как раз для Канальских. Там шесть штук, хватит? А то вдруг мало. И мне будет неловко, что я вас плохо снабжаю.
Злые слова Дэлмора пролетали мимо сознания. Как будто не могло быть так.
– Ни в чем себе не отказывайте, я угощаю. Вечеринка для hermanitas, я угадал? Развлекайся. Можешь не возвращать, ты никогда не возвращаешь.
У Рамиреса расширились зрачки. Горло перехватило, по спине прокатилась мерзкая волна холодной дрожи. Губы почему-то онемели.
– Нет. Не вечеринка.
– Да мне плевать!
Шон швырнул в ту же лужу одинокую купюру.
– Это не тебе, к твоему сведению. Это для хозяина. Бывай, Вентура. Случится, что на мель сядешь – ты ни в коем случае не стесняйся, бля, я ж такой безотказный…
Рамирес, почти не контролируя себя, развернулся ему вслед, выдавил, глядя в спину:
– Ты… ты даже не спросишь?..
Дэлмор оглянулся. Прищурился. Чуть наклонил голову, усмехнулся.
– А тебе что конкретно надо, Канальский? Деньги или мое внимание?

За несколько длинных секунд, отмерявшихся глухими ударами в висках, Рамирес осознал, в чем была его ошибка. Он успел забыть, кто такой Дэлмор на самом деле.
Чужой.
Ни капли общей крови, разные во всем, что ни возьми. Статус ничего не значит, Рамирес давно уже, с самого начала себя на этот счет не обманывал. Дэлмор был ему очень странным врагом… но не стоило забывать о том, что он всё-таки враг.
Чёртова кредитка, намертво влипшая в стойку, стоила ему содранного с мясом ногтя. Дверь, которая медленно закрывалась за Хостовским, едва не лишилась стекла, с такой силой Рамирес рванул ее на себя, вылетая следом.
– А ну стой, с-сука.
Куртка Хостовского чуть не треснула, потому что Вентура дернул уходившего за плечо изо всех сил, тот резко вывернулся… но руку свою остановил. Не ударил, хотя напряжение в воздухе искрило такое, что разрешиться могло, пожалуй, только таким способом.
– Еще? Прости, не при деньгах сегодня.
– Заткнись! – почти выкрикнул Рамирес, побледневший, отчаянный.
Плевать, что улочка Нейтрала средь бела дня всё равно довольно оживленное место, плевать, что он орет на Дэлмора, плевать, что еще немного, и будет второй поединок, или просто драка. Уже не учебная, уже настоящая, плевать, что безнадежная, но так хотелось!
Так было мерзко, так …больно.
– Пошел ты нахер, мразь.
Руки тряслись, волосы залепили глаза, снег в лицо обжигал, слепил, тек по пылающим щекам.
– Я всегда тебе возвращал чем мог, слышишь? – Голос изменил, получалось хрипло, сдавленно. – Жизнь ты мне травил своими одолжениями, но я не забывал никогда, ни на минуту, зачем ты так сказал, гадина… Что на мне осталось, я верну. До дна и с перехлестом, мне ничего от тебя не надо.
Рамирес вытянул руку так, что это было почти ударом. Грязно-синий прямоугольник сразу же усеяли неуместно белые снежинки.
– И уж точно я ничего не в-возьму. Я лучше пойду лизать подошвы Четтеру, он мне даст не шесть тысяч, а шесть сотен, похер, что мне не хватит, я попаду в долги Фэктори, я сдохну от стыда, как отдам – убью потом или его, или себя, но это всё равно будет не так, как ты… Ублюдок, забирай обратно свое дерьмо, я обойдусь.
Шон молчал и не двигался. Рамирес оскалился:
– Держи свою долбаную хрень! Я б там бросил, но будет считаться, что ты дал… Мне нужны деньги, тварь, очень! Но не от тебя.
– Вентура…
– Хватит.
Латино швырнул кредитку Дэлмору в лицо. Та чиркнула по виску, скользнула по груди, воткнулась стоймя в еще пушистый, пока не смятый снег под ногами парней.
Еще мгновение Рамирес задержался, вглядываясь. Не то ждал реакции, не то запоминал, не то прощался.
И сорвался с места, почти переходя на бег.

Шон проследил, как исчезает в метели тонкая фигура с очень прямой спиной. Опустил голову.
Нагнулся, поднял кредитку. Тихо, страшно выругался.
И бросился следом.
– Рамирес, стой! Проклятье, да подожди ты…
Заворачивая за угол, пуэрториканец поскользнулся, почти полетел на землю, но выправился. Шон догнал, уцепил за плечо, толкнул к стене.
– Остановись, я сказал!
– Лучше помолчи, – сквозь стиснутые зубы выдавил тот, ударил Хостовского по руке, освободился, выскользнул.
– Дьявол… прекрати дурить!
Успевший отойти метра на три парень развернулся. У него было такое лицо, с каким выкрикивают смертельные оскорбления, но сказал он еле слышно и коротко:
– Уже.
Обозленный, на себя не похожий Дэлмор не отстал. Настиг одним прыжком, сгреб парня, уже не сдерживая силу, пихнул в подворотню, прижал к скользкой стене, не обращая внимания на всхлип боли, который тот не смог сглотнуть. Сперва зафиксировал, стянув одежду у горла Рамиреса, но тут же отпустил. Тяжело оперся ладонями на кирпичи по обе стороны от глотавшего морозный воздух черноволосого, уставился ему куда-то в район солнечного сплетения, глухо выговорил:
– Кончай истерику. – Почти сразу добавил: – Пожалуйста.
Тот молчал, прижавшись затылком к раскрошенным камням. Слепо смотрел Дэлмору куда-то поверх плеча, дожидаясь, пока тот позволит уйти.
– Рамирес, я… мать твою, просто так сложилось. Проклятье, херово вышло, я знаю. Послушай меня.
Шон обращался к Рамиресу, но не сводил глаз с крохотного тупикового дворика в нескольких метрах, заставленного мусорными баками.
– Ты не понимаешь. Сегодня всё как-то криво у меня… и всё в одну точку. Рамирес, меня выбесили с утра все кому не лень, и я… – голос Шона стал еще тише. – Но срываться на тебе я по-любому не имел права.
Вентура сохранял неподвижность. Единственными знаками его внутреннего смятения были закушенная губа и мимолетный прищур.
Дэлмор… невыносим. Никто не умеет так, и не должен уметь. Втираться в доверие, заставлять думать о себе чёрт-те что, обнадеживать из раза в раз и вдруг унижать, так резко и странно. Хуже всего, что по сути так, как сегодня, и должно быть между двумя чужаками, хоть об этом и противно вспоминать. Что это за ****ские игры, чего он творит… приколоться решил, поблефовать, устроить шоу длиною в годы, приучить к себе, а потом вдруг раз – и всё как надо, а это уже почему-то жутко хреново … ну не сволочь?
А ему и того мало. Теперь он вообще оправдывается… извиняется. Сумасшедший враг. Как будто, чёрт его раздери, он действительно обязан был выслушивать и помогать. И просьба была изначально безумная, это так хорошо почувствовалось после его отповеди, и ждать от него того, на что Рамирес в каком-то бешеном бреду надеялся, просто глупо, и только-только всё вроде встало на свои места… А он опять в своем стиле всё корежит. Опять туда, в непонятное.
Сволочь же. Опять притворяется?

– Вентура, что у тебя случилось?
Дэлмор уже не блокирует, отстранился, чуть отступил, но ловит каждый вздох и пихнуть обратно к стене не постесняется. Вряд ли отпустит.
Рамирес очнулся, прошипел:
– …Что? Тебе какое дело, подонок?
– Мне есть дело, – негромко ответил Шон. – Всегда было. И ты об этом знаешь.
– Чего я там знаю!
Злость кипела, но парень сам чуял, что огонь под ней разведен какой-то нестандартный. Не того цвета, не той температуры.
Дэлмор, лидер Хоста, называется подонком, потому что, видите ли, недостаточно вежливо себя повел, когда лидер Канала потребовал у него денег? Тоже, кстати, не слишком вежливо и без вступлений, в ультимативной форме. По какому праву – вообще кто б объяснил.
А как он в точку попал. Со своей супергнусной фразочкой о том, что Рамиресу надо от него на самом деле. Ведь реально хотелось, оказывается, побольше, чем деньги.
Которые он, кстати, всё-таки дал.
Взять и уйти, потому что край и очень надо, как у Четтера – просто взять, стиснув зубы, затаив темную горечь, прогнуться, потому что иначе никак, потом отомстить за то, что видели слабым. Ну почему с ним так не получается?! Хоть умри, никак не выходит…
С ним почему-то должно было быть по-другому. Откровенничать с Четтером – ха, на полпроцента, и то Рамирес не мог такое допустить.
Рассказать обо всем этому – да… Рамирес на это и шел, знал заранее, что так и будет, совсем же нечестно и неправильно просить такую сумму вслепую, не настолько же они двое… бля, да хрен разберет.
Что круче – просто дать денег, ни о чем не допрашивая, или проявить-таки интерес и въехать в проблему? Наверное, зависит от того, что в первую очередь нужно тому, у кого проблема… чтобы ему доверяли без расшифровок и отчетов, или же чтобы у него самого была возможность кому-то довериться.
И почему, разрази его господь, Дэлмор обязан Вентуре хоть что-то из вышеперечисленного?
Чтоб он сдох!
Как всё сложно, как всё ненормально и как всё достало… Утомленный, вымотанный парень яростно потер глаза, добившись временной слепоты, из мутных разводов которой проступил всё тот же Хостовский. Который стоял и ждал.
Теперь он спрашивает? Теперь ему интересно, да?
И как быть?
– Что за херня, чего там тебе за дело, пошел ты… – уже почти беспомощно пробормотал пуэрториканец.
– Прекрати. В чем проблема? У кого? У тебя?
Рамирес безнадежно поморщился, задрал голову к перекрытиям арки, где они стояли, шмыгнул носом.
– Вот еще, свою я б сам решил, зачем мне ты.
– Ага. – Комментарии Шон оставил при себе. – Тогда семья? Мать, брат? Исабель?
Рамиреса передернуло, когда ему померещилось, что на последнем слове в интонации белого парня было чуть больше тревоги.
– Нет. То есть, да, семейное, но не она, и не они, и… no me jodas! Нахера ты пристал теперь! – Всё так и сползало к этому чёртову «вниманию». – Отцепись от меня, я сдурел, что приперся в Нейтрал, иди там, развлекайся со своими, пусть они запарят тебя вконец! Вали отсюда! И я пошел, и только попробуй меня коснуться!
Шон не сделал ни малейшего движения, чтобы остановить Вентуру.
Тот тоже не тронулся с места.
Несколько секунд они смотрели друг на друга.
– Ну?
– Ладно…

Всё равно ведь беда-то никуда не делась. Всё равно часы тикают, а ей больно, и чем дальше, тем может быть не только хуже, но и совсем поздно. Делать-то что-то надо! А что и как – без понятия, полный тупик. Всё уже передумал, всех, кого мог, попытался напрячь, да без толку. У Четтера хоть шесть сотен реально наверняка есть, что, впрочем, не спасет, а у своих, при всем их желании…
Вариантов, чёрт возьми, просто нет.
– Пилар. С ней неважно. – Рамирес говорил быстро, почти невнятно, сквозь крепко сжатые зубы, глядел куда-то в сторону. – Ей рожать скоро, пусть не впервые, у нее уже есть двое пацанов, но от этого не легче. Она хорошо знает, как чего бывает в таких делах, и говорит, что на этот раз всё не так. Не так, как надо, понимаешь? Я вот не понимаю, но она тревожная. Всегда бегала, до последнего по дому возилась, легко носила, вроде так называется, а тут… лежит, стонет, лицо серое совсем, и говорит – боюсь.
– Постой, Пилар – уже?
– Да нет! Не должна… срок не вышел, еще месяца полтора они с матерью насчитали. А плохо ей уже сейчас, да так, что… она у Мерче – третья по счету у нас – уже просила, чтоб та мальчишек не оставляла, если что. Вырастила бы, как своего Пако.
Рамирес нервно выдрал руку из кармана, ожесточенно мазнул по виску, по волосам, отряхнул пальцы.
– Бля… чего я тут несу…
– Говори.
– Погано это всё, на матери лица нет. Она еще про просьбы эти не знает. Мерче только мне выложила, по роже двинула – делай что-нибудь! Я и… в общем, я нашел место в городе. Там ее посмотрят, даже положить на сколько-то могут, лекарства, всё такое, наблюдение, операция, если что. Не бесплатно ж, бля, только, да?! Вот я и…
– Понятно, – протянул Шон.
– Понятно тебе? – взвился пуэрториканец, но не яростно, а чуть ли не с каким-то жалобным отчаянием. – Можно подумать, у тебя куча таких же забот!
– Не таких, но… – Шон осекся. – Так. Ты, говоришь, в городе выискал больницу?
Вентура упорно изучал снежное месиво под ногами.
– Ну, да.
Ничего не добавил. Терпел, пока Дэлмор смерил его взглядом с головы до ног и обратно. Поморщился, попытался уйти с темы:
– Я набрал сотни четыре, т-триста восемьдесят два доллара, но туда надо на порядок больше. Спросил у парней, кто что-нибудь верное знает насчет разжиться. Они ничего, вникли, много идей накидали, но Суарес, скотина, вякнул под руку – не ходи, говорит, там останешься. Ты дурной совсем, говорит, вокруг не смотришь. Это я-то дурной?! Fuck, а каким мне еще быть, а?! И мать потом… не пустила. На пороге встала, сказала – уйди только сейчас, оставь только нас с девочками на мальчишку сопливого… прокляну, сказала, можешь потом не возвращаться. Бля… и делать-то мне что?! Все такие умные, а…
Шон перебил:
– Нет, ты мне вот что расскажи, Вентура. Где это у нас в городе такое райское место, где нелегалов за наличные обеспечивают прямо всем, чем надо? Без бумажек и вопросов?
– Ну, там… – Рамирес скрипнул зубами. – Неважно.
– Нет уж, колись. А вдруг мне пригодится? Это отличное, должно быть, местечко, да? Что за больница, что за клиника? Что за дыра? Кто там заправляет? Ты не врешь?
– Не вру!
– Ты не на Рэд-стрит ее тащить вздумал?
– Сдурел ты?! К Освальду?! Что ты гонишь!
– Куда тогда?
– Сказал же – в город!
Шон замолчал. Съежившийся перед ним от холода и неловкости Рамирес не вытерпел, треснул кулаком по стене, не замечая крови на пальцах, вцепился в волосы и сполз вниз, обдирая куртку о неровные кирпичи. Сидя на корточках, задрал голову, зажмурился.
– Это клиника, я не вру… Я всю правду сказал. Там берутся за всякое. Они не впервой так. Условия, конечно, не очень, но нам не разбираться уже. Лекарства… бля, врач тамошний клянется, что знает, как размешать и разбавить, чтобы подошло.
– Вентура! – У Шона тоже лопнуло терпение. Он вздернул парня на ноги, встряхнул: – Да о чем речь?!
– Это больница! Только, ну… она такая… особая.
– Я тебе сейчас врежу, понял?
– Дьявол, Дэлмор, отвали! Она настоящая, только… – через силу, шепотом парень договорил: – …Ветеринарная.

У Шона разжались пальцы.
– Чего?
– Чего слышал. – Рамирес передернулся, нахохлился в большой не по размеру исцарапанной кожанке. – И так бывает, Дэлмор, это лучше, чем дуры-соседки или совсем ничего, ты не понимаешь?!
– Я? – растерянно переспросил Шон. – Верно, не понимаю. А можно узнать, когда у тебя самого в башке всё нахер сгнило, а?! Твоя родная сестра, мать двоих детей… ты, урод, ее ж-животным считаешь?
Рамирес задержал дыхание, застыл, напрягся до болезненной дрожи, поднял голову, помертвевший, измученный – но не кинулся, не ударил, не заорал. Очень тихо попросил:
– Шон, не надо так. Ты думаешь, если б… думаешь, я не… Не надо со мной так.
Через миг Дэлмор кивнул.
– Да. Ты прав. – Он поморщился, будто сглотнув что-то горькое, встряхнулся и добавил в голос уверенности. – Ладно, к чёрту всё. Так, как ты мне тут рисуешь, ни с кем не должно быть. Твой вариант мне определенно не нравится. Скажешь потом, кстати, координаты этой твоей «настоящей» больнички для зверья, я поинтересуюсь, как у них там всё поставлено и многих ли уже успели осчастливить.
Сбросивший оцепенение Рамирес подался вперед, перебил:
– Да похер мне, нравится тебе или нет! Это не вариант вообще, выбирать мне не из чего, нет у меня нихрена, ты слышишь?! Ни денег нормальных! Ни связей! Это лучшее, что я придумал, что я могу обеспечить!
– …Можешь? – лаконично повторил Шон.
– О, господи…
Парень уже просто всхлипнул. Вскинул руки, впился себе в волосы, резко развернулся и врезался локтями в стену, прижался лбом к ледяному. Выдавил:
– Я тебе рассказал всё. Ты развлекся. Можно, я теперь пойду?
– Нет.
Пуэрториканец сильно вздрогнул, когда на плечо легла ладонь.
– Куда ты пойдешь, болван. К Четтеру, к Освальду, к твоим мясникам?
– Тебе какое дело.
– Опять по кругу. Твой замечательный уникальный вариант никуда не годится, поэтому делать будем следующее. Ты сейчас успокоишься, отлипнешь от стенки, возьмешь себя в руки, чтоб не гробануться на первом повороте…
– Чего? – Рамирес медленно повернулся, но всё так же подпирал арку.
– …А в данный момент ты заткнешься ненадолго и дашь мне сделать несколько звонков.

С коммером в руке Шон отошел на пару шагов.
– Лейла. Как там та девчонка, наркоз перенесла? … Хорошо. Нет, Ким еще не вернулась, но с ней Стэн, всё будет в порядке. … Так, найди себе замену, ты мне нужна. … Будь готова, скоро тебя заберут. Жди.
Отбой, тонкий писк кнопок в тишине подворотни, куда уже заглянуло бы далекое тусклое зимнее солнце на своем пути к горизонту, если бы густые снежные тучи не затянули все небо светло-серым полотном.
И снова:
– Ник. Медфургон где? … Отлично. Озадачь кого-нибудь, пусть отгонят на Рэд-стрит в течение десяти минут. Срок реален. Ясно? … Нет, это не обещанный облом веселья, мне насрать на ваш бейсбол! Но если…
Шон отвел от уха уже мерно гудящую трубку, прошипел:
– Естественно, ты всё сделаешь, я даже не сомневаюсь.
Рамирес наблюдал за ним молча.
Он слабо понимал происходящее, но на его глазах по одному слову Хостовского парня что-то закручивалось. Что-то, касавшееся его беды.
Не так давно Рой тоже дергал по просьбе Рамиреса за их туго натянутые и далеко идущие струны, но Шон мог больше. И Дэрек тогда сперва отказал, потом передумал и очень сильно помог. Сказал – я вместо него.
Теперь же тот, с кого те двое брали пример, действовал в своем узнаваемом стиле. Сам за себя.
– Тревис? Я тоже крайне рад тебя слышать. … Да, у тебя выходной, я понял. Я заеду. … Нет, не шучу. И не издеваюсь. Скоро, Тревис. Отпусти своего сменщика. … На самом деле мне похер. Но если мы с ним увидимся в амбулатории, мне придется его убить. Тебя устраивает? … Нет, сам я не убьюсь. Нет, мы не обойдемся. Нет, ты этого не сделаешь, все знают. Да, я оплачу твои похороны, но позже. Собирайся.

Рамирес глубоко вдохнул. Толчками выпустил воздух, прикрыл глаза. Почему-то вдруг спросил:
– А зачем медфургон? И что это?
– Специальный транспорт для перевозки тех, кому нельзя в твою старую развалину. В моем «хаммере», в принципе, тоже ничего, но там еще пока никто не рожал, и пусть так и остается. А сейчас, – вспомнил Шон, – я вообще рулю каким-то дерьмом.
– А Лейла…
– Ты со всеми скоро познакомишься.
Шон перешел на тон чётких инструкций.
– Садись в машину. Езжай на Рэд-стрит, найди там на улице белый фургон, как скорая помощь, но без мигалок. Но белый. Пока ты отсюда доберешься, он уже будет на месте. Брось свою, пересядь туда и двигай на Канал за сестрой. Ключи будут в замке. Возможно, Лейле даже придется прокатиться с тобой... это зависит от состояния Пилар. Узнай, как она себя чувствует.
Рамирес не пошевелился.
– Вентура! Позвони и спроси, как она! Если относительно нормально, то я не буду рисковать Лейлой в вашем районе, а если не очень – она поможет, но ты мне за девушку головой ответишь.
– Я?.. – слабо произнес пуэрториканец, который никак не мог поймать волну.
– Бля, соберись, придурок. Достань телефон и набери домашний номер. Мало ли что там изменилось.
– Нет… домашнего.
– Чей-нибудь.
– Телефона у меня при себе тоже нет. – Рамирес потерянно моргнул. – Вообще. У меня нет, мать твою, даже гребаного телефона. Он поломался, я уронил, а он потек, дня три уже.
– У тебя есть коммер, – скрипнул зубами Шон.
– Есть. Дома.
– Какого хера?!
– Дэлмор, я не ношу при себе ваши штучки! Он в тайнике! Я тебе из дома звонил!
Шон дал себе секунд десять. Потом уже спокойно протянул Канальскому свой.
– Держи. И давай скорее.
Рамирес замер с коммером лидера Хоста на дрожащей ладони. Недоверчиво вгляделся в экран, нахмурился. Поднял голову, прошептал:
– Ты вообще что делаешь такое?
– Какой же ты тормоз, Вентура. Набери хоть кого-то, кто знает, жива ли там твоя сестра, пока ты наглухо тут виснешь!
– Я не… о, боже.
Отставив все мысли по поводу несуразности творящегося, Рамирес занес палец над клавиатурой устройства, даже коснулся уже, но остановился.
– Что не так, бля?! Ты забыл номер?
– Нет, – тихо отреагировал он. – Я… это бесполезно. Они не ответят, вернее, ответят, но толку-то…
– Посвяти меня, пока я тебя не прикончил.
– Когда я уходил, мать велела привезти одну vecin'у. Только какая она соседка, слово одно, она живет чёрт-те где, за каналом, на другом берегу, ехать долго. А у меня была уже другая мысль, я хотел Пилар в больницу, я…
– Ты поехал искать меня.
– Да. А к той бабке я послал Исабель и брата. Она чтобы объяснялась и торговалась, а Эрнандо за рулем, я учил его, но такой снег, и дороги… Они не вернутся до вечера. А телефоны у нас есть только у них двоих. Они ничего про Пилар не знают.
– Дьявол.
– И что делать?
– Вентура, давай ты тоже начнешь соображать? Кто из твоих парней живет ближе всех?
– Рамон. Нет, Агирре. Напротив почти.
– Вот ему и звони. Он не откажет?
– Нет… он больной дома сидит, но он выйдет.
– Давай. Пусть еще предупредит, чтоб собиралась.
Уже набравший четыре цифры номера Рамирес прервался. Прямо посмотрел Дэлмору в лицо, проговорил:
– Собираться… куда?
– Тревис – врач, у него кабинет с нужными вещами и лекарствами. Лейла – моя самая ценная специалистка. Это лучшее из того, что я могу сделать быстро, и это явно предпочтительнее твоего варианта.
– Ты…
Рамирес замолк, подбирая слова. Коммер погасил экран, экономя энергию.
– Я тебя уже спрашивал. Что ты делаешь? И не отвязывайся, что стоишь и ждешь, пока я торможу. Что ты делаешь? Еще один долг – это уже даже не важно, сотый из них в твоей коллекции ничего не решает. Что ты делаешь?
– Спроси меня еще раз, а то ведь я глухой. – Шон устало потер лоб. – Откупиться от тебя по-простому не получилось, деньги ты не взял. Мои деньги тебе ненормальные, как выяснилось. Ладно, раз так – пришлось напрячь мои связи. Всё, звони! Засвети мне личный номер Агирре, я буду счастлив и обязательно использую эту информацию с низкими целями.




