Как мы пасли коров

Мила Полякова
               

        «Какими судьбами нас забросило из Москвы в деревню?»  Несмотря на то, что прошло уже более двадцати лет, многие не перестают этому удивляться. И так как нам надоел   этот вопрос, почему это произошло, то и здесь ответа  не найти.
         И так мы переехали в деревню, променяли городскую ленивую жизнь на тяготы крестьянина. Возможно, наше переселение и то, что за ним последовало, послужило бы сюжетом для небольшого захватывающего романа, но забудем ненадолго о  человеческих взаимоотношениях  и обратимся к животным. Первый период нашего пребывания на лоне природы можно было бы назвать романтическим. Были мы молоды, небо было ярче, трава зеленей и выше, река глубже и чище.  Твёрдое решение обзавестись огромным хозяйством неуклонно выполнялось: первым появился котёнок Мурзик – всеобщий любимец, далее следовала бедовая коза Манька, перебодавшая полсела, собака Жучка, оставившая по себе бесчисленное потомство, кролики, нутрии. Затем  пошла тяжёлая артиллерия: свиньи, коровы, и даже лошади.
       Нас ещё мало беспокоила мысль, что придётся кого-то резать и есть. Мы относились к нашим первым питомцам как к малым детям со всем чувством новизны и восторга, который мог возникнуть только у горожан никогда не видящих деревни. Коза, привыкшая, что её козлёнком носили на руках, пыталась забраться мне на колени, стоило мне только присесть на лавочку. А тёлочка, которую купили весной, росла на вроде комнатной собачки: бегала за нами, тёрлась, вытягивала шею, требуя, чтобы её почесали за ушком.
        Прошло лето, затем зима, и тёлочка превратилась в крупную гладкую упитанную «нетель», выражаясь профессиональным сельскохозяйственным языком.  Пригрело солнышко, радостно зазеленели когда-то унылые рыжие поля. Пора было выгонять Кралю, так звали нашу будущую корову, в стадо. На собрании «коровников» постановили пасти по очереди. Готовились мы к этому событию серьёзно: изготовили кнут, потренировались им щёлкать. Если кому-то покажется, что это так просто, то напрасно. Это целая наука.
         «На дело» пошли рано утром, когда нормальные люди ещё крепко спали. Пастухов было трое: я, мой муж и брат. Ждали стадо у  переправы. На горизонте показались коровы, застоявшиеся в своих стойлах, которые вырвались на свободу и понеслись, взбрыкивая ногами, в сопровождении бегущих за ними вовсю мочь хозяев. Бывалые крестьяне надавали нам на прощание кучу полезных и бесполезных советов и помогли подогнать своих кормилец к реке.
        Уже здесь бурёнки показали каждая свой характер. Одни упорно не желали ни под каким видом переправляться. Другие аккуратненько, как молодые девушки, грациозно перешли по плитам, «лавам», как их называли. А третьи с разбегу прыгнули в воду в самом глубоком месте и, как пароходы, рассекали воду, создав на её поверхности что-то наподобие океанических волн.
      Поначалу всё шло гладко. Голодные с утра коровки сами знали куда бежать, раздувая ноздри, чуя аппетитный запах молодой нежной травы в ложбине огромного оврага. Мне все они казались на одно лицо, но постепенно я начала их различать. Надо сказать, что по сложившейся традиции каждая корова имела свою фамилию, естественно полученную по своему владельцу: корова Петрова, корова Иванова и т.д. И лишь одна корова наоборот дала своё имя хозяевам, наверное, благодаря своему отличительному окрасу. Все коровы в нашей местности были  бело-чёрными, а эта была цвета кофе с молоком. Звали её Ромашка. И хозяева её стали Ромашками. Эта коровья «фамилия» так пристала к ним, что даже сейчас, спустя двадцать лет, дед с бабкой до сих пор «Ромашки», хотя коровы уже давно нет на свете. Кстати, окрас в жизни коров играет большую роль. Преобладание чёрного цвета делает их более эстетичными и приятными взгляду человека, но это же делает их более приятными взгляду кровососущих летающих насекомых. На белой шкурке больше заметна грязь, зато в жару обладательницам светлого прикида не в пример легче.
         Наблюдая за стадом, я обнаружила, что моя тёлка не ест. Вместо этого она ходила за мной как тень, ласкалась, прислонялась в порыве нежности ко мне своим толстым боком так, что я чуть не падала. Я пыталась избавиться от неё, убегая, но она следовала за мной, вытягивала шею и закатывала глаза, предлагая почесать её.  Муж помог мне отогнать её. Солнце припекало, и я расстелила одеяло, чтобы прилечь позагорать.  Но не успела я прилечь, как им завладела моя мучительница, полагая, что это для неё. Еле-еле согнав её пинками со своего пляжного места, я безуспешно пыталась расположиться там несколько раз: только лягу – и Краля рядом валится, только встану – и она тут как тут со своими закатившимися глазами. Она словно пыталась сказать своим подружкам по стаду: «это моя хозяйка». Таким образом, осталась она в этот день голодной, также как и во все остальные дни, когда была наша очередь пасти. Если бы она могла говорить, то повторила бы с полным основанием слова из сказки: «Как бежала я через мосточек, ухватила кленовый листочек»
        Во время наших гуляний с коровами я убедилась, что они хитрющие создания. И  в добавок  прожорливы до глупости. Обожраться, раздуться и сдохнуть от этого – для них это раз плюнуть. А, если вам непременно захочется стукнуть рогатую бестию, которая вам особенно чем-то досадила, то даже и не стоит пытаться, ничего не получится. Если вы выйдете против чертовки невооруженными, то можно орать и махать  всеми конечностями, сколько вздумается, она даже не шелохнётся, но пока вы не подойдёте к ней на расстояние вытянутой руки. Если вооружится прутом, то она подпустит вас ровно на расстояние прута. Другое дело - кнут! Коровы его панически боятся. Но не столько ударов, сколько щелчков, напоминающих ружейные выстрелы. А так как я не могла издавать при помощи этого грозного оружия подобные звуки, то мне приходилось туго.
        Если необходимо было собрать слишком разбредшихся бурёнок в компактное стадо, приходилось  много побегать. А так как к каждой нужно было приблизиться на расстояние прута, то можно было представить, сколько потов с меня сошло.
         Среди стада была одна омерзительно недисциплинированная коровка. Она несколько раз пускалась в бега. Два раза ей это удалось успешно. Хозяин с недовольной миной дважды пригонял её обратно. Стали следить за ней пристальней. Но и она была не лыком шита. Не смотря на малое количество мозгов (некоторые полагают, что раз у коров гигантская голова, то и серого вещества там должно быть много, но на самом деле  они буквально пусты), хитрости ей было не занимать. Она пряталась за старой раскидистой ивой, наблюдая за мной с ехидным выражением своей физиономии. Я прочитала её коварные мысли: «Только ты отвернёшься, я сразу дам дёру». Но я всем своим видом заправского пешего ковбоя давала ей понять: «Чёрта с два! Я разгадала твои замыслы, ни куда ты не денешься!» И вдруг она исчезла! Я подбежала к дереву. За ним её не оказалось. И тут я её увидела – чёрная бестия незаметно спустилась в ложбинку и теперь уже на порядочном расстоянии  улепётывала по дну оврага с бешеной скоростью. Я со злостью плюнула ей в след, радуясь только тому обстоятельству, что её побег был также не замечен остальным участницами шоу под названием «пастьба», иначе к ней обязательно кто-нибудь примкнул.
          Вскоре подошло время возвращаться домой. Всё больше вопрошающих взглядов я на себе ловила, в воздухе витала мысль о бегстве. Напряжение росло, многие даже перестали жевать жвачку. Ждали только сигнала. Для этого многого не требовалось: просто я перестала носиться  по дуге вокруг стада, отрезая  путь к дому и покрикивать на них.  Сначала одна, затем другая сорвались с места, и вскоре всё рогатое общество неслось, вздымая пыль и болтая из стороны в стороны своими ёмкостями с молоком. То, как они бежали, заваливаясь то на одну ногу, то на другую, как бегают некоторые крупные девушки, вызвало у меня приступ смеха. Когда мы домчались до переправы, их уже и след простыл. Так закончилась половина нашего первого дня.
         Летом в жару пасти коров очень сложно: от укусов мошкары, комаров и оводов, которые в зависимости от времени дня сменяют друг друга, животные становятся словно бешеными. На переправе залезут в воду, и приходится их полдня выгонять.
         Осенью  не в пример легче: нежарко, траву ещё поискать надо, поэтому наедаются они медленнее, молоко не подпирает. Но с нашей  коровой, изрядно прибавившей в весе,  оставались всё те же проблемы: она продолжала гнуть свою прежнюю политику, демонстрируя  коровьему обществу своё право на меня.  Вместо того чтобы есть, она по-прежнему выказывала мне свою любовь и преданность.  В поле стоял огромный стог соломы.    Я пыталась как-то защититься за ним от пронизывающего холодного ветра, а заодно и от Крали. Она меня неизменно находила и,  придавив  меня своей массивной головой, закатывала глаза.  Освободиться от этакой туши было весьма затруднительно. Поэтому я большую часть времени провела, бегая вокруг стога, преследуемая моей подросшей питомицей.  А на нас спокойно посматривали сквозь пелену первого снега, жующие холодный рапс коровы, и, наверное, думали: «И какие же вы дураки…»