Оксфорд
Олег Волконский 2
ГЛАВА 5
ОКСФОРД
Колледж «Крайст Черч» в Оксфорде
(Литография 19 века)
Был мерзкий зимний вечер – типичный для английского климата. Холод. Не было чистого и «честного» белого снега, а какая-то серая смесь, намекающая на него, подметаемая косым, пронзительным ветром.
Меня поселили в комнату на первом этаже в первом подъезде сразу направо, после того как входишь в широкий готический двор через главные ворота колледжа. Комната -- середины 16-го века, но зато, к моему облегчению, обогреваемая электрическим камином. Она находилась у подножья колокольной башни, построенной уже в 17-ом веке не малоизвестным архитектором сэром Кристофером Реномом, окончившим «Крайст Черч».
Каждый вечер, ровно в 9 часов 5 минут, большой басистый колокол «Большой Том», (второй по величине в Англии после «Биг Бена») бьет 101 раз. Это по старой традиции. Таково было число студентов колледжа при его основании. Семитонный колокол, который и сегодня можно слышать в самых отдалённых концах города, по вечерам звал студентов домой до того, как на ночь закрывались огромные дубовые, отделанные железными шипами ворота. У колледжа много особенностей, в том числе и свое точное время. Девять часов пять минут по Гринвичу.
Вот с тех пор в моей памяти «Большой Том» так и бьет по вечерам и «по ушам».
Наутро – экзамен.
В зале около тридцати молодых людей за партами. Кого эти парты в свое время только не видели? Ну, 13 премьер министров Великобритании и половину вице-королей Индии, например.
Входит администратор, приветствует всех, говорит несколько слов о порядке экзамена, желает всем успеха (хотя и половина абитуриентов не пройдёт) и начинает читать по списку имена кандидатов. Доходит до буквы «М»… «Масси-Бересфорд!» -- слышу я. «Есть!» -- отвечает голос где-то справа за спиной. Неужели?.. Оборачиваюсь, но уже идет следующая фамилия. Доходит очередь до моей. Отвечаю. Смотрю назад. Кажется, у одного человека на лице появился вопросительный взгляд.
Во время перерыва я к нему подошел. И узнал друга детства Кристофера, сына бригадного генерала из деревни Пенн. Кристофер учился в Итоне. Отец его уже давно был в отставке, а семья куда-то переехала.
Нам повезло. Мы оба прошли и встретились уже полноценными студентами колледжа, окончив школу, в начале следующего академического года. И вновь подружились.
До этого, однако, пришлось преодолеть еще один барьер – устный экзамен и собеседование. Для этого надо было еще раз приехать в Оксфорд. Но по сравнению с письменным экзаменом, устный показался легким и просто формальностью.
Моим экзаменатором был профессор не из «Крайст Черч», а из другого колледжа, специалист по русской филологии, милейший человек, но «скукотище» страшный. А я от волнения всю ночь не спал.
Есть старый анекдот об устном экзамене по английской истории. Чтобы его сдать, надо было, как минимум, дать два правильных ответа на три вопроса.
Профессор: Какова дата битвы под Гастингсом? (Это примерно то же самое, что спрашивать у советского студента дату «Великого Октября»)
Студент: «1066 год».
Профессор: «Правильно. Молодец!»
Профессор: «Какие были главные претензии американских колонистов к британскому правительству накануне провозглашения независимости?»
Студент: «Они не хотели платить налогов».
Профессор: «Нет, неправильно. Они хотели (?!), но также хотели быть представлены в законодательных органах власти (в парламенте) Великобритании. “No taxation without representation!” Счет пока ровный – 1:1. Третий и последний вопрос: «Вы мало знаете об английской истории, не правда ли?»
Студент: «Да, признаюсь, мало».
Профессор: «Правильно. Молодец! Поздравляю!»
Конечно, мое поступление в Оксфорд было большой радостью для родителей. Этой радости суждено было длиться недолго. Но об этом потом. Сначала несколько слов о колледже «Крайст Черч», так как он все-таки уникальное учреждение.
В переводе «Christ Church» на русский язык означает «Церковь Христа». (А на советский лад, наверное, имел бы приставку: … «имени Иисуса Христа»). Колледж не всегда носил это имя. Основателем его считается кардинал Томас Вулзи. В 1525 г. он дал колледжу имя «Кардинал Колледж» и свой герб. Однако Вулзи пал в немилость у короля Генриха VIII после того, как не сумел добиться у Папы Римского разрешения на развод монарха. Генрих конфисковал владения Вулзи, прибрав к рукам и колледж, который переименовал в Колледж «Короля Генриха восьмого». С 1545 г. колледж стал называться «Крайст Черч».