*** 3 ***

Жестоко разбуженный Агирре ответил раза с четырнадцатого, но сообразил, что от него требуется, довольно быстро. Действительно поплелся, спотыкаясь, через улицу в крепчавшую метель, только у самого порога дома доньи Роситы справился с криво натянутой курткой, постучал, но поздороваться с соседкой ему помешал кашель. Парень просто протянул свой телефон ей, прижимая ладонь к раздирающейся груди, жестами дал понять – это вас.
Отдышавшись, Агирре обнаружил себя сидящим, а перед собой на столе – чашку чего-то горячего и пахучего. На вкус была горечь неимоверная, но пустую он отставил даже с благодарностью: дома на его болезнь никто не обращал внимания. Отец ругался, что здоровый лентяй выдумал предлог не ходить на заработки и валяется в свое удовольствие, от матери он вообще ничего не ждал. Она часто путала его с братьями, однажды вообще спьяну раскричалась, что в дом влез чужой, и чуть не пырнула ножом. Лучшим лекарством считала алкогольное пойло, которое варила сама из невыразимого дерьма, зато выходило дешево.
В теплой кухне соседского дома стало почему-то хуже. Какая-то из младших сестер Рамиреса порывалась даже накормить гостя, но ему в глотку ничего не лезло. Он не сумел заметить, что закончившая разговор донья Росита слегка приободрилась. Забрал из ее рук телефон, пропуская мимо ушей благодарности, упустил вдобавок аппарат на пол. Чуть не лег там же и сам – голова закружилась, но предложение никуда не ходить в такую погоду и поспать в сарае Агирре, напрягши остатки мозгов, отверг. Вентуре вряд ли понравится.
Донья Росита вытерла парню лоб влажным чистым полотенцем, что-то спрашивала, но он отмахнулся, выдавив извиняющуюся улыбку. В ушах слишком шумело, хотелось лечь.
Слабо соображавший Агирре осознавал, что ему накинули на плечи незнакомое цветастое одеяло, что бредет он по дорожке по колено в снегу не один, его поддерживают, и даже вроде с двух сторон, что странно… Оказавшись, наконец, на родной лежанке в темном и холодном углу маленькой комнатки – о заиндевевшую стенку так приятно остужать лоб… – парень порадовался, что телефон не потерял, иначе что так бугрится в кармане и впивается в бок.
На кухне через стенку слышались какие-то голоса, вроде мать на кого-то орала, или с ней там кто-то что-то обсуждал, вроде не отец, кто тогда? Голоса женские, откуда там девчонка?.. Пофиг, в башку не лезло. Пронеслись младшие братишки, лишенные возможности гонять на улице, врезались в лежанку, пришлось повернуться и завопить на них, хотя вряд ли кто услышал такой сиплый шепот.
Спать…
Разбудила мать. Агирре хотел напрячься: мало ли что она о нем сейчас думает? Но у нее в руках был не нож, а стакан всё с той же горькой бурдой. Сунула ему молча, он облился, обжегся, зашипел, покосился недоверчиво… Женщина со смесью досады и чего-то еще выгнала из комнаты младших. Сдернула с него чужое одеяло, скомкала, отшвырнула, но взамен накрыла сына ворохом других, затхлых, слежавшихся за годы на какой-то дальней полке шкафов в родительской спальне. Забрала с соседней лежанки, принадлежавшей кому-то из братьев, подушку, приткнула к стене, чтоб не свистело из щелей.
Агирре наблюдал за матерью настороженно, гадая, кого из них двоих сейчас глючит. А она зачем-то провела ладонью по его пылающему лбу, сухой и шершавой ладонью, забытым жестом, как в детстве… Кивнула ему, чтоб допил, поджала губы и смотрела, как он давится.
Зашел отец, недовольный, пьяный, начал что-то, но мать подняла голову, ответила – Агирре не понимал слов, не доходил смысл звуков. Пнув яркий комок на полу, отец исчез. В соседней комнате сразу же зарыдал кто-то из младших.
Мать выдернула из пальцев стакан, пробурчала, что теперь ему придется глотать эту дрянь, пока из ушей не польется. Это он понял.
Вслед ей несмело, еле складывая губы в непривычные слова, произнес:
– Спасибо, мам.
Он думал, она не услышит, горло ведь совсем не работало. Она услышала. Обернулась, так же неумело дернула опущенным уголком некрасивых губ.
– Задумаешь жениться, hijo, лучше Чоли Вентура никого не найдешь, хоть все они и безотцовщина. Ты понял?
От неожиданности Агирре прыснул, закашлялся, упал носом в подушку. Чёрт, тут бы живому остаться, выкарабкаться… За стеной стих плач и загремели кастрюли.
Парень не заметил, как заснул.


За сестрой Рамирес съездил один.
Был момент, когда он здорово порадовался, что мать обнадежила насчет Пилар, и Лейлу взял на себя Шон, потому что на подъездах к родной улице белый фургон сел в сугроб. В принципе, беды можно было избежать, если быть внимательнее… Рамирес обматерил окаянного Суареса за дурные предсказания, вылез, в секунду продрог насквозь, попытался вытолкнуть не легковую машину в одиночку, чуть не надорвался и взвыл в сыпавшее снегом небо.
На счастье – а будь в машине Хостовская девушка, это было бы кошмаром – мимо тащились вовремя помянутый Гарсия и Рамон Диас, врубившие свою тачку в столб при заносе в полумиле отсюда. Из-за натянутых по самый нос капюшонов они не сразу разобрали, кто выскочил им поперек пути, и даже успели послать, но Вентура умел быть настойчивым.
Рамон кликнул из дома своего младшего, Мигеля, у того сидели какие-то дружки, вся орава высыпала на мороз и принялась за дело. Попутно облазили диковинную машину, всё спрашивали – откуда. Рамирес отоврался, что угнал в городе, вроде поверили. Вовремя поймав молодого Диаса за увлеченным взломом контейнера под зафиксированными посреди фургона носилками, Рамирес двинул ему по затылку вместо благодарности и выгнал наружу пинками.
Своим кивнул, дал слово щедро угостить в «Эстрелле» когда-нибудь попозже. Парни оживленно подтвердили, что ловят лидера на таком приятном слове, и побрели дальше.
Мелкие затеяли играть в снежки, раз уж и так по уши. Суаресу тоже прилетело, чисто случайно, как клялся удачливый метатель, улепетывая от разъяренной жертвы. Рамон помог, подбил агрессора куском льда между лопаток, от чего пацан звездочкой влепился в сугроб, а Суарес мстительно зарыл обидчика и потоптался сверху.
Мелких было больше численно, старшие были не в пример более меткими и кидались сильнее, весело было всем, кроме хозяев дома, в котором Мигель эффектно и красиво вышиб стекло. Вместе с матом оттуда жахнул выстрел – неприцельный, какое там в такую погоду, просто эмоция – и этого сразу хватило, чтобы смешанная компания быстренько спаслась с арены действий к Диасам. Рамон обещал виски, правда, только одному Суаресу, а на аргументированные заявки остальных – работали-то вместе! – логично отвечал, что им пусть Вентура в «Эстрелле» проставляется.
Рамирес всего этого не видел и не знал, у него были свои заботы.


Пилар вела себя мужественно, хотя ойкала и всё время держалась за живот. У нее то и дело перехватывало дыхание. Бледную девушку надежно упаковали во всё теплое, что нашлось в доме, устроили на носилках внутри фургона. Пока Росита давала дочери последние инструкции, держа ее вялую руку, Мерче быстро расцеловала брата:
– Ох, какой же ты молодец. Теперь с ней всё будет в порядке, правда? А можно, я поеду с вами?
– Нет уж, – помотал головой Рамирес. – Не стоит.
Мерче понимающе покивала, полезла внутрь фургона ободрять Пилар.
Подошла Чоли, подергала за рукав:
– Мире, а там в больнице, ну, или куда ты там ее везешь, можешь поискать чего-нибудь от кашля?
– Какого еще кашля? – не понял тот.
– От сильного…
– Dios, да никто у нас не кашляет, еще не хватало! – увернулся парень от невесть что требующей сестренки и полез за руль. – Пора нам.


Машина шла гораздо медленнее, по накатанной колее, вернее, по ее на глазах исчезающим следам. Злосчастный сугроб-ловушку миновали успешно, потому что Рамирес вцепился в руль до побелевших ногтей: он не имел права попадать в неприятности на дороге со скулящей от боли сестрой за плечом.
Дэлмор сказал – езжай потом к Тревису, в муниципальную амбулаторию 67-го округа. Заставил затвердить адрес, добился, чтобы Рамирес повторил трижды всё, вплоть до рекомендаций не ломиться в закрытую главную дверь, а объехать вокруг квартала и найти ворота, ведущие во двор.
Всё это было, конечно, хорошо, но когда в мозгах пульсируют инстинкты, тревога и страх, внятной информации места совсем не находится. Кусая губы, парень вслушивался в стоны Пилар, воображал себе всяческие ужасы. Держался посреди дороги, подальше от обочин, потому что съехать туда случайно теперь смерти подобно, знакомые ребята остались далеко. Видимость кошмарная, если кто прёт навстречу – можно так влететь… Рамирес придумал свернуть на менее популярные дороги, ведущие от Холмов. Там меньше шансов на лобовой таран в эту мерзкую погоду, ну кто, скажите на милость, попрется туда, на пустоши?
В какой-то момент он поймал себя на том, что мозги, занятые терзаниями и жуткими перспективами, словно идут на автопилоте. Руки твердо поворачивают руль именно вправо на этом перекрестке, именно влево на том, и не наоборот, причем он точно знает, почему вообще не прямо и свернуть на третьем. Осознав подобную странность, Рамирес даже затормозил.
Откуда такая уверенность? Можно подумать, он пять раз в неделю катается с Холмов в городское приграничье! Канал попадает в закордонные охотничьи угодья другими путями. Совершенно не нормально, это не привычная трасса, вообще даже близко… ну вот когда в жизни он тут бывал?
Холодом продрало по позвоночнику, хотя температура в теплой кабине не изменилась ничуть.
Бывал. Не за рулем, но – да. Сидел на пассажирском, одуревший до предела, грязный еще хуже и с нехилой трещиной в черепе из-за кирпича, прилетевшего в башку в колодце в Старом Комплексе. И тачка была хостовская, и рулил Хостовский, а сзади сидел другой Хостовский, держал Эрнандо на руках… Господи. Ехали, кстати, туда же, к тому же Тревису. Вот почему такое знакомое имя, сразу показалось, но дошло только сейчас. Невероятно, маршрут взял и застрял на подкорке, врезался намертво, Рамирес наяву видел теперь, куда дальше и сколько осталось, словно не было за стеклом никакой метели, словно не гудело тогда, летом, в голове сотней колоколов и не срывало раз в полминуты в полную колючих искр пропасть.
Повезло, наверное. Не будь того вояжа, если б не потащили после случая с раздолбаем-братишкой Смит и Картер в ту амбулаторию, сегодня Рамирес стопроцентно заблудился бы. Повезло!
И тогда, и сейчас… И вообще.




*** 4 ***

На главном входе в крохотное здание с решетками на всех окнах действительно висело кривое, но большое объявление о недоступности на нескольких языках. Рамирес очень надеялся, что это его с Пилар не касается. У дверей мялись какие-то робкие бродяги, но, помня указания Дэлмора, пуэрториканец не стал вылезать и вызнавать подробности, вместо этого пустил машину вдоль высокого солидного забора в поисках обещанных ворот.
Если бы не приоткрытые створки, Рамирес мог и проехать мимо. Ворота были хорошо замаскированы, почти не отличимы от самой ограды. Амбулатория вообще производила впечатление достаточно неплохо укрепленного места, несмотря на общую бедность и обшарпанность. Ну да, внутри же хранится всякое заманчивое для местных нарков, сообразил парень, спрыгивая с подножки в снег – надо было вручную пошире растащить по сторонам накрепко завязшие створки, чтобы фургон мог проехать внутрь.
Прежде чем взяться за это трудное дело, Рамирес заглянул на территорию. Скорее всего, он ожидал увидеть не охрану, не собак, например, а пустоту. И даже, может быть, увесистый замок на служебном входе тоже.
Но там стояли трое.
Высокая, стройная девушка в длинном черном пальто и ярко-фиолетовом платке, который оставлял открытыми только глаза, обсуждала с Дэлмором что-то интересное им обоим. Он не приказывал и не отчитывал ее, она не смущалась, смотрелись они не то чтобы как равные, но как глубоко взаимно уважающие друг друга люди. Она увлеченно рассказывала с эмоциональными жестами, он слушал, вставлял реплики, спрашивал и сговорчиво качал головой. Эти двое находились совсем рядом без малейшей неловкости, и Рамиресу на миг стало безумно любопытно, спит ли Шон с этой Лейлой, или как…
Поодаль от пары Хостовских переминался с ноги на ногу странноватый субъект в натянутой на глаза совершенно отстойной вязаной шапке, закутанный по уши не менее жутким шарфом. Лет ему было вряд ли сильно за тридцать, но вид он имел весьма потасканный. Вполголоса вещал в пространство, не нуждаясь в слушателях, нервно прикурил вторую сигарету от первой, вернее, очередную от предыдущей, отшвырнув окурок так яростно, словно от этого зависело нечто важное. Без всякого видимого повода громко выругался, но двое не обратили на него никакого внимания. Проклятия Рамирес счел вполне знакомыми. Тревис, да.
Оторванные от дел, изменившие планы, лишенные выходного слабо знакомые люди стояли ранним зимним вечером под густым снегопадом и ждали, чтобы вложить силы и умения во что-то, нужное одному Канальскому парню.

Его заметили. Пока Рамирес занимался одной половиной ворот, другую взял на себя Шон. Без лишних вступлений кивнул ему на дверцу фургона:
– Нормально доехали? Лезь тогда к ней.
Сам сел за руль, мягко тронул и притер машину к крыльцу почти вплотную.
Пилар, всхлипывавшая всю дорогу, настороженно затихла. Присутствие брата ее слегка приободряло, но он тоже с ума сходил от волнения.
Рамирес подвинул носилки к краю. Спускать их в сырое снежное месиво, под которым асфальта явно не подразумевалось, было практически бесполезным мучением для пациентки.
Лейла, ничуть не стесняясь, развязала платок, завела кончики назад, превратив его из паранджи в бандану.
– Здравствуй, милая.
Забравшись на подножку, она смогла дотянуться до Пилар, взяла ее запястье мягко, но крепко. Длинные тонкие пальцы незаметно легли на пульс.
– Ты очень сильная. Меня зовут Лейла, и мы с тобой вместе сделаем сегодня просто замечательным днем, договорились?
Добившись ответной робкой улыбки от тяжело дышавшей латинки, девушка подставила локоть:
– Обопрись, по-моему, ты вполне в состоянии идти. Мы поможем.
Рамирес держал Пилар сзади за плечи, изящная, но крепкая арабка принимала снизу, Тревис не делал никаких попыток вмешиваться, ожесточенно дотягивая последнюю сигарету. Всё уже почти успешно завершилось, но скользкая подножка подвела: Пилар потеряла равновесие, ахнула от боли, которую главным образом причинил ей вцепившийся мертвой хваткой брат, но старенькая пуховая куртка поползла по швам, Лейла напрягла все силы…
Дэлмор вмиг возник ниоткуда, подставился, остановил падение, помог утвердиться на ногах – и оба, юная женщина Канала и белый парень, которого в этих местах в лицо знали все, одновременно отпрянули друг от друга. Она боялась его смертельно, он не чуял за собой ни малейшего права на прикосновение.
Отвел глаза, буркнул Лейле:
– Вы давайте, что ли… осторожнее.
Пилар запоздало схватилась за живот. Рамирес слетел к ней, бормоча смесь проклятий и каких-то странных детских словечек, Лейла гладила по растрепанным волосам, успокаивала.
Шон стоял отвернувшись, шагах в трех. Досадное происшествие добавило неловкости и так напряженной ситуации.
Испуганно глядя ему в спину, Пилар, словно пережившая встречу с дьяволом лицом к лицу, прошелестела:
– Santisima Virgen… que esta haciendo por aqui? [Пресвятая Дева, что он здесь делает?]
Рамирес потянул ее к дверям.
– Пойдем, пойдем…
Дождался, пока она послушно начнет двигаться, опираясь и на него, и на Лейлу с другой стороны, пока прекратит судорожно оглядываться на человека, которого смутно видела раз в жизни, издалека, но по рассказам знала о нем достаточно, чтобы обмереть от ужаса при его касании, пусть необходимом и вынужденном. Черноволосая иноземка тоже чужая, но она теплая и добрая, а этот…
Пилар уже не ждала ответа, но услышала у самого уха очень тихий, странный голос Мире:
– No tengas miedo de el. Son seguros todos, pero este – el mas.
[Не бойся его. Они надежные все, но он – самый.]

Докуривший Тревис ждал их на крыльце и уже почему-то с креслом на колесах – старым и раздолбанным на вид, но настолько притягательным для выбившейся из сил Пилар, что, стоило ей опуститься на скрипучее сиденье, она просияла, забыв обо всем. Лейла запахнула плотнее куртку на подопечной, заговорщицки понизила голос:
– Уже совсем чуть-чуть потерпеть осталось. Доберемся до места, до мягкой кушетки – первым делом что мы с тобой сделаем?
– Н-не знаю, – застенчиво созналась латинка.
– Мы согреемся и напьемся чаю.
От неожиданности Пилар фыркнула, ойкнула, положила ладонь на правый бок, но не перестала улыбаться.
– Может, кофе?
– Чай полезнее, – подмигнула Лейла. – Давай, я тебя повезу с комфортом.
Распрямилась, начала бережно разворачивать каталку с немного расслабившейся пуэрториканкой. Оказавшись близко от Рамиреса, Лейла без тени веселья в голосе коротко спросила:
– Ты отец?
Он растерянно моргнул.
– Я – брат…
– Вот как. – Арабка покосилась на всё еще стоявшего во дворе Шона. – Не сказал. Я думала… Не волнуйся. Мы посмотрим, я всё скажу. Ты тоже терпи.
Она не стала ждать реакции, надавила на ручки каталки, и расшатанные колесики немилосердно заскрежетали по бетонному полу коридора амбулатории.

Балансируя на истертом пороге, глядевший вслед девушкам Рамирес сильно вздрогнул от резкого толчка в плечо.
– Чего проход перегородил, чикано? – вздорно осведомился гостеприимный хозяин, от которого нещадно несло куревом и совсем слегка – алкоголем. К себе он крепко прижимал знакомый контейнер из фургона.
– Я не чикано! – неожиданно для себя возмутился Рамирес.
Этим словечком традиционно называли мексов, гнездившихся на Юге, и худшее оскорбление для Неподконтрольных латиноамериканцев еще надо было поискать.
– Плевать мне, – равнодушно уведомил Тревис, оттирая налипший на ресницы снег. Кивнул в коридор: – Нет, ты слышал? Чай-кофе, мать их. Это только если все причиндалы для застолья у вас с собой, включая посуду, чайник и питьевую воду. У меня есть только спирт. И хрен я поделюсь.
Совершенно без перехода, с той же сварливой интонацией врач продолжил:
– Ну что, как брат, как сам?
Рамирес застопорился, соображая, чем моментально взбесил.
– Ты под седативом, тормоз?! Или просто тупой? Мальчишка летом с дегидратацией и истощением, ты его своим называл, ведь брат же, не сын? Он от патологического сна быстро очнулся?
– Д-да, – из всех вопросов Рамирес ответил, кажется, на последний. Тревиса удовлетворило, он выдал следующую серию:
– А твое сотрясение? Головокружения, потеря сознания, боли? Ты проколол до конца то, что я давал, или бросил? Или загнал дружкам?
– Да ничего не…
– Правильно, чему там у тебя болеть и сотрясаться? – врач быстро сделал профессиональный вывод, перехватывая поудобнее объемную пластиковую коробку. – А добавки не проси ни под каким видом.
Тревис потерял интерес к Рамиресу, спохватился и довольно быстрым шагом отправился вглубь коридора, наступая на волочившийся за ним пыльный шарф.

В который уже раз пуэрториканец дернулся, потому что Шон приблизился совершенно неслышно.
– Знакомы? Ты не рассказывал.
– Я не тормоз! – слегка несвоевременно среагировал Рамирес. Отгоняя от себя тягостное ощущение, что этим отрицанием он, скорее, досадно подтвердил, парень постарался резко переключиться. – Нет. В смысле, знакомы, да. Было дело… да к чёрту, потом. Слушай, а чего он бухой?!
– Да не сказал бы, – усомнился Шон. – Он всегда такой.
– От него несет. И про спирт он вякнул… А если он – того… бля, не то что-нибудь?
– Нет, не думай даже. Тревис махровый асоциал, но при этом очень ответственный.
– ***** твой Тревис. Хорошо хоть там ваша девчонка, она ничего вроде… А можно я туда?
– В кабинет не пустят, но под дверью посидеть – пожалуйста. Правда, хватит торчать на пороге, пошли внутрь.

Рамирес успел преодолеть не меньше половины расстояния до единственного приоткрытого и освещенного помещения во всем пустынном коридоре, когда понял, что Хостовский следует за ним.
– А ты… – слова предательски уворачивались, нервы давали себя знать. – Что, тоже?
– Ты против?
– Да нет. – Рамирес как-то не чувствовал в себе полномочий распоряжаться ситуацией. – Просто… дела, может? Я и так тебя…
– Я привык давно, – в сторону буркнул Дэлмор. – А вообще надо бы узнать, возможно, им чего понадобится. Эти спецы только и знают, что распоряжаться, то им достань, это обеспечь. Мало ли что там…
Да уж, там может быть что угодно, кроме, наверное, хорошего. В машине с сестрой творилось нечто, на дилетантский взгляд, похожее на чуть ли не схватки… парень, конечно, мало про это знал и никогда пристально не наблюдал, но хоть чего-то при трех племянниках он не мог не соображать. Он слышал, как она бормотала молитвы и уговаривала: «Ну потерпи, не рвись сюда, малыш, еще не время, там тебе будет лучше…» Ее боль, ее страх убивали его, даже сейчас за стеной он чуял биение ее тревоги.
Рамирес передернулся, обхватил себя руками, будто с улицы потянуло холодным ветром. Ничего не сказал, уставился в покрытый следами потеков, растресканный потолок, напрягся, борясь с приступом жестокого озноба и безнадежно проигрывая.
– Да брось, – тихо сказал Шон. – Обойдется всё. Есть вероятность, что они ее осмотрят, дадут чего-нибудь такого хитрого, она забудет про все неудобства и спокойно доносит. Тогда мы с тобой сейчас просто развезем их всех по домам, и точка.
– А если нет? – зубы приходилось сжимать сильно-сильно.
– Тогда по обстоятельствам. В любом случае, в радиусе миль пятидесяти отсюда эти двое – лучшие. Вентура, будь она моей сестрой, я сделал бы так же, клянусь тебе.
– Верю, – дрожащими губами прошептал Канальский, благословляя темноту и выбитые лампы.
– Ну ладно,  – гораздо громче произнес встряхнувшийся Шон. Пихнул Рамиреса к одинокой лавке у противоположной стены, взялся за коммер. – Тревис? А ну перестань мешаться у Лейлы под ногами и сделай благое дело. Давай-ка нам сюда твой хваленый спирт.
К удивлению пуэрториканца, ни споров, ни уговоров, ни препирательств, ни проклятий не последовало, секунд через пять в кабинете метнулась тень, и из дверей вылетела небольшая плоская фляжка. Шон ловко поймал, невозмутимо игнорировал явственно слышимый комментарий «Подавитесь вы насмерть, бандитские ублюдки» и протянул Рамиресу.
– Хлебни, тебе не вредно. Полезнее, чем Тревису, факт.

Фляжка была помятая, здорово исцарапанная. Неаккуратные пятна оловянного припоя уродовали тусклую поверхность с обеих сторон. Хватив и отдышавшись, Рамирес с онемевшим ртом просипел:
– Матерь божья, забирает-то как!.. – Конфискованный спирт протаранил нутро и дал выхлоп в середину мозга. – А чего она такая, с дырками?
– Видать, прострелена была, – отозвался Шон.
– Ух ты. Тревис урод, и так думаю не один я. Кто-то тоже того. Обиделся.
– Чего на него обижаться? Бывает, у людей на словах всё гладко, а по жизни за ними след из дерьма. Уж лучше наоборот.
Рамирес помотал головой – в ней не помещались отвлеченные мысли с повышенной непримитивностью. Он как раз внимательно рассматривал исковерканную ёмкость, пытаясь разобраться, почему идея пальбы по мерзкому травматологу и его спасение благодаря металлической преграде в виде фляжки содержат в себе какое-то неуловимое внутреннее противоречие.
– Ага-а! – озарился, наконец, парень. – А дырки-то две. А как тогда?
– Насквозь, – логично предположил сидевший рядом Шон, явно не постигая затруднений отвлекшегося от тяжелой реальности пуэрториканца.
– Так я и говорю! Как он тогда? Ходит тут и вообще? Он по идее должен быть дохлый!
Дэлмор покосился, помолчал немного. Забрал у Рамиреса загадочную вещь, отхлебнул сам, поморщился.
– Вентура, откуда уверенность, что Тревис первый и единственный владелец этого предмета, и что в момент повреждения фляжка была при нем?
– Чего? – вытаращился взмокший от дозы Рамирес.
– Проклятье, с чего ты взял, что это – его?
– А чьё тогда?
– Ему сюда много кого привозят. Разных. И не всех спасают тонкие дешевые жестянки.
– То есть… я не понял…
– И бывает, что Тревис тоже не всех спасает.
– Joder, – ужаснулся парень, – так это он с трупака, что ли, снял?!
– Не исключено. Даже весьма вероятно, – хладнокровно подтвердил Дэлмор. Не без удовольствия глотнул опять, фыркнул и протянул Рамиресу: – Будешь еще?
– Н-нет уж. – Энергично отодвинувшись, Вентура чуть не свалился с лавки.

Навстречу Лейле он взлетел, уронив сигарету, до которой не успел донести зажигалку.
– Что?!
Она сразу выставила ладони:
– Тихо, все живы. Она задремала, каждая секунда сна на счету, ей нужны силы, так что не будь громким, тебе понятно?
– Да. Так что там?
– В общем, так. У твоей сестры сложная ситуация, по какой-то причине почти уже запущен процесс преждевременных родов. Угроза на грани реализации.
– Как?.. – выдавил Рамирес. – Рано же…
– Поэтому это и называется преждевременные.
– Это опасно? Dios… Почему так?
– Причин может быть много, нечего гадать. Она где-нибудь наблюдалась? – Видя смятение Рамиреса, Лейла перефразировала: – Она ходила к какому-нибудь врачу хоть раз?
– Нет. Не впервые же, и дел у нее… двое мальчишек. И дорого, и не к кому…
– Ясно. Так что причину не узнаем, но это не главное. Парень, ты пойми, пожалуйста, это не страшно, то есть, это, конечно, проблема, но не самая серьезная. Пилар на довольно большом сроке, ребенок вполне жизнеспособен. Конечно, лучше всего бы ей доносить. Но тут встает еще одна сложность.
Рамирес неосознанным жестом потер занывшее плечо, сцепил руки на груди. Поганая внутренняя дрожь возвращалась.
– Знаешь, вообще мы могли бы ввести ей… ну, тебе ничего не скажут названия. Короче, приостановить, успокоить организм, отправить Пилар домой, и пусть она там не вставала бы с постели еще недели две-три, сколько вытерпит ее тело. Причем я имею в виду не-вста-ва-ла. Совсем. А я каждый день колола бы курс, следила за реакцией.
У пуэрториканца в голове первым делом почему-то метнулась странная картинка ежедневных визитов Хостовской девушки в его дом на берегу канала. Арабка, приметная и единственная в своем роде в этих местах, выходит из медфургона в нескольких десятках метров от домов Диаса и Агирре. На второй день сбегутся толпы.
А ведь Дэлмор ее не отпустит без контроля, он ее ценит, говорил же, и видно. Сам привозить будет? Не медфургон, а шонов «хаммер». Каждый день. Охеренно.
Суперреальная идея. Кстати, так же неправдоподобно выглядит мысль о полном покое в течение полумесяца в их маленьком и густонаселенном доме. Рамирес мог бы поменяться с Пилар, пустить в сарай… но неужели кто удержит Хиларио и Сэнди вдали от матери? И ее вдали от них?
Лейла следила за выражением его лица. Вздохнула, покивала:
– Я понимаю. Как вариант, можно было бы устроить ее здесь. Шон бы уломал Тревиса…
Продолжавший сидеть, но внимательно слушавший Дэлмор подобрал рамиресову сигарету с пола и зачем-то тремя пальцами молча разломал ее пополам. Лейла продолжала:
– Это не больница, покоя тут не дождешься, и условия не блеск, но решаемо. Охранять ее от местных пациентов могли бы хоть твои, хоть наши, а нужное я бы привезла, и быть с ней могла бы проще… Но.
– Что… но? – прошептал Рамирес.
– Кажется мне, что нет у нее этих двух-трех недель. У Тревиса другое мнение, но видит Аллах, я лучше разбираюсь. На УЗИ там кое-что есть, и вот это я назвала бы уже серьезным поводом для беспокойства. Угроза отслойки плаценты. Это как бомба замедленного действия у нее в животе. Пока лишь темное пятнышко, но при малейшей нагрузке, волнении, вообще без повода и вдруг – кровотечение, может быть, сильное, может быть, очень опасное. И ребенок без кислорода. И экстренная полостная операция. Где? У тебя дома? Тут на его кушетке? Успеем распознать, поймать момент? Довезем по этим сугробам? Справимся? Спасем обоих, и мать, и ребеночка, или?.. На мой вкус, многовато вопросов. Довести до такого… очень бы не хотелось.
– Господи, – Рамирес судорожно втянул воздух. – Это нельзя вылечить?
– Нет. Пойми, я думаю о худшем, и тебя пугаю, но так надо. Обрадоваться и вздохнуть с облегчением всегда приятнее, чем получить неожиданный реальный шок в лицо.
– Да, но ведь…
– Мы можем не останавливать ничего, не предотвращать роды. Не играть в эту рулетку, не ждать. Так у нас будет больше контроля, понимаешь? Тогда всё кончится уже сегодня, пока мы все здесь и готовы. Между прочим, Тревис за то, чтобы рискнуть, остановить, предотвратить и сыграть.
Шон встал.
– Он не хочет возиться?
Рамирес шагнул в сторону. Инстинктивно неприемлемо было оставлять за спиной человека, у которого в голосе такие нотки.
– Нет, не в том дело, – отмахнулась Лейла. – Он знает, что мимо него всё равно не пройдет. У него свои резоны: конечно, легкие у ребеночка лучше созреют, если не трогать, но идеальные легкие не помогут, если плацентарная катастрофа отрубит ток кислорода ему в мозг. Это очень вероятно и очень неприятно, поверьте.
– А если… если ребенок… – Рамирес сам не узнавал свой голос, – если всё получится прямо вот как ты говоришь, сегодня… он нормальный будет?
– Тридцать пять недель вместо сорока. Ничего хорошего. Ничего ужасного. Есть риск – риск есть всегда. Его больше, но ненамного. Больше возни и заботы – без этого детей вообще не выращивают. Она справится. Больше тепла, тебе придется всерьёз побеспокоиться об отоплении комнаты. Парень, я знаю десятки историй с хорошим концом. Если ты не прекратишь грызть губу, мне придется бросить Пилар и зашивать тебе раны.

Рамирес моргнул, но отреагировать не успел. Из кабинета на секунду высунулся Тревис, явно подслушавший разговор, и утащил Лейлу внутрь. Пуэрториканец в панике чуть не рванул следом, опасаясь, что с сестрой что-то резко стало не так, но Шон поймал его на пороге, прижал к стене.
– Стой. Всё хорошо с ней.
– Откуда тебе знать!
– Тревис тогда орал бы как резаный, а не шептался бы с Лейлой. Они суетились бы над Пилар, а не шипели бы друг на друга у стола.
Рамирес выдохнул, чуть расслабился, потер рот, сплюнул.
– Что за хрень… Господи, ты понял, о чем она?
– В общих чертах, – пожал плечами Шон. – Есть малый риск и есть большой риск. У ребенка могут быть проблемы после рождения или у ребенка могут быть дьявольски мощные проблемы до рождения. Может не быть ни того, ни другого. Но вероятно, что надо всё-таки выбирать. Лейла за первое, Тревис за второе. А ты?
– Нашел кого спрашивать! Dios, а можно с матерью поговорить?
На пороге показалась Лейла.
– Так, Тревис заявил, что там уже не угроза начала родов, а без пяти секунд факт. В ходе процесса обратно уже не отыграешь. Ну?
Послышался стон Пилар и голос Тревиса. Арабка исчезла.
Рамирес дернулся, почти выкрикнул:
– И я, бля, должен решать?! Один, сам, сейчас?!
Не глядя на него, фиксируя какую-то точку в дальнем конце коридора, Шон вполголоса произнес:
– Лейла вообще свое дело знает. Больше того. Она родила на сроке двадцать восемь недель и выходила ребенка одна без всякой помощи. Я случайно в курсе.
– Она… правда? – опешил Рамирес. – Врешь, нет у нее…
– Нет. Но ее сын был нормален и здоров, когда его убили. Так что она… Рамирес, девчонка знает, что говорит и что советует. Она не мозгами решает, как Тревис, она женщина, она чует.
Оба молчали, стоя у противоположных стен. Один разглядывал бетон под ногами, другой боролся со сбитым дыханием. И когда Лейла вышла снова, Рамирес не ждал вопроса, сразу сказал:
– Верю тебе. Сделай, чтобы хорошо.
Она кивнула, повернулась уже, чтобы уйти, но вдруг шагнула к нему, обеими горячими руками сжала его влажную ладонь.
– Обязательно. Верь, это важно. Спасибо.

За полчаса Рамирес успел обкуриться до тошноты в стиле Тревиса, нон-стоп, неоднократно облазил весь коридор из конца в конец – за углы не заворачивал, боялся почему-то потерять из виду дверь кабинета, словно она пропадет, став стеной, или за ней вдруг сюрреалистично окажется полная пустота.
Когда у пуэрториканца иссякли сигареты, Шон постепенно скормил ему свои, случайно завалявшиеся в кармане куртки. С началом периода беготни сперва сидел, каждый раз убирая ноги с прохода при приближении Рамиреса, потом улегся на лавке, заняв ее целиком, не без сибаритства закинул ногу на ногу, подложил под голову локоть и занялся коммером: то ли набирал сообщения, то ли работал с какими-то приложениями. Ни с кем не разговаривал. В амбулатории стояла относительная тишина, нарушаемая только невнятными звуками из-за плотно закрытой двери и нервным стуком подошв по полу и иногда по стенам.
Увлекшись делами, Шон слегка удивился, когда очередной проход снующего пуэрториканца закончился ударом ботинка на этот раз по лавке. Рамирес, похожий в привычной зрению темноте коридора на тощее и лохматое исчадие преисподней с горящими глазами, хрипло вопросил:
– А ты что тут вообще делаешь, Дэлмор?
Покосившись на очевидный для нормальных людей объект занятий – коммер, Шон догадался, что вопрос, по-видимому, несколько глобальнее, и предсказуемо ушел от ответа:
– Так, вот только не надо опять впадать в цикл. Пятый раз уже перебор. – Он одним движением поднялся, убрал аппарат, застегнулся. – Пойду я тогда.
У что-то там себе надумавшего за период мотаний воинственного Рамиреса резко опустились плечи. Неожиданно для себя он растерянно выдал:
– Куда это ты? Бля, то есть… серьёзно? Надо?
– Ага.
– А мне здесь… как?
– От тебя что-то зависит? От меня тем более. Жди, чего скажут, и продолжай карабкаться по вертикалям.
– Твою мать. Вообще так, знаешь – зависит. Шон, а если они опять? Ну, выбирать предложат чего-нибудь такое жуткое.
– Ну, выберешь. Решишь. Мне вот тоже предстоит принимать нелегкие решения.
Пока Канальский мучительно взвешивал, сколь много у него прав интересоваться подробностями деятельности Дэлмора и есть ли такие права вообще, тот уже почти от самого выхода расшифровал:
– Я пошел искать место в приграничье, где можно разжиться приличной жратвой. Ты осознаешь, насколько это сложная миссия? 

Рамирес осознал другое – насколько он проголодался, в тот самый момент, когда на лавке появились пахучие свертки и две банки пива. Ноги подогнулись, он осел на край, буквально заталкивая слюну в сухое горло, не в силах отвести взгляд от богатств.
– Нормально всё? – спросил Шон, откупоривая один из благословенных сосудов с вкусной жидкостью.
– Угу, – промычал пуэрториканец.
Дэлмор садистски отпил, вытер пену с губ. Глянул искоса, хмыкнул:
– Брезгуешь, что ли?
– Я? – не понял парень, у которого в ушах шумело. Со всеми домашними сложностями ему удалось только позавтракать. Вчера.
– Вентура, я тебе разворачивать и открывать нихера не стану. Ухаживать я за тобой не нанимался, недоносок. Сам давай.
– Сам? – Рамирес поймал себя на том, что прижимает ладонь к животу почти тем же жестом, что сестра. – В смысле?
Шон тщательно изучил особенности рельефа стены напротив. Выдохнул медленно, усилием воли принудительно расслабил пальцы, пока банка не смялась, пробормотал про себя тоном, похожим на уговаривающий:
– Благодаря Смиту я очень терпеливый, да. Очень.
После этого, почувствовав себя достаточно готовым для общения, обратился к Рамиресу с коротким:
– Ешь.
Тот моргнул. Подавил спазм возликовавшего желудка, из последних сил уточнил:
– Что, правда? Ты не себе? Бля, не только себе?
– Я обедал дома, я не хочу. Кажется, вроде бы да, обедал. Точно не буду. Всё тебе и давай быстрее, мало ли что тут в любой момент закрутится.
Уже закинув в желудок непрожеванную половину сэндвича, Рамирес спохватился:
– Ты не это… я потом, если что, заплачу за тебя как-нибудь «У Дэна» или еще где.
Кусок вдруг чуть не встал поперек горла.
Загроможденные последующим воспоминания о поганом начале вечера, о тяжелых темах денег и одолжений двинули под дых, заставили замереть в отвратительном ожидании. Он сейчас как сказанет опять чего-нибудь такое…
Вроде – оставь при себе свои жалкие медяки, нищий. Я не как ты, дешевка, я всегда плачу за себя сам и тебе от щедрот могу кинуть, знай лови.
Или – ты существуешь благодаря мне, Канальский, учись есть у меня с рук.
Или – ты опять купился, поверил в придуманную тобой от отчаяния сказку о ненормально странном враге, наивный до неприличия одиночка-недолидер?
Хостовский улыбнулся.
– Да брось, не хватало, вот была б картина... Будешь проставляться всем по поводу прибавления в семье – и меня не забудь. Сквитаемся, меня устроит. Я говорил, что пью бренди?
Рамирес, помедлив, перевел дух и откусил еще.
– Дожить надо.
– Куда ты денешься.

Чуть погодя Рамирес пошел на улицу выкидывать мусор от импровизированного ужина. Ранее при попытке незатейливо задвинуть это всё под лавку пуэрториканец словил неодобрительный взгляд Шона.
– Офонарел? Хочешь выслушать, что думает по этому поводу Тревис? Долго будешь слушать, у него много мыслей возникнет.
Пришлось сгрести в кучку и поступить цивилизованно. В последний момент Дэлмор сунул Рамиресу в и так занятые руки еще и свою пустую банку.
– Захватишь?
Экологично зарывая это всё в сугроб недалеко от входа, парень хмурился: лезли мысли о том, считается ли нормальным убираться за Хостовским, и что бы сказали на это colegas, если б не дай бог пронюхали. Смяв ботинком ни в чем не повинную жестянку, Рамирес внезапно успокоился, ухватился за спасительную контридею – а что бы подумали люди Дэлмора, узнав, что тот сгонял для лидера Канала за жратвой? Эх, башку сломать можно. Наверное, норма в каждой конкретной ситуации рассчитывается по-разному. Еще и не такое может случиться.
Тут Рамирес предпочел прервать размышления, пока не оправдал для себя еще что-нибудь оригинальное.

С порога завидев Лейлу рядом с Шоном, сорвался с места.
– Как она?!
– Пока полный порядок, – заверила арабка. – Раскрытие неплохое, всё регулярно… короче, не о чем тревожиться. Парни, постеснялись бы вы тут курить!
Она укоризненно помахала ладонью, разгоняя до сих пор стоявший в коридоре рамиресов кумар.
– Я ему говорил, – подло ввернул Дэлмор.
Пуэрториканец возмущенно на него воззрился, но тот пренебрег, уступил лавку девушке, которая утомленно присела и вытерла лоб кончиком яркого платка. Шон отошел, прислонился к стене, а Рамирес опустился на корточки перед Лейлой, заглянул в глаза.
– Точно всё нормально?
– Даже лучше, чем я ожидала. Мы наблюдаем, если что – поймаем проблему в самом начале и не дадим развиться. Вот только, – немного помрачнела арабка, – примерно об этом я и вышла с тобой поговорить.
– Бля, опять… Ну?
– Нет, на этот раз ничего мы с Тревисом на тебя не вешаем, действовать будем сами по обстоятельствам, там на месте виднее. Просто знаешь, я скажу тебе честно – сама она может и не родить. Да подожди, не надо так реагировать, не хватало тебя откачивать… Я про то, что с ее осложнениями вполне может оказаться так, что понадобится операция. Ты знаешь, что такое кесарево сечение?
– Господи боже мой… – парень совсем скорчился, закрыл лицо руками.
– Прекрати, – придвинулась к нему Лейла, провела ладонью по макушке, пригладила торчащие прядки. – Всем бы таких братьев, как ты, Мире. Она так о тебе говорит!
– Она… говорит? – вскинулся он.
– Ну конечно. Пилар отлично справляется, они с Тревисом увлеченно ругаются по-испански – я их не понимаю, но они явно не о погоде. А в перерывах она даже просит чаю.
– Принести?! – он почти вскочил, но Лейла удержала.
– Да что ты, не сейчас. Это так… ты не думай, с твоей сестричкой не происходит ничего ужасного, всё очень удачно складывается. Я тебя не хочу пугать, пойми, я тебя предупреждаю. Есть вероятность такого исхода, но это не страшно, это просто еще один способ.
Она мягко заставила Рамиреса поднять больные от волнения глаза. Легким движением вытерла пот ему с виска, улыбнулась.
– Я тебе обещаю, всё будет хорошо. Мы сделаем правильно, мы сумеем, нас тут много и мы сделаем всё, чтобы ты привез ее одну, а увез двоих. Дети рождаются каждый день, это естественно, не переживай так сильно, hermano. Это слово я сегодня выучила, – заметила арабка. – Нет, парни вроде тебя всё-таки редкость. Что же с тобой будет твориться, когда настанет время рожать твоей жене?
Рамирес истерично фыркнул, не удержал равновесие в шаткой позе и шлепнулся на пол.
Всем видом демонстрируя, что всякому терпению есть пределы, Дэлмор шагнул к нему, поднял за шиворот, встряхнул:
– Ты невменяемый уже вообще… Иди-ка на улицу, глотни воздуха, остынь.
– Не пойду я никуда, – запротестовал парень, но Шон добавил в голос металла:
– Еще как пойдешь! Умойся вон хотя бы снегом, успокойся. А то я тебя сам башкой туда запихну.
– Иди нахрен, – огрызнулся Рамирес, гася ускорение от толчка в сторону выхода.
С другой стороны… оттуда так притягательно веяло настоящей зимней, несмотря на календарную осень, прохладой, ночной чистой свежестью. Пылающей голове не повредит, если чуть-чуть. Умыться – неплохая идея, и за шиворот немножко, это так возрождает.
– Ладно, я сейчас.
– Не торопись, – посоветовала Лейла, перевязывая платок поудобнее. – Ты ничего не пропустишь.
Отойдя шагов на десять, Рамирес оглянулся:
– Шон, тут сигареты где можно найти?
– Налево за угол и по диагонали, желтая вывеска, – отозвался тот.
Проводил взглядом, подождал для верности еще с полминуты и сел рядом с ней.
– А теперь говори мне то, о чем молчишь ему.

Лейла неопределенно дернула плечом.
– Да я не то чтобы скрываю… но ты прав, не хочу, чтобы он видел мою неуверенность. Ему никак нельзя, он всё берет сердцем.
– В чем ты не уверена? С операцией что-то?
– Да. Шон, мы с Тревисом оба неплохо держим скальпель. У меня большой опыт, он так вообще обученный профессионал. Если дойдет до хирургии, ни у кого из нас двоих рука не дрогнет. Но…
– Что?
– Понимаешь, никто из нас двоих при этом не анестезиолог.
Шон удивленно посмотрел на нее.
– Конечно, я знаю о наркозе много, – слегка раздраженно объяснила Лейла. – Я вырублю любого парня и зашью ему огнестрел, я буду держать обожженного на «долгой схеме», пока не подживет, я рассчитаю дозу для девушки с низким весом, чтобы сделать ей аборт… Но при кесаревом надо думать не только о весе женщины, надо заботиться о ребенке. Травануть его через кровь матери просто, достаточно чуть замешкаться. Честно, Шон? Я не делала такого.
– А Тревис? – после паузы глухо спросил парень.
– Я так поняла, что тоже нет. Он завел старое: что он спец по травмам, а не акушер, не неонатолог, не…
– Ясно. А если я привезу специалиста из города?
– Откуда ты его возьмешь?
– Мое дело, – коротко отрезал он.
– Ну… – Арабка задумалась. – Начать с того, что добыть ночью в такую погоду адекватного врача, который… да нет, разумеется, он согласится работать, если попросишь ты, я знаю. Выбора не будет. Я хочу сказать – врача, у которого во время этого приключения в Неподконтрольной зоне не будут дрожать руки. У которого под твоим прицелом и рядом с твоим нервным другом сохранится ясность мышления.
– У профессионала – должна.
– Ты уверен на все сто, что найдешь за пару часов именно профессионала? Шон, он может даже не хотеть, но навредить.
– Убью тогда.
– Вот, он будет об этом волноваться куда больше, чем о Пилар. Это Тревис работает на нас сам, он помогает и хочет это делать. Чужаку я ее не доверю. Ты меня услышал.
– Проклятье. Что тогда?
– Хорошо одно, – вздохнула Лейла, – мы обсуждаем не необходимость, а только вариант. В идеале она справится сама, шансов на это даже больше пятидесяти процентов.
– Надо быть готовыми…
– …Ко всему, – подхватила она. – Конечно. Так, знаешь, я сейчас заставлю Тревиса думать. Он может позвонить каким-нибудь друзьям, проконсультироваться… Точное название препарата, чёткая схема – и уже гораздо проще.
– Друзья Тревиса, – едко повторил Шон. – Мифические существа.
– Брось, зачем так говоришь. Ты сам для него что угодно сделаешь, знаешь же прекрасно. Может, не ты один.
– Ладно, – кивнул он. – Иди скорее, пока этот не прибежал.

У нелюбезного мизантропа, как ни странно, нашелся контакт, который не послал в поздний час, согласился напрячь мозг и залезть в справочники, примеряя надиктованные Тревисом показатели Пилар к современным фармакологическим профилям. Спустя минут десять прений и ожесточенных споров травматолог от души хряпнул трубкой, воздел руки и разразился длинной прочувствованной тирадой наполовину на испанском, видимо, из-за неосознанного влияния пациентки. Та даже притихла, но Тревис отмахнулся:
– Ай, не тебе, ты рожай давай, не отвлекайся.
Под давлением Лейлы прояснилось, что далекий «зажравшийся, оторванный от реальности гребаный фантазер из Центральной» настаивает на вполне определенной ветке препаратов, которые якобы идеально вписались бы в ситуацию на условиях минимального риска для плода и максимальной целевой эффективности. На вопрос о названиях и конкретике Тревис ответил воплем:
– Да вы знаете вообще, сколько они стоят?!
Пилар испуганно всхлипнула, виновато уставилась на свой животик и покраснела. Тревису хватило ума заткнуться самостоятельно, но Лейла, которая умела быть ласковой с пациентами и такой, какой надо в отношении всех остальных, всё равно вытащила его в коридор, поставила перед всё слышавшим Дэлмором. Черные глаза полыхнули.
– Шон, пожалуйста, прицелься ему в лоб.
– Н-не надо, – пробормотал не напуганный, но довольно смущенный Тревис. – Я к тому, что у меня такой модерновой хрени сроду не водилось и никогда не заведется.
– Название, – лаконично подтолкнул Шон.
– Да пожалуйста! – Врач яростно выдрал из кармана заляпанного халата обрывок бумаги, оказавшийся половинкой чека из забегаловки с желтой вывеской, потом огрызок детского карандашика, резко развернулся к стене и накарябал длинное слово.
Неуловимо поколебался, кому отдать, вручил Лейле, смотреть на которую он мог, в отличие от опасно напряженного Дэлмора, но тоже не решался.
– Ищите, где хотите. У меня сейчас ваша больная родит на пол. – И сбежал.

Арабка впилась в бумажку.
– Дикий почерк!
– Может, мне его… – многозначительно предложил Шон, но тут Лейла закончила дешифровку и просияла.
– Слушай, это удивительно! Я читала про эти лекарства, мне понравилось, я внесла их в последний список!
– Ким? – сообразил парень.
Выставил ладонь, жестом показывая девушке, что в курсе и дальше сам. Набирая номер, пробормотал:
– Райвери, лучше б тебе не облажаться.
Кореянка ответила почти сразу, но таким заспанным голосом, что Шону пришлось терпеть, пока она прекратит ахать и осознает, кто на связи. Постепенно, в ходе техничного «мягкого» допроса выяснилось, что все целы и на месте, список есть и полностью, а Стэн очень-очень хороший.
Шон сдержанно подтвердил, что нимало не сомневался и насчет Райвери иначе сроду не думал.
С другой стороны, распоряжение сходить найти определенный препарат среди вновь привезенного встретило некоторые трудности в реализации. Ким пролепетала, что привезти-то всё привезли, точно то и сколько надо, и названный препарат она лично в руках держала и помнит цвет коробочки и шрифт… Да! Но в Клинику на склад ходить бесполезно. Его там нет.
На миг Шон не без тоски представил, насколько проще было бы общаться, если б на том конце эфира вместо изящной и деликатной девушки был бы парень побрутальнее, с кем можно напрямик. Лейла проницательно пожала плечами, выразила сочувствие движением брови и жестом показала, что пойдет контролировать Тревиса с роженицей.
А Шон аккуратно сформулировал банальный и очевидный вопрос: если не на месте, если не в Клинике, то где же именно всё есть?
Ким недоуменно ответствовала, что, конечно же, в арсенале. Там, на полочке, рядом с, кажется, гранатами.
Логично, – оценил Дэлмор.
Но Ким довольно чётко доказала, что это действительно логично, раз ключи от подвального хранилища, существующие в единственном экземпляре, само собой у Лейлы, а она сама неизвестно где, уже не на Рэд-стрит, и положить на место никак не вышло, а оставлять в открытом доступе Стэн, почесав в затылке, не отважился. Приказал оттащить в родной арсенал, под мощный замок и собственный ключ. Хорошо же так?
А и правда неплохо, – прикинув, согласился парень. Распрощался с до сих пор трепетавшей Ким и рассудил, что свежий воздух и ему самому не повредит.

Готовясь набрать номер Райвери, на ступеньках служебного входа амбулатории Шон чуть не врезался в Вентуру. Вернее, это тот едва не протаранил оказавшуюся на пути преграду, поскольку вперед не смотрел.
– Куда прешь, бля… – зашипел Рамирес от боли. Переложил нечто из руки в руку и принялся трясти обожженными пальцами.  – Дьявол, ты чего так резко.
– Да я вообще нормально.
Шон проследил глазами за таинственной ношей. Рамирес несколько неловко пояснил:
– Это чай. Прикинь, там продавался! Удачно так. Для Пилар.
– Я в целом уже понял. Тащил оттуда? Горячий?
– Ага, потому и долго вышло, – с радостным смущением улыбнулся пуэрториканец. – А что, мне нетрудно.
Он перехватил поудобнее бумажный стакан, взялся за ненагретую горловинку, покрепче натянул съехавшую пластиковую крышку. От небольшого отверстия поднимался ароматный парок.
– Иди, – посторонился Шон. – Постарайся не полететь носом в коридоре, обидно будет. И не забудь постучать. Не вздумай вламываться.
– Не занудствуй, сам знаю.

Стэн взял коммер тоже проворно. Его голос по степени хриплости, одурения и отключенности от мирских проблем весьма напоминал начало последнего сеанса связи, и Шон даже поинтересовался, нет ли рядом с Райвери кого-нибудь недавно разбуженного звонком, азиатского происхождения и женского пола. В трубке попытались со скрипом въехать, но быстро отчаялись.
– Без понятия, о чем ты… рядом тут ствол… мусор какой-то… фигня всякая, Прис накидала, говори-не говори… Бутылка. Сухая. Книжка. Кни-ижка?
Пока Стэн не утратился безвозвратно, Шон направил его мышление на необходимые рельсы:
– Найди, чем и на чём записать.
Вопреки ожиданиям, Стэн не задал вопросов. Констатировал:
– О, помада. Сама виновата. – И зашелестел, что-то от чего-то душераздирающе отрывая. – Ну?
Получив информацию и рекомендацию быстренько откопать нужное, Стэн хотел было привлечь сегодняшнюю боевую подругу. Он сходит и откроет, ладно, но ищет пусть тот, кто в теме…
– Она спит.
– Я на минутку тоже. …Спал, – на зевке простонал парень.
– Райвери…
– Да ладно, – подчеркнуто мирный и насыщенный энтузиазмом голос свидетельствовал об откате претензий. – Я даже штаны уже нашел. Иду.
– Едешь.
– В арсенал? – удивился Стэн, живший в полуквартале от места работы.
– Из арсенала куда скажу.
– Бля, Шон!
Тот сделал паузу и – не стал включать авторитет. Парень провел в обществе несравненной кореянки весь день, вынужденный плотно общаться. Занимался чужим делом, суматошил на побегушках у девчонки, импровизировал в городе, чтобы возместить ущерб от соблазнов охотничьего магазина, и замотался настолько, что улегся спать в несусветную рань, второй час всего. Он заслуживает снисхождения, но…
– Стэн, я понимаю. Пойми и меня – срочно надо.
– Да уяснил я… лекарство. Плохо кому? Что случилось? – встревожился тот.
– Пока ничего и ни с кем. Мне нужно, чтобы привез человек, который лишнего не спросит и не сболтнет. Надежный. Я бы не дергал. Дэрек вернулся?
– Нет, он… в смысле, из города – давно, но они сидят «У Дэна» отмечают. Звали. Я послал. Ему тогда сначала оттуда домой надо будет, потом к тебе с этой коробкой… Шон, я уже почти дошел. – Приглушенно зазвенели ключи. – Я скоро.
– Спасибо, Стэн.
– Да ну. Ай, чёрт, когда я смажу эту гребаную дверь… А ты завтра всё-таки поглядишь, чего я нашел там в запасниках того оружейника?
– А то. Зови меня, как перетащишь на стрельбище, сразу приду.
Шон назвал парню адрес, выслушал неясный грохот и порцию безадресного мата, а затем радостное: «Вот оно! Да нет, ничего не раздолбал, что я, дурак – опять и заново доставать?!»
В надежде, что момент подходящий, Стэн с чувством попросил как можно реже задействовать лично его в работе на Клинику. Он взамен что угодно сделает. Даже наведет порядок в арсенале с подробным учетом всех единиц хранения. Хоть на бумаге. Хоть в двух экземплярах. С иллюстрациями.
– Ты состаришься в процессе. Так, если тебя не будет здесь через четверть часа…
– Я за рулем и уже за Периметром.
– Не снижай темп. Спасибо еще раз. Отбой.
Дэлмор ценил людей, у которых дела делались аккуратно, энергично и чётко, людей, на которых можно положиться даже слепо, кто не просто верно выполнит приказ, но в нужный момент и без приказа поступит так, как ты ждешь. Внешняя уважительность, вежливость и вообще слова при этом для Шона значили в сравнении ничтожно мало.
Опасливое заискивание, учтивость и покорность, не имеющие смелости на риск, или яркая смелая честность, кипящая своими перехлестами, но всегда искренняя в сердцевине?
Приоритеты затвердели давно.

– Эй! – Из дверей выглянул Рамирес. – Ты чего там?
– Дела, – Хостовский поднял бровь. – Тебе отчитаться? В двух экземплярах?
Тот нахмурился, уточнять ради сохранения прежнего уровня самооценки не стал.
Шон стоял почти посреди дворика, говорить приходилось довольно громко, но в приграничье, слабозаселенном и наглухо задраенном, особенно по ночам, стесняться было некого.
– Чай-то отдал?
– Ага. – Рамирес оперся на перила, пожмурился в притихшее после дневного снежного извержения небо. – Понравился. Этот скотский Тревис тоже заказать порывался, прикинь? Два литра ему за шиворот, не поленюсь, если еще разок меня чикано обзовет. А Лейла не хочет, ей бы принес.
– Скотский Тревис, насколько я понял, лечил твоего брата? – тихо спросил Шон.
Рамирес сначала сделал вид, что не услышал. Полез за сигаретами, чиркал зажигалкой, долго затягивался, медленно выдыхал. Выговорил, наконец, глядя на полотно мерзлой белизны в стороне от колеи:
– Ну, вообще-то, да.
Выпрямился, выкинул окурок, звездочкой утонувший далеко-далеко.
– Пойду я.
– Стой. – Шон подошел поближе, кивнул на оттопыренный карман стоявшего на ступеньках парня. – Угости, что ли, мне еще тут торчать неизвестно сколько.
– Держи, – тут же ответил тот, кидая целую пачку.
– Да мне б одной хватило.
– У меня много, – отмахнулся Рамирес, – я продумал и затарился.
Пуэрториканец ушел, а Дэлмор усмехнулся. В точности тот же сорт, какой Вентура в приступе никотиновой жажды получил от него по частям несколько часов назад.
Парень замечает, помнит и всегда возвращает при первой же возможности.

Стэн остановился на улице, за ворота не полез. Передал упаковку, рассказал про банкомат в центре, взломанный под носом у копов ради налички, затем съехал на восторги и предвкушения завтрашних тестов нового вооружения. Шон категорично оборвал, сменил тему: предупредил Райвери, что женская диаспора Хоста во главе с Флэйм пристально следит за его личной жизнью с Прис, и что при любого рода маневрах в этой области надо соблюдать предельную осторожность.
Стэн фыркнул, не слишком напугавшись, отмел подозрения, но заверил, что ежели придется шифроваться, то он так зашифруется, что никто не расфр… спать очень хочется, признался парень. Дэлмор приказал немедленно валить домой в постель.
От машины, обернувшись и кивнув на темное и тихое здание амбулатории, Стэн коротко предложил:
– Шон, я… могу помочь чем-то еще?
– Когда сможешь, я дам знать. Договорились?
– Само собой. Я всегда. Счастливо.
– Завтра на стрельбище.
Райвери уехал отсыпаться.

Игнорируя заинтересованный взгляд Рамиреса, Шон вызвал Лейлу, передал ей светлую чуть помятую коробку. Та повертела, уважительно округлила глаза.
– Другое дело.
– Пока не надо?
– Нет.
– Вы о чем? – встрял Вентура. – Это что такое?
Лейла оглянулась вглубь кабинета на стон Пилар, а Рамиреса передернуло на лавке, словно больно было ему. Он вскочил:
– Да не молчите! Она…
– Интервал уже приличный, – заторопилась арабка. – Возможно, не понадобится, но теперь я точно знаю, что делать в любом случае.
– Что это значит? – прохрипел с ума сходящий Рамирес.
– Это значит, – она нашла секунду на то, чтобы коснуться его плеча, – что всё под контролем и скоро уже кончится.
Она захлопнула за собой дверь. Вентура всматривался в занозистое плохо прокрашенное дерево, не в силах двинуться с места. Парень снова чуть ли не до крови закусил губу, и Шону пришлось оттащить его и насильно усадить обратно.
– Проклятье, истерик, она просто забыла сказать, что всё кончится хо-ро-шо. Понятно тебе?




*** 5 ***

Парни долго молчали. Рамирес так же не сводил глаз с двери, только теперь его привлекла тусклая облезлая ручка. Он почти не шевелился, а вот Шон, напротив, совершал всё больше ненужных движений: достал по-прежнему не распечатанную пачку сигарет, но убрал обратно, пару раз чиркнул тяжелой серебристой зажигалкой с каким-то неразборчивым в темноте узором. Взъерошил себе волосы. Вздохнул.
И сказал так, словно прорвалось:
– Вентура, я до такой степени сглупил!.. С самого начала всей этой истории с Пилар надо было иначе.
– В смысле? – тот с трудом очнулся от ступора.
– Я сделал неправильно. Я потащил ее сюда, в эту вонючую дыру… Бля, достать здесь пулю или что-то в этом роде вполне нормально, стерильности нет и хрен с ней. Неженки давно уже не выжили, оставшиеся отлежатся, отряхнутся и пойдут дальше. Это нормальное место для таких, как мы. Но позволять рожать здесь ребенка – это просто преступно! Я сам себе удивляюсь, как не дошло…
– Ты что, – непонимающе протянул Рамирес, – фигню какую несешь. Тут так классно, и внутри всё как надо, – он махнул в сторону кабинета, – и люди умные, и тихо, и чётко всё, вообще супер. Знаешь, у нас дома не так. И у соседки тоже. И там, куда я ее сначала… – он осекся, – уж точно воняет сильнее.
Шон, казалось, не слышал.
– Надо было сразу везти ее в Клинику.
Отреагировать Рамирес сумел не сразу. Справился с собой, выдавил:
– Издеваешься, что ли? Вообще-то, Пилар мне сестра, если ты не…
– Ну и что?
– Она Вентура.
– Несущественно.
– Дэлмор, она с Канала!
– Спасибо, что ввел в курс дела, я даже не подозревал! Что это меняет?! Она от этого менее беременная? У нее меньше риска? У меня в Клинике апартеид, и с ней откажутся работать?!
– Ну, – не повышая голоса, ответил Рамирес, – я не знаю, что это за слово, но, наверное, мне надо донести до тебя еще одну новость. Территория Хоста не считается Нейтралом, и там нет латинос. Ни больных, ни беременных, никаких. А в Квартале – там еще строже, до тебя слухи про тамошние правила не доходили? Чисто случайно?
– Вентура, – Шон ощутимо сбавил тон, – я бы сумел обеспечить ее безопасность. Я не знаю ни одного человека среди своих, кто причинил бы вред беременной девчонке. У меня не все белые, мне плевать на расизм, никто бы и не покосился!
– На меня бы косились, я почему-то уверен. А одну ее я бы не оставил.
– Правила на территории Хоста – моих рук дело, и если кому и нарушать их, так это мне. И завести пару новых мне тоже, между прочим, не влом. А при чем здесь вообще ты, Вентура?! – Дэлмор напористо развернулся к нему. – Чего ты о себе думаешь?! У тебя проблемы попроще, чем у нее, не о себе надо волноваться, а о сестре!
Бледный Рамирес очень спокойно произнес:
– А ты почему на меня кричишь?

Шон отвернулся, стиснул кулаки, задержав дыхание. Помолчал. Потер лицо руками, откинулся назад, на стену, влажную от снега с их курток. Хрипло ответил:
– Потому что я хочу извиниться. Я, наверное, всё-таки не такой урод, чтобы сознательно выбрать тревисову конуру вместо нормального места из нежелания проблем с вами. Но я настолько идиот, чтобы не успеть сообразить вовремя. Было бы проще твоей сестре и ребенку, чище и удобнее. А наши с тобой проблемы нихера в сравнении не стоят. Согласен?
Рамирес не отозвался. Отодвинулся на край, чтобы лучше видеть сидящего рядом, молча смотрел.
– Вентура, а ты ведь никому не сказал, откуда у тебя машина и куда ты Пилар везешь. Ты врал. И я никому не сказал, где я торчу этой ночью вместо вечеринки Анхелес. Мой коммер недоступен на большинстве частот. Здесь, за воротами, недавно был Райвери, я не врал только потому, что он стоящий парень и не лезет, когда не надо. Что это за хрень, Рамирес? Мы что, не люди? Мы что, творим какую-нибудь мерзость? Перекрываемся от кого – от своих ребят, от друзей, от тех, кому мы с тобой оба приказываем… где смысл? Мать вашу, было время, у меня под окнами вся Фэктори в полном составе месяц кантовалась, и ничего! Кого боимся? К чему эти гребаные тайны, ну и что, что Канал, ну – и – что?! Можешь ты мне объяснить, почему мы с тобой тут прячемся и до сих пор считаем это нормальным?!
Крик давно успел прокатиться по коридору и сгинуть за углом. Шон согнулся и сцепил пальцы на затылке. Он чуял взгляд Рамиреса на себе.
– Дэлмор, – размеренно, без выражения выговорил тот, – а вот мне интересно тут. Ты походу хоть слегка догадываешься, что ты до охерения странный?
– Слышал такое, – не распрямляясь, буркнул тот. – Обвиняли. Ты тоже?
– Ну, не знаю. Но насчет тебя – это жёсткий факт, и об него можно запросто разбить себе башку.

За десять минут глухого молчания Рамирес не шевельнулся ни разу. Он даже дышал медленно. Этот транс Шону не нравился, поэтому он, искоса глянув на ушедшего в себя парня, сознательно разжал пальцы.
Зажигалка прогрохотала в голом коридоре так, что эхо прокатилось раза два-три, не меньше. Рамирес не вздрогнул, для этого он, видимо, находился от реальности слишком далеко. Моргнул, опустил голову, заметил у своего ботинка тусклый блеск металла. Наклонился, подобрал. Мазнул взглядом по узору, но всматриваться не стал, перебросил:
– Лови.
Шон ответил вопросом:
– Вентура, а где отец?
Тот нахмурился, заторможенный, всё еще поглощенный противоположной стеной.
– Ты ж знаешь.
– Да не ваш. Отец ребенка.
– А… нет его.
– Это заметно, – пожал плечами Дэлмор.
Больше ничего не добавил, выпытывать не торопился. Тема есть. Если человек не скажет, то он не скажет. Если человек скажет, то он скажет сам.
Рамирес действительно заговорил.
– А он, кстати, ничего был, вполне нормальный. Мне не то чтобы нравился… хотя да. Можно сказать. Ей повезло с ним, все так говорили, и она светилась. Не так давно к Хорхе… ну, ты, может, и не знаешь, к одному там, родня приехала. Не к нему самому, понятно, к его родичам. Семья к семье. Приняли, устроили. Хорхе нам этого привел, типа, представил, что не чужой, что гасить не надо, что пусть. Ну ладно, пусть так пусть. Я-то что. А парень с нами не особо шатался, так, для вежливости. Мы думали, он робеет и смущается, что ему время надо пообвыкнуть. Хорхе тащил, но тот как из-под палки. Не по нему были наши развлекаловки. Он даже травку не… бля, такой правильный. Рамон к нему уже с ножом лез, типа, «копа чую», всё такое. Мне как-то похер было… А потом я его с сестрой увидал. Причем… парень не с ней болтал, не лапал там ее, не такое что-то… Знаешь, он с Хиларио мячиком перекидывался. Тот смеялся… и Пилар тоже. Младший у нее на руках, тоже заливался. И придурок этот приезжий – бля… ну как свои они ему. Странный взгляд такой был. Н-нежный. Меня мороз по коже продрал. Думаю, неужели так бывает? Неужели улыбнулся сестре с двумя парнишками не просто какой-то там нездешний, а кто-то на небесах.
Рамирес потер лицо руками, убирая воспоминание.
– Ну, я к парню претензии живо прекратил. Рамона придушил. Думаю – пусть всё идет, как идет, может, выйдет куда. Пока неплохо. Потом… сказали бы, не поверил. Подходит ко мне этот парень, так по-цивильному. Типа, ты старший брат. Давай поговорим. Я – ну, слушаю. Так он выдал, что планы у него серьёзней некуда, что он решил, что она не против, но мое благословение перед разговором с матерью просто кровь из носу им надо. Чтоб я был тоже за. Мы в «Эстрелле» сидели, я бухла заказал побольше, думаю, врешь, не отмажешься, я тебя вытяну и развяжу. Так этот ненормальный и в совершенно проквашенном состоянии только и трещал, как перетащит Пилар с детьми в город, как они купят дом, что он уже почти скопил, там наследство какое-то бабкино плюс он сам батрачит на заправке в приграничье. Типа, всё будет зашибись. Ты не знаешь, почему я тебе про это рассказываю?
– Потому что я спросил, наверное.
– А. Так вот. Я не знаю, придумали они себе уже срок свадьбы, или как, но Пилар всю весну не ходила, а летала. Парень особо не лез, в дом не совался, скромный, бля. Приходил чаще не ночью к ней, а днем к ним, к ней и детям, понимаешь. Но и вечерами… я не злился. Только сказал ему – ты дом мне покажи сперва, куда заберешь сестру с ребятами. И на заправку твою съездим, я погляжу, не врешь ли, а то ты драгдилер, небось. Он ржать. Ну, и мне смешно было. Он говорит – покажу. Говорит – сдохну, по пять смен возьму подряд, а на первый взнос уже почти хватает. Покажу. Потом говорит – ты меня не пристрелишь, если к зиме у нас с Пилар уже трое будет?
Рамирес фыркнул, прерывисто вздохнул.
– Я чуть не помер на месте. Не от того, что «трое», а от того, что, видите ли, «у них». Вот бля…

– И что дом? – спросил Шон.
– А ничего. Он как сказал, что сдохнет на своей бензоколонке, так и сделал. Осторожнее надо с планами, нас ребята из преисподней с удовольствием ловят на слове. Там тупейший какой-то грабеж был, дурные сосунки с города мелочь притырить захотели, а ствол у них для прикола был, так вот по приколу единственная косая пуля рикошетом прилетела Несто в грудь. Раз – и нет. Так просто.
– Твою мать.
– Ну да. Но Пилар ничего, выдержала. Она у нас сильная. На похоронах только у гроба улыбнулась ему, сказала «спасибо», а рука у нее на животе лежала. То ли за ребеночка сказала, то ли за вообще… сказку эту странную недлинную. Но было же? Было. И она мне потом – я рожу от него, ты простишь?
Голос изменил парню. Несколько секунд он молчал, но справился, договорил:
– Будто я чего поперек ей сказать мог. Будто виновата она, что третий у нее в двадцать лет, что вдова она третий раз уже. Ну вот как так получается, а? Спросить, что ли, у церковника-итальяшки? Ну, в общем, ответил я, что если от кого и стоило рожать, так это от ее ненормального Несто, и пусть это она, наверное, меня простит, что я парня не уберег. На том мы с ней и порешили. И вот.
Рамирес кивнул на дверь. Шон негромко проговорил:
– Я не знал.
– Само собой. Это ж наши мелочи жизни, у каждого своих хватает.

– Мелочи… ты сказал, она трижды вдова?
– Ага. Первый был от мужа. Она выскочила в… да ей чуть ли не пятнадцать было, когда он на нее глаз положил. Здоровый мужик. Деньги ей давал, а она – матери всё до гроша. Гордилась – вроде нас двое, я да она, старшие, приносим… – с болью протянул Рамирес. – Пацан дурной да идиотка малолетняя, которая беречь себя не умеет. Чего он на ней женился? Под кривым кайфом, не иначе. Я потом уже понял, что он был законченным нарком. Как она решилась? Вообще, думала, повезло, что в принципе позвали, за первого и кинулась, чтобы легче нам было всем, лишний рот уберется да помогать собиралась... А он резко всё прикрыл, как заметил, что она домой бегает. Избил ее… лечение ей оплатил, он вообще был при деньгах, но сказал, что еще раз увидит с нами, хоть с кем-то, хоть с матерью родной – вообще убьет.
– А ты-то что?..
– Шон, не трави… Бля, мне было едва семнадцать. Думаешь, я соображал чего? Я, как щенок, на него кидался, а он отшвыривал и ржал. Я когда увидел сестру, синюю от его кулаков, конечно, взбеленился. Драться с ним пытался, но… мать его, ему было тридцать пять, и он был боец из тех, что на ринге людей за деньги пластают. Хороший, раз так долго прожил.
Шона передернуло, но Рамирес не заметил.
– Он, сука, убивать меня не стал только потому, что Пилар наперерез кинулась и закрыла, а у нас женоубийц не принимают. Я потом тоже весь синий был, но хуже всего то, что это он меня пощадил. Нет, – помотал головой парень, – еще хуже то, что она-то с ним каждый день, каждую ночь, с этим больным уродом! Он изменял ей направо и налево, вверх и вниз, попрекал, что не девочкой взял, хотя в шестнадцать, чёрт возьми, Пили была... Он ее обрюхатил, естественно, сразу, но родить она ему не успела. Эта сволочь неожиданно резко канула в преисподнюю – говорили, что на заработки подался, но он и так неплохо сшибал в городе во всяких этих… дырах кошмарных. Тела никто не видел, но как-то на крыльце Пилар нашла его вещь, шнурок с шеи, черный такой с железным крестом. Он с себя не снимал. Кто снял, кто принес, подкинул, хрен знает, но – с того дня она вдова у нас. В семнадцать, на девятом месяце.
– Шнурок с крестом… – очень тихо пробормотал Шон. – Я с таким не пересекался.
– Да понятно, – недоуменно зыркнул на него Рамирес, – С чего бы, вы тогда только устроились там у себя. Единственное, что было хоть каким-то плюсом: ей от него достался дом, ну, ты помнишь.
– Да. Вы там до сих пор после того пожара.
– Ага. Хиларио, первенец ее, совсем кроха был, когда мы перебрались. Да нет, если подумать, нормально всё так вышло: подонок этот сгинул, ее измучить не успел, и сам на сына не глянул. Да какой он ему нахер отец… это даже так и не называется. Он и половинкой мысли про мальца никогда не напрягся. Может, считал, что это она так потолстела на его харчах гребаных.
Рамирес перевел дух, покосился на Шона.
– У тебя тот спирт тревисовский цел, нет?
– Держи.

Парень глотнул, не изменившись в лице, как воду.
– А дальше-то, бля, еще интереснее. Я тебя достал?
– Нет.
– Меня просто по нервам тянет. Ты не слушай. Извини.
– Не дури. Так что?
– Бля, – вдруг пьяно фыркнул Рамирес, – а семнадцать у них, походу, проклятый возраст! У Мерче сынок вообще неизвестно от кого, ее Пако похож на половину парней с той вечеринки, на которой она выпила слишком много. Выяснять бесполезно. Где-то в те времена это случилось, вскоре после переезда, и мы уже не сильно парились: дом новый, большой, ну, тогда таким казался по сравнению, да и после Пилар с ее вторым мне уже было глубоко похер… Круче мозги мне не выносил никто, Мерче проскользнула со своим мелким, я уже молчал… Инма тоже залетала от одного мерзавца, и тоже в семнадцать! Я потом только узнал, случайно, от девки на Рэд-стрит. Ее типа тогдашний парень, скотина, стаскал к Освальду, проблем ему не надо было… А я ему потом устроил, такие проблемы устроил, ему мало не показалось, чуть не убил к хренам! Он с Канала на Юг свалил, меня испугался. Правильно, урыл бы я его до конца, видеть не могу… Я на нее налетел – ты что творишь, ты как матери в глаза смотреть будешь, ты ж в церковь ходишь! Она в ответ – тебе четвертого племянника надо, брат? Мало тебе? У меня, говорит, святости, может, и не на грош, и ума тоже маловато было, а вот совесть есть. Уж как получилось. И в слезы. Бля, ну как с ними…
Обращаясь к дверной ручке, Рамирес предупредил:
– Следующая у нас Чоли, ей как раз… Ох ты ж, мать ее, пусть попробует только! По кому-то она там вздыхает, я замечал. На куски порву. А Исабель…
По неизвестной причине Вентура подозрительным взглядом смерил Хостовского с головы до ног. Тот сделал вид, что совершенно не в курсе никаких напрочь отсутствующих причин подобного отношения. Дверная ручка действительно любопытный объект.
– Ты что-то про Пилар говорил.
– А. Ну ладно уж, до кучи. Я никому не рассказывал. Но я пьяный. В общем, так вышло, что Хиларио папаша в глаза не видел, и, даже если сегодня всё хорошо кончится, у Несто тоже не получится своего на руках подержать. Но я там вроде ни при чем. А вот отца второго пацана моей сестры я убил сам. Своими руками.
Шон заинтересованно поднял голову.
– Тот заслужил?
Рамирес, не слушая, с каким-то мрачным весельем уточнил:
– Мы с тобой убили.
Через пару мгновений осознания Дэлмор буквально отшатнулся.
– Что?!
– Да.
– Бля, Рамирес! Ты говоришь мне сейчас, что в доме Вентуры растет сын Корды?!

– Точно так.
– Но…
– А что?! – взорвался пуэрториканец, стиснув кулаки. – Что было делать? Шон, его убить тоже? У сестры сосунка отнять и об угол головой?!
– Но мать твою, как так вышло?
– Да ну… Джанк-Ярд помнишь? Как висел я там, пока ты рядом не прогулялся?
– Помню, естественно.
– Так это Корда не вдруг решил, похоже. Он готовился, гад, людей себе собирал, подговаривал, а я со всем этим семейным и не чухнулся ни разу. Как он так сумел, что там у них с Пилар было… При муже еще, или сразу после он ее задурил, по насилию это случилось или… да какая тут, бля, любовь! Я не знаю. Если я спрашивал потом, она натурально превращалась в камень. И не потому, что я орал, или что… Она сама, видать, не понимала. Не знаю. Было короткое время, когда она жила одна в том доме, ну, с малышом, но уже без подонка-мужа. Сестры к ней бегали, Исабель ночевала часто. Как вышло? Да хрен знает, Шон! Я ни разу не видел Корду рядом. То есть, вдвоем заезжали туда, понятно, мы ж с ним… – через силу Рамирес выдавил: – …дружили, вообще-то. За компанию он и на кухне там вертелся. Пилар нам с ним обоим еду ставила. Улыбалась. Мелкого укладывала, с нами сидела даже, смеялись… Я слепой, наверно. Не заметил. Схлестнулось же у них, надо было глаза-то протереть! Да я не думал даже… кретин тупой!
Парень припал к фляжке на несколько крупных глотков.
– До меня и тогда не дошло, когда на Джанк-Ярд Корда мне, считай, в цвет сказал. В башке гудело, побили крепко, но я же слышал. Он мне как раз проволокой запястья скручивал, его шавки на подъемнике том болтались, проверяли, выдержит ли меня, не обвалится ли. А он… шепнул: «Hasta jamаs, родственничек». С улыбочкой такой поганой. Я подумал, это к тому, что мы с ним братьями считались – ну, названными. Ходил там у нас раньше ритуальчик такой для пацанов, дурь, но мы верили.
Рамирес горько усмехнулся.
– Я верил. А он, похоже, нихера нет. Андрес, братец, бля, гребаная гнида. Вот какого хрена было так делать, а? – в голосе прорвалась давняя, незаживающая, жестокая, изумленная обида. – Шон, скажи? Ладно там всякие резоны, кто лидером будет, это понятно, но ее зачем вмешивать?! Отомстить мне вдобавок, чтоб добить совсем? Да за что?! Я ему ничего не делал. Да нет, они ведь в тайне… Dios, а это еще почему? Неужели б я против был, сестра с лучшим, мать его, другом… Да я бы рад был только за них. Если б по-нормальному, если б они правда друг за друга держались.
– Значит, не по-нормальному. Ему не только ты мешал. Остальные ваши тоже.
– Да-да. Запалить дом, сука… с людьми. С матерью. Он же так думал, мразь, так планировал. Правильно, нахрена столько родственников? Разом их всех… А Пилар он потом тоже сжег бы?! Когда надоела бы? До того, как родила б ему, или потом обоих? И Хиларио, чтоб не доставал, чужую кровь убрать? Или он собирался с ней дальше как-то на таких условиях семьей жить?! Бля, я никогда не пойму… – простонал парень.

– Но постой, почему тогда…
– Я ненавижу ту историю, Шон, – оборвал Рамирес. – Я не могу в ней копаться, просто не могу. Мне она… болит, понимаешь. Я много чего не знаю. И про начало их, и про то, знала ли сестра о его планах… да нет, не могла она. Наверняка он ей не всё говорил. Врал. Еще интересно, как вышло, что… после Джанк-Ярда я больше месяца в бинтах провалялся, никакой вообще, совсем не боец. В доме Пилар. Вроде как будущей матери его ребенка. И Андрес про это всё знал, раз издевался, когда меня убивал.
– И ни разу…
– Нет. Он ни разу не пришел. Знаешь, одно дело, если он просто выкинул ее из головы – у него в тот месяц дохера дел было в новом статусе. Он Канал под себя устраивал, сколачивал себе гвардию, территорию с вами делил, войну готовил… Не до девки, да. Ладно.
– Но он не мог не узнать.
– Вот именно. Моя семья – ее незаметной не назовешь. Нас много. Нас видно. Соседи точно видели, почему ему не донесли? Донесли же. Он был в курсе, что Вентуры выжили. Не пришел, не добил? Времени не нашел? Кто ему запретил бы - да никто, и что ему в итоге помешало? Кто?
– Ты не хотел дорыться до правды?
– Не могу. Режьте меня – нет. Меня трясет сразу. – Рамирес сжал кулаки, вдавил себе в глаза, встряхнулся. – Шон, а ведь Корда мог знать, что я жив.
– Не исключено.
– И тогда я вообще ничего не понимаю. Какая сила его держала подальше в тот момент, когда я не мог руками шевелить? Ради чего он меня щадил? Дэлмор, ты можешь…
Рамирес до боли в глазах вглядывался в силуэт сидящего рядом, искал на его лице хоть что-то, хоть намек, хоть тень, способную подтвердить его фантастические подозрения.
– Нет, Рамирес, – тихо, твердо ответил тот. – Не могу. Я не… я ни при чем. Я с тобой в то время контачил, не с ним. Нет.
– Проклятье. В общем, он тоже не расскажет. Я как-то забыл спросить до того, как взрезал ему челюсть. А там у него проблемки с речью пошли, и со всем остальным. Так вот, в тот момент я не ведал, что его ядовитая зараза зреет в моей сестре. Иначе бы… ха, вряд ли я изощрился бы еще круче, дальше просто некуда, я и так был зол до предела, до самого своего предела. Хуже бы я с ним не сотворил. Муж Пилар, тот боец с городских рингов, был бы мной доволен. А после… Ну, после уже я был несколько занят своим новым статусом, ага. Тоже того, самоутверждался. Ни до чего было, я дома не показывался совсем.
– А мать? Была в курсе?
– Наверно. Скорее всего. А может… не знаю. Теперь-то да, но тогда… Пилар могла молчать намертво. Она сильная. Дьявол, сколько ж она перенесла. Он ведь ее предал, чуть не убил всю семью, в страхе держал, потом подох, а в ней его ребенок шевелится… В общем, что она беременна, я, конечно, заметил, но время, говорю, горячее было. Я поорал, само собой, но все основные выяснения на потом оставил, делай, говорю, что хочешь, я потом с тобой разберусь и с тем уродом.
– Когда ты убил Корду, она как отреагировала?
– Я вспоминал потом. У нее на лице была ненависть. Я не удивился – понятное дело, меня гаденыш чуть не пришил, вместо дома головешки. Есть за что ненавидеть, нет? Вот только потом был момент, когда меня шибануло – стоп, а Корде ли была эта ненависть? Может, мне? Убийце отца ее ребенка?

– Какой момент?
– Я пришел домой. Ну, уже в тот, новый. Там никого чего-то нету, день, тишина такая, а мне и невдомек, потому что я за неделю первый раз наведался. Сижу на кухне, на столе ствол разобранный разложен, чищу. Прикидываю планы всякие, куда и с кем дальше работать, по делу там, всё такое. Дитё опять же скоро второе свалится, надо чего-то особенное, наверное, и денег-то точно побольше… Увлекся. Гляжу из окна – калитка открывается. А холодно еще, весна только-только, листьев в саду нет, видно издалека, что это Пили, да не одна. В смысле, никого с ней, а на руках – сверток. И сама уже… ну, короче, понятно. Проморгал я событие. Потом выяснилось, что она никого не потерпела рядом, а домашние все разбежались ее искать, несколько дней рыскали, но она надежно где-то спряталась. Ну и вот… Я, понятно, с места сорвался, к ней. Подбегаю, а она… сжалась вся, прямо уменьшилась, боком ко мне, почти спиной, плечо подняла, сверток этот пискучий в живот вдавила, прикрывает телом – от меня… Я не пойму. Она зажмурилась, сквозь зубы чего-то, молится, думаю? Что за хрень. Я вроде улыбаться начал на подходах, ну, с новым членом семьи знакомиться вообще-то шел, а тут чую, я скалюсь уже от всей этой неясной фигни. Пилар выдохнула резко, это, что у нее в руках было – стиснула, аж заверещал. И ко мне – страшная такая, почерневшая, хрипом таким: «Его убьешь – меня тоже, сразу, лучше первой. Меня убьешь – тебе хватит, его оставь. Прошу. Мать примет». Я пялюсь, как идиот.
Пустая фляжка полетела на лавку.
– Она меня с кем путает, думаю? Чтоб я вот уж так-то, сразу? Она, быстро: «Я не смогла. Думала, может, лучше… но в руки взяла, вдохнула, глянула – брат, прости. Не сумела». Мне дурно, творится же что-то кошмарное, а я… доходить стало понемногу, но пока не совсем. Просто ребеночка нагулять – так не ведут себя. И она не такая истеричка. Значит, не просто нагуляла. А с чем у нас сложно в то время было? Меня затошнило, но молчу пока. Она: «Если не проклянешь – всю жизнь за тебя небо просить буду. Он не похож на него, совсем-совсем, на тебя, скорее. Я его сама подниму, ничего не попрошу, я шить умею, я всё сама… только если выгонишь – как же Хиларио?» У меня башка кругом… прямо сесть охота, в глазах темно. Говорю еле-еле: «На кого там твое дитё похоже должно быть?» Жду, пока она соберется ответить, а мне уже и ясно стало. Сложилось – и его «родственничек», и ее страх животный, и что ждет она от меня всего такого, на полную катушку… Один вариант.
Судорожно – сигарету в зубы, дрожащие пальцы, слабый огонек и передышка на вдох и тяжелый выдох.
– Меня как отшибло всего разом, странное чувство. Как кирпичом по затылку, и плывет всё. О чем думать, не знаю, ни о чем не думается. Ошметки одни: хороша парочка. Успели. А меня побоку? А если б я знал… что б поменялось? Бля… И что теперь? А еще – за кого она-то была, когда мы с Кордой в последний раз перехлестнулись? Она кого обратно ждала – брата или отца своего сына? Мозги сдаются. Я ей: «Прикалываешься? Скажи, что всё придумала. Я посмеюсь, правда». Она еле на ногах стоит, но голос чёткий: «Это его сын, Мире. Прости. Его зовут Инсендио».
– Пожар?
– Да. Имя такое есть, но… фигасе вообще имечко. Но тут в тему. Торчу там у калитки на дорожке, как дурак… Да кто я такой, чтобы ее проклинать. Я сам этого подонка братом называл, думал, знаю, как облупленного, ха… не рассмотрел? Семью под такое подставил, ничего вовремя не зачесалось? Сам хорош. Ее выгоню – за что, за то, что верила? Так я сам верил. Видать, у нас у всех такой дефект конструкции.
Парень усмехнулся, выговорив непривычные слова.
– Это лечится, только в процессе бывает довольно больно. Ничего, мы с Пили уже ученые. Лишь бы других обошло, да как свои мозги младшим вложишь? Пока сами не напьются, о вкусе дерьма не расскажешь.
– Пилар поверила потом тому парню, Несто.
– И что вышло?
– Плохое?
– Не знаю. Да кто разберет. Может, эффект от лечения нестойкий, со временем линяет. Но она-то девчонка, ей простительно, а вот мне, например, дурь такую снова подхватывать никак нельзя. На мне всего много, я не имею права пролетать еще раз. Нет у меня с тех пор ни братьев, кроме родного, ни друзей, Дэлмор.

– Понятно, – медленно кивнул Шон. – Само собой. Так что ты ей ответил?
– А. Да я бы так там и стоял, но поймал случайно ее взгляд. Она на руку мою смотрела. Я туда же покосился – а там пистолет. Бля, прикинь, я его со стола захватил машинально и сам не почуял! Я навстречу сестре со стволом шел. Эх, ну еще бы… Я его бросил так, что он в сторону улетел, в какие-то дурацкие материны ценные кусты, еле раскопал потом вечером. Выкинул. За плечи ее взял: «Дура, – говорю, – ненормальная. А ну в дом, пока малыша не простудила. Имя ужасное, будем его Сэнди звать, поняла? Точно на меня похож?» Она вместо ответа мне его раз – и сунула. Я принял автоматом, вообще замер с непривычки-то, детеныш вякнул чего-то, а она на шею мне кинулась. Дура же… целует, плачет, чуть не задушила нас с ним обоих. Чушь невозможную несла: «Почему, – говорит, – ты мой брат? Где мне найти себе второго такого в мужья?» Совсем тронулась девка.
Теперь была очередь Дэлмора уставиться на пуэрториканца с трудноуловимым выражением лица.
Рамирес не замечал. Облизнул пересохшие от долгого рассказа губы, неловко дернул плечом.
– В общем, как-то так получилось, ну, как есть. Мальчишка ни в чем не виноват, правильно? Он про наши мелочи жизни слыхом не слыхивал и за них не в ответе. За что ему-то платить, подумай? Им всем? Хиларио, безотцовщина хулиганская, и Пако, а Сэнди – мать спросонья его Мире вообще кличет. Одно лицо, говорит. Вся эта малышня – они Вентура, и точка. Я так решил.
Рамирес помолчал, негромко произнес:
– Они мои, понимаешь? Плевать мне, чья в них там кровь. Моя в них всех тоже есть, и это главное. Куда мне от этого деваться? Да, они, конечно, жизнь далеко не упрощают, и одни убытки от них, и вертеться мне приходится, ну и что? Отвернуться мне? И кто я тогда буду. Мне двадцать один скоро. Девушка у меня есть? Ха. Я на Рэд-стрит хожу, и мне хватит. Потому что как? Мне привести жену в дом? Сестрам и матери на головы? Или в сарай… класс. Девчонки прям в очередь построились уже. А подкопить, найти дом, туда перебраться, как Несто хотел… Ха еще раз. Копить я буду – от кого отрывать? От родных ради чужой? Свалю я от них… прекрасно. Пусть Эрнандо зарабатывает. Ну и что, что ему десять. Не женюсь я, походу, никогда, Дэлмор, – усмехнулся парень. – Как хорошо, что у нас есть Рэд-стрит под боком.

– Ты… – начал Шон, но Рамирес перебил:
– Дурак я, в курсе. И задрал тебя разговорами до невозможности, ты меня прости. Тебе вообще надо было идти на вечеринку к Анхелес, я слышал, а ты застрял со мной, и чёрт меня раздери, если я понимаю, почему ты их на меня променял. Извращенец.
– Ты пьяный?
– Уже не знаю. Ты всего лишь спросил про отца, а я… А я б не отказался.
– От чего?
– От отца же, говорю. То есть, не конкретно от того, который был. Он мать бил, и меня, и Пилар доставалось. Я мало помню о нем, но хорошего там совсем ничего. Я не про него. Я вообще. Чтоб был кто-то… выше. Кто больше знает, лучше умеет. Я так устал, что всё упирается в меня. Что решать – так мне, доставать, выбирать, улаживать… всё мне. Я вроде тяну, но проблемы всё сложнее. Я боюсь. Не слушай меня, Дэлмор, сволочь, уйди вообще отсюда. Я прошу тебя. Прямо сейчас встань и сгинь. Пожалуйста. Я хочу иногда расслабляться и не думать, из чего сегодня матери готовить ужин. И не мне, а на всю ораву. Я хочу как все, а не как всеобщая опора. Меня иногда пошатывает. Да, я малодушная мразь, я понимаю. Я беру на себя, да, но рук уже не хватает. Бухло меня уже давно не кроет, не будь у нас polvo, я б уже пару лет как уехал в дурку или сорвался нахер… Папаша спрыгнул, ладно, мать сказала как-то, что с ним бед было бы больше, чем без него. Верю. А остальные-то что прыгать повадились? Ловкие все такие. А мне некуда.
– Рамирес…
– Заткнись. Ты пять минут назад напрочь оглох, понятно? Ничего не было. Я молчу совсем. Я бы не отказался от помощи. А если вообще быть честным до рвоты, то я давно уже, мать твою, от нее и не отказываюсь. Но мне нельзя никому так глупо и позорно доверять. И как быть? Забудь о том, что я несу. Это не я, это гребаный спирт.
– Да понял я. Давно уже понял, Вентура.
– Что ты понял, скотина?
– Что медицинский спирт тебя всё-таки кроет. А знаешь, что? – Шон встряхнул парня за плечо. – Ты меня еще странным обзывал сегодня, да? Так вот, послушал я тебя… не я один такой. Ты ничуть не уступаешь, а кое в чем ты куда круче.
– Правда? – почему-то посветлел черноволосый.
– На все сто.
– Значит, мы с тобой друг друга стоим, Хостовский… Я умираю хочу пить. Но не дойду. Ты сходишь к той желтой вывеске?
– Только не выключайся. Я быстро.




*** 6 ***

Вернувшись действительно очень скоро, Шон обнаружил Вентуру сидящим чрезвычайно прямо. Его перенасыщение эмоциями граничило с полнейшей бессмысленностью взгляда. Дэлмор ускорил шаг, встал перед ним.
– Что-то новое?
– Лейла выходила. Она рожает. Пилар рожает, а не Лейла, – тщательно уточнил он. – Давай сюда живо.
 – Что ты говоришь, впервые слышу, – пробормотал Шон, выпутывая из кармана куртки маленькую пластиковую емкость.
Рамирес, не глядя, сграбастал.
– Ты тупой сегодня. Всё, процесс пошел. Вот, опять…
Из-за добротной двери всё же доносились сильно приглушенные крики, которые стихали, но после некоторого перерыва возобновлялись. Каждый звук оттуда отдавался волной дрожи по телу пуэрториканца.
– Пей.
Рамирес послушно скрутил пробку на позабытой бутылке, встрепенулся, вспомнив, что умирает от жажды, припал к горлышку и возмущенно подавился.
– Это что?! Минералка?! Дэлмор, ты вообще чем думал?
– Мозгами. Неужели ты ждал пива? Или шампанского, если на то пошло?
– А что?
– Боже мой. Кто здесь тупит? После двухсот грамм чистого спирта я тебе лучше сразу пулю в лоб пущу, чем позволю шипучку. Гуманнее выйдет.
– Гум-манист гребаный, – проворчал Рамирес, вытряхивая в рот последние капли. Выбросил вперед руку, показав неплохую для тех обстоятельств концентрацию движений, потянул Шона за мизинец: – Падай, чего маячишь…
Шон занял уступленную ему половинку скамейки, настороженно наблюдая за тем, как Вентура ощутимо клонится набок. За миг до того, как Дэлмор бы его поймал, тот сам рывком выпрямился. Заверил:
– Я в порядке. Я бодрый.
– Да-да.
– У меня сестра.
– Даже не одна.
– Рожает одна, насколько я в курсе. Дьявол, еще рано, почему я так хочу спать… Это ведь некрасиво, да?
– Что именно? – полюбопытствовал Шон, направляя крен Вентуры от опасного края к середине.
– Дрыхнуть в такой момент. Это очень странно. Мне нет оправданий. Но я же чуть-чуть, пару секунд с закрытыми глазами… Ты разбудишь?
– Пинками, – искренне пообещал Шон.
– Дэ-элмор, – умиротворенным шепотом изрек парень, обессиленно приваливаясь к его плечу, – я тебя так ненавижу. Вот убил бы.
– Успеешь. Я проморгал столько шансов от тебя избавиться, и то не парюсь. Не раз еще пересечемся. По одним дорогам ходим.
Слабый голос Рамиреса, уже наполовину впавшего в отключку, Шон разобрал исключительно потому, что тот выдохнул ему прямо в ухо:
– А ты меня? Презираешь и тоже того – терпеть не можешь?
– На дух не выношу, Канальский.
– Вот и классно, – щекотно прыснул Рамирес ему в шею. – Взаимно…

Минут через десять у Шона сработал коммер. Негромкий сигнал не заглушил очередной ужасный звук из-за двери.
– Здорово ты устроился, – безадресно сообщил Дэлмор, не надеясь на ответ от сопящего пуэрториканца, и полез за аппаратом.
Он имел в виду, что Вентура мудро экономит дефицитные нервы, не участвуя в финальной стадии процесса. Ни помочь, ни изменить он не в силах, пассивное восприятие мучительно, он принял разумное, в общем-то, решение нахреначиться и отъехать до поры до времени…
– Угу, – неожиданно согласился Рамирес.
Потревоженный возней Шона в кармане куртки, он создал иллюзию осознания ситуации и даже адекватного ответа, а потом устроился еще удобнее – не открывая глаз, съехал ниже, Шону на локоть, а когда тот в замешательстве убрал руку, беззастенчиво улегся ему на бедро и уютно свернулся на своей половине сиденья спиной к стенке.
– Охереть, – констатировал Шон под аккомпанемент коммера. – Извращенец тут, разумеется, я.
– Угу, – подтвердил черноволосый, дыша глубоко, размеренно и однозначно сонно.
– Наглость какая.
– М-м-м… – разнообразил реплики Рамирес, морщась и пытаясь на ощупь накрыть источник ритмичных раздражающих сигналов над ухом.
– Твою мать… – отпихнул Шон его ладонь и рявкнул в коммер: – Да чего надо?!
Вентура успокоенно улыбнулся и перевернулся на спину, спустив ноги со скамейки. Совсем на деревянную горизонталь съезжать не торопился, так было комфортнее и мягче.
Шон с утроенным позитивным чувством подумал о позднем времени и отличном стратегическом решении закрыть здание от посторонних. Вообще, тут и своим совершенно нечего.

– Да, Смит, я слушаю! ... Нет, у меня не странный голос. … Я в приграничье, отстань! Лучше расскажи, как вылазка.
Не скрывая явной подозрительности, Дэрек покорно отчитался об удачно завершенном мероприятии. Ни царапинки, даже на управляющем. Охрана дремучая. Когда те сообразили, что к чему, добычу уже успели упаковать.
– А свалить, значит, не успели?
Ну, раз они с Алексом сидят «У Дэна», значит, незначительные, совсем крохотные проблемки с отходом успешно решены на месте, – заметил Дэрек. И вообще, в кино тоже было почти так же. Всё правдоподобно. А сейф дома теперь выглядит совсем по-другому!
– Верю. Домой попаду – обязательно оценю, не волнуйся. Вообще, молодцы. Ты Алекса не обидел?
Естественно, Кеньон получил свою долю прямо в зубы. Уже почти всё и спустил. А всё-таки, чего это Шон с какого-то хера торчит в приграничье вместо сегодняшнего масштабного шабаша на Triple Cross, и почему пришлось повысить звук на приём, а то не слышно вообще, чего он там говорит?
После некоторого колебания Шон честно признал:
– На мне тут спят.
Дэрек неприлично оживился. А кто?
– Ты всегда был прямой, как напильник. Предполагается, что я немедленно ударюсь в подробности? И не надейся. … Нет. Не то. Нет. Ни за что. С ума сошел? И тут мимо. И даже не она. Брось, всё равно не угадаешь. Да, ты всех в Underworld перебрать можешь, но поверь – не угадаешь. Всё, переключайся. Что за шабаш, я много пропустил?
Как посмотреть, – мужественно отвлекся Дэрек. С одной стороны, «У Дэна» еще никто и никогда не устраивал такого оторванного дурдома. Картер есть вредный для здоровья человечества псих и не собирается лечиться. Он днем обнаглел, выгнал всех до единого из бара, прикрываясь, между прочим, авторитетом лидера Хоста… который знал?
– Нет.
Ну, разумеется. Целый час торчал там в компании каких-то чуваков в спецовках, которые помирали от страха, ходили за ним, как привязанные, и судорожно монтировали что-то, когда он подкармливал их купюрами. Откуда он раздобыл столько бабла? Давать этому инопланетянину деньги, это как пустить макаку в арсенал. Будет громко, ярко и равнодушных в определенном радиусе точно не останется. 
– Что он, чёрт возьми, там натворил?
С другой стороны, Анхелес в полном восторге. Во-первых, когда народ зашел, из-под потолка там сыпались куски растений.
– В каком смысле?
Ну, такие, вонючие. Ах да, лепестки. Девки – верещать. Всякие хреновинки в гавайском стиле по стенам и розовые фонтанчики по углам тоже глянулись только им, а ребята Картера даже спросили, давно ли это с ним и есть ли шансы, что к нему вернется рассудок, но он клятвенно заверил, что сопливая красота на один раз, по определенному случаю, и всё будет ликвидировано и приведено в привычное примитивное состояние.
– Проследи лично.
А то. Потом там теперь у диджейского пульта какие-то хитрые приблуды, лазерные, голографические, 3-D или вроде того, и, надо признать, в целом даже круто. А вот дымовая установка показалась сначала полным коллапсом. Дыма было много, он был густой и белый, но пах чем-то тошнотным. Опять же нравилось только девкам. Ребята полезли тыкать в кнопочки, нашли еще варианты, но всё сплошь приторное и немужественное. Хотели остановиться на морском варианте аромата, hermanitas были не против, но к тем порам от установки завоняло уже просто и незатейливо паленым. Канальские орали, что лучше б они в эту машинку засыпали травы, было б офигенно.
– Демонтировать в первую очередь. После дымовой установки было что-то еще интереснее?
Пенная. Это истинный коллапс в самом глубинном смысле ёмкого понятия. Хотя к тем порам все натрескались в одуванчики и чумились как… Дэрек затруднился подобрать определение. Вообще, один Рой был в итоге недоволен, потому что его в пене тупо потеряли. Когда нашли и вытянули за шиворот, он был здорово расстроенный, но девушки-именинницы его оттерли в четыре руки очень медленно, красиво и тщательно, и в результате он воспрял и даже порывался еще разок утонуть. А еще Картер подарил каждой из Ангелов по одному абсолютно адскому чудищу. Живому, между прочим. Они с хвостами. И без шерсти. И с такими глазами…
– Проклятье. Больше никогда. Конкретнее.
Они не то чтобы большие, одинаковые, ползучие, как-то странно разноцветные, хотя это с ними может быть от чего угодно, начиная от лазеров и кончая сюрной пеной. У них есть языки. Рой сказал, что они точно не ядовитые, во что не верится – эту мерзость надо видеть! – и называются как-то от слова «хамство».
– Понял. Экзотик безбашенный.
Нет, по-другому вроде.
– Я про Роя.
Про этого тоже надо по-другому. А сестренки обнимались с этими существами и визжали, что всё детство играли с такими на заднем дворе у соседей-африканцев. Там эти тварюшки были вместо кошек. Ну не бред? Ох, чёрт, – всполошился Дэрек, – тут обещают финал программы. Все пошли на улицу, там стоит походу еще какая-то установка. Вокруг оцепление.
– Какое нахер оцепление?
Из наших. Вроде надежные, серьёзные ребята, хотя там среди них с высокой степенью вероятности наблюдается мелкий нахаленок Тизер на явно ворованном байке. Для глюков вроде оснований нет. Так, ладно. Их всех Картер поставил или они от Картера ее охраняют? Никого не подпускают, совсем. Сектор на площади чистый, и эта хрень в центре стоит. Значит, есть о чем волноваться?
– Дэрек, а ну иди и выясни всё. Немедленно. Я тебе разрешаю все разумные меры воздействия на Картера, пока не поздно.
Слегка встревоженный Смит отключился, пообещав устроить Рою достойное погребение и перезвонить, как только.

Беззвучно матерясь сквозь зубы, Шон прикинул, что территория Triple Cross должна быть, в принципе, отсюда видна. Надо бы выйти и посмотреть. На что, на взрыв? Роевы фантазии чреваты.
Сорваться туда самому? Там же Дэрек. Он не должен подвести.
Для того, чтобы встать, пришлось провернуть мини-операцию по щадящему перемещению бессознательного Рамиреса. Просто подняться и позволить тому треснуться башкой об лавку не вязалось с опрометчиво заявленным ранее гуманизмом.
Вентура даже не почуял, что его аккуратно и мягко взяли за волосы, приподняли голову и плавно опустили. Парень только недовольно наморщил нос, вяло попытался нащупать пропавшее, но не преуспел и снова затих, доверчиво распластанный, с задравшейся старой майкой, под которой был виден его впалый смуглый живот.
Дэлмор вспомнил, что сейчас будет еще один вызов, отвел глаза и пошел по коридору, оттирая с пальцев непривычное странное ощущение.

В небе над Triple Cross появилось ярко освещенное пространство. В одну точку над землей направили несколько мощных прожекторов. Выглядело довольно настораживающе, и Шон сам набрал Дэрека.
– Это что вообще?
– Ты видишь, да? Это я. Батареи на джипах в максимально верхнюю позицию. Так они хоть друг друга не перестреляют.
– Бля, Смит!
– Да не волнуйся! Я тут на что? Я уже поволновался. В общем, эта херовина посреди площади должна надувать шарики.
– Не делай пауз и не заставляй меня переспрашивать: «Чего?!»
– Шарики. Воздушные. Круглые такие, даже я знаю. Ладно-ладно, я же чую, что ты зол… Короче, по-нормальному этот механизм плюется надутыми резинками в помещении и заполняет его под завязку довольно быстро, он скорострельный. Это, наверное, должно быть супервесело. Но твой общественно опасный приколист Картер наладил процесс так, что вместо человеческого гелия, который не горит и не взрывается, внутри резинок будет какая-то жуткая смесь. Кажется, водород. И еще добавочки интересненькие, как он сказал.
– Водород. Я его пришибу.
– Газообразный водород при контакте…
– Знаю! Еще не поздно?! Что ты с этим всем делаешь?!
– Налаживаю веселье.
– Дэрек…
– Погоди. Рой поставил установку на улице, как ни странно, он тоже откуда-то знает про водород. Он сказал, что шарики полетят в небо, а если в них пострелять, то будет фейерверк. Из-за добавочек даже разноцветный. Все в нетерпении и радуются, как слюнявые младенцы.
– Мать его. И их.
– Шон, это могло бы быть опасно, если…
– …Могло бы?!
– Если давать им стрелять по низким целям. И стоять друг напротив друга. Я ж прикинул. И чего сделал: я теми ребятами из оцепления разбил толпень впавших в маразм кретинов на непарные сектора, и вектор у всех теперь чистый. Ну, шесть секторов, три через один – люди, три пустые, ты понял? Типа символ радиоактивности получился, даже прикольно. А поднять вектор повыше для большей безопасности я догадался как раз освещенной зоной, инстинктивно будут палить туда. Темно же, и ниже всё равно нихрена не видно.
– Ты уверен?
– Ага. Ты ж знаешь, я дурь в принципе не приветствую, но тут такая обстановочка… Бля, Шон, поверь, позволить им на таких условиях дешевле будет, чем запретить, разогнать водометами и гасить потом их запал по всей округе. Тут уже как бы стихия. Жалко, тебя нет.
– Дела. И не начинай снова.
– А я вот тут выяснил, что Лейлы тоже нигде нету…
– Дэрек, я с ней не сплю, я с ней работаю. И общаюсь. И вообще, не хватало мне с Тайгером конкурировать.
– С кем?! Лейла с этим… Ай, Шон! Начинается!

В пятно белого света в черном небе устремился снизу поток безумно пёстрого. Расплескался, завихряясь, растекся в ярком перекрестье непривычным, праздничным чудом. В коммере было слышно, как взвыла толпа, как ахнули люди, ничего подобного не видевшие никогда в жизни. Потом донесся по эфиру через несколько миль знакомый звонкий голос: «Давайте, улетят же!» И по этому сигналу разразилась канонада, которую вскоре стало слышно и без искусственных каналов связи.
Звук волной катился в стороны от сверкающей площади, а в небо хлестал огонь.
Треск выстрелов отзывался вспышками, которые хаотично мельтешили на верхней границе намеченного пространства. Народ успевал выбрать себе мишень, прицелиться и поразить ее, пока шарик в толпе себе подобных преодолевал светлый диск в ночном воздухе, и выплеск пламени рождался уже почти в черноте. Он жил недолго, летел вверх, выгорая, но вызывал цепную реакцию вокруг себя, и единственная пуля высвобождала десятки источников веселых искр: золотых, алых, изумрудных, бордовых, синих…
Стреляли почти все, парни делились оружием с визжащими подругами или вставали так, чтобы, обняв их сзади, направлять и помогать. Самые робкие девчонки просто прыгали, хлопали, кричали, смеялись… Смеялись все.
Гильзы летели в снег, и он таял.
Горела тьма, искрилась ночь, сияли глаза.
Наверное, никогда еще в целом мире люди не наслаждались так, нажимая на спуск огнестрельного оружия, намерения их при этом никогда еще не бывали так невинны и чисты, и никогда еще столько пуль не было потрачено с большим толком.
– Ты видишь? – прошептал Дэрек, но Шон услышал.
– Вижу, Дэр.
– Знаешь… бля, это красиво. Почему ты не здесь…
– Отсюда тоже классно.
Парни помолчали, вдалеке друг от друга упиваясь одним и тем же зрелищем. Дэрек тихо признал:
– А Рой ведь не дурак.
– Согласен. Иногда он просто гений, и всё. Только у него такое внутри само рождается. Ради этого можно закрыть глаза на всё остальное.
– Даже пену? Да ладно, конечно можно. Хоть я и оглох, а Стэн завтра будет в бешенстве за патроны.
– Его я беру на себя. А ты молодец. Ты довел до ума его необыкновенную идею, сработал чётко и идеально. Без тебя могло быть… не так.
– Да что я-то… – смутился парень, стараясь не показать, как ему на самом деле приятно. – Это ничего, но вот на твою днюху я Картеру точно ничего вымудрять не позволю, даже близко не подпущу. У нас там… свои идейки.
– Так, вот только не надо!.. – застонал Шон. – Прекрати сразу, выкиньте из башки напрочь.
– Нечего-нечего.
– Это приказ.
– Чего-то шумно тут, чего-то я не расслышал. От тебя ни черта не требуется и уже ни черта не зависит. Прими как данность.
– Я серьёзно.
– Я тоже.
– Ничего круче выпивки «У Дэна» для всех желающих за мой счет я не приму и не потерплю. От вас, чёрт возьми, от всех одни убытки, но я ж не против… Ничего мне не надо, понятно тебе, Смит?
– Да-да-да… – уклончиво буркнул Дэрек и вдруг взмолился: – Шон, а можно я тоже?! Бля, там скоро кончится, а я так и не пострелял…
– Да иди, конечно! – улыбнулся Шон. – Поздравь там Анхелес и проследи, чтоб Рой… ну, без награды не остался.
– Да они уже успели затащить его в кошмарный белый лимузин. Или он их. Палили из люка на крыше, но теперь чего-то затихли. Явно они там прочно, о, уже выруливают.
– Куда еще?
– В сторону города. Шон, расслабься, в обиду не дадим. За рулем у них Ник, я начеку, всё время на связи и послал еще типа эскорт из рэддеровских на всякий случай. О, Тизер! Я сейчас оборву ему конечности и уши. Если поймаю. Ну я ж пошел уже, пока!
Связь прервалась под звуки передергиваемого затвора.

Дэрек едва успел – минуты через три иссякли цветные высверки над Triple Cross, спустя еще секунд пятнадцать заметенный двор амбулатории снова погрузился в тишину. Улеглась стрельба, и звуки ее растворились в ночи.
Шон сидел на капоте своего «форда», приткнутого в дальнем углу территории, задумчиво теребил коммер. Следил, как гаснут вдали прожектора.
Завтра у многих будет тяжелый день.
Интересно, Киллрой участвовал в бедламе? Можно что угодно поставить, что без него не обошлось. И как ему завтра доверять сопровождение младших? Ирландец здорово уязвим на спиртное, его сутки по-хорошему не трогать. Перенести обещанное, обломать ребят… не вариант, слишком жестоко. Кому? «Спортсмены» будут плотно заняты, до стадиона они догребутся в любом состоянии. Они тоже живут ожиданием. Чёрт, никакой разницы, что малышня, что...
Неужели опять Райвери? Он не заслужил. Сделает, конечно, и не обидится, поноет для вида и сделает. Но несправедливо.
Дэрек будет ныть гораздо громче, даже страшно представить. У него на детей стойкая и зверская аллергия. Заставить-то можно, но потом придется отпаивать и лечить ему нервы, что муторно и долго, он злопамятный. Если только отдать ему после этого Морана на растерзание… Дьявол. А как бы без жертв?
Идея. Алекс Кеньон. Отличный вариант. Сегодня днем напрягся не слишком, главный у них там всё равно был Смит, гулянка – она у всех была гулянка, не оправдание, а от его внушительной, увешанной цепями фигуры мелочь впадает в опасливо-завистливый транс. Они его не проигнорируют. Точно, пусть возьмет своих и встанет в эскорт Джеки, Фрэн и Христе.
Кстати, хоть мелких и не было ночью на Triple Cross, но по рассказам они составят себе представление о происхождении воздушных шариков. Правда, весьма специфическое.

– …Шон!
Тот даже вздрогнул. Резко развернулся к крыльцу, где налег на перила вылетевший из здания Рамирес – безумный, хватанувший ударную дозу адреналина поверх спирта.
– Что?!
Не дожидаясь ответа, Дэлмор спрыгнул с капота, уронив коммер в снег, и уже преодолел половину расстояния до дверей, но замер посреди двора, когда парень, со всхлипами глотавший холодный воздух, вдруг улыбнулся.
Улыбнулся так, что на миг остановилось время.
– Шон…
Тяжелое дыхание, одинаковое у обоих, и взгляды сцеплены над стылой белизной. Тревога одного, его устремленная готовность, его взведенная энергия, которой не хватает только цели, чтобы развернуться вихрем, меняющим реальность к лучшему. И звенящая, тонкая пока, как первый ручеек от прорванной плотины, радость другого, которая окрепнет, наберет силу через мгновение, но от роду ей пока всего ничего, она только начинает отражаться в его пьянеющих от счастья глазах.
– …Девочка.

Он улыбается, и губы его почему-то дрожат. Грудь лопается от кислорода, кружится голова, тянет вверх, словно взлететь, и это глупо и странно, он бы умер от стыда, увидев себя со стороны. Но издеваться над ним некому, и он не смущается.
– Девочка, первенькая, не опять пацан… слышишь?..
Он сам себя почти не слышит. Сознание расщепляется дурацкими непонятными вспышками, нервы отдают накопленный страшный потенциал. В ушах жуткий грохот, но это всего лишь кровь по венам.
– Да, Рэм. Слышу.
И он видит чуть приглушенное расстоянием отражение своего облегчения. Видит тень своей улыбки на чужих губах.
Нет, не тень… отсвет.

И время, догнав, входит в свое русло.
– Вентура, что они сказали?! Как она, как ребенок?! Да не молчи!
– Нормально всё… – Тело не хочет повиноваться, говорить трудно. – Нет, правда. Я Пилар видел, и в-всех видел, я входил, мне разрешили… в смысле, я всё равно вошел. Она на руках держит, кормит, вымотанная, но… какая же она сильная у меня. За чай мне спасибо сказала!
Рамирес всхлипнул, тряхнул головой, коротким движением убрал прядки со лба и зачем-то уставился себе на ладонь.
– А что с…
– Бля, ест же, говорю… сосет, чавкает и давится, как сто лет ничего в рот не брала… что я горожу, подумать только! Ага, а до того орала, как оглашенная. Лейла говорит, легкие в полном порядке, ты слушай, говорит мне, это лучший на свете звук… а Тревис посочувствовал, ехидно так, типа, я еще наслушаюсь выше крыши. Они поверх пеленок ее замотали его ужасным шарфом… Господи, я сейчас сдохну.
Парень согнулся, оперся на перила локтями, зарылся пальцами в волосы. Шон едва успел сойти с места – Рамиреса опять подбросило.
– Ты знаешь, Пили хочет назвать Летисией! Вроде от Лейлы и Тревиса, да? Я ему что скажет, всё принесу, пусть скомандует только, он *****, но отличный парень… я ему фляжку достану нормальную. А Лейле… бля, я знаю, что она твоя, но если хоть… надо что ей будет, вот что угодно, только заикнется пусть!.. Она цветы любит? Я притащу, много, сразу тебя предупреждаю, не ругайся потом, хорошо? Ты ж понимаешь?
– Прекращай о ерунде… – отмахнулся Шон, кивнул за его плечо, в глубину темного коридора. – Им, может, нужно чего? Так, ладно, ты в минусе… чёрт, где мой коммер?

В кабинет Дэлмор не пошел, ограничился коротким разговором с кем-то из тех двоих, чьи имена будут жить в имени нового человека. Рамирес в это время медленно, по стеночке сполз со ступенек, доплелся до ближайшего сугроба, рухнул в снег и набрал полные ладони. Задохнулся, прижимая к лицу, довел до груди, подержал немного у сердца, отряхнул майку и поднялся с колен.
Шон успокоенно убрал коммер.
– Не врешь. Они даже обещают отпустить их обеих завтра утром, если всё так и будет. Последят немного, а там Тревису надо и амбулаторию открывать. Лейла поедет с вами, устроит комнату для маленькой. Помнишь, она говорила, что тепла надо много? Обогреватели достанешь, зима впереди. Проводку в доме проверь, чтоб тянула ёмкие приборы, не коротнула. – Он заглянул в фургон, присмотрелся. – Ага, тут есть внутреннее отопление, не забудь включить, понял?
Рамирес тупо следил за его действиями, практически пропуская мимо ушей частности. Его хватило на вопрос:
– В смысле, фургон… на нем? Ты оставишь?
– Ну естественно, – раздраженно ответил Шон. – Нет, вон ту телегу вам оставлю, сам домой на этом покачу. Тебе повторить, что Лейла должна вернуться с Канала живой и невредимой? Или мне с вами тоже? Я могу, так, негласно, чисто для страховки… если разрешишь пересечь границу. Ты, как соберетесь обратно, набери меня. Я приеду. Хочешь, за руль сяду, что-то мало у меня доверия к твоим водительским способностям в таких нервах… Не бойся, тебя со мной в компании не спалят, гарантирую. Позвонишь? Бля, да ты ж без связи. Лейле скажешь, пусть она…
– Dios, Дэлмор, да как тебя на всё это хватает! – взвыл пуэрториканец. – Как у тебя мозги работают?!
– Как… ну должны же у кого-то. Из нас двоих.
Рамиреса передернуло на последних его словах. Наверное, стало холодно в мокрой одежде.
– Ты… Ничего, не надо. Я сам. Нет, не про границу, не из-за этого, что за херь несешь… и не палево это, бля, не знаю… Я не то. Ты не злись. Я просто, ну, сам вполне могу, ну хоть это, понимаешь? Нервы – да, но… порядок, я аж даже не пьяный, всё как вынесло подчистую. А к утру вообще в норме буду, я хорошо вожу, не думай, – оправдывался Вентура, не понимая, почему ему так неловко отказываться от помощи Хостовского.
Может, потому что она искренне предложена?
– За твою Лейлу я кому хочешь глотку перережу, Шон. Я серьёзно. Волосок с головы не упадет, слово даю. Отвезти ее потом куда, на Triple Cross или на Рэд-стрит? – он честно старался мыслить так же конкретно. – Фургон точно на Рэд-стрит отгоню, откуда брал, ага?
– Да нахер твою Рэд-стрит! – неожиданно почти выкрикнул Дэлмор.
Шагнул к отшатнувшемуся Рамиресу, но замер, не доходя, метрах в трех, замер с таким лицом, что парню стало страшно.
Прятаться за мелочи, за детальки реальности уже не выходит. К поверхности из мутных глубин ощутимо и болезненно рвется то нереальное, что породило сегодняшнюю исключительную ночь. Хотя на исключение она уже не похожа, скорее, на…
– Ты прости меня, Рамирес, – очень тихо и очень чётко сказал Шон.

У пуэрториканца морозом прохватило дрожащие пальцы. Наверное, ветер родился в закрытом дворе и ударил в лицо, отнял дыхание.
Что?
Вряд ли получилось выговорить, но это прозвучало эхом в тишине.
О чем ты? За что ты извиняешься: за те сигареты, за твое неравнодушие, за одну фляжку на двоих в пустом ночном коридоре?
За теплый хлеб с мясом, за твою поддержку, за то, что ты слушал и тебе было интересно?
За то, что ты делал, за то, что ты до сих пор здесь, за твое надежное плечо, Хостовский?
Но тот не слышал эту потрясенную тишину.
– Я повел себя, как последняя мразь. Стыдно вспоминать. До такой погани я опускаюсь редко, и то, что это пришлось на тебя… прости, парень. Я серьёзно. В том гребаном баре я и наговорил, и вообще… Мать твою, Вентура, если ты сумеешь как-нибудь мне это забыть, я буду благодарен.
– Ты… сумасшедший, да? – растерянно прошептал Рамирес, для которого вчерашний вечер лежал неизмеримо далеко, куда ближе к эпохе сотворения мира, чем к сейчас. – Просто наглухо отъехавший псих?
– От странного до психа, – сквозь мрачную напряженность Дэлмора на миг проглянула нервная усмешка. – Я расту в твоих глазах.
– Считаешь, там еще осталось, куда? – одними губами ответил тот.
– Что?
– Да ничего… Ты не гони мне тут всякую муть, сделай одолжение. – Вентура выпрямился и даже сумел добавить в позу небрежности. – Я не способен разбираться. Я нихера не понял, о чем ты. Ясно?
– Рамирес, я на самом деле…
– Заткнись. Вообще болтаешь много. Допустим, тут я тоже, но… ты подло меня споил и выключил, но вот если прилипнешь ты, тогда отвязаться от тебя вообще никакой возможности.
– Я так тебе надоел за сегодня? – прищурился Шон.
– Страшное дело. Ты не умеешь посылаться.
– Видимо, ты недостаточно настойчив.
– Я учту. И вообще…

Рамирес помолчал, подбирая слова.
Он мог бы рассказать, что однажды, когда ему было лет десять, не больше, он вдребезги разругался с друзьями, а мать насильно прижала его, злого и брыкавшегося, к себе, и ее дыхание согрело ему макушку.
 «Hijo, слова – это ветер…»
Ветер бьет в лицо, душит и вышибает слезы. Ветер срывает всё, под чем прячешься, обнажает. Ветер может ударить, может послать в тебя стрелы, которые полетят издалека и как бы сами по себе. Он может убить.
«…Дела – это камни».
Камни тоже могут сломать и убить, даже проще, даже более жестоко. Но есть разница. Ветер исчезнет, а из них, из камней – при желании – можно строить.
Бывают мелкие, угловатые камушки, которые слабо цепляются друг за друга, рассыпаются и ничего не держат. Случаются ураганы, которым нипочем даже приличная на вид кладка. Но иногда людям удаются такие стены, о которые разобьется любой ветер.
Рамирес тогда не понял, но запомнил. Дуновение тех слов долетело через годы, шепнуло о важном, но парень всё равно бы не объяснил.
Он мог бы сказать: я простил тебя давно. В тот момент, когда ты доказал, что тебе есть дело до меня и моей беды.
Или в тот момент, когда ты орал на меня, что я отвратительно забочусь о моей собственной сестре. Ты был прав, ты знаешь об этом много, ты действительно умеешь заботиться лучше. Твоим женщинам везет больше, чем моим. И парням твоим тоже.
Или в тот момент, когда я шел прочь от тебя сквозь колючий и острый снег, чуя твой взгляд в спину, шел, чтобы в первой подворотне согнуться и отплеваться от той горечи, у которой вкус предательства. Очень необычного предательства, в котором виноват только я. Только тот, кто придумал обязательства, которые никто на себя не брал, и обижен, что никто их не выполняет… Я ждал, когда погаснет и отпустит твой взгляд. Когда ты сгинешь и оставишь меня в покое. Я ждал одиночества, потому что сам себя к нему приговорил. Хватит ошибок. Они дорого обходятся.
Я простил тебе всё в тот момент, когда ощутил, что ты идешь следом. Когда я услышал твои бегущие шаги и свое имя твоим голосом. Я понял, что ты не согласен на то, чтобы я от тебя отказался.
Ты понял, как мне плохо. Как мне одиноко. Какой же ты, Дэлмор, подонок, догадливый… Я бы не пережил, наверное, эту ночь, не будь тебя рядом. А может, я-то пережил бы, но до рассвета не дотянули бы те, кого я люблю, и я потом быстро нашел бы надежный способ навсегда перестать себя ненавидеть.
Ты извращенец, тебе мало проблем со своими? Ты отнесся к моим так, будто они твои. Как у тебя так мозги работают? Ты не умеешь видеть границы? Или ты видишь, но они тебя бесят… Знаешь, мне, похоже, тоже проще без них. Я тоже буду думать, как ты, я уверен, что сумею.
Я извращенец, меня мало учила жизнь? Наверное. А может, она меня не тому учила. Или не доучила до конца… да ладно. Не надо мне никаких ненатуральных братьев, ни кровных, ни названных, у меня есть Эрнандо, и всегда будет.
И не надо мне никаких друзей, Дэлмор, если у меня есть…

– …Ты.
– Что – я?
– Хочу, чтоб ты запомнил. Чтоб ты зарубил у себя где-нибудь там, где всегда видно. Чтоб ты усвоил раз и навсегда – я никогда. Ничего. Тебе не забуду.
Двое стояли друг напротив друга посреди пустого белого пространства, предутренний упрямый ветерок трепал им волосы, и слова формальной угрозы прозвучали так, что оба одинаково ухмыльнулись.
– Отомстишь мне, Канальский?
– Я выберу момент. А ты жди. Я у тебя за плечом караулить буду, пока не отквитаюсь, хоть всю жизнь до самой смерти, и шансы свои точно не проморгаю, понял, ты?
– Понял. От тебя – приму.
– Куда ты денешься…

Ночь подходила к концу, и с каждым мигом всё отчетливее становилось ощущение, что их двоих мягко, но упорно тянет в разные стороны. Шон в кармане стиснул ключи от «форда». Рамирес оглянулся на скрипнувшую дверь.
– Ну я это… пойду гляну, наверное. Как там что.
– Ага. Давай. Завтра, может, пересечемся, а если нет – мне Лейла всё расскажет.
– Я ее охранять буду… как свою. Не беспокойся.
– Верю. Ты выползай в Нейтрал, как время появится, не пропадай.
– Ладно, Шон, – неловко кивнул Рамирес. – До скорого?
Вместо ответа Дэлмор поднял открытую ладонь, сжал в кулак и отвернулся, двинулся к утонувшей на полколеса в снегу машине.
С трудом выпутываясь из белой пушистой глубины, пуэрториканец по-деловому прикинул – приземленные мысли помогали прийти в себя – как он будет добираться до дому по эдакой целине. И так днем засел было по уши, парни вытащили, спасибо. А тут еще навалило… кого б напрячь? Да кто попадется. А если никто не попадется? Да ну… и телефона нету. Бля, давайте реально Дэлмора приплетем, чтоб за руль сел. Вдвоем с ним вытолкаем, если что… Уж точно тогда узко вдвоем, потому что если кто-нибудь вроде Диасов случайно обнаружит присутствие арабки на Канале, то отовраться трудно, но на полпроцента еще можно, а вот визит на высоком уровне будет абсолютно необъясним и крышесносен. Последнее – не исключено, что и буквально. Дури-то кому-то с гонором может и хватить.
Нет уж, в чем-то надо обойтись и без него, в конце концов. Ага. На его тачке, с его девчонкой для помощи, с включенным по его указке обогревом… Да! Откуда брать те тепловые аппараты? Летисии, девчонке новенькой по фамилии Вентура, это нужно, они говорили. И сколько надо этих штук, они вообще большие? И реально ли их увести в городе по-тихому, потому что не хватало трабблов с копами в такое время, а если не реально, то хватит ли трех сотен с чем-то там долларов? Догнать, спросить?
Да он уж, небось, уехал. У него дел навалом, он так каждый день крутится. Семьи у него, правда, нет. Хотя, как посмотреть… и если именно так и смотреть, то это кошмар.
Тяжело, когда в тебя всё упирается? Так и ныл, так и жаловался, да? Кому… ему?! Сравни масштаб и умри от стыда, слабак. Чёрт, и принесла его нелегкая в наши места! Да ладно. И слава богу, что принесла.
Рамирес доплелся, наконец, до крыльца, поднялся на пару ступенек и принялся, матерясь, выгр***** из растоптанных ботинок коварный снег. Проклятье, дурацкие нервы всё-таки гудят в башке, давят в мышцах и мельтешат перед глазами радужной пленкой. Спирт убойная вещь, хорошо, удалось вздремнуть. Даже не без удобства. Офигеть, вообще осторожность потерял, берите голыми руками… Ничего, вроде этот не из тех, кому по вкусу куражиться. А то б давно уже…
– Рамирес?
Ох ты ж бля, он еще тут?!
Не ожидав совсем этого оклика, да еще так близко, он резко вздернулся и тут же со стоном схватился за виски, потому что двинуло мощно изнутри в оба одновременно и чуть не вынесло нафиг прямо сквозь череп. Пробило холодным потом, сразу окатило противной волной испуга.
– Твою мать! Дэлмор! Чтоб ты сдох, так подкрадываться, урод! Я чуть не… ну какая ж ты зараза, cabrоn недоделанный!
– Извини. Я тут подумал…
– Чего?! – Рамирес, часто дыша открытым ртом, для надежности ухватился за перила. – Что такое, joder a tu puta madre, срочное?!
Он видел себя будто со стороны и, если честно, себе удивлялся. Агрессивный, окосевший и измотанный, еле стоит, но увлеченно, сверху вниз со своих ступенек, вопит на парня, на которого поднимать голос не стоит ни с какого перепугу, даже самого внезапного, вообще ни с одной разумной точки зрения…
А тот – не возмущается, не злой, не то чтобы угрюмый, но притихший какой-то, покорно сносит ругань, пропуская мимо сознания, и это его «извини»… да псих для него еще чересчур мягкое слово. Да еще и протягивает что-то на раскрытой ладони.
– Возьми.
Синий пластиковый прямоугольник.

– Слышишь?
Моментально мерзко заныл палец с содранным ногтем, про который давно забыл. И почудилось, что пахнуло от этой чёртовой мелкой штучки дешевым липким бухлом из того бара. И слова застряли в глотке, и мозги сдаются всё это совмещать и осмысливать…
Взять? После всего? Просто совершенный уже запредел.
А он серьёзно. Быстрее, чем надо, с сильным нажимом:
– Не в долг, Вентура, разумеется, не в долг! Вообще не тебе, ты понял?! – и голос падает у него. – Им, твоей сестре и ее девчонке. Пусть как… мать твою, в подарок.
Рамирес не может и предположить, какую реакцию по нему, намертво оцепеневшему, может читать Дэлмор. Рамирес не в курсе совершенно, что именно чувствует. Ничего он не понимает и сообразить не в состоянии. А непостижимый Хостовский, гад, которому мало всего, что было, почему-то не собирается, кажется, брать назад дьявольски неудачную шутку.
– Знаешь, парень, если честно, эта хрень мне всю ночь жжет карман. Думаешь, я ее возьму просто так обналичу и тупо просажу на развлекуху? Вентура, если ты не возьмешь, я выйду за ворота и сломаю ее нахер пополам. Без вариантов. Но ведь это глупо, верно же?
Он тоже бывает не уверен? Он может выглядеть приниженным, несмелым, он способен просить, ожидая в ответ чего-то, похожего на удар?
– Держи. Им же надо, твоим девчонкам много чего понадобится. Да, сейчас всё пока нормально сложилось, но это не значит, что потом не может быть сложностей. И что тогда? А так всё будет. Я ничего такого не имею в виду, да, ты достанешь деньги и обеспечишь их всех, знаю, Рамирес! Но конкретно вот это дерьмо, – карточка дрогнула в его пальцах, – после того, как мы с тобой им вчера покидались друг в друга, я использовать не буду. Оно пойдет либо в никуда, либо на пользу твоим.
Черноволосый молчал и по-прежнему не шевелился.
– Вентура! Да ну пошли же ты в задницу всю эту херню с законами, взаимными расчетами и гребаными схемами, ну сделай ты так, как на самом деле нормально и правильно! Легче так будет всем! Всем, слышишь? И мне тоже! Я прошу тебя. Возьми.
Еще несколько десятков тягучих секунд неподвижности и тишины. Шон беспомощно усмехнулся:
– Бля, ну не судьба этой кредитке переходить из рук в руки… Давай я ее потеряю. Вот здесь, на перилах. Какая разница, целой ей валяться или разломанной, за воротами в сугробе или тут? Никакой совершенно. Я сказал, что она не моя, так и есть. Пусть ее кто-нибудь здесь найдет. Кто угодно. Хоть Тревис. Он купит себе цистерну спирта. Или какой-нибудь бродяга из его посетителей будет кромсать ей газеты или отжимать дешевые замки в ночлежках. Мне плевать. Если чья-то дурная и неверно понятая гордость помешает кому-то маленькому и слабому вырасти здоровым… что ж теперь, значит, это будет не мой грех.
Всё так же стоя внизу, Шон поднял руку, смахнул снег с участка перил.
– Попадать в долги или нет – судьба иногда нас просто не спрашивает, решает по-своему, а вот принять подарок или нет – дело совести, и точка.
Синее на темном – почти не видно.
– Если я для тебя – тот, у кого можно одолжиться, когда приперло к краю, а потом отдать, выкинуть из головы, замазать намертво, потому что стыдно, и пойти дальше своей дорогой… не трогай тогда, Рамирес. Даже не прикасайся. Пусть валяется. Потому что это – не повод для долга, а я не коллекционер. Я не люблю набрасывать на людей цепи, их самому потом держать – задохнешься… Я никого не держу. И тебя тоже. Не понимаешь? Иди тогда к чёрту, Вентура.
Шон отступил на шаг.
– Но будь всё наоборот сейчас – я бы взял. Хотя я тоже гордый, и могу, дьявол раздери, добыть эту сумму в городе, как и ты. Но я сумел бы отличить подачку от подарка. Я бы тоже швырнул всё в лицо ублюдку, который это заслужил. Но я бы понял, когда такое делать уже не стоит.
Снова назад, еще дальше от ступенек, и почти на пределе слышимости:
– В долг можно попасть и врагу, Канальский. Легко, сплошь и рядом, жизнь обожает выкрутасы. Но вот подарки от врагов не берут никогда. Мы оба это знаем.
Через плечо:
– Увидимся. Осторожнее на дорогах.

Рамирес очнулся, когда Шону оставалось до машины совсем немного.
Тот уже достал ключи, но связка вылетела из ладони, утонула в снегу далеко-далеко, у самого забора, потому что неожиданный резкий рывок за плечо развернул его так же, как совсем недавно на улочке Нейтрала. Не успев еще разглядеть лицо пуэрториканца, Дэлмор обреченно подумал, что, кажется, сказал или сделал что-то лишнее, и история с эффектными жестами отказа повторится. А то и врежут.
Вместо этого Рамирес его обнял.
Коротко, на пару мгновений обхватил за плечи, судорожно прижался открытой грудью, мазнув по лицу влажными волосами, сгреб куртку Хостовского на спине в накрепко стиснутые кулаки… и отпустил.
Оттолкнул, обжег шальным пылающим взглядом, ни говоря ни слова, сорвался с места и, задержавшись на долю секунды у перил, исчез в здании.
Дэлмор постоял еще немного, глядя ему вслед.
Потом помотал головой, встряхнулся, покосился в сторону забора. Вздохнул, махнул рукой и поступил в стиле Лесли, а в машине, с трудом ползущей к родным местам, подумал о другом: что он с чистой совестью имеет полное право заявить, что потратил сегодня всё до последнего цента. В общем и целом – с большим толком.
Так или иначе, собой он был доволен, и ему это нравилось.




*** 7 ***

Спустя несколько нечеловечески суматошных дней Рамирес со стоном неописуемого облегчения принял предложение Агирре.
Тот, укутанный в три свитера, законопаченный сверху толстым шарфом, постучался в сарай и выдохнул, обессиленно прислонившись к косяку:
– Вентура, давай сбежим нахер от этих всех.
Проспавший три часа за последние двое суток Рамирес ошалело поморгал.
– Прям так романтично, бля, вдвоем?
– Чё? – недопонял Агирре. – Я говорю, пошли в «Эстреллу». Мне осатанело дома торчать, и ты небось тоже тут мхом зарос.
– Я? – нехорошо хихикнул Рамирес. – На мне пыль оседать не успевает. Я тут круги нарезаю почище гонщика Формулы с петардой в заднице. Это некоторые вроде тебя имеют возможность райски поболеть.
– Не знаешь, не болтай. Мне этими петардами легкие набили и по одной еще в уши запихали, а потом плюс к тому по затылку огрели чем-то вроде топора, судя по эффекту… Я вот встал только и сразу свалил к тебе.
– Под впечатлением, – вежливо пробурчал Вентура. – Реально тебя протащило?
– Да ты что… мать даже напугалась, прикинь? Отцу глотку заткнула, около меня сидела… я обалдел вообще. Мерзостью какой-то пичкает. А совсем хреново было, так она священника притащила! Я уж было подумал, всё, проводы мне на тот свет, скатертью дорожка, hijo, а вышло-то не то. Чего делал он, не помню, но после него к той хрени коричневой прибавились таблетки, а что из этого противнее на вкус, я даже не скажу. А попробуй матери поперечь – сразу по шее. Эх она и разорется, что я сбежал… 
– Насчет коричневой хрени я тебя полностью понимаю, – Рамирес закончил потягиваться и нашаривал куртку. – Первейшее у нас снадобье. С детства тошниловку глотать приходится, и тоже, бля, чуть что, так по шее.
– Да ну, – шмыгнул Агирре, – твоя не бьет. Твоя добрая. О, слушай, у тебя ж в семье прибавка, так? Пилар-то родила же?
– Ага. Ты, типа, нашел повод?
– И железный! Сейчас парней соберем… вот где б еще денег найти?
– Да есть у меня, – дернул плечом Рамирес. – В город недавно мотался, технику там одну прикупить, и к складу ихнему присмотрелся заодно. Замки хлипкие, допотопная сигналка … придурки доверчивые.
– Покажешь? – загорелся Агирре.
– Да бесполезняк уже. Я их научил жизни. Много вынес… загнал быстренько и потому сегодня буду вас угощать. Да, кстати, кто-нибудь у нас мобильник нормальный продает, не знаешь? Я, как идиот, забыл с той партии оставить себе хоть один.

Со всеми этими разговорами парни уже продирались через зимний сад по узкой протоптанной дорожке, то и дело утопая в целине по колено.
– Mierda, Рамирес, ты б хоть за лопату взялся.
– Да-да, сплю и вижу. Две лопаты, в каждую руку, и еще одну в зубы. Тут бы бульдозером… ха, самое смешное, что я даже знаю, у кого одолжить! Но мать мне за свои многолетники засветит по шее не просто так, а той самой лопатой.
Опасное по сути намерение любознательного Агирре уточнить местонахождение ближайшего источника общедоступных бульдозеров Рамирес решительно пресек:
– А того *****а, который хоть посмотрит в сторону моей Чоли, я расчленю.
– Л-лопатой? – раскашлялся сосед, маскируя замешательство.
– Не исключено. Как минимум. Ты понял?
– А чего я-то?
– Так. Мысли вслух, Агирре. Только через Церковь, свадьбу и всё, как у людей, безо всяких гребаных фокусов, а то я и бульдозером не ограничусь, богом клянусь!
– Да ты не кипятись, ясно всё… да ничего такого…
– Знаю я вас! Сами давайте, hombres, хватит с меня. Нет, я не против, но чтоб по-нормальному… я тебя сто лет знаю, она меня уже задрала вздыхать и киснуть у окна… мать вашу, вот только попробуйте мне выкинуть! Денься только, Агирре, я предупредил! – не совсем адекватный Рамирес попытался сползти вниз по борту «мустанга». – Ох ты ж бля, какой ты счастливый, парень, что у тебя сплошные братья, как я завидую, если б ты мог представить…
– А ты ничего уже не накатил часом? – аккуратно поинтересовался Агирре.
– Да мне при такой веселой житухе нихера дополнительно и не надо! Вот Чоли я пристрою по-человечески, а потом и Исабель через годик выдам за… – Вентура крайне нездоровым образом расхохотался, и напуганный Агирре решил срочно принимать меры.
– Amigo, щас мы выпьем, и всё пройдет, ага? Пошли-пошли, давай сюда ключи. Я сам поведу. В «Эстрелле» сегодня, говорят, классный скотч.
– Кто говорит? – вытер пот со лба Рамирес.
– Рамон говорит.
– А спирт там есть? Мне с него дивно хорошеет.
– Ты вразнос пошел, как я погляжу.
– Тебе не понять…

В баре обоим захорошело и со скотча. По пути они собрали несколько ребят, сманили с собой и неплохо посидели, поднимая тост за тостом за новую красавицу в клане Вентура. Глава клана скрежетал зубами, но исправно пил.
Хименес подошел позже всех, бухнул перед Рамиресом на стол новенький навороченный мобильник:
– Во, ты искал? Всего две сотни. – И заговорщицки подмигнул приятелям, намекнув, что обладает ценнейшей информацией.
– Что такое, где-почем? – мобилизовался нетрезвый Суарес.
– Народ, я с города ехал через Центр. Там «У Дэна» походу опять какая-то охеренная гулянка!
Все, кроме Рамиреса, одновременно застонали – воспоминания были свежи и ярки.
– А что, а кто, а чего так сразу?
– Похмеляться после той вроде поздновато.
– А чего мы тут сидим, чего нас не позвали?
– Кто? Хименес, там вообще что за повод?
– Да я толком не останавливался, – развел руками тот, – вы ж меня тут ждали. Я думал, соберемся вместе и стартуем туда. Не, а что, никто не в курсе? Правда, кто чего хоть слышал? Ты вот у нас, Рамонсито, вечно зацепишь…
– А что, я слыхал! – фыркнул Диас. – Да, только… ну, короче, не знаю.
– Так знаешь или нет? – не понял Суарес.
– Да гонит он!..
– Языком только чесать умеет и триппер цеплять на Рэд-стрит.
– Да бля. Чего насели? – нахмурился парень. – Хотите знать? Прекрасно! Днюха там еще одна, да! Не у Анхелес теперь, а… ну, вроде как, у…
– Да колись!
– …У Дэлмора!
Стало тихо. Кто-то скривился, кто-то почесал в затылке, Ногейра с Диего переглянулись. Рамирес рассматривал стакан.
– Чё, точно, что ли? – несмело проговорил Суарес.
– За что купил, за то и продаю, – огрызнулся Рамон. – Мигель новость кинул, они там по своим каналам то ли подслушали где, то ли с мелкими оттуда корешатся влегкую, и те сболтнули… да хрен разберет. Вроде сегодня «У Дэна» деньги достал только Дэлмор, но столько, что хватит на всех, кто заявится, до самого утра, и на опохмел потом останется. Он проставляется, и сегодня там полная свобода.
– Нихера себе… – протянул Варга. – Так там гуляет чисто Хост или как бы все? Кто заявится?
Многие покосились на задумчивого Хименеса. Требовалось свидетельство очевидца.
– Нет, не только… по крайней мере, Заводских я точно видел. Не одного даже: Четтер курил на улице с Картером, и они ржали, а Тайгер ихний так вообще маячил с той Хостовской девкой, ну, знаете небось, смуглая такая, да не наша. На Рэд-стрит часто вертится, всё никак я там ее не поймаю. Рамон, ты не…

Рамирес оглушительно хрястнул ладонью по столу.
– Ее зовут Лейла. И она не девка. Еще раз так – язык выдеру. Ты понял?
Побледневший Хименес нервно сглотнул. Вентура распрямился, не глядя ни на кого, откинул волосы назад.
– Короче, валите в Центр. Все. Там побогаче будет, чем здесь, по-любому.
– Но…
– Если Дэлмор сказал, что можно всем, значит… это самое и значит. Плевать ему на мелочи, пропускной режим с апартеидом ему устраивать будет явно западло, он вообще парень щедрый.
– Чего-чего? – моргнул Гарсия. – Красиво говоришь, но откуда такая уверенность, Рамирес?
– У нас один Рамон из осведомленных? Знаю, что говорю. Двигайте.
Латинос поколебались, принимая решение, пошумели, поскрипели стульями и засобирались. Вентура с совершенно непроницаемым лицом уцепил Хименеса за локоть:
– Где мобильник брал, у Ганса-барыги в приграничье? Молчи, сам вижу. Охерели вы так ломить, хватит с тебя полтинника. Я сам его воровал, лично.
– Э…
– Скажи спасибо, что вообще плачу! Всё, пошел нафиг, идите бухайте.
– А ты? – от дверей обернулся Ногейра.
Рамирес водрузил ноги на освободившийся стул, устроился поудобнее.
– Не-а. Делать мне там нечего.
Лояльный Ногейра уважительно покивал: лидер не опустится до халявной выпивки за чужой счёт, не то что какой-то там прикормленный Орландо. А вот мелкие подчиненные вполне могут расслабиться, ничего тут нет страшного и оскорбительного, подумаешь, у Неподконтрольного днюха, и он угощает. Всё нормальненько.
Себе под нос Рамирес пробормотал завершение мысли:
– Вот только нажираться за его счёт в очередной раз мне и не хватало. Обойдется. И я обойдусь.
Крикнул вслед своим:
– Эй, привет ему передайте! И что бренди железно за мной.
– Обязательно, ага… – незаметно покрутил у виска Рамон.

Оставшись в одиночестве, Вентура вздохнул, потер затылок, опрокинул остатки из подвернувшегося под руку стакана и вдруг обнаружил, что остался вовсе не в одиночестве. Напротив, как и с самого начала, прочно сидел Агирре.
– О, – Рамирес поднял бровь, – а ты-то чего стормозил?
– Да нафига. Мне и тут хорошо. Вставать, переться, там еще активничать… сил у меня нету. Тут тепло и скотч. И ты вот тоже.
– Угу… – приятно удивленный пуэрториканец махнул, чтобы им принесли еще.
В компании соседа оказалось вполне неплохо просто молчать, накачиваться понемножку, смачно закусывать местной приличной жратвой.
Десять минут спокойной тишины.
Пятнадцать.
– Рамирес, а ничего, если я Чоли в кино свожу? В город. Я хотел позвать. Но я теперь лучше у тебя того …спрошу.
– М-м-м… да ничего.
– Классно. А она пойдет? Короче, правда, что она …в окно там, и всё такое?
– Пойдет.
– Офигенно. Она даже матери моей нравится, прикинь?
– Агирре, тебе бутылкой в ухо задвинуть? Ты зачем меня напрягаешь?
– Извини. Я… она хорошая девчонка. Ну… не из таких. Я… я не сволочь.
– Всё, умолкни. Давай найдем другую тему?
Рамирес обрадованно ухватился за новый телефон, выдрал из коробки, отбросил в сторону проводки, инструкцию уронил и не подумал нагнуться. Достал свой старый, затертый, запачканный белёсыми окислами, незатейливо доломал об колено и поймал вылетевшую симку. Аккуратно запихнул ее в новый, погрузился в настройки:
– Слу-ушай, тут столько всего…
– У меня всё равно круче, – заявил Агирре, выпутывая из свитеров свой.
Парни сдвинули стулья и, сталкиваясь лбами, принялись сравнивать. К единому мнению по поводу крутизны так и не пришли, в процессе успели раз пять поругаться и забыть об этом, «криворукий чурбан» Агирре посадил капельку скотча на дисплей свеженького аппарата, но выжил, пообещав немедленно поделиться всем, что у него там в памяти телефона накопилось, включая коллекцию любопытных фоток и приватные съемки парочки знакомых chicas.

Устав от бурной технической деятельности, они снова расселись на свои места. Разлеглись, вернее, потому что занимали по три стула каждый.
– Эй, чувак, набери меня, – пьяным голосом потребовал Рамирес. – Ты услышишь, какую херню я на тебя щас поставил.
– Ну-ка, ну-ка… – Агирре сосредоточенно прошелся по кнопкам и торжествующе нажал на вызов.
Тишина.
– И? Чего не звонишь?
– Я звоню. У меня пытает.
– У меня молчит.
– Твоя хреновина не работает! – возликовал вредный Агирре. – Я говорил, что дерьмо!
– Да завали ты хлебало, я те…
– Стой, есть контакт.
Агирре поднес телефон к уху, в то время как Рамирес тупо уставился на свой, не подававший ни малейшего признака активности.
– Э, привет!
Постепенно становившийся всё более озадаченным Агирре смотрел на человека, до которого, вроде бы, дозвонился, и слушал совершенно постороннюю музыку на том конце эфира. А еще – чье-то дыхание.
– Здорово, – ответили ему.
С ощущением какой-то глобальной, но пока непостижимой неувязки Канальский похлопал глазами, с непонятной целью посемафорил Рамиресу, который понимал не больше, и зачем-то спросил собеседника:
– Слушай, hombre, ведь ты не Вентура, да?
Тот после краткой паузы сдержанно согласился:
– Видимо, не очень.
– А кто? – глупо улыбаясь, выдал латино.
В трубке помолчали. Позвенели бутылками, чем-то аппетитно булькнули и посоветовали:
– Ты, Агирре, по этому номеру больше не звони. Договорились? Вентуре привет. – И пошел сигнал отбоя.
Парень медленно и аккуратно отложил телефон. Не на все сто здоровые мозги, залитые под завязку еще и скотчем, буксовали и не срабатывали.
– А что это сейчас было? – слабым голосом осведомился он.
Рамирес задумчиво пристроил свой аппарат точненько к соседскому, будто это могло что-то прояснить. Следующей репликой он вместо объяснений всё еще только хуже запутал:
– Ты герой вообще. Я тебе там контакты перемешал. Ты кого набрал?
– Как перемешал?
– Просто. Уметь надо.
– Зачем?
– А вдруг пригодится.
– Ты зачем мне контакты перемешал, урод?
– Я тебя спрашиваю, ты кого набрал?
– Тебя вообще-то. Ну, тот номер. Твой новый.
Рамирес с не меньшей аккуратностью упер локти в стол и пристроил голову на скрещенных ладонях.
– Ты дурень непроходимый. А еще в родню мне лезешь. Я номер не менял. Симка старая.
– В смысле? Ты похерил телефон, а потом трезвонил мне с чего-то совсем другого… Я только заболел, меня плющить начинало, я даже не брал, думал, нахер мне чужие циферки, пошли все вон… А ты настойчивый такой, зараза, добился, поднял, погнал тогда к тебе, мама твоя еще с тобой потом разговаривала… Скажешь, не ты был?
– Я, – жмурясь, признал Рамирес.
– Ну и? Скажешь, не твой номер? Вот этот, – Агирре безжалостно ткнул пальцем в дисплей. – На который я сейчас в ответку нажал?
– Не мой.
– Всё, отвяжись, у меня башка заболела. А чей?
– Чей был коммер, того и номер, – причудливо сформулировал Вентура и, судя по выражению лица, сам собой возгордился.
– А? – Агирре не чувствовал в себе способностей выдерживать стиль. – Вот ведь мать твою, гонишь и глазом не моргнешь… При чем тут нахрен ихние коммеры?
– Да так. Ты на номерок-то глянь повнимательнее. Ты видал, недоумок, нормальные номера из восемнадцати цифр?
После длительного, тщательного и, судя по выражению лица Агирре, постепенно вгоняющего в ужас изучения злосчастной учетной записи в мобильнике парень закинул в рот грамм сто пятьдесят разом. Отдышался, искоса глянул на впадавшего в нирвану Рамиреса:
– Скажи мне, что ты убил кого-то из них и забрал себе коммер.
– Не-а. Потом я его, типа, воскресил и отдал обратно, да. Ты с зомбаком щас базарил.
– Хорошо. Скажи мне, что ты ограбил кого-то из них, а потом отдал обратно.
– Ну… это уже немножко ближе. Но мне лень за тобой повторять.
– Вентура, хочешь, я тебе расскажу, что тут самое страшное?
– А я не испугаюсь? Ну, расскажи.
– Что я знаю этот голос.
– Рад за тебя, – безмятежно отреагировал Рамирес. – Теперь ты понял, что я никого не грабил?
– Я не понял ни малейшего хрена и почему-то сижу мокрый и трезвый. Ты мне объяснишь?
– Нет, – Рамирес одарил его лучезарной улыбкой. – Но я тебе дам совет. Ты, Агирре, номерочек этот случайный из телефончика своего на всякий случай потри, да понадежнее. Форматнуть можно для верности. Или даже новенький подыскать, а то у них пеленг есть, я слыхал. Могу подсказать, где есть неплохие всего за две сотни.
– Да-да-да, – покладисто покивал растерявший пыл соревновательности Агирре, пока от греха подальше выключая аппарат. – Он тоже как-то похоже сказал. Что нафиг мне это надо.
– А что он еще тебе сказал?
– Ну… – превозмогая сюрреализм беседы, латино выговорил: – Привет тебе передал.
– Ага, – абсолютно не удивился Вентура. – Мой до него, интересно, уже дошел?


– Нет, – не отводя глаз от массивного золотого перстня, мелодично произнесла Шанталь, – зря ты, hermana. Для такого подарка никогда не поздно.
– Наверное, я согласна, – кивнула Эмбер, изящно отстраняя запястье, отягощенное усыпанным камнями браслетом.
Устроившись перед зеркалом, девушки методично соотносили ставший полным комплект со всеми своими нарядами, решая, к какому это совершенство подходит больше.
– Тимми, ты подскажешь нам? – Вердикт было поручено вынести упитанному хамелеону, слегка ошалевшему от пестроты интерьеров квартиры Анхелес.
Животное покосилось одновременно в двух совершенно разных направлениях, и сестры сочли это прекрасным компромиссным решением.
– Вот и чудесно.
– Пора тебе к твоей милой Лиззи!
– Я отнесу.
– Не забудь включить ту штуку, чтобы наши зверята не замерзли.
– Конечно. А Флэйм взбесится, когда узнает?
– О наших новинках, которые ей сроду не видать и в руки не взять?
– Или о том, что мы назвали нашу ненаглядную девочку в ее честь?
– Всё-таки мы очень плохие.
– Дурные.
– Скверные.
– …Знаменитые.
– Восхитительные.
– Необыкновенные.
– Разумеется, она взбесится.
Помогая друг другу красить ногти на ногах, девушки то и дело поглядывали на свою гигантскую постель, где в самой середине, нежась под потоками тепла от мощных обогревателей, два хамелеона медленно подползали к раскинувшемуся мужскому телу.
– Тимми, наверное, заберется ему на грудь и будет смотреть.
– А Лиззи любит путаться в волосах. Потом не расчешешь. У него тоже длинные.
– Мы расчешем. Ему понравится.
– Тимми ему тоже понравится?
– Узнаем.
– Он так крепко спит.
– Пусть, у него в семье маленькая.
– У нас тихо. Хорошо. Ему надо отдохнуть.
– Любопытно, мальчики сговорились с этим комплектом?
– Поделили.
– Они самые классные.
– О да, они даже кое в чем похожи.
– Точно. Один пришел, подарил, отказался от благодарности и дал нам поспать…
– …Другой пришел, подарил, отказался от благодарности и заснул сам.