Писатель-невидимка. 08

Геннадий Кагановский
ПИСАТЕЛЬ-НЕВИДИМКА [продолжение]

Экскурс по его живому тернистому следу

(к 80-летию Г.П.Гунькина, 1930-2006)


8.

В том же 2007 году я встретил еще одно, небольшое по объему, свидетельство об «Откровении» - на сей раз от известного и авторитетного инакомыслящего. Свидетельство, признаться, не очень отработанное, “шапочное”, но в чем-то весьма точное и обобщающе позитивное. Есть в нем некая, я бы сказал, неувязка: с одной стороны, “художественные достоинства книги невелики”, а с другой - психологический анализ главного героя “очень глубок и страшен в своей достоверности”. И, помимо того, заключительная фраза приводимого свидетельства вызвала у меня негативный интерес, вперемешку с недоумением, так что мне пришлось предпринять некий спецпоиск.
 
4) Плющ Л.И. На карнавале истории. London: Overseas Publications Interchange, 1979. - 711 стр.

“<…> Дал он мне почитать несколько самиздатских статей и книг. (“Он” - Виктор Красин. - Г.К.) Я с жадностью прочел «Фантастические повести» Андрея Синявского. <…> Была еще одна книга из трех частей: «Откровение Виктора Вельского». Автор утверждает, что поскольку Христос — идеальный человек, то Его история есть история каждого человека. У каждого есть своя благая весть и своя Голгофа. Он, Вельский, воспитывался в семье профессора средневекового искусства. Поступил при Сталине на философский факультет. Там он вынужден был стать стукачом, доносил на невинных людей («Вельскому» удалось нарисовать тонкую психологическую картину условий, порождающих стукачей). До стукачества он был переполнен страхом, комплексами неполноценности. Став стукачом, почувствовал себя сильным, удачливым — никаких угрызений совести, наоборот, чувство освобождения от груза интеллигентских табу — «всё дозволено». После смерти Сталина у Вельского появились угрызения совести, чувство вины. Он ищет выхода. Нашел — бежать в мир свободы. Притворяется преданным, идейным журналистом, попадает в мир свободы, и... благая весть — бегство на Запад — оказывается неподходящей. Это «не наша» свобода, нужно жить в свободной России. Он возвращается из Западного Берлина в Москву. Родная мать, чтобы устроить младшего сына в Москве, решает забрать у Виктора квартиру, а для этого сажает его в сумасшедший дом.

Весь этот «Апокалипсис» — стилистически и логически развивающееся безумие, фразы становятся бессвязными, мысли путаются. Художественные достоинства книги невелики, зато психологический анализ страха интеллигента, а затем стукача, кающегося беглеца и, наконец, сходящего с ума — очень глубок и страшен в своей достоверности.

Жена Красина сказала мне, что она знает автора, — он вышел из сумасшедшего дома и вылечился от «психологии», стал самодовольным фатом и хамом. <…>”


Для тех, кто не знает: Виктор Красин (род. 1929) – сын “врага народа”, погибшего на Колыме; со школьной скамьи, затем в студенчестве – философ, в зрелые годы (после многолетних тюрем и лагерей) ученый-экономист, активный правозащитник; в общем и целом – человек легендарной, пестрой, изломанной, в некотором смысле героической (и, на каком-то этапе, опозоренной) судьбы. По поводу зацепившей меня, более чем сомнительной фразы: “Жена Красина сказала мне, что она знает автора…” - я постарался навести справки.

Для меня не было секретом то, что в инакомыслящих и смежных с ними кругах случались, причем весьма нередко, всевозможные “обознатушки”. В большом ходу были тогда внедряемые в эту среду (известно кем) злоязычные, порочащие друзей-единомышленников слухи, инсинуации и т.п. Уж кому-кому, но Виктору Красину, как и его близкому другу Петру Якиру, довелось вдоволь надышаться нагнетаемой с Лубянки атмосферой, пресыщенной ядами неустранимой круговой подозрительности, самодовлеющего страха, искусами предательства, а под следствием, особенно в условиях “крытки”, то есть после ареста, - еще и с применением изощренных инструментов шантажа, гипнотического внушения, кропотливой долговременной психофизической обработки… Мне важно было уточнить: в самом ли деле жена Красина произнесла ту чудовищную фразу? Если ДА, то кого ж именно она имела в виду? Достоверно ли, что тот человек - автор «Откровения»? Если ДА, то вправду ль он лечился в психушке и, вылечившись, “стал самодовольным фатом и хамом”?..

Я узнал имя жены Красина: Надежда Павловна Емелькина (возможна мужнина фамилия – Красина), тоже участница правозащитного, диссидентского, самиздатского движения, тоже подвергалась репрессиям. Через центральное адресно-справочное бюро Москвы заполучил несколько более или менее подходящих адресов… Короче – минуя подробности – однажды я позвонил по телефону, на котором значилась Надежда Павловна Емелькина. Мне ответил женский голос, несколько озадаченный: “Она здесь не живет”… Допытываться я не счел возможным и нужным. И вообще не стал более выискивать корешки той мерзопакостной фразы…

На очереди у меня еще два сообщения: одно из категории “непоняток”, другое, напротив, вносящее ясность, которая… Нет, анонсы здесь ни к чему. Итак, “непонятка”:

5) Сперва краткое напоминание. К началу 1967 года молодой московский поэт Юрий Галансков, один из пионеров регулярного Самиздата, собрал и распечатал в нескольких экземплярах весьма объемный нелегальный альманах «Феникс». Эту “птицу, способную возрождаться из пепла”, в кухонном обиходе назвали тогда Феникс-66 - в перекличку с феерическим фильмом «Айболит-66», ставшим колоритной вехой в культурной жизни страны. Уже 19 января 1967 самозваный издатель, второй Радищев (“бунтовщик пуще Пугачева”), был взят под арест и препровожден в Лефортово. Считанные экземпляры «Феникса» – при обысках и арестах по нескольким адресам – подверглись изъятию. На Лубянке и на Старой площади могли, казалось бы, торжествовать - “антисоветская провокация отщепенцев” пресечена на корню; но…

Согласно информации, подробности которой я узнал опять-таки в 2007-ом (через сорок лет после ее обнародования), птичка успела выпорхнуть: 25 января 1967 из Парижа, от имени местного представительства журнала «Грани», по многим мировым информагентствам, редакциям газет, еженедельников разнеслась весть, дружно расцененная международным общественным мнением как сенсация. Это была обстоятельная подборка сведений вокруг доставленного из СССР 376-страничного “подпольного машинописного журнала - «Феникс 1966»”, содержащего небывало острый “литературно-критический, философский, публицистический, исторический, религиозный и политический материал” (проза, поэзия, статьи, документы).

Конкретный перечень авторов и их произведений оказался не только изрядно весомым, но и по-настоящему актуальным:

Абрам Терц (Андрей Синявский) «Что такое социалистический реализм» (опубликованная ранее на Западе, эта статья, в ходе судебного процесса над А.Синявским и Ю.Даниэлем, была объявлена в 1965 году “антисоветской”. – Г.К.);

А.Синявский «В защиту пирамиды» (о творчестве Е.Евтушенко и его поэме «Братская ГЭС»);

«Российский путь перехода к социализму и его результаты» (взятая из архива покойного академика Е.С.Варги, рукопись этой статьи, как выяснилось много лет спустя, принадлежала перу профессора МГУ Г.Н.Поспелова. – Г.К.);

Эрнст Генри «Открытое письмо Илье Эренбургу» (чувствительный выпад известного журналиста против непрекращающихся попыток оправдания и возвеличения Сталина);

литературно-философский памфлет Г.Померанца «Квадрильон» (о “Смердяковых в СССР”);
письма Осипа Мандельштама из ссылки Корнею Чуковскому ; <…>.

В подборку разосланных из Парижа сообщений вошли также злободневные заметки: «Советская интеллигенция в борьбе за свободу и гласность» и «Аресты в Москве – ответ власти на выход «Феникса»».

В первой из них подчеркивалось: «Феникс 1966» вышел в свет очень даже вовремя – вскоре после того, как сессия Верховного Совета РСФСР утвердила так называемый “Указ от 16 сентября”, демонстрирующий явно, “что власть упорно стремится создать правовую базу для обуздания стихийно развивающегося демократизма”. Это цитата из написанной Галансковым редакционной статьи-передовицы, озаглавленной «Можете начинать…» Статья представляла собой как бы перчатку вызова, брошенную под ноги правящей верхушке реставраторов тирании. Сам по себе факт издания независимого журнала “уж, конечно, является достаточным поводом для применения какого-нибудь антидемократического закона или указа”, писал Галансков. И возглашал:

“Можете начинать… Вы можете выиграть этот бой, но всё равно вы проиграете эту войну. Войну за демократию и Россию. Войну, которая уже началась и в которой справедливость победит неотвратимо, и никакие заведомо ложные измышления законов и указов не спасут предателей и мошенников”.

Зачем привел я здесь эту непонятку? Почему дал ей такую кличку? При чем здесь «Откровение Виктора Вельского»?

Всё очень просто. Но и впрямь не совсем понятно. Точней: совсем непонятно. Произведение, доминирующее в альманахе – и не только по объему своему, - даже не упомянуто в приведенном перечне! Случайное чье-то упущение? Или кто-то счел этот стержневой материал некой причудой редактора-составителя? Причудой, недостойной упоминания?

И – нарочно не придумаешь, с фактом не поспоришь! – вот еще какая вышла загвоздка. Прошло сорок лет; листаю попавшее ко мне – опять же в 2007 году – трехтомное (в четырех книгах) солидное издание «Антология самиздата» (М., Международный институт гуманитарно-политических исследований, 2005) и нахожу во втором томе информацию о «Фениксе-66». Довольно полно освещено его содержание. И вновь – представьте себе – ни словечка, ни намека насчет «Откровения», центральной составляющей альманаха! Волей-неволей закрадывается жалкий домысел про “дискриминацию”. Впрочем, скорей всего, авторы-составители Антологии попросту в глаза не видели (не поинтересовались увидеть) полного перечня материалов, вошедших в «Феникс-66». Выходит, невидимство «Откровения» продолжается? А то и усугубляется?

Наконец (прошу особого внимания!):

6) Всё в том же 2007-ом я обнаружил на интернетском сайте «Кенозерье», за подписью М.Зак, свежепоявившуюся, необыкновенно емкую информативную статью, повергшую меня не только в изумление, не только в спонтанный, чисто детский восторг, но и… в шок! Восторг – ибо я узнал с абсолютной достоверностью подлинное имя Автора «Откровения Виктора Вельского». Шок – потому что Автор, вчерашний писатель-невидимка, хоть и обрел ныне собственное имя (во всеуслышание, на Всемирную Паутину объявленное), но… Оказывается, совсем незадолго перед тем (в сентябре 2006) его подвело сердце, он ушел из жизни: стал необратимо, физически невидим…

Подробней об этом, а также о последующих незаурядных, в том числе ошарашивающих новостях и находках, о встречах на уровне откровений – в очередной главке.


(Продолжение следует)