Во время гражданской войны в середине 17-го века колледж стал штаб квартирой короля Карла Первого. Карл был из шотландской династии Стюартов и подарил членам колледжа эксклюзивное право на ношение одного из традиционных клетчатых узоров клана Стюартов. Номинальной главой колледжа еще со времен Генриха считается монарх страны. Когда он приезжает в Оксфорд он (или она) как правило, останавливается в одном из апартаментов на территории «Крайст Черч».
Столовая в колледже «Крайст Черч»
Не могу не описать архитектуру. Она грандиозна. Каждый век внес свои шедевры. Незабываемый обеденный зал. Он как собор. Вдоль стен высокие готические окна. Потолок из массивных черных дубовых балок так высок, что почти теряется в вечерней полутемноте. Столы - в три длинных ряда вдоль всего зала. В конце зала возвышается «трапеза» или - «высокий» или «верхний» стол. Этот стол для ректора, профессуры и почетных гостей. Типичная средневековая обстановка. Впрочем, если вам довелось посмотреть художественный фильм «Гарри Поттер», вы этот зал уже видели. Колледж «Крайст Черч» служил фоном для многих сцен этого фильма.
Перед началом ужина с «трапезы» читается молитва по латыни. Она звучит мелодично и успокоительно. Все стены завешаны портретами тех же самых премьер- министров, вице-королей Индии и многих, многих других, в свое время побывавших в этом зале. Да, и не надо забывать о короле Эдварде VII. Когда он был наследником престола, здесь он учился, и в этом зале обедал.
У входа в зал портрет Чарлза Доджсона, т.е. Льюиса Кэрролла, довольно скромный по сравнению с некоторыми другими. Он здесь преподавал математику, а прототипом для своей маленькой героини Алисы (той, что жила в «стране чудес») выбрал дочь тогдашнего ректора.
Но в центре внимания над высоким столом - Генрих VIII во всемирно известном исполнении Ханса Гольбейна. Расставив ноги, с кулаками на бедрах, он смотрит надменно сверху вниз на все и вся. Слева от него - кардинал Вулзи в профиль. Без выражения на лице. Неизвестно о чем он думает.
Справа - бледная и холодная королева Елизавета Первая. Говорят, она была девственницей до конца своих дней. Современница Ивана Грозного, она от него получила предложение «руки и сердца», но ему отказала по понятным причинам. Во-первых, расстояние большое. Во-вторых, хотя ее папа Генрих VIII рубил головы (включая и мать Елизаветы Первой -- Анну Болейн), и сама Елизавета умела это делать не хуже (например, у ее соперницы и кузины Марии Стюарт); царь Иван мог и на кол посадить.
По соседству с Елизаветой -- Джон Локк. Ученый, философ и политический мыслитель. Некоторые считают его основателем современной западной политической философии. Выражение лица довольно грустное. О чем-то озабочено думает.
Еще дальше, справа от Локка, квакер Уильям Пенн основатель штата Пенсильвания в Новом Свете. Это он же сказал: «Сердится первым тот, кто не прав»
Уильям Пенн 22-х лет. Так он выглядел, когда был студентом «КрайсЧерч».
Портреты в обеденном зале достойны целого литературного опуса.
За столом всегда соблюдался некоторый этикет. Нельзя было говорить об учебных занятиях и о женщинах. Нельзя было говорить громко, но это само собой разумеется.
В зале самообслуживания нет. Подают официанты с важным видом на лице, одетые в темные костюмы. Джентльмены, обслуживающие джентльменов.
*Джон Локк (1632-1704).
Основные тезисы Локка следующие: Объединяясь в государство, люди передают правительству часть своих естественных прав ради защиты всех остальных прав: на жизнь, на свободу слова и веры, на собственность. Законодательная власть в государстве отделяется от исполнительной, включая судебную. Правительство осуществляет внешнюю политику. Правительство должно подчиняться закону, равно как и граждане, ибо именно закон охраняет и обеспечивает их свободы, защищая каждого от произвола и насилия со стороны других.. Народ остается безусловным сувереном и имеет право не поддерживать и даже ниспровергать безответственное правительство. Эти тезисы потом нашли свое отражение в «Декларации независимости» североамериканских колоний, составленной Томасом Джефферсоном. ( Авт.)
Помимо того, что «Крайст Черч» - самый элитарный колледж в Оксфорде, он и самый большой по количеству студентов (несколько сот) и по территории. Когда приезжают новые студенты, их размещают по разным зданиям колледжа, расположенным среди широких зеленых дворов. Там они проводят, как минимум, первый академический год. Большинство помещений состоит из трехкомнатных квартир, в которых живут обычно два студента. Общая комната отапливается электрическим камином. Спальни ничем не отапливаются. Зимой бывает, скажем, «прохладно». Каждый подъезд обслуживается человеком, у которого несколько функций, в том числе – следить за общей чистотой и порядком. Их зовут «скаутами». По статусу они выше прислуги. В их обязанности входит, в частности, будить студентов по утрам (аналог утренней поверки). Постучавшись в дверь, скаут заходит в спальню, раздвигает занавески и весело заявляет: «Good morning, sir! Nice day today” «Доброе утро, сэр! Прекрасный денёк». А в окно барабанит дождь и воет ветер. Напоминает афоризм оксфордского выпускника Оскара Уайлда. На такое приветствие молодой джентльмен, поворачиваясь на другой бок, лаконически отвечает: «Доброе утро?.. Да такого вообще не бывает».
Я поступил в Оксфорд в начале октября 1958 г.
Квартира, куда меня поселили, на сей раз была в неоклассическом стиле 17-го века. Окна выходили на широкий двор, покрытый газоном. (Впрочем, газоны -- отличительная черта Англии, а железобетон – «соцстран», и климат тут не причем)
Одну сторону квадратного двора занимает большое здание библиотеки и картинной галереи, где помимо книг от древних до современных и уникальных манускриптов, хранятся 300 картин и 2000 рисунков. В библиотеке «Крайст Черч» вы можете увидеть произведе6ния таких мастеров, как Леонардо да Винчи, Тинторетто, Рафаэль, Микеланджело, Рубенс, Ван Дейк, Веронезе и других.
Моим соседом оказался молодой человек по имени Ален Оллпорт. Он только что вернулся в Англию после нескольких месяцев, проведенных в джунглях Амазонки и в горах Анд. Ежедневно он глотал целый набор пилюль и порошков от всяких очень неприятных тропических заразных болезней, которые он там подцепил, в том числе и малярию. Но был и положительный результат его путешествий – довольно обширная статья с фотографиями в журнале «National Geographic» о местах, куда еще не ступала нога белого человека. Гонорар покрыл ему обратный билет из Южной Америки в Англию. У Алена был довольно-таки авантюристический характер. Он был искателем приключений. Внешне он напоминал знаменитого актера Питера О’Тула, сыгравшего главную роль в фильме «Лоуренс Аравийский». Он изучал психологию и был блестящим студентом. Потом большую часть своей академической карьеры он проработал профессором Департамента Экспериментальной психологии. Сначала он преподавал в университете в Абердине в Шотландии, а потом в Оксфорде. Мы поддерживаем отношения и по сей день.
Я учился на факультете современных языков (в отличие от древних латыни или санскрита). В моем случае - это были русский и французский. Ходил на лекции и уроки Оболенского. Он читал лекции на английском языке о древней русской литературе. Его цикл лекций о «Слове о полку Игореве» пользовался такой популярностью, что на него приходили студенты с самых разных факультетов Оксфорда. Оболенский был действительно выдающимся педагогом. Королева присвоила ему рыцарский титул. Он, кажется, единственный человек в истории, который носил одновременно два титула – русского князя и «сэра» (английского рыцаря).
Были и другие выдающиеся педагоги русского факультета тех времен. Например - Рональд Хингли - так полюбивший Чехова и так вникший в его творчество, что сам стал на него внешне похож. Хингли переводчик пяти пьес Чехова на английский язык и других произведений русской классики. Макс Хейвард - специалист по современной советской литературе, в том числе и подпольной. Он был первым, кто открыл мне глаза (как и многим другим) на ее существование. Тогда советский самиздат был еще в зачаточном состоянии. Его слабый голосок потихоньку становился «буревестником» идеологической контрреволюции. У Хейварда были свои каналы - через графиню Замойскую во французском посольстве в Москве (она была замужем за французским дипломатом и вывозила по дипломатической почте литературную «взрывчатку»), далее через князя Гедройца в Париже и журнал « Kultura», который тот издавал на польском языке. Последним звеном в этой цепочке был сам Макс Хейвард, переводивший все материалы уже на английский язык.
Хейвард - известный переводчик. Он знал 24 иностранных языка, восемь из них почти в совершенстве. Многие его считают лучшим переводчиком русской литературы на английский язык 20 века. Среди авторов, чьи произведения он перевел на английский язык, фигурируют следующие: Владимир Маяковский, Исаак Бабель, Надежда Мандельштам, Александр Солженицын (вместе с Рональдом Хингли он перевел «Один день Ивана Денисовича»), Борис Пастернак, Андрей Синявский и другие.
В 1957 г. вместе с Маней Харари он начал работу над переводом «Доктора Живаго». Когда я ходил к нему на занятия (часто он предлагал при этом выпить по рюмочке портвейна), он об этом рассказывал. Кстати, Макс Хейвард был первым посторонним человеком, вне нашей семьи, который прочитал рукопись книги моей матери «Прощай, Россия».
Был и историк Георгий Катков, окончивший в 1958 г. свой фундаментальный труд «Февральская революция». Теперь эта книга переведена на русский язык.
Февральская революция 1917 г. в России «подвергалась неосознанному искажению и преднамеренной фальсификации больше, чем какоелибо другое событие новейшей истории», — справедливо отмечал Г. М. Катков.
Ее следует прочитать каждому русскому человеку, интересующемуся историей своей страны. Мне довелось однажды побывать у автора в гостях.
Каждый из них - Оболенский, Хингли, Хейварл, Катков и другие любили Россию, боролись за ее культуру, за историческую правду, каждый по-своему, кто как мог. Среди них были не только русские, но и коренные англичане.
Мне казалось, что я учился хорошо. Ошибался. Оказалось, недостаточно хорошо. Сам не заметил, как пролетел первый семестр, и наступило время сдавать экзамен, который называется «Preliminaries», т.е. «предварительный». На самом деле, экзамен очень серьезный и вполне может стать «окончательным». Написал экзамен и отправился домой на летние каникулы. Через некоторое время пришло вежливое извещение о том, что на экзамене я провалился. Как правило, в таких случаях студентов исключают из Оксфордского университета. Однако в моем случае, сообщалось далее, можно сделать исключение при условии, что c моей стороны будут предприняты меры по исправлению ситуации. В таком случае мне будет предоставлена возможность вернуться в Оксфорд через семестр. По этому поводу в Оксфорде существует свой специальный термин “to rusticate” – «сослать в деревню». Итак, я был «сослан».
Смотря ретроспективно, помимо чисто «академических» факторов (филология продолжала наводить скуку, запустил и французский язык) среди прочих причин провала были следующие:
спорт – (опять теннис),
любовь – влюбился в одну девушку,
искусство – увлекся живописью. Написал и подарил «ей» несколько картин.
Наконец, «светская» жизнь: посыпались приглашения на вечера и балы, как в Оксфорде и его окрестностях, так и в Лондоне. Понял еще один афоризм Оскара Уайльда: “I can resist everything except temptation”(«Могу противостоять всему, но не соблазну»).
Итого: молодая легкомысленность плюс преувеличенная оценка собственных способностей привели к плачевным результатам.
Для родителей письмо было ударом. Особенно переживал отец. Он даже выразил сожаление, что отправил меня в «Крайст Черч», где молодые люди «больше развлекались, чем занимались». Но, как всегда, он нашел выход из положения.
Мой папа отправился посоветоваться с Оболенским: что делать с «блудным» сыном? Вместе они наметили план. Меня надо было сослать не в деревню, а в город, притом большой, даже заграничный и столичный – в Париж. (От соблазна подальше???) У Оболенского в Париже был приятель и коллега - профессор Пьер Паскаль. Он преподавал в Сорбонне и мог бы принять меня в качестве свободного слушателя в Школе восточных языков, которая являлась частью университета. Там я мог бы ходить на лекции по русской литературе, пользоваться библиотекой и столовой. Заодно в Париже я погрузился бы во французскую культуру и язык. Таким образом, можно было убить два зайца. Жить тоже было где. Ведь у отца там был брат – дядя Шура. Хотя у него с супругой квартира была маленькая, потеснившись, нашлось бы место и для меня.
После того, как все было согласовано, не дождавшись начала нового академического года, я отправился в Париж. Начался новый этап жизни.
………………………….