Для Сашки футбол был дороже всего, а красивый гол помнился долго и обсуждался всей мальчишеской компанией с завистью и восхищением.
Сашка быстро управлялся по хозяйству. Иногда для этого ему приходилось привлекать друзей с соседней улицы. Управившись, он на ходу отламывал горбушку хлеба, толсто намазывал маслом, густо посыпая сахаром, сгребал в охапку Галку и, выбегая на улицу, громко кричал:
-Сорок один - ем один! Ух!- Хорошо, что он успевал это прокричать первым, а вот Галка не успевала. Тут же кто-нибудь кричал у неё над ухом:
-Сорок восемь - половинку просим!- И, не спрашивая её, отламывал половину.
Она растеряно смотрела на маленькую корочку, оставшуюся в её ладошке, но захныкать не успевала, потому как Сашка крепко сжимал её ручонку, и уже бежал на футбольное поле, волоча её за собой.
Хорошо,если команда набиралась четная, тогда Сашка усаживал Галку в траве под сосёнкой, высыпал ей из кармана фантики, пробки и чеку, чтоб не мешала, а сам играл в нападении. Такие голы, как забивал он не давались никому. В компании дворовых пацанов он слыл ассом.
Хуже, когда количество желающих играть в футбол оказывалось нечетным и тогда в ворота ставили Галку. Под нос ей наставлялся кулак со словами:
-Не реви, а то получишь!
Сам Саша играл в защите. Играл классно, защищая ворота с мечущейся там маленькой сестрой. Но были и те редкие случаи, когда он мяч пропускал. Картина была ужасающей. Сильный удар мяча сбивал с ног Галку, и она влетала в ворота вместе с ним, громко крича и плача. Игра приостанавливалась, кто-то вытирал ей слёзы, кто-то дул на разбитые колени, кто-то пытался рассмешить.
Она быстро затихала, зная, что она защищает честь своей фамилии и честь своего двора.
Домой они бежали вприпрыжку, чтобы успеть до прихода родителей. Сашка успевал еще кое-что сделать, а Галке наказывал, чтоб та хранила тайну появления ссадин на её коленках, потому что мама была бы крайне не довольна.
Галка хранила не только эту тайну, но и тайну жидкого варенья. Она знала, как Саша любит сладкое, поэтому кто бы её ни угощал конфетой она брала, но тут же протягивала вторую руку и жалобно произносила:
-А Саше?
-Смотри-ка, такая маленькая, а какая запасливая!- усмехались ей в ответ, но её это не смущало.Галка сама не ела, хотя искушение было велико, а несла брату, но этого ему всегда было мало.
В отсутствии родителей, Саша доставал из кладовой банку с малиновым вареньем, и припивая колодезной водой, быстро уничтожал добрую половину банки, а вместо съеденного варенья подливал воды. Мама ругалась, когда вместо варенья обнаруживала почти что компот, и подозревала в содеянном Галку. Та, насупившись, молча сносила упрёки, но брата не выдавала.
Именно по этой причине у неё с детства появилось жуткое отвращение к малиновому варенью.
С учёбой у Саши не ладилось. Он как-то не очень серьёзно к ней относился. Зато он был самым лучшим активистом школы. Все школьные стенгазеты были делом рук Саши. Первенство по футболу и звание лучшего нападающего всегда было за ним. В конкурсе патриотической песни Сашка опять лучший.
Когда худенький черноглазый мальчик в белой рубашке с атласным красным галстуком на груди запел:«Люди Мира на минуту встаньте! Слышите? Слышите?...» - Комиссия встала, за ней встали все зрители. Никто не мог остаться равнодушным. Еще долго в зале стояла тишина. Вот уже и песня закончилась, но присутствующие еще долго не могли справиться с внутренним волнением.
Саша действительно был наделён незаурядным слухом, но еще и артистизмом, он очень образно передавал все тонкости и настроение песен. Днем, когда родители были на работе, Саша несколько часов подряд упражнялся в пении. Проделывал он это перед зеркалом.
Галка, играя со своими игрушками, внимательно слушала пение брата, а иногда и засыпала под тихие лирические напевы, представляя себя красивой мадьяркой на берегу полноводного Дуная: «Дунай, Дунай, а ну узнай, где, чей подарок? К цветку цветок, сплетай венок, пусть будет красив он и ярок».
В школе искренне восхищались способностями Саши. Какие великолепные сочинения писал он. Как они были трогательны, добры и сентиментальны. Но наряду с этим, он приходил не подготовленным к занятиям и часто прогуливал уроки.
Учителя знали, что Зоя не родная мать Саши, а мачеха, и выражали сомнения по поводу её доброго отношения к пасынку. Им казалось, что Саша слишком много работает по дому, ухаживает за младшей сестрой и не успевает сделать уроки. К тому же он был очень худеньким, и преподаватели упрекали Зою в том, что Сашу плохо кормят.
Зоя сгорала на собрании со стыда, и приходя домой, жаловалась Михаилу.
Отец неоднократно взывал к совести Александра, но всё было тщетно. Последней каплей, переполнившей чашу отцовского терпения, стало исчезновение отцовских наград. Саша выменял два ордена Красной Звезды и медали за Отвагу и Освобождение Польши на перочинный нож и еще какую-то ерунду.Такого неуважения к семье и святым предметам отец потерпеть уже не мог. Он, долго не раздумывая, вынул из брюк ремень и начал воспитание сына дедовским методом.
Галке было жалко брата, она просила о снисхождении и пощаде, но отец был неумолим. Он считал, что дурь из головы Саши можно было выбить только ремнем.
Сашка плакал от боли и унижения, но выводов не делал и вскоре всё повторялось.
Жалела Сашу не только Галка, но и спасенная им кошка Мурка. Каждую ночь, когда он засыпал в слезах, Мурка ловила мышей, приносила в дом, клала на подушку Саше и будила его громким мурлыканьем. Она смотрела в его глаза так, как смотрела бы в глаза своему котёнку. В них отражалась забота, состраданье и умиленье.
В лунной ночи две одинокие обиженные души, говорили на одном, лишь им понятном языке, языке жалости, доверия и понимания.
Саша был тронут заботой кошки. Украдкой от неё тихонько сбрасывал с подушки полуживую мышь и благодарно гладил Мурку. Она облизывала его заплаканные глаза и умиротворенно засыпала в изголовье.
Боль и обида на злую судьбу быстро проходили.
Дыхание Саши становилось – ровным , а мысли - светлыми.
Лёгкий утренний туман окутывал Сашино завтра.
За окном занималась заря нового дня, а с ней и надежда на лучшее.