72 дня в оккупации
(Из рассказа Валентины Федоровны Урожаевой).
Когда жизнь перевалила за 70, чаще и чаще вспоминается пережитое.
1938 год. Первый выпуск Угодско-Заводской средней школы, нас десять человек. Сколько было у всех красивых мыслей, мечтаний, которые осуществились: одни поступили в институты, техникумы, другие пошли работать. Я стала работать учительницей Антоновской начальной школы, недалеко от села Ильинское. Жизнь шла своим естественным чередом.
…1941 год война. Уж сколько горя, печали она нам принесла! Буквально через четыре месяца после начала войны, 18 октября, немцы заняли мое родное село Угодский Завод. А накануне по нашей улице, теперешней Круглова (родительский дом расположен за универмагом) проходили разрозненными группами и поодиночке отступающие красноармейцы. Иногда они бросали машины – не было бензина.
Хмурая осенняя погода еще больше угнетала настроение людей. Угодчане с печальными лицами смотрели вслед отступающим, не зная, что всех ожидает. Правда, солдаты говорили: «Ждите. Вернемся, за все рассчитаемся».
Когда прошли отступающие красноармейцы, село, казалось, вымерло, тишина установилась страшная, угнетающая. Вдруг раздалась пулеметная очередь. И пошло… Немецкие орудия, мотоциклы, машины, танки проносились по дороге и направлялись в сторону Белоусова и Тарутина. Непрошенные гости врывались в дома, хватали что-нибудь съестное и мчались дальше. К вечеру фашисты заняли дома, хозяйничали во всю: отбирали лампы, пилы, стаскивали мебель, куда им было нужно, угрожали, если кто не хотел отдавать.
В ночь с 23 на 24 ноября раздались выстрелы – один, второй, третий, и потом все загрохотало, загремело, закричало, завыло. Немцы в страшной панике выскакивали на улицу. Из окон было видно, как они залегли на берегу речки, рядом с которой стоял наш дом, и стреляли в сторону парка. Через дорогу от нас загорелась лесхозовская конюшня, бешено ржали лошади. Там же располагался склад с горючим, огонь перекинулся туда. Бочки с бензином, взрываясь, летели вверх и были похожи на огненные столбы. Ветер дул в нашу сторону, в любую минуту мог загореться дом, и немцы, наконец, нас выпустили на улицу, где мы стояли в глубоком снегу, наблюдая со страхом за происходящим. В свете пожарищ было видно, как немцы волочили убитых. Затем загорелось здание райисполкома, взметнулось пламя над начальной и средней школами, бушевали пожары. Шел бой, который вели партизаны.
К утру все стихло, партизаны отошли в лес. Мы не считали, сколько осталось убитых врагов, подорванных машин, горящих бочек бензина, но догадывались, что партизаны задали немцам хорошую трепку.
В конце декабря наши постояльцы забеспокоились, засуетились, удирали ночью, побросав машины, боеприпасы. Бежали в сторону Варшавского шоссе, но остались факельщики, которые поджигали дома и не давали их тушить. В нашем доме загорелась оконная рама. Несмотря на страх, сбили пламя, выгорел только пол, но дом отстояли, потом у нас временно жили семьи Блиновых и Унтовых.
Выбитые из села, оккупанты уходили не так блестяще, как входили: подошвы сапог обвязывали соломой, чтобы спастись от жестокого мороза, позже наши солдаты называли эту обувь «эрзацкормосапоги».
После ухода немцев в селе наступила тишина. Мы с сестрой, другие жители вышли на лед речки Угодки, стали осматриваться. Часов в 14 из леса, где теперь улица Лесная, показались три или четыре разведчика в маскхалатах. Мы им махали руками, дескать, идите, в селе неприятеля нет, но они шли с автоматами наготове, не вступая в разговоры. Оказалось, еще прятались факельщики, их поймали.
Часов в 16 или 17 по селу пошли советские войска. Мост был разрушен, танки двигались по крепкому льду, даже не проламывая его.
Угодчане высыпали на улицу, старые люди крестились, приговаривая: «Господи! Мы спасены!» С какой радостью жители смотрели на солдат-сибиряков. Они были в полушубках, валенках, рукавицах. Какая-то часть расположилась на отдых. В нашем доме спали на полу до самой двери, негде было наступить, отсыпались за много суток, проведенных без сна.
В феврале начались учебные занятия. Антоновская школа сгорела, я стала работать в Ильинской. Каждый день ходила туда пешком. На снегу еще валялись или стояли трупы немецких солдат, но мертвых не боялась, ведь мы такие страсти пережили за 72 дня оккупации